11
Дебби позвонила Фрэну из кухни. Ей хорошо был виден Терри, который стоял у стеклянной балконной двери в гостиной и смотрел в темноту. Он повернулся и произнес:
- Столько пространства, и ничего не растет. Здесь можно было бы посадить целый акр кукурузы.
- Здесь трехуровневое поле для гольфа, - сказала Дебби. - Девять лунок.
Тут Фрэн взял трубку. Она говорила с ним меньше минуты, не спеша, но и не затягивая беседу. Когда она положила трубку, Терри вошел на кухню.
- Что он сказал?
- Он сказал: "Да?.." Я сказала, что отвезу тебя после того, как мы выпьем кофе, или ты останешься, если захочешь. Фрэн ответил: "Ты уверена, что у тебя там есть где разместиться?"
- Кому он не доверяет - тебе или мне?
- Поскольку он уверен, что ты дал обет безбрачия, и знает, что я уже давно не была предметом мужского восхищения, то, видимо, считает, что я попытаюсь тебя соблазнить.
- И мечтает оказаться здесь, на моем месте.
- Без комментариев, - откликнулась Дебби. - Нас с Фрэном связывают исключительно деловые отношения. Хочешь послушать, как мы стали работать вместе?
- Он говорил, что встретил тебя в окружном суде, где ты часто выступала свидетелем.
- Да, и он показался мне порядочным парнем. Дело было вот в чем: я видела, как носильщик в аэропорту уронил чемодан на ногу одной женщине, и привела ее к Фрэну. Он возбудил иск против Северо-Западной компании, тогда как раз все в Детройте ненавидели эту авиалинию. Они уплатили, и с тех пор мы дружим.
- Ты учишь людей, как надо хромать? - спросил Терри.
- Как это делать наиболее убедительно, - уточнила Дебби, приготовляя коктейль. На стойке на подносе лежали кусочки льда, стояли в ожидании "Джонни Уолкера" и "Абсолюта". - Но мы еще не разобрались с тобой. Скажи, почему твоя мать считала, что ты учишься в семинарии, когда ты был в Калифорнии?
- Потому что всю мою жизнь она уговаривала меня стать священником. Я все никак не мог понять - почему меня, а не Фрэна.
- У тебя такой проникновенный взгляд, - сказала Дебби. - Как у святого Франциска. Проникновенный и в то же время ускользающий. Думаю, она пыталась повлиять и на Фрэна, ты просто не замечал.
Они неторопливо потягивали свои коктейли.
- Возьмись моя мать за тебя, ты тоже могла бы сделаться кармелиткой, как сестра. Я не шучу. Она не оставляла меня в покое, даже когда я окончил школу и стал помогать отцу красить дома. Потом я бросил это дело и начал продавать страховки.
- Что скорее подошло бы Фрэну.
- Да. Мне это быстро опротивело.
- Контрабанда тоже не стала твоим призванием?
- Когда у меня больше не осталось друзей, которые соглашались приобрести страховой полис, я перебрался в Лос-Анджелес. Мама в каждое письмо вкладывала открытку религиозного содержания или молитву святому Антонию, помогающему обрести себя, или святому Иуде, главному святому по безнадежным ситуациям. Ну я и сказал ей: "Твоя взяла, поступаю в семинарию". И заказал почтовую бумагу с оттиском: "Миссия Святого Дисмаса".
- Это не тот, кого распяли вместе с Христом? - спросила Дебби.
- Он имел репутацию удачливого вора.
- Ты оказался смышленым парнишкой.
- Я считал себя гением! Письма маме я всегда подписывал так: "Твой во Христе, Терри".
- И все это время жил с девицей?
- Не все время. Джил Сильвер - она была здешней уроженкой, поэтому мы и познакомились, - сыграла в массовке в "Скрипаче на крыше" и вздумала стать актрисой.
- И стала?
Терри допил виски и налил новую порцию.
- Только после того, как увеличила размер груди. Но может быть, это было простым совпадением. Я убеждал ее, что маленькая грудь выглядит более стильно. Как-то она возвращается с проб и говорит: "Угадай, какая у меня новость! Мои новые сиськи добыли для меня роль". Может быть, все дело в этом. Месяц спустя она уже жила с режиссером.
- Дело скорее всего в этом, - проговорила Дебби. - Я сама подумываю о том, чтобы сделать подтяжку.
- Чего ради?
- Ради самоутверждения, а то зачем же еще?
- Джил получила роль стюардессы-наркоманки. Она колется в туалете и проливает кофе на пассажиров. Другую стюардессу играла настоящая звезда, не могу вспомнить ее имя.
- А ты чем занимался в это время?
- Страховками, ни в чем другом я не смыслил. Рассматривал иски. В основном это были пожары и оползни.
- А телесные повреждения?
- Изредка.
- Ты мог распознать, если они были сфабрикованы?
- Только если клиент начинал нервничать и предлагал мне войти в долю.
- И ты соглашался?
- Если сочувствовал парню.
- Значит, - констатировала Дебби, - сочувствие сказывалось на твоем заключении! Даже если ты помогал этому парню сжульничать.
- Можно взглянуть на это не как на взятку, а как на чаевые, - заметил Терри. - Клиент выигрывает процесс и готов отблагодарить. Это все равно как если выигрываешь в блек-джек. Ведь даешь же ты деньги банкомету, хотя бы он ничем тебе и не помог.
- Кажется, это называется область неопределенности, - бросила Дебби.
- Именно. Я как-то обратился к Фрэну по поводу одной такой ситуации. Он даже не стал ее обсуждать. Понимаешь, что я хочу сказать? Фрэн не любит риска.
- Фрэн сам и есть область неопределенности, - сказала Дебби. - Если только повреждение не стопроцентно доказанное, лучше ему не говорить. И он сам не станет спрашивать. Значит, он знал, что ты не учишься ни в какой семинарии?
- Не знала только мать.
- Но он считает тебя священником!
- Это из-за дяди Тибора. Дядя сказал матери, что я рукоположен.
- Он соврал ради тебя?
- Все было не так просто…
- Подожди. Сначала ты вернулся из Лос-Анджелеса…
- Это был безрадостный этап моей жизни, - признался Терри. - Я снова взялся помогать отцу. Я пил тогда… больше, чем обычно. У меня не было денег. Не было цели. Как-то вечером я сидел в "Лили" и слушал джаз - кажется, это были "Зомби Серверс", когда туда вошли братья Пиджонни.
- Твои закадычные друзья.
- Не скажу, чтобы мы так уж дружили. Вместе играли в школьной футбольной команде. Иногда даже дрались - они донимали Фрэна из-за его имени.
- В ресторане мне пришло в голову, что это имя должен был носить ты, - ввернула Дебби. - Я говорила, что ты мне напоминаешь святого Франциска?
- Ты хочешь сказать, что представляешь его таким, как я? Если бы меня назвали Фрэнсисом, я бы уже умер или стал инвалидом, потому что драться пришлось бы постоянно. Знаешь, что самое плохое в кулачном бою? Очень долго потом заживают руки.
- Значит, покончив с сигаретным бизнесом, ты уехал в Руанду с тридцатью тысячами или более того, - подвела итог Дебби.
- Ты хочешь знать, остались ли у меня эти деньги?
- В основном это интересовало Джонни. Я бы не хотела задолжать ему даже десять штук, не имея чем расплатиться.
- Я поговорю с Джонни. Не стоит тебе беспокоиться.
Она усомнилась про себя, что это будет так легко, и решила пойти дальше.
- Вернемся к дяде Тибору. Он сказал твоей матери, что ты стал священником…
- Знаешь, зачем я поехал туда? Не только потому, что никому в голову не пришло бы искать меня там. Я был очень привязан к Тибору. Я знал его с детства, он подолгу жил у нас. Мне хотелось чем-нибудь ему помочь: покрасить дом, подстричь газон, сделать что-то приятное. Но когда я приехал, он сказал: "Мне не нужен маляр. Или ты будешь служить мессу, или ты мне здесь ни к чему".
- Твоя мать сказала ему, что ты учился в семинарии, - догадалась Дебби.
- Да, и я не стал его разуверять. Ведь я с детства хорошо был знаком с литургией.
- Хотя и не силен в теологии.
- Какой от нее прок? Большинство людей там говорит только на киньяруанда, и очень мало кто немного знает французский. Тибор готов был немедленно рукоположить меня. У этого восьмидесятилетнего старика было больное сердце, он перенес несколько инфарктов и предчувствовал, что ему недолго осталось. Он сказал, что поговорит со знакомым епископом, чтобы меня посвятили в духовный сан. Я подумал, даже если епископ и произнесет надо мной положенные слова, это все же не сделает меня настоящим священником. Если я сам не пожелаю им стать. Ты понимаешь? Это будет только для проформы. Хотя все и станут считать меня священником.
- Вот еще одна область неопределенности!
- Но прежде чем это было устроено, с Тибором случился сердечный приступ, и я повез его в Кигали, в столицу. Я ему сказал: "Дядя Тибор, на всякий случай, может быть, вы напишете Маргарите, это моя мать, пока вы в состоянии, и сообщите ей, что я наконец-то священник. Это известие из ваших рук сделает ее счастливее. Напишите письмо, а я его отправлю сразу, как только меня посвятят".
- И он написал письмо, - догадалась Дебби.
- Да.
- И умер.
- Не сразу.
- Но письмо ты отправил сразу.
- Чтобы оно не затерялось.
- Ты поехал в Руанду и прожил там пять лет, чтобы отделаться от матери, - подвела итог Дебби.
- Я остался там не из-за нее.
Дебби открыла шкафчик и достала коробку печенья.
- Знаешь, на что это похоже? Ты ждал, пока она умрет, чтобы вернуться домой.
- Я не думал об этом.
Она вынула из холодильника сыр.
- Ты вернулся, но на похороны опоздал.
- Мне нужно было кое-что сделать перед отъездом.
Дебби положила нож рядом с сыром.
- Пять лет в африканской деревне…
- Фрэну требовалось время, чтобы обработать прокурора.
- Понимаю, но Руанда! Разве ты не мог поехать куда-то еще? Например, на юг Франции.
- Я там бывал, - сказал Терри. - Фрэну понравилось, что я занял место дяди Тибора. Семейная традиция и все такое. И еще больше это понравилось прокурору.
- Ты сказал, что выслушивал исповеди, - вспомнила Дебби, протягивая ему крекер с сыром. - Это правда?
- Один раз в неделю, - ответил он, откусывая кусочек.
- Неужели?
- Тебе рассказывают о грехах, ты велишь им не забывать о Боге и больше так не делать. И накладываешь епитимью.
- Тот парень, что украл козу, был на самом деле?
- Он уроженец Нундо.
- А убийца?
- О нем я тоже позаботился.
- Только не говори, что ты служил мессу.
Она смотрела, как он кладет на крекер ломтик сыра и отправляет все в рот.
- В первый раз… - Тут он остановился, чтобы прожевать и проглотить. - Я навещал Тибора в больнице. Некоторое время уже ходили слухи о возможном геноциде. И вот мы услышали по радио, что он начался. Так называемая милиция хуту, состоящая сплошь из головорезов, вооруженных "Калашниковыми", мачете, дубинками, убивает всех тутси подряд. Тибор велел мне ехать домой и собрать всех в церкви, и побыстрее, там они будут в безопасности.
Святилище неприкосновенно. Дебби читала о таком в "Соборе Парижской Богоматери".
- Мы собрались в церкви. Люди были напуганы до смерти и попросили меня отслужить мессу. Я решил, что мы можем просто помолиться. Но они хотели настоящую мессу и причастие. "Потому что мы все равно все умрем". Так они говорили. Они уже смирились, и никакие мои слова не имели значения. Я надел облачение и выглядел в нем как настоящий священник. Я знал, как служить мессу, и приступил к ней. Когда я добрался до освящения Даров, в церковь ворвались хуту. Началась стрельба, они размахивали мачете… Я стоял и смотрел, как они убивают всех подряд, даже детей. Младенцев они хватали за ноги и били головой о стену. Матери пронзительно кричали…
- Они не защищались? - проговорила Дебби.
- Им было нечем. И они знали, что все равно умрут, и приготовились.
Они молча стояли рядом у стойки. Дебби смотрела, как он допивает содержимое своего бокала. Она взяла сигарету и предложила ему тоже. Но Терри покачал головой. Дебби долила ему виски и бросила кубик льда. Он не сразу взял бокал. Она закурила сигарету. Тогда и он достал одну сигарету из пачки, и Дебби снова щелкнула зажигалкой, которую купила в лавочке у араба. Терри затянулся и положил сигарету на край пепельницы.
- Я ничего не сделал. Просто смотрел.
- Разве ты мог что-то сделать? - Он не ответил. - И теперь ты все время об этом вспоминаешь?
- Да, я об этом думаю.
- Поэтому ты там и остался? Ты ничем не помог им и это тебя угнетало? Ты чувствовал себя виноватым?
Эти слова, кажется, несколько его удивили, словно он не думал ни о чем подобном.
- Зачем надо было торчать там целых пять лет?
- Я уже сказал.
- Тебе казалось, что если ты уедешь…
- И что?
- То это будет бегством?
Он покачал головой:
- Нет… не могу сказать, что вынашивал планы мести. Но я все никак не мог осознать, что видел, как убивали всех этих людей. Большинство из них были зарублены собственными соседями, друзьями, даже родственниками. Хуту получили приказ убивать тутси, они послушались и старались, как могли. Как это все понять и на чью сторону встать, если сам ты не принадлежишь ни к тем, ни к этим? Даже когда мне представился шанс что-то сделать, это не было спланировано или обдумано заранее.
- Что же ты сделал?
Он отпил из бокала и поставил его на стол.
- В день отъезда я убил четырех молодых ребят, хуту. Тогда, пять лет назад, они были в церкви. Убил я их потому, что один из них хвастался этим и обещал, что скоро все повторится. Они сидели за столом в пивной и пили банановое пиво. И я застрелил их из пистолета моей экономки.
В комнате повисла тишина. Дебби выжидающе затянулась сигаретой.
- Это правда?
- Да, я в самом деле убил их.
- И это помогло?
- Что ты имеешь в виду?
- Ты удовлетворен, что сделал что-то? Ответил ударом на удар?
- Это как бы не имело никакого отношения к тому, что случилось в церкви… - сказал он, чуть помедлив.
- Как же тебя не арестовали?
- У власти там сейчас тутси. Один из них помог мне уехать.
Он говорил очень серьезно, но казалось, что сделанное не слишком его тяготит. Дебби придвинулась к нему и коснулась его щеки.
- Считай это своей исповедью. - Она легонько провела пальцами по его щеке и снова взяла свой бокал.
- Есть идея, - сказал Терри, - объехать приходы, получить разрешение обратиться с воззванием на воскресной мессе. Фрэн достал мне епархиальный справочник, и я выписал приходы, которые хотел бы посетить, и имена пасторов. Начну с восточного округа, там я кое с кем знаком.
- Твои труды ни к чему не приведут, - заявила Дебби. - Соберешь сущие пустяки.
- У меня есть фотографии маленьких детей-сирот.
- Должно быть, душещипательные?
- Эти малыши совсем одни на свете, и они голодают. У меня есть снимки, на которых они роются в отбросах…
- Единственный способ добиться успеха, - сказала Дебби, - это достать список адресов католиков. Начини с округа в несколько тысяч. Разошли брошюру с описанием своей истории, поясни свою цель, приложи снимки голодных детишек, где по их личикам ползают мухи…
- Не уверен, что у меня есть снимки с мухами.
- Не важно, главное, чтобы они были душещипательными. И обязательно приложи конверт.
- Одни эти конверты обойдутся мне… - пробормотал Терри, но замолчал, потому что Дебби энергично замотала головой.
- На конверте будет надпись: "Ваша марка тоже поможет".
- Сколько все это стоит?
- Много. Но это сработает. Подожди. - Она потушила сигарету. - Надо сделать сайт в Интернете: "Дети-язычники. Точка. Ком".
- Язычников осталось не так много. Большинство так или иначе обратилось. Очень много адвентистов седьмого дня.
- "Сироты. Точка. Ком", "Миссии и миссионеры. Точка. Ком". - Дебби остановилась. - Сделать предстоит многое. Ты понимаешь? Много черновой неинтересной работы. Можно разузнать, какие сайты уже задействованы. Я, впрочем, не слишком люблю компьютеры, они какие-то… очень уж бездушные. - Она залезла в холодильник за новой порцией льда, повернулась к Терри и, снова подумав, что его лицо напоминает лицо святого, сказала: - Впрочем, о чем я? Ты же не для сирот собираешь деньги.
- Ты так думаешь? - спросил он.
- Ты их просто используешь, этих сирот.
- Мне не особенно по душе эта идея, но ты полагаешь, им не все равно?
Дебби высыпала лед из ячеек.
- Если тебе просто нужны деньги, чтобы встать на ноги…
- Я думал, - сказал он, - ты это понимаешь, коль уж лишила меня духовного сана.
Она насыпала лед в бокалы и проговорила:
- Это навело меня на одну мысль. - И снова замолчала, как будто мысль эта только сию минуту забрезжила в ее голове. - Вот если бы ты помог мне…
- Да?
- Ты выгадал бы намного больше, чем всеми своими проповедями.
- Помочь тебе добраться до Рэнди?
- А ты бы согласился? - ответила она вопросом. И увидела, как он улыбнулся и сочувственно покивал. Временами он казался совсем простодушным.
- Сделать так, чтобы на этот раз он сбил тебя? Я это уже предлагал.
- Да, но я не хочу пострадать серьезно и стать обеспеченным инвалидом. Несчастные случаи так непредсказуемы.
- Но ты в них настоящий спец. Ты, наверное, знаешь тысячу способов, как их устроить, чертенок.
Дебби никак на это не отреагировала. Она снова наполнила их бокалы и повернулась к Терри.
- Ты сказал: "Они сидели за столом в пивной и пили банановое пиво, и я застрелил их из пистолета своей экономки". Это твои точные слова. Вряд ли я их забуду.
Он отпил глоток из своего бокала.
- Тебе было страшно?
Он покачал головой.
- В воображении я сделал это еще до того, как вошел в пивную.
- Они… сопротивлялись?
- Я не дал им такой возможности.
- Ты вошел и сразу начал стрелять?
- Сначала мы обменялись парой слов. Я предложил им пойти и сдаться. Но я знал, что они не пойдут. Так что можно сказать, когда я входил туда, то уже знал, что убью их.
12
Терри стоял и смотрел, как Дебби уезжает на своем автомобиле по дороге, вдоль которой тянулась живая изгородь и стояли старые тенистые деревья. Никаких пальм и эвкалиптов, никаких гор, выступающих из утреннего тумана, только ухоженные газоны, окружавшие загородные особняки. Дебби посигналила, и он махнул ей ленивым движением руки, которой тут же позволил вяло повиснуть. Затем повернулся и взглянул на стоявшего в двустворчатых дверях - открыта была только одна створка - Фрэна. Потом перевел взгляд на стену дома, сложенную из светлого известняка. Оконные рамы и колонны портика были выкрашены в белый цвет. "Стиль эпохи Регентства", - пояснил ему Фрэн. - Мэри Пэт взяла этот дизайн из журнала "Новости архитектуры".
- Еще пять минут - и я бы уехал, - сказал Фрэн. - И ты не смог бы попасть в дом.
На нем была куртка из белого поплина, которая делала его похожим на снеговика.
- Я думал, ты собрался во Флориду.
- Я и еду туда, до аэропорта меня довезет такси.
Предстоящая поездка, судя по всему, не слишком его радовала. Но возможно, его тревожило что-то еще.
- Ты оделся так для самолета?
- Для комфорта, - сказал Фрэн. - Лететь-то четыре часа. Ты завтракал?
- От чашки кофе я бы не отказался. У Дебби дома только растворимый.
- Она как ребенок, - сказал Фрэн. - Кофе для нее - это капучино в ресторане.