Они ничего не собирались предпринимать, потому что до смерти боялись Рыжего Эдди.
Эдди же это расстраивало. Он даже пытался наладить добрососедские отношения, пригласив как-то воскресным утром всю округу на луау.
Естественно, обернулось все это полнейшим фиаско.
Одним из первых на борт "Титаника" Эдди пригласил Буна.
- Ты должен прийти, - уверял он его по телефону, объяснив предварительно свой замысел, - мне нужна моральная поддержка. И притащи всю свою охану.
Под оханой он, конечно, имел в виду членов команды.
Бун воспринял это предложение, мягко говоря, без особой радости. Как не нужен флюгер, чтобы понять, что дует ветер, так не нужно было быть Савонаролой, чтобы предсказать, чем закончится эта милая воскресная вечеринка. Ну да в компании страдать сподручнее, так что следующим же утром на встрече конвоиров зари Бун оповестил всех о предложении Эдди и был крайне удивлен тем, что друзья в общем-то не разделяли его пессимизма.
- Вы что, издеваетесь? - не поверил своим ушам Бун.
- Да я такой цирк ни за что на свете не пропущу, - ответил Джонни Банзай.
Да, цирк - это самое меткое определение.
Танцовщицы хулы были прекрасны, музыканты с укулеле, исполняющие смесь рэгги с сёрферской музыкой, занятны (несмотря на то что не все понимали, в чем тут суть), борцы сумо… ну, в общем, борцы сумо были борцами сумо. Прибой, последним записавшийся на конкурс, взял бронзу, пока Живчик вслух удивлялся жирным мужикам в памперсах, на людях стукающимся животами в песочнице.
Пока все идет неплохо, думал Бун. Могло быть и хуже.
Возможно, что-то пошло не так, когда Эдди - сияющий от добрососедской атмосферы и принятой смеси экстази, марихуаны, викодина и колы с ромом - прошелся по горячим углям, демонстрируя свои способности к медитации, и заставил некоторых из гостей разделить его трансцендентальный опыт.
После того как врач "скорой помощи" удалился обратно в больницу, Эдди решил, что оставшиеся в живых гости должны лечь рядком между двумя перилами, и пролетел над ними на горном велосипеде, после чего выпустил своего психованного ротвейлера Дэймера и начал с ним бороться. Парочка каталась по всему двору, расшвыривая вокруг клочья шерсти, волосы, куски плоти, кровь и слюну, пока Эдди наконец не схватил пса голыми руками за горло и не заставил молить о пощаде.
Когда гости разразились кто жидкими, кто потрясенными аплодисментами, Эдди - запыхавшийся, в поту и крови, но окрыленный победой - прошептал Буну на ухо:
- Господи, как же тяжело развлекать этих хаоле. Так и надорваться недолго.
- Даже не знаю, - ответил Бун. - Наверное, некоторым людям просто не дано оценить такой великолепный бой между собакой и человеком.
Эдди пожал плечами, наклонился и почесал Дэймеру грудь. Окровавленный пес, не находящий себе места из-за позорного проигрыша, смотрел на Эдди с беззаветным обожанием.
- Как думаешь, что теперь-то делать? - поинтересовался Эдди.
- Может, успокоиться немного? - предложила Санни. - Дайте людям время, пусть просто тихо и мирно поедят. Тем более еда тут просто великолепная.
Ты все равно лучше, подумал Бун, глядя на Санни в длинном цветастом саронге, с цветком в золотистых волосах и капелькой соуса над верхней губой.
- Да, я уж постарался, - кивнул Эдди.
Это точно, мысленно согласился Бун. Вокруг красовались горы пои, огромные тарелки со свежими гавайскими кушаньями оно и опа, вяленой свининой, рисом с чили и жареной на гриле тушенкой, и даже пара поросят, для которых на лужайке за домом поставили жаровни, выкопав под них экскаватором ямы.
- Наверное, можно уже звать татуировщика, - решил Эдди.
- Не стоит, - мягко посоветовала Санни.
- Ну, тогда, может, пожирателя огня?
- Точно, - откликнулся Бун, на что Санни в ответ удивленно приподняла брови. - Что? Все любят огнеглотателей!
Может, и не все. Может, для публики из Ла-Хойи это было чересчур. Они-то привыкли развлекаться, слушая в музеях камерные оркестры, попивая коктейли, пока пианисты наигрывают песенки Коула Портера, и следя за указочкой своих инвестиционных управляющих, демонстрирующих непрестанно ползущие вверх показатели графиков.
Жители Ла-Хойи уставились на глотателя огня - на котором, кроме набедренной повязки да татуировок по самую шею, ничего не было, - а тот все глотал да глотал пылающие факелы, да с такой удалью, что ему могли позавидовать самые опытные из порноактрис. Зрители же лишь робко надеялись, что Эдди не додумается вновь позвать добровольцев из публики. Иногда они бросали затравленные взгляды на ворота, так и манившие их свободой и безопасностью, но никто не хотел уходить первым и привлекать к себе внимание Эдди.
Немного позднее Бун подошел к длинному бассейну с соленой водой ("Это же вредно для геев. Вредно! Всю задницу разъест", - с наслаждением повторял Джонни Б.) и обнаружил там Дэйва и Эдди.
- Мы тут обсуждаем "Искателей", - сообщил ему Дэйв. - Он думает, что этот фильм послабее "Полудня", но получше "Форта апачей".
- Да они оба лучше "Искателей", - фыркнул Бун. - Но с "Бутчем Кэссиди" все равно ничто не сравнится.
- О да, "Бутч Кэссиди", - вздохнул Дэйв. - Отличный фильм.
По случаю новоселья Дэйв вырядился в дорогую шелковую гавайскую рубашку, всю в желтых и красных попугаях и укулеле, белые слаксы и самые лучшие сандалии. Светлые волосы он аккуратно зачесал назад и даже солнечные очки надел не "для ведения дел", а "для общения с друзьями".
- А еще ведь есть "Шэйн", - вставил словечко Эдди.
- Тоже классный, - согласился Дэйв.
Вечеринка вошла в нормальное русло, и все немного успокоились, включая Эдди. Весь вечер он не переставая курил марихуану, и вот наконец она подействовала, ослабив маниакальное желание быть идеальным хозяином.
Гости - которые теперь боялись Эдди гораздо больше, чем до начала вечеринки, - уходили, тяжело нагруженные барахлом. Побелевшими пальцами они сжимали ручки подарочных пакетов, в которые Эдди запихнул диски Иззи Камакавиво, айподы, часы "ролекс", небольшие шарики гашиша, завернутые в разноцветную фольгу, подарочные сертификаты на массаж с камнями в местном спа-салоне, шоколадки "Годива", ребристые презервативы, наборы средств по уходу за волосами от Пола Митчелла и керамические фигурки танцовщиц хулы, с перевранным словом "Ахола", напечатанным на животах.
Дэйв ушел с подарочным пакетом и двумя гостьями.
Эдди был уверен, что все прошло как нельзя лучше, и был крайне удивлен, разочарован и даже немного обижен, когда по всему кварталу перед домами выставили таблички "продается". Никто из гостей так никогда и не пришел к нему еще раз, даже на жалкую чашку кофе или на завтрак. Выгуливая собак, соседи переходили на другую сторону улицы, опасаясь, что Эдди их увидит и еще раз пригласит в гости.
Конечно, соседство с Эдди имело и свои плюсы. Например, он организовал соседский патруль. Правда, соседям он был не нужен. Особенно им не нравилось, что за ними, взобравшись на самый верх поместья Эдди, постоянно следили двадцать гавайских громил, экипированных как какие-нибудь афганские оружейные бароны. Ни один вор или грабитель в здравом уме не решился бы обокрасть дом в этом районе, потому что вполне мог облажаться и залезть в особняк самого Рыжего Эдди. Конечно, залезть-то он туда бы залез, но вот вылезти у него шансов уже не было. Тяжело быть гостем Эдди, но не так страшно, как его незваным гостем. К тому же Эдди все никак не мог найти, с кем бы поиграть его славному песику Дэймеру.
И вот теперь Эдди ехал впереди Буна. Пару раз он делал оборот на триста шестьдесят градусов и несколько раз даже бросал свой велосипед в сторону, останавливая его в двух сантиметрах от ноги Буна.
Глава 23
- Бун, чувак! - завопил вдруг Эдди.
Его рыжее афро выбивалось из-под коричневой облегающей шапочки; на нем красовалась выцветшая майка без рукавов и штаны на три размера больше, чем необходимо. Сандалии "Кобиан" были обуты на босу ногу, а за темные очки от "Арнетт" он явно отвалил кругленькую сумму.
И от него, как всегда, плохо пахло.
- Эдди, - откликнулся Бун.
- Как жизнь?
- Нормально.
- А до меня другие слухи дошли, - сообщил Эдди.
- Какие такие слухи?
- Я слышал, - улыбнулся Эдди, сверкнув результатом долгой работы косметических дантистов, - что ты ищешь одну стриптизершу, которая вообразила, что видела то, чего на самом деле не видела.
- Быстро ты все раскопал, - заметил Бун.
- Время - дееееееньги!
Ну, если их зарабатываешь, то и правда деньги, подумал Бун. А если нет, то время - это просто время.
- Ну, так что, браток, - продолжал Рыжий Эдди, - может, соскочишь с этой волны, а?
Как интересно, подумал Бун. С чего это Эдди так обеспокоился? Он, конечно, ходит иногда в заведения Дэна Сильвера, но они совсем не приятели. В этом Бун был уверен.
- А тебе-то что, Эдди? - спросил Бун.
- Я же пришел к своему брату с просьбой, - удивился Эдди. - Разве мне нужна для этого какая-то особенная причина?
- Было бы неплохо.
- Где же твое алоха? Где любовь, брат? - разочарованно протянул Эдди. - Ты иногда ужасный хаоле, Бун.
- Я и есть хаоле, - пожал плечами Бун.
- Ладно, - уступил Эдди, - история такова: Дэн Сильвер обожает азартные игры, но крайне хреново в них сечет. В общем, он продулся, делая ставки на баскетбольные матчи, я ему помог; теперь он мне должен, а платить ему нечем. Понимаешь, он задолжал крупному песику гору косточек, которых у него нет, и они у него не появятся, если только он не выиграет то самое дело против страховой компании. Сечешь, братик?
- Еще бы.
Что уж тут непонятного.
- Ну, так вот, - продолжал Рыжий Эдди, - ты, правда, выкажешь мне свое алоха, если не будешь какое-то время рыпаться. Я знаю, что тебе нужно рубить капусту, чтобы выживать, братишка, так что, сколько бы тебе те хаоле ни платили, я заплачу в два раза больше, только ничего не предпринимай. Ты ведь меня знаешь, братишка, - я никогда не прихожу с пустыми руками.
И что из этого? - задумался Эдди. Снова всплыла извечная (особенно во время Рождества) проблема: что подарить человеку, у которого все есть? Или, вернее, что подарить человеку, которому ничего не нужно? Вот почему Буна так трудно подкупить: он абсолютно уникален, так как все его нужды просты, незамысловаты и давно удовлетворены. Ему, конечно, нужны деньги, но не настолько, чтобы это что-то меняло. Где же его слабое место? Что можно предложить этому чуваку такого, что вызвало бы у него хотя бы подобие интереса?
Бун взглянул вниз, на покрытую деревом мостовую, затем поднял глаза на Рыжего Эдди.
- Хорошо бы ты пришел пару часов назад, - произнес он наконец, - тогда бы я согласился.
- Но что изменилось?
- Женщину убили, - лаконично ответил Бун. - Это все меняет.
Рыжего Эдди эта новость не обрадовала.
- Мне ужасно не хочется тебе отказывать, - признался Бун, - но, боюсь, это дело мне придется завершить, брат.
Рыжий Эдди посмотрел в сторону океана.
- Большие волны идут, - произнес он. - Настоящие монстры. Такие волны могут засосать тебя и выплюнуть косточки. Кто-нибудь неосторожный даже может погибнуть, Бун.
- Эдди, - улыбнулся Бун, - уж мне-то не надо рассказывать про большие волны, затягивающие к себе людей.
- Я знаю, брат. Я знаю.
Рыжий Эдди прокрутился на месте и поехал вдаль.
- Э малама поно! - крикнул он Буну через плечо.
Береги себя.
Глава 24
Джонни Банзай вернулся в номер 342 в мотеле "Гребешок".
Обычный стандартный номер в Пасифик-Бич, вдали от воды. Дешевый и безликий. Две односпальные кровати, телевизор, прикрученный к стене, пульт, присобаченный к тумбочке позади электронных радиочасов. Пара выцветших на солнце фотографий в дешевых рамках с изображением пляжа. Стеклянная дверь, выходящая на крошечный балкон. Сейчас она, естественно, была открыта, и легкий ветерок трепал тонкую ткань шторы.
Джонни пришлось попотеть, чтобы успокоить Харрингтона. Свести вместе Буна Дэниелса и Харрингтона - это примерно то же самое, что махать красной тряпкой перед мордой быка. Лейтенант кипятился и требовал выяснить, какого хрена тут делает Бун. Да Джонни, честно говоря, и сам сгорал от любопытства.
Несмотря на то что Бун был детективом, врать он совершенно не умел. Кроме того, семейными делами он практически не занимался. И ни один детектив в здравом уме не привез бы жену полюбоваться, чем занимается ее муженек. Не говоря уж о том, что девица была слишком хороша собой, чтобы муж, будь он у нее, посмел ей изменять. Да и обручального кольца у нее на пальце Джонни не заметил.
Значит, история Буна - наиполнейшее дерьмо, поэтому Джонни собирался как можно раньше найти приятеля и вытрясти из него правду. Зачем он явился в мотель, где девушка столь неудачно изобразила из себя Летающую Белку Роки.
Джонни Банзай и Бун Дэниелс - кореши.
Они дружили начиная с пятого класса, то есть целую вечность. В детстве они баловались на пару: одновременно бросали ручки на пол, нагибались под парты, изучали ноги учительницы мисс Оливейры и дружно хихикали.
Это было еще до того, как Джонни занялся эротическим бизнесом.
Бизнес состоял в том, что Джонни покупал старые выпуски "Плейбоя" у старшего двоюродного брата, вырезал оттуда все картинки и вставлял их вместо страниц в ежедневник, который для этих целей аккуратно разобрал. После всех этих манипуляций он продавал фотографии в мужском туалете, беря за каждую картинку от пятидесяти центов до доллара.
Однажды, когда он, как всегда, вел бойкую торговлю в туалете, туда вдруг ворвалась группа девятиклассников, которые решили отобрать у молокососа выгодное дело. За ними вбежал Бун с явным намерением "спасти всех на свете" - простой сёрфер, он всерьез собрался вызволять своего маленького желтого друга из беды. Вот только Джонни не очень-то нуждался в его помощи.
Бун, конечно, слышал до этого слово "дзюдо", но вот видеть дзюдо ему доселе не приходилось. С благоговейным ужасом он смотрел, как Джонни буквально вытер пол одним из забияк, пока второй сидел у стены, отчаянно пытаясь вспомнить, как же его зовут, а третий застыл, точно изваяние, видимо переосмысливая всю затею с нападением.
Бун ударил его в живот - просто чтобы ускорить мыслительный процесс.
Вот так все и произошло - они и раньше ладили с Джонни, но только теперь стали друзьями. Потом Джонни собрал все свои порнозаработки, пришел в "Сёрфинг на Пасифик-Бич" и купил доску, что окончательно скрепило их дружбу. С тех пор они сделались неразлучны, и, какое бы дерьмо ни случалось с Буном, Джонни, будучи копом, всегда его защищал. Он убил бы за Буна и не сомневался, что друг сделал бы для него то же самое.
Но было одно "но"…
Они работали в разных сферах, но занимались практически одним и тем же. Иногда их дороги пересекались. Обычно в таких случаях они были на одной стороне и сотрудничали друг с другом, делились информацией и мыслями. Иногда даже слежку проводили вместе. Но случалось и так, что они оказывались по разные стороны баррикады.
Такого рода коллизии легко могут разрушить дружбу. Но поскольку они все-таки были близкими друзьями, то справились с этой проблемой, разработав так называемое "правило прыжка".
Заключалось оно в следующем.
Как только Джонни и Бун понимали, что находятся "на одной волне" (так бывает, когда кто-нибудь впрыгивает в твою волну), вступало в силу правило, и каждый делал то, что должен, не обижаясь на другого. Джонни и Бун вели себя точь-в-точь как персонажи старого мультика овца и койот, которые весь день ожесточенно дерутся, а к вечеру устраиваются на пляже, жарят на гриле рыбку и наслаждаются закатом.
Если один из них задавал второму вопрос, на который тот не мог ответить, или просил сделать что-нибудь, чего тот сделать никак не мог, второй говорил: "Правило прыжка", - и этого было достаточно.
После этого начиналась игра.
Потому Джонни и собирался задать Буну несколько щекотливых вопросов. И если у Буна не найдется на них удовлетворительных ответов, Джонни придется арестовать его за противодействие следствию. Конечно, делать этого ему не хотелось, но работа есть работа, и он ее выполнит. И Бун его поймет. А потом Джонни отправится в тюрьму и внесет за друга залог.
Потому что Джонни знает, что такое верная дружба.
Еще бы ему не знать. Японец, выросший в Калифорнии, всегда будет ценить верность.
Задолго до рождения Джонни правительство США обвинило его бабку и деда в измене Родине и сослало их на время войны в лагерь посреди Аризонской пустыни.
Конечно, помнить этого он не мог, зато он не раз слышал рассказы бабушки и дедушки. Джонни знал историю своей семьи. Даже полицейский участок, в котором он работал, находился всего в паре домов от квартала, который когда-то назывался Маленькой Японией - в южной части округа Гэслэмп, вниз от пересечения Пятой и Айленд.
Японские иммигранты приезжали в Сан-Диего еще в начале века и устраивались сезонными рабочими на фермы или нанимались ловить тунца в Пойнт-Ломе. Они работали как проклятые только ради того, чтобы их дети могли купить себе землю в Мишн-Вэлли или на севере возле Оушнсайда и осесть, стать фермерами и ни от кого не зависеть. Да что уж тут говорить, если дедушка Джонни по материнской линии до сих пор выращивал клубнику на своем участке к востоку от Оушнсайда, упрямо не обращая внимания на своих заклятых врагов - возраст и подступающий все ближе город.
Дедушка по отцовской линии перебрался в Маленькую Японию и открыл там сауну-парикмахерскую, куда почтенные японцы приходят подстричься и расслабиться в горячих бурлящих потоках воды в фуро.
Джонни частенько гулял с отцом по старому району, разглядывая немногие уцелевшие здания. Отец показывал ему, где раньше был продуктовый Хагуши, где семья Тобиши держала ресторанчик, а где благоухал цветочный магазин старенькой миссис Канагава.
Район тогда процветал. В нем мирно соседствовали японцы, филиппинцы, китайцы, перебравшиеся сюда после того, как город уничтожил местный чайнатаун, белые и черные. Хороший был район - и для жизни, и для воспитания детей.
А потом случился Пёрл-Харбор.