– Чего уж теперь? – буркнул Чекин. – Отсчет пошел.
День четвертый. Понедельник
Юрий Иванович Берестаев с накапливающимся раздражением перелистывал уголовное дело. Чекин сидел напротив и с показным равнодушием смотрел на поседевшие от инея рельсы, – ближе к сентябрю неожиданно подморозило.
– Да, нагромоздил ты, – Берестаев захлопнул объемистую папку. Вторая, поменьше объемом, лежала, перевернутая, в углу стола. – Вот подлинно: пошли дурака Богу молиться. Нормальному человеку тут на месяц работы. Может, посоветуешь, чего со всем этим делать?
– Для начала продлим срок по делу.
– Ну, это куда деваться? Припер к стенке. А дальше?
– Надо немедленно арестовывать Слободяна, обратиться в горсовет о лишении Паниной депутатской неприкосновенности и начать плотно работать с "головкой" химкомбината.
– И только-то? – простодушно обрадовался Берестаев. Настолько простодушно, что Чекин встревоженно вскинул голову и наткнулся на сочувствующий и одновременно смущенный взгляд. – Знаешь, Аркадий, ты самый умный дурак, какого я только встречал. Ты что, до сих пор не въехал? Дело лично на контроле у Первого. Больше того, уже звонили из Правительства. Интересовались, что за диверсант собирается обезглавить флагман советской химической промышленности. В общем, оставляй. Сам продлю. Сам и закончу. Меня в облпрокуратуру забирают. Первым замом.
– С этим делом? – понятливо хмыкнул Чекин.
– А ты что хотел?! Кто-то после тебя должен всё это разгрести. И что у тебя за поганая натура оказалась?! Другие, посмышленей, карьеру делают. Дружок твой Тальвинский – тоже тот еще клещ. А сообразил все-таки, отскочил в сторону. Теперь твой начальник. Пятницей приказ подписан. А вот ты, помяни мое слово, с такими взбрыками долго не продержишься. Берестаев поднялся, сгреб том а . Неловко постоял возле сгорбившегося Чекина, собрался положить руку на плечо. Но – не решился.
– Будет тебе, Аркаш. Как будто от нас с тобой в самом деле что-то зависит. Пойдем проводи до машины. Прокурор области ждать не будет.
Распахнул дверь. – От меня не зависит, от тебя не зависит. От кого ж зависит? – тоскливо прошелестело сзади. Берестаева перетряхнуло. Он вышел в приемную, где при его появлении вскочил угрюмый молодой парень с лиловеющим фингалом на распухшей щеке – Виталий Мороз.
– Опять ты?! Чего на этот раз?
– Так… Мы вместе, – Мороз перевел вопросительный взгляд на Чекина.
– Детский сад! – буркнул Берестаев.
Прокурор втиснулся на переднее сидение служебной "Волги", остервенело захлопнул раздолбанную дверцу.
– Паскуды! – яростно пробормотал он.
– Кто, Юрий Иванович? – с тревогой переспросил водитель: раньше Берестаев принимался ругаться только после первого выпитого стакана.
– Дед Пихто! Чего ждешь, раззява? Поехали! Машина рванула с места. Отбывавший вместе с Берестаевым второй срок шофер не нуждался в точном указании маршрута. Он выбирал его, безошибочно ориентируясь на прокурорские интонации.
Из журнала учета происшествий:
"В Центральном комбинате бытового обслуживания города вскрыто крупное замаскированное хищение государственных средств, совершенное по предварительному сговору группой материально ответственных лиц. Красногвардейским народным судом виновные осуждены по статье 92 части третьей УК РСФСР:
– Богун Аристарх Леонидович – к пяти годам лишения свободы;
– Шимко Надежда Ивановна – к трем годам лишения свободы.
Кроме того, за проявленную должностную халатность отстранен от занимаемой должности главный бухгалтер КБО Краснов Степан Павлович.
Уголовное дело в отношении Лавейкиной Таисии Павловны прекращено в соответствии со ст.5 п.8 УПК РСФСР – в связи со смертью. Уголовные дела в отношении бывшего директора КБО Паниной М.И. и директора горпромторга Слободяна Х.О. прекращены на стадии предварительного расследования за отсутствием в их действиях состава преступления".
Выписка из приказа начальника управления внутренних дел: " За совершение проступка, порочащего честь сотрудника милиции, капитана милиции Рябоконя Сергея Васильевича из органов внутренних дел уволить по ст.133 Положения о прохождении службы в органах внутренних дел; за систематические нарушения дисциплины майору милиции Чекину Аркадию Александровичу объявить о неполном служебном соответствии". ( конец 1 части)
Год 2001, февраль (продолжение). Проводы генерала.
Спустя двое суток после возвращения освобожденного из мест лишения свободы Виталия Мороза, ранним утром, на городскую привокзальную площадь, разгоняя сиреной редких заспанных прохожих, выскочил БМВ. Две мигалки на крыше, торчащие оленьими рожками, придавали автомобилю сходство с сильным животным. Он и остановился так же внезапно– разом упершись колесами в бордюр, в каком-то десятке метров от билетных касс. С места водителя выскочил бойкий белобрысый паренек в распахнутой кожаной куртке и, обежав машину, отворил правую дверцу, через которую неспешно вылез добротно одетый крупный сорокапятилетний мужчина с кейсом в руке. Потянулся, разминая затекшее тело.
– Товарищ генерал! А может, все-таки на машине? Довезу со свистом, – не в первый, похоже, раз предложил водитель.
– Свисти без меня! – добродушно пробасил тот. – А я уж на поезде. Встретишь в Москве на вокзале. Если успеешь. Заодно и поглядим, каков ты свистун.
– Даже не сомневайтесь! На треть перегона обойду.
– Так и двигай! – с некоторым раздражением поторопил генерал, заметив, наконец, то, что исподволь разыскивал взглядом, – припаркованный возле тоннеля "Мерседес".
Догадливый водитель с показной удалью приложил два пальца ко лбу и, не задерживаясь более, лихо рванул машину с места.
Задняя дверца "Мерседеса" раскрылась, и из нее навстречу генералу с легкостью, давшейся не без усилия, выбралась холеная женщина с золотистым цветом кожи, какой испекается в дорогих соляриях. На округлые плечи была небрежно накинута шубка. Издалека, несмотря на полноту, она "тянула" едва на сорок пять. Но при приближении из-под загара предательскими трещинками начали проступать морщинки, а из-под высокого воротника платья выглянули шрамы – следы подтяжек на шее. Да и пышная фигура при ходьбе предательски заколыхалась.
Хорош! – оценила она подошедшего, без церемоний подхватила под локоть. – Пошли, красавец. Посажу на поезд.
И, широко, не по-женски шагнув, задала ритм, к которому генерал подстроился.
– Дивиденды твои, как всегда, переведены, по общей схеме, – сообщила она.
– Ты за этим приехала?
– Нет, конечно. Зачем в Администрацию вызывают?
– Почему узнала, что в Администрацию?
– Во-первых, в МВД ты в штатском не ездишь, – она значительно провела рукой вдоль цивильного костюма. – Ну и … тоже, знаешь, держу информаторов. Так что, права я?
– Да. Но что хотят – пока не знаю.
– Про то как раз нехитро угадать – выборы на носу. А новой Москве старый губернатор поперек горла. Так что, любезный, фаловать тебя будут сменить команду. Что скажешь?
– Я, как ты знаешь, своих не сдаю, – буркнул генерал, в некотором раздражении от того, что не удалось избежать этого разговора.
– Как же, как же. Ваши высокие моральные качества – пример для подражания, – женщина лукаво пожала его локоть и, опережая нервную реакцию, весомо закончила. – Важно только ежедневно с утра определяться, кто на сегодня свой.
– То есть?
– Я с этим собственно и приехала. Полагаю, все, что могли для Кравца, мы с тобой еще в девяносто шестом сделали, когда в губернаторы его провели. За что, кстати, и пострадали.
– Ну, ты-то не больно пострадала. Все областные счета в твоем банке крутятся.
– А что толку? – неприязненно отреагировала провожающая. – Забыл, как мне за поддержку коммунистов Москву перекрыли? Едва не обанкротили. Если б не уперлась, сейчас бы и банка моего в помине не было.
– А значит, и твоих доходов, – жестко напомнила она, не удовлетворенная вялой генеральской реакцией. – Ты с этой историей тоже пострадал. На ниточке удержался. Да и по большому счету – девять лет, считай, в провинции маринуют. Выдержала гроссмейстерскую паузу: – Придется от Кравца отступиться. Иначе все потеряем. Лиса, угодив в капкан, лапу отгрызает.
Они вышли из тоннеля на перрон.
– Ох, и стерва ты все-таки, Марго! Кравец же тебя чуть ли не двадцать лет за собой тянет.
– Положим, тоже себе не в тягость. Безбедную пенсию на Канарах нажировал! Но теперь все! Кончился он, пойми! Шансов переизбраться – чуть. Так что даже не сомневайся: всех, кто за Кравца будет стоять, сметут как торнадо. А мы с тобой в Москве давно меченные… Эй, ты меня слушаешь?
– Да, да, конечно, – спохватился генерал, с усилием отводя взгляд от смутно знакомой фигуры перемазанного глиной утреннего опойка, привалившегося к вокзальному фонарю.
– Нам сейчас важно новую власть мимо себя не пропустить. А это значит, придется поддерживать президентского ставленника. Я как банкир готова деньгами подпитать, ты – как силовик. Так в Администрации и доложи. Глядишь, и воскреснем, как… финисты. Так что, сговорились?
– Поглядим.
– Гляди, гляди. Но как приглядишься, сразу выдай звонок!
Она значительно хлопнула себя по пояску платья, к которому игриво был прикреплен мобильный телефон.
– Давай прощаться, – она протянула руку. Но – не попрощалась, а, напротив, обхватив с неожиданной силой большую его ладонь, пытливо уперлась взглядом. – Мороза выпустили. Знаешь?
– Что с того?
– А то, что не ко времени.
– Опять?! – генералский бас предостерегающе погустел. – Отсидел мужик свое. Что еще к нему?
– Не у меня к нему. У него к нам, – не отступилась под натиском упрямая женщина. – Помнишь ведь, Добряков ему в девяносто шестом информацию слил.
– Может, и слил. Только Добрякова давно в живых нет.
– Да, Добрыни нет. А вот бумаги могут быть.
– Значит, доказательства о преступной деятельности Кравца все-таки существуют?
– Кто знает? Орал же в свое время Добрыня этот бешеный, когда в бега подался, что рядом с собой Кравца посадит. Так что разумней будет подстраховаться.
– Так и к лучшему, – генерал неожиданно повеселел. – Раз уж Кравец теперь по боку, так эти доказательства только на пользу пойдут. Посадить старика за давностью не посадят. А дело свое предвыборное они сделают. Если в них и впрямь что серьезное, – сам отступится. А мы подадим это как результат собственной проработки. Очень, знаешь, выигрышный момент.
Всмотрелся в хмурое, разом постаревшее лицо, и вновь помрачнел:
– Стало быть, и про тебя там есть? Да?! – не дождался ответа. – А сколько лет врала, будто все ради Кравца делаешь, а сама непричастна.
– Врала – не врала. Чего теперь об этом? Важно, чтоб не всплыло. Иначе – имей в виду, на банк мой коршунами рванут. И если до внутренностей доберутся, так не мне одной мало не покажется. Это ты понял?
– Куда яснее, – кожа на широких генеральских скулах натянулась.
При виде закипающего, непривычного к шантажу генерала она ослабила руку и, будто ненароком, принялась пальчиками поглаживать шершавую ладонь:
– Ладно! Успокойся. Важно, что мы с тобой слиты единым интересом. Ты – моим! И об этом оба должны помнить. Всегда помнить. Так что?
– В любом случае до моего приезда ничего. Вернусь – тогда и обсудим. Ничего – ты поняла?! Если что, имей в виду, Виталий мне и теперь не чужой. Так что второй раз подлянки не прощу. Тем более я дал команду – за ним установлено наблюдение.
– До твоего, так до твоего, – женщина примирительно улыбнулась, обхватила руками за плечи. –Главное помни: не перескочим сейчас на президентский поезд, сами под колесами окажемся. К вагону не пойду, а то, глядишь, расплачусь! Жду!
Подмигнув многозначительно в сторону мобильника, спустилась в тоннель.
Генерал же, подхватив кейс, отправился вдоль перрона, где два патрульных сержанта из линейного отдела отдирали от фонарного столба замеченного им ранее опойка.
Узнав в приближающемся мужчине начальника УВД, милиционеры вытянулись в струнку. Пьяный же, воспользовавшись внезапной передышкой, вновь соединил занемевшие пальцы в кольцо.
– Товарищ генерал!…
– Отставить, – всмотревшись, он сделал знак патрульным отодвинуться и подошел вплотную.
– Не может быть, – пробормотал он. – Аркадий! Не могу поверить. Ты, что ли?!
Пьяный на всякий случай покрепче обхватил столб и с напряжением поднял оплывшее, со слипшимися на лбу ошметками волос лицо.
– Только не говори, что не узнаешь. Ну, напрягись! Вспомни. Пожалуйста, вспомни!
Человек у фонаря добросовестно напрягся, отчего яйцевидная, поросшая бурым пухом голова мелко затряслась. Повисла безнадежная пауза. И вдруг лицо его растеклось в блаженной улыбке.
– Узнал-таки, – обрадовался было генерал, но тут же едва сдержал подступившую тошноту, – из-под брючины опойка с легким журчанием вытекала неспешная желтоватая струйка.
– Аркаша пи-пи, – радостно и приглашая порадоваться вместе с ним, поделился он.
– Ваш знакомый, товарищ генерал? – осторожно вмешался один из сержантов.
– Уже нет. Да заберите наконец!
Дождавшись подтверждающего кивка, милиционеры на глазах у начальства сноровисто оторвали пьяницу от столба и, широко растащив в сторону его руки, чтобы не перепачкаться, поволокли по асфальту.
Вовсю гудел приближающийся поезд на Москву.
… Генерал сидел в своем СВ перед разложеными на столике документами. Он специально прихватил их, готовясь к предстоящей важнейшей, или, как стало модно говорить, знаковой аудиенции. Намеренно отказался от машины, чтобы иметь несколько лишних часов подготовки. И вот уж тридцать минут, как поезд мчит на Москву, а он вместо того, чтоб сосредоточиться на работе, невидяще смотрит перед собой. И не разговор с президентом банка тому виной. К нему, хоть и пытался избежать, был он готов. Если по большому счету, так оказался он даже на руку, поскольку появился простор для маневра. Цепляло, конечно, неприятное упоминание о воскресшем Морозе. Но и здесь в запасе было время.
Потрясла его встреча с бомжом – человеком, которого не видел он много лет и память о котором начала как-то незаметно стираться. Да вот не стерлась. И теперь, появившись в неожиданном, получеловеческом обличье, Аркадий Александрович Чекин растревожил так, что мысли генерала вопреки воле то и дело убегали в далекие, подзабывшиеся годы.
Он достал из кейса бутылку заготовленного для подношения коньяка, озлобленно скрутил пробку ( "Ништяк, перебьешься"!), прямо из горлышка сделал два больших глотка и откинулся, слегка прикрыв глаза.
1991, август. На стремнине
Из журнала учета происшествий: " 2 августа 1991 года, в 22 часа сорок минут, на седьмом километре проселочного шоссе Веденино – пос. Знаменское, в ночное время суток, неизвестным автотранспортом совершен наезд на велосипед под управлением гр-ки Незналовой Ларисы Геннадьевны, 1957 года рождения, работ. дояркой колхоза "Искра".
В результате аварии дочь Незналовой, Оксана, трех лет, погибла; Незналова Л.Г. с телесными повреждениями доставлена в Центральную районную больницу.
Виновный в аварии с места происшествия скрылся. Возбуждено уголовное дело. Ведется розыск".
1.
На въезде в поселок Знаменское, у пивбара "Реанимация", заместитель начальника районного уголовного розыска Виталий Мороз попросил остановить машину. Сидевший за рулем инспектор дорожного надзора Лешка Муравьев так долбанул по педали тормоза, что нахохлившийся сзади начальник группы участковых Галкин въехал носом в водительское сидение.
– Мог бы поаккуратней, – он провел рукой под ноздрями в поисках крови, тихонько ощупал переносицу. – Ну, не нашли. Чего теперь психовать? Отработали добросовестно. Всю округу, считай, обыскали. Давно пора в отдел возвращаться.
Мороз недоброжелательно скосился, и Галкин чутко затих, – непредсказуемого оперативника он боялся.
Познакомились они три месяца назад. Мороз проводил совещание оперативной группы по убийству, в котором участвовал старейший отдельский участковый, поддерживавший на вверенной ему территории идеальный порядок. Уважение жителей к этому негромкому стеснительному человеку проявлялось в том, что даже за глаза величали его не иначе как по имени-отчеству.
Внезапно дверь распахнулась, и в проёме образовался долговязый розовощёкий парень с погонами старшего лейтенанта.
– Здорово, мужики! Чего-й-то я хотел? – он энергично задумался.
– Здрасте, Александр Игнатьевич, – неловко кивнул старик учатковый.
– А, Витька! – обрадовался парень. – Хорошо, что ты мне попался, поросенок. За тобой заявление просроченное. Зайди после: разгону дам!.. И чего я хотел? Ну, вспомню – залечу.
Ни мало не смутившись, он вместо извинения, от полноты чувств вздёрнул кулак: после окончания заочного факультета Высшей милицейской школы Александр Галкин был переведен из другого отдела и выдвинут на ответственную работу – руководителем группы участковых.
Через несколько секунд звонкий его, наполненный зарождающимися командными интонациями голос донёсся из другого конца коридора.
Участковый же поспешно опустил голову, принявшись некстати теребить перемотанную изолентой ручку старого своего портфеля.
В тот же день Мороз отловил бойкого руководителя и, мило подхватив под локоток, завел в свой кабинет. О чем они говорили, истории осталось неизвестным. Только в коридор Галкин выскочил пунцовым и к концу дня, встретив участкового, невнятно пробурчал какие-то извинения.
Запала вежливости, впрочем, хватило ненадолго.
Вообще-то в отделе Галкин отвечал за показатели профилактики, в чем, надо признать, преуспел, – графики и отчеты Красногвардейского РОВД числились в образцовых. Практическую же работу перекладывал на участковых, с которых потом и спрашивал, нещадно матеря. Но смерть в автоаварии трехлетней малышки, как видно, потрясла и его. Галкин и сам жил в Знаменском. И, едва о наезде стало известно в поселке, добровольно подключился к опергруппе. И вот уж скоро восемь часов вместе с Морозом и Муравьевым без жалоб и обычного бурчания колесил он по районным дорогам в поисках преступника.
– Я без результата в отдел не вернусь, – злой от неудачи Мороз открыл дверцу. – Перекушу пивком и еще поболтаюсь по поселку. Может, слухами разживусь. Потом заскочу в больницу: вдруг мать в себя пришла.
Он вытащил из спортивной сумки, которая заменяла ему привычные в милиции папки, пачку исписанных листов и положил на сидение рядом с Муравьевым. – Это в дежурку, на регистрацию.
– Да не, я тоже еще покатаюсь, – инспектор дорнадзора поворошил редкие потные кудряшки, влипшие в загорелую лысину кружками лука на раскаленной сковороде. – Попробую заново по автобазам проехать. Открыжу графики возврата. Потом займусь теми, кто держит машины у дома. Не мог же этот чертов грузовик провалиться.