Глава 21
Звонок раздался, когда Джон увидел сон, какие случаются только под утро. Сон яркий, выпуклый, похожий на реальность. Джон сошел с автобуса на развилке дорог. Вокруг никого, только бескрайние кукурузные поля, наполненные солнечным теплом, ветер катает по ним зеленые волны. Солнце висит низко, и тень, что Джон отбрасывает на узкую грунтовую дорогу, на красноватую почву, – очень длинная, словно стрелка каких-то огромных часов. Конец стрелки упирается в женскую фигуру, стоявшую где-то в ста ярдах.
На женщине шорты, майка навыпуск и широкополая соломенная шляпа. За тенью шляпы лица не видно, но Джон точно знает, что это Грейс Шелтон. Женщина стоит и внимательно смотрит на него, придерживая шляпу, потому что налетает ветер. Небо хмурится. Ветер крепчает, дует в спину, поднимает дорожную пыль, Джон подхватывает здоровенный баул с двумя ремнями, кажется, тот самый, с которым он вернулся из армии, и быстро идет к Грейс.
Она что-то прокричала, зашагала вперед, навстречу ветру. "Грейс, не ходи сюда, стой на месте", – кричит Джон, порыв ветра толкает его в спину. Но Грейс не слышит. Он идет быстрее, но ее фигура почему-то не становится ближе, напротив, кажется, она стала дальше, еще дальше. Джон забросил баул на спину и побежал вперед что было сил. Ветер поднял такую пыль, что женский силуэт пропал из вида, исчезли контуры дороги. Джон, потеряв ориентиры, продолжал бежать, пока хватало сил.
Но вот ветер ослаб, стал стихать. Джон остановился, огляделся по сторонам. Что за черт… Он стоял на другой дороге, покрытой асфальтом. По обе стороны сумрачный хвойный лес. Джон долго кричал, звал Грейс, но ее не было. Он взял мешок, прошагал пару миль. Дорога обрывалась, впереди глубокий овраг. Вокруг ни людей, ни домов… Он сел на баул и обхватил голову руками. Стало страшно.
Джон проснулся за долю секунды и сел на кровати.
– Это ты? – голос брата был тонким, наверное, Том волновался. – Я недавно разговаривал с Тое Уолтоном. Он сказал, что сегодня последний день, когда еще принимают ставки. Беда в том, что нам нечего поставить. Ты положил деньги в свой сейф. А их арестовала полиция. Нагрянув с обыском в твой кабинет, полицейские стали немного богаче. Рад за них…
Брат рассмеялся странным смехом, похожим на карканье вороны.
– Том, послушай. Это я виноват. В последние дни я видел, что вокруг происходят странные вещи. В банке шла какая-то подковерная возня. Деньги тайком выдавали важным и нужным людям, выносили мешками среди бела дня. А для рядовых граждан касса была закрыта. Именно сюда, в этот грязный сортир, я принес сумки с наличностью. Лучшего места не нашел. Послушай, Том я постараюсь как-то выцарапать деньги у полиции.
– Брось, ты прекрасно понимаешь, что это пустой номер. Жаль, черт побери… Потерять на ровном месте такие деньги…
– У тебя остались деньги на телефонные разговоры?
– Немного осталось. Я до сих пор не могу поверить, что это случилось и я превратился в нищего. Или почти нищего. Кстати, это совсем неплохое состояние. У тебя нет ничего или почти ничего. Ты не на что не надеешься, ни к чему не стремишься, от тебя ничего не зависит. Душа спокойна и пуста, словно кошелек. Блаженство. Пожалуй, я так и останусь нищем. Да, мне это нравится…
– Послушай, сегодня первый день судебного заседания…
– Да, да. Меня уже разбудили среди ночи. Сейчас я сижу в камере и жду конвоя. Меня спустят в подвал, засунут в клетку. Там не топят и полно крыс. В этой двухметровой камере я проведу несколько часов. До тех пор, пока не повезут в суд. Возможно, крысы успеют сожрать меня раньше, чем это сделает судья.
Том опять засмеялся, от этого смеха мурашки по спине побежали.
– Том, я желаю тебе…
Но брат уже не слышал, в трубке что-то щелкнуло, разговор оборвался на полуслове.
* * *
Звонок в прихожей прозвенел едва слышно. На пороге стояла Инга Рощина, последняя подружка Тома, в короткой шубе и сапогах выше колен она выглядела на миллион. Снежинки таяли у нее в ее черных волосах, а изумрудные глаза сияли так, будто пропитались морозом сегодняшнего утра и превратились в ледяные кристаллы. Она всегда умела себя подать, всегда знала, с каким мужчиной как следует обращаться, и не сомневалась, что она обольстительница экстра класса, – и в этом городе ей нет равных.
Инга говорила нараспев, нарочито растягивая гласные звуки, поэтому ее речь напоминала песню. Она кивнула Джону и вошла к комнату, не дожидаясь приглашения. Задержалась возле стены, где висело несколько старинных масок. Одна маска – голова какого-то отвратительного существа с деформированным провалившимся лбом, словно изъеденным лепрой, вылезшими изо рта зубами, щелочками крошечных глаз, – напоминала монстра из популярного фильма для юношей. На самом деле маска отгоняла злых духов от посевов, защищала урожай, и некогда принадлежала шаману крошечного племени, жившего когда-то на юге Африки.
– У тебя свежие приобретения? – пропела Инга. – Новые экспонаты музея ужасов. Господи, и как ты живешь с этим? У каждой маски своя аура, свой собственный магнетизм. Она может наполнять человеческую душу добром, светом. Но все может случиться наоборот. Вместо света в душу войдет тьма и смерть. Ты не боишься?
– Нет. Я не суеверный.
– Добрая половина этих масок извлечены из могил. Они покрывали лица своих умерших хозяев. Забирали их энергетику, их темные силы. И теперь вся эта красота у тебя на стенах. Ты по ночам в холодном поту не просыпаешься? Мальчики кровавые не сняться?
– Я неплохо сплю, даже во сне не кричу. Духи умерших, кровавые мальчики и девочки меня не беспокоят.
– Ты циник с толстой кожей бегемота. Если хочешь знать: ни одна приличная женщина не станет жить с тобой в этой ужасной квартире. Говорят, что эти штуки, твои маски, надо чувствовать. Кожей чувствовать, душой. И покупать только тогда, когда окончательно поймешь – эта маска не превратит твою жизнь в ад на земле.
– Моя жизнь и так, без участия масок, превратилась в ад.
Не снимая шубы, Инга упала на кожаный диван, вытянула ноги и посмотрела на Джона с укором. Этот жест можно было истолковать однозначно: разве ты не предложишь мне кофе и чего-нибудь вкусненького. Джон поплелся на кухню, сварил большую чашку кофе, крепкого со сливками и ароматом корицы. Затем сел в кресло напротив и стал любоваться грациозными движениями этой прекрасной женщины. Да, в мюзикле "Снежная королева" ей дадут роль королевы, хотя Инга не умеет петь. Только мурлычет.
– Я искал тебя очень долго, – сказал Джон. – Искал везде или почти везде. Хотел расспросить… Узнать, что же произошло тем вечером в ресторане.
– Я взяла билет и улетела из Москвы, чтобы отдохнуть от этого города. А когда вернулась, твой адвокат нашел меня с первого звонка. И я все выложила. Все, что знала. Ко мне в зале ресторана пристал какой-то местный Казанова с замусоленной ширинкой. Томас вежливо попросил его исчезнуть. А когда мы поужинали и спустились на первый этаж, нас ждали двое. Они были пьяными, поэтому Тому не составило большого труда дать по морде тому и другому. Хотя… Томас тоже был пьян.
Брату всегда везло на красивых женщин. Роман с Ингой начался так, как начинается большинство городских романов, – красавица пришла в жизнь Томаса случайно, просто встретилась на светской вечеринке, еще недавно таких мероприятий было в избытке. Люди собираются на какую-нибудь выставку, пьют, нюхают, глотают… Потом забывают, зачем пришли и как зовут друзей и знакомых. Люди ходят, сидят, лежат, танцуют, занимаются любовью… Инга вошла в жизнь Томаса и осталась.
Брат говорил, что чувства к ней – настоящие. Именно такую женщину он долго искал. Она была страстной любовницей, но на большее не претендовала, она не хотела стать женой, не лезла с расспросами, не клянчила денег. Ее взгляды на жизнь оставались утилитарными и прагматичными. Понятие "семья" – это для Инги из области абстрактного мышления, дети ей не нужны, они старят женщину. Том рассказывал, что в последнее время Инга стала оставаться у него все реже, он чувствовал, что дело шло к разрыву. Но брат не хотел ее отпускать, кажется, он тихо ревновал и сходил с ума. Других подробностей Джон не знал.
– Инга, завтра ты даешь показания на суде. Что ты там скажешь?
– Расскажу судье то, что рассказала следователю, что рассказала тебе, – когда Инга поднимала чашку, она смешно оттопыривала мизинец. – Угораздило меня поехать с твоим братом. Ладно, что было, то было. Я пришла по делу. Мне нужны ключи от квартиры Томаса. Я оставила там два кольца с бриллиантами, довольно крупными, и браслетик. И еще кое-что, по мелочи. Я не хочу, чтобы мои драгоценности достались приходящей уборщице или полицейским, потому что они плохо воспитаны. Украдут и даже не скажут "спасибо".
– Уборщица туда не приходит. Она уволилась и оставила ключи в банке, там, где ее нанимали. Ведь квартиру для Томаса снимал банк. И у меня ключей нет.
Инга всегда заводилась с пол-оборота. А сейчас, пребывая в самом гнусном настроении, просто взорвалась, как боевая граната.
– Не ври. Я оставила у твоего брата самые дорогие украшения, что он мне подарил. Наверняка твой Томас жалел, что потратил на меня такие деньги. И тут подвернулся случай вернуть инвестиции. Ведь деньги, потраченные на любимую женщину, вы, банкиры, называете инвестициями. У вас все, все прелести человеческого мира, называются инвестициями или объектами для инвестиций. Никакие вы не банкиры, а шпана. Жалкие процентщики из разорившегося ломбарда. Теперь вот решили меня обворовать. И черт с ним, с твоим Томасом, он просто копеечная душа. Пусть заберет камушки обратно и подарит совей Луис. Этой дуре.
– Честное слово. Томас оставлял мне ключи, когда куда-нибудь надолго уезжал. Но не в этот раз. Суд закончится через пару дней, Томаса освободят в зале суда. Он вернет все, что ты там оставила. И даже больше. Ты напрасно…
– С чего ты решил, что Томаса освободят? – Инга сверкнула глазами. – Откуда такая уверенность? Врешь ты все. Ключей у него нет, – так я тебе и поверила.
Не допив кофе, Инга поднялась и направилась к двери. На ходу Джон предложил пообедать в хорошем ресторане, Инга ответила, что аппетит пропал, пропал давно и навсегда, – не понятно, что она имела в виду. И вышла, хлопнув дверью. Джон вышел за ней на площадку. Инга стояла, дожидаясь лифта, но, кажется, он не работал.
– Не хочу тебя видеть, – сказала она. – Исчезни.
Он вернулся на кухню, побродил из угла в угол, вспоминая, куда делась вторая связка ключей от квартиры Тома. Может быть, брат действительно бросил их где-то здесь, как бывало раньше? Он открыл верхний ящик стола, точно, вот они. Он схватил ключи, выскочил на лестницу. Кабина лифта внизу, стука каблучков на лестнице уже не слышно.
В течении дня он несколько раз звонил Инге, но она не брала трубку.
Глава 22
Около полудня Джон прошел по бульвару до улицы Петровка, затем спустился вниз по узкому переулку, слева через дорогу – комплекс зданий Главного управления внутренних дел Москвы, нагромождение домов грязно-желтого цвета, таких больших, что их не спрячешь за высоким кирпичным забором с нитками колючей проволоки. Джон двинулся дальше, оказался возле здания красного кирпича, здесь полицейская приемная и бюро пропусков.
Он поднялся на обледенелое крыльцо, вошел в большую общую комнату, где на одной стене висели телефонные аппараты. Возле них толпились люди, другие граждане сидели или стояли, прислонившись к стенам, – дожидались, когда полицейский офицер выдаст пропуск, и можно будет попасть в тот комплекс зданий, что через дорогу. Джон встал посередине комнаты, осмотрелся и подумал: если проявить настойчивость и провести здесь, среди этих бедолаг, целый день, пожалуй, можно добиться встречи с полицейским офицером, который выслушает твою жалобу, примет письменное заявление, – такая уж у него работа. Правда, листки с заявлением он выкинет, не прочитав, в урну для бумаг, а разговор через пять минут забудет.
Джон в который уже раз подумал, что надежды вернуть деньги, – совсем немного, но все равно надо попробовать.
– Вы не меня ждете? – рядом стоял тот самый майор полиции, который допрашивал Джона несколько дней назад, – Юрий Девяткин, – одетый в гражданский костюм и плащ.
– Именно вас. Я вашу визитку где-то потерял. И теперь вот пришел, хотел узнать ваш служебный телефон, позвонить…
– Ну, вот, а я сам нашелся. Я тут разговаривали с одной гражданкой, потерпевшей. Но я уже освободился. Что у вас?
– Дело на пару минут.
Девяткин сказал идти за ним, провел Джона куда-то вверх по лестнице, и дальше в конец коридора. Открыл своим ключом дверь небольшого кабинета. Джон сел на шаткий стул, вытащил пару листков бумаги и положил на стол. Это было заявление, составленное юристом из ближайшей адвокатской конторы.
Джон просил вернуть деньги, обнаруженные в сейфе его кабинета. Написал, что доллары заработал он в течении нескольких лет, откладывал их на покупку большого участка земли и фермы в Эстонии, куда в скором времени планирует переселиться. К заявлению были приложены финансовые документы, доказывающие, что шесть лет работы в службе охраны он действительно заработал данную сумму или около того. И получил ее в форме заработной платы, авансов, премий и других бонусов.
Девяткин пошуршал бумажками и сказал:
– Что ж, это хорошо, что вы честно все заработали. И сохранились документы, это подтверждающие. Ну, все эти бумажки, квитанции… Обещаю – заявление будет зарегистрировано в нашей канцелярии. Но больше ничего пообещать не могу. Делом вашего банка занимаюсь не я, другие люди, специальная следственная бригада. Она установит, кто, как и когда украл деньги из банка. И куда эта деньги испарились. Такие расследования длятся долго.
– Сколько мне ждать?
– Не знаю. Может быть, год. И вообще, вопрос не ко мне. Я такими глупостями, хищениями, растратами, банковскими кражами не занимаюсь. Занимаюсь я исключительно бандитизмом и убийствами. Сложными и кровавыми делами. Если вам поведать пару историй, над которыми я сейчас работаю, показать некоторые фотографии и вещественные доказательства, – вы потеряете сон. И аппетит тоже. А заодно веру в человечество. Поэтому ваш непосредственный начальник гражданин Львов меня интересует не как вор, а как заказчик двойного убийства. Кстати, вы пишите, что собираетесь купить землю и дом в Эстонии. Где именно?
– В Пярну, – Джон почувствовал, как вспотела спина, будто он не языком шевелил, а ворочал неподъемные камни. – Там чудесные места. Луга, долины… А море самое теплое во всей Прибалтике. Оно такое….
Рукой он нарисовал в воздухе изогнутую линию. Девяткин кивнул:
– Да, да… Я был в тех местах. Море такое теплое, что от холода ноги судорогой сводит. Ну, вы, эстонцы, любите суровую холодную красоту Балтийского моря. А что это у вас за татуировка на запястье? Как будто звездочка. Военная?
На запястье был выколот номер дивизии, где служил Джон и его короткий позывной. Позднее он пытался свести это великое произведение искусства, – очертания татуировки расплылись, но совсем не исчезли. Тогда он наколол сверху звездочку, – и снова получилось неудачно, – что-то похожее на неряшливую чернильную кляксу или морского осьминога с тонкими рахитичными щупальцами. Джон опустил руки под столешницу, – с этим майором надо ухо востро держать.
– Мальчишкой баловался, – улыбнулся он. – Глупости.
– Точно, я тоже мальчишкой пытался наколку сделать, – Девяткин рассмеялся. – Потом сводил ее марганцовкой. А в армии, в воздушно-десантных войсках, сделал татуировку на плече – крылышки. А вы служили?
– Не довелось, к сожалению.
– Понятно, – кивнул Девяткин. – Акцент у вас красивый… На прибалтийский не похож.
– Стараюсь совсем от него избавиться.
– Я вам вот что скажу, – Девяткин сделался серьезным. – Точнее, повторю. Я не занимаюсь преступлениями в сфере экономики. Мне лично совсем неинтересно сколько миллионов долларов гражданин Львов стащил у своих доверчивых клиентов. Вот, обратите внимание, у меня лично Львов ни копейки не украл, потому что я жуликам свои трудовые рубли не доверяю. А то, что он жулик, видно с первого взгляда. На лбу у него напечатано крупными буквами.
– Я понял… Сразу понял, что вы человек серьезный. Поэтому и пришел именно к вам.
– Спасибо на добром слове. Итак, я не раскрою служебной тайны, если расскажу кое-что. Об этом печатали в газетах. Недавно в одной московской квартире обнаружен труп совладельца вашего банка Лурье и его супруги Ирины. Перед смертью их пытали. Убийцы чего-то добивались от своих жертв, Лурье уступил. У него просто не было выбора. Подписал какие-то бумаги. Словом, сделал все, что требовали мучители. А затем… Убийцы пытались избавиться от трупов. Залить их бетоном или сжечь в пустых бочках. Поэтому мы восстановили картину расправы. Жутковатую картину. Вы в курсе этой истории?
– Знаю только то, что было в газетах. Без кровавых подробностей. Версии убийства – разные.
– Установлено, что хозяин вашего банка встречался с Лурье за неделю до трагедии. Мы провели расследование и выяснили, что Львову достались все активы и деньги, которыми владел Лурье. Но это косвенные доказательства, ведь с формальной точки зрения все по закону. Судя по документам, Лурье на законном основании переуступил Львову какие-то ценные бумаги, – обычное дело среди банкиров. Мы стараемся доказать, что Лурье подписал бумаги в тот день, когда в его квартиру вошли два убийцы. Понятно, что у Львова алиби, – не будет же он сам кровью пачкаться. Он был на дипломатическом приеме в одном из посольств. Наше расследование остановилось. Но не закончилось. Если бы вы, уважаемый Юлиус, помогли бы мне в поиске Львова… Думаю, я смог бы помочь вам с возвращением денег.
Джон подумал и сказал:
– Поверьте, я никогда не был доверенным лицом Львова. Не входил в круг его друзей. По службе курировал разные технические вопросы. Например, учет и контроль выручки. Вывоз выручки из магазинов и банковских отделений в специальные хранилища. И прочая скучная рутина. Не представляю, где сейчас находится Львов.
– Я вам верю, Юлиус. Вы занимались технической стороной банковского бизнеса. Не лезли, куда не надо. Дружбы со Львовым и Биркусом не водили. Но как бы там ни было вы – очень информированный человек. Вы очень много знаете. Знаете даже то, чего знать не хотите. Так вот загадка: почему с вашими знаниями Львов и Биркус не спрятали вас где-нибудь за границей. Или, скажем иначе, – почему вы до сих пор живы? На этот вопрос я не знаю ответа. Может быть, события вокруг банка развивались слишком быстро, и о вас просто забыли. Но о вашем существовании всегда могут вспомнить. Как вы думаете?
– Чертовски жаль вас огорчать, – но ответа у меня нет.
– На вашем месте, я бы сыграл эту партию на стороне полиции. Помог найти Львова. А затем получил деньги и взял билет на самолет. Куда-нибудь далеко, далеко… И даже адреса не оставил. Или другой вариант: уезжайте поскорее и забудьте о деньгах. Жизнь дороже, – звучит пошло, но это факт.
– Говорят, что Львов за границей.