- Правильно, так ему, - усмехнулся драматург. - Только я одного не понимаю, чего тебя его язык беспокоит? Тебе же не этого от него надо, а дармовая выпивка. Или у него уже бабки кончились?
- Па-ашел ты, - повернулась к нему женщина. - Сейчас твоей Клавке позвоню, что опять здесь торчишь, тогда узнаешь, кому дармовая выпивка нужна.
Драматург задавил зачем-то, как окурок, недоеденный огурец в пепельнице и встал.
- Я с этой бабой не только разговаривать, но даже сидеть рядом не хочу, - сказал он, взял свою сумку и, слегка покачиваясь, направился к выходу.
- А я с подобными уродами, - бросила ему вслед дама, - которые даже правильно галстук к рубашке подобрать не могут, и не общаюсь. У меня другой круг знакомств. И ужинаю я каждый день в лучших салонах Москвы.
- Ладно успокойся. Сергей, знакомься, - Никитин кивнул в сторону женщины, - широко известная в узком кружке наших членов… - Здесь он сделал многозначительную паузу и закатил глаза. - Членов Союза писателей, - вновь пауза, - журналистка. Как тебя там?
- Ирина, - подсказал сосед Бориса за столиком.
- Ты чо, Никитин, забыл или прикидываешься? - Скривив накрашенный ярко-красной помадой губы, спросила женщина.
- Прикидываюсь. Выпьешь? - Боря достал из сумки спрятанную от зоркого взгляда директора ресторана початую бутылку водки.
- Можно, - как бы нехотя сказала она и деланно жеманным жестом вытащила пачку "Мальборо" из своей дешевой, прямо так и сверкающей сумки, которую Николаев тут же, про себя, окрестил длинным, но довольно точным названием - "я у мамы дурочка и мне все равно что носить, лишь бы побольше блестящих цацек висело".
Сергей чиркнул спичкой, но дама, презрительно взглянув на нее, предпочла воспользоваться своей покрытой самоварной позолотой китайской подделкой под "Ролстон". Все движения этой "стодолларовой" журналистки были намеренно жеманны. Она всеми силами подчеркивала, что случайно спустилась до уровня этих писателишек, на самом же деле она птица другого полета. И печатают ее чуть ли не каждую неделю, не то что этих, со своими романами, книгами, пьесами и стишками…
Пора было ставить эту тупую бабенку, щеголявшую перед всеми своей принадлежностью к журналистской богеме, на место. Николаев почувствовал, хоть и не был по природе злым человеком, что просто не может отказать себе в маленьком удовольствии осадить эту дешевку, только что оскорбившую двух его собратьев по перу. Хотя, по правде говоря, дело скорей было в той желчи, что осталась у него после ссоры с Григорьевым, и в том, что он сам несколько лет проработал в периодических изданиях и терпеть не мог "журналистов в юбках". Большинство из этих самонадеянных девиц бралиь за темы, в которых не только не разбирались, но и о которых они, из-за лености или тупости, даже не удосуживались что-либо прочитать. Впрочем, бывали и довольно трудолюбивые создания, надеявшиеся не только на свои молоденькие зады и слой французской косметики в два пальца толщиной на смазливом личике, но они были исключением и лишь подтверждали правило.
- Я сразу заметил, что вы неординарная женщина, и в вас что-то есть. Только одного я не пойму, почему такая элегантная дама, - начал "мягко стелить" Сергей, выбравший, не мудрствуя лукаво, как основу для своей "хохмочки", какой-то старый-престарый анекдот, - а курит пастушичьи сигареты? Или это у вас "имидж" такой?
- Что? - Журналисточка вынула сигарету изо рта и осмотрела ее со всех сторон. - Почему пастушичьи? Это американские.
- В Америке "Мальборо" курят только американские пастухи - ковбои. Люди из общества предпочитают курить что-нибудь поприличней. "Мальборо" для них что-то вроде нашей "Примы" и "Беломорканала". Мне они почему-то сразу видятся в зубах грубых, пропитанных потом и пылью мужчин, пасущих на огромных американских просторах коров. Запах лошадиного пота, перегара и коровьего помета. Однажды в детстве я был в деревне, - Николаев демонстративно зажал нос, - незабываемое ощущение. Хотя, кое-кому нравится запах конюшен.
- Да, я видела их рекламу на лошадях, - задумчиво произнесла дамочка и, еще раз, внимательно осмотрев сигарету, положила ее в пепельницу. Возможно, желтый фильтр напомнил ей цвет коровьей лепешки.
- Разрешите вам предложить сигареты, которыми не гнушалась, пока не бросила курить, и королева Англии, - Сергей протянул женщине помятую пачку, только что купленных в каком-то дрянном коммерческом ларьке дешевых сигарет. Отличало их от остальных лишь наличие на пачке короны, а так, дрянь дрянью.
Ирочка зыркнула шустрыми, сильно подведенными маленькими глазками по сторонам, быстро затушила свою сигарету в пепельнице, как будто боясь, что ее могут заподозрить в связях с грязными пастухами, затем выхватила из протянутой Сергеем пачки сигарету с золотым ободком, вновь чиркнула своей зажигалкой и жадно затянулась.
- Да, - скривила она рот в этакой покровительственной усмешке и, откинувшись на спинку стула, отставила руку с сигаретой в сторону, - неплохие, но, все же, не дотягивают до тех, что я курила на последнем приеме во французском посольстве.
Николаев с трудом подавил улыбку, заметив у нее под мышкой грубо и наскоро зашитый черной ниткой разошедшийся шов.
- Конечно, я понимаю, но куда нам до их дипломатов, - сказал Сергей, крутя в руке коробок спичек. Он решил окончательно добить эту наглую, пустую и никчемную бабенку. - Мы по грешной земле ходим, это вам приходится вращаться в высших кругах.
- Только там. С быдлом и "электроратом" мне не интересно, да и не по пути.
- А правду говорят, что сейчас в салонах столицы все женщины поголовно пользуются длинными мундштуками и курят пахитоски?
- Что курят? - Переспросила выпрямившись на стуле журналистка и, на всякий случай, бросила подозрительный взгляд на свою сигарету.
Николаев сделал вид, что не заметил подобной некомпетентности своей собеседницы и продолжил:
- Понимаю, у вас, людей элиты, это как бы возвращение к началу века, к модерну, - продолжал юродствовать Сергей. - Еще я слышал, что сейчас не модно говорить о литературе и новых авторах. Даже более того, модно подчеркивать, что никогда ничего не читал и даже писать не умеешь, только картинки в модных каталогах еще в силах рассматривать.
- Подумаешь, я тоже давно ничего не читала, - вставила "Ирочка-людоедка", рассеянно бегая глазками по залу, выбирая для себя очередного "лоха", а то от ее собеседника, похоже, ничего нельзя было поиметь, кроме пустых разговоров.
- А вы не расскажете мне, как писателю, не допущенному в ваши круги, свои впечатления о царящих среди элиты нравах? Мне все очень интересно. Знаете, я по крупицам собираю материал для своей книги о жизни и привычках новых русских в Москве. Вы, конечно же, вхожи во все их элитные салоны.
Бабенка при упоминании о новых русских и элитных салонах как-то сникла и почему-то заерзала на своем стуле, вероятно, у нее с ними были связаны какие-то не совсем приятные воспоминания. Да и вообще от Николаевских расспросов ей стало как-то неуютно за этим столиком.
- По правде сказать, - продолжал доставать Сергей ее, - мне очень хотелось бы узнать у вас о самом модном сейчас салоне мадам…
- Извините, мне некогда, надо переговорить с одним очень известным бизнесменом, - журналисточка вскочила, допила залпом из граненого стакана водку и зашарила своими подведенными глазками по столам. Как назло, никого из толстосумов, готовых поставить даме дармовую выпивку, не было.
Ирочка было направилась к столу, где сидело несколько в довольно сильном подпитии посетителей, но тут заметила входившего в кафе известного поэта, портреты которого в последнее время изредка мелькали на обложках журналов. В литературных кругах ходила легенда, что он получил за недавно изданный за рубежом сборник своих эссе бешенный гонорар. К нему, как к спасательному кругу, и устремилась собеседница Николаева.
- Ой, как раз вас я и ищу. Я хотела бы написать о вашей новой книге стихов.
- Какой книге? - Поэт был с крутого похмелья и поэтому туго соображал.
- Той, что недавно вышла в Англии.
- В Англии? - писатель боком протиснулся к стойке и буфетчица, уже увидев боковым зрением застывшее на лице современного российского классика страдальческое выражение, быстренько плеснула в бокал "сотку" водки. Это была обычная порцию, с которой он начинал свой поздний рабочий день. Поэт схватил дрожащей рукой бокал с сорокоградусной и, зажмурившись, направил родненькую по месту назначения. Через несколько секунд он открыл глаза, которые уже приобрели осмысленное выражение, и сказал буфетчице:
- Повторите, пожалуйста. И стакан томатного сока.
- Так, как насчет интервью, - журналистка понимала, что его надо было брать тепленьким, пока он еще не отошел от стойки бара и был способен заказать для нее хотя бы бокал вина. - Вы могли бы выделить мне полчаса своего времени для интервью о недавно вышедшей в Англии книге ваших стихов?
- У меня вышла в Англии книга стихов? Странно, но я об этом ничего не знаю.
- Ну как же, вы еще выступали по поводу ее выхода по телевидению.
- Я выступал по телевидению? - Еще больше удивился поэт. - По поводу выхода моей книги стихов? Странно. Когда? Это ж надо было вчера так надраться.
- В прошлую субботу.
- В прошлую субботу? Ах, вы про эту. Так она вышла в Испании. И это сборник эссе, где нет ни одной поэтической строчки. Он так и называется: "Ни грамма поэзии", - сказал поэт расплачиваясь и даже не делая попытки заказать что-либо "для дамы".
Ирочка не отставала. Она присела вместе с писателем за ближайший к стойке столик и достала из сумочки блокнот с ручкой.
Черт! Сергей мог на что угодно поспорить, что это был его "паркер" с золотым пером, таких он больше никогда не встречал. Подарок Светки на его день рождения. "Паркер" у него исчез вместе с сумкой после новогоднего посещения "домжура". Правда, они тогда с Игорем здорово поддали. Да и бабу он эту вспомнил, она вместе со своей подругой сидела за одним с ними столом и пила их коньяк. Все правильно, они с Игорешкой вернулись за стол, ни шикарной кожаной сумки, ни баб уже не было. Только поди докажи, что это их работа.
- Так где вы сказали, вышла ваша новая книжка? - переспросила дамочка.
Поэт молча ополовинил свою стопку и, запив ее томатным соком, посмотрел внимательно на журналистку.
- Это же ты у меня в прошлом году интервью для журнала брала. Меня до сих пор в краску бросает, когда я вспоминаю, что ты нам понаписала. Как же ты, дрянь такая, можешь браться за статью о поэзии, если не бельмеса в ней не смыслишь? Даже, правильно записать за мной не можешь! Это ж черт знает что, спутать "ямб" с "яром", а Маковского с Маяковским. Пошла вон отсюда, чтоб духу твоего здесь не было! - Поэт показал ей рукой на дверь.
Баба встала и усмехнулась.
- Подумаешь, будущий нобелевский лауреат выискался. Я и не таких крутых видала. Да я тебя в следующем номере вообще с говном смешаю, - сказав это, она крутанула своим задом и направилась к пьяненькой компании, уже начавшей распевать песни.
"Да, - тяжело вздохнул Николаев, наблюдавший за этой сценой, - нахальство и тупость подобного рода людей спасает их не только от стыда, но и делает совершенно неуязвимыми для тонкого юмора и подколок каких-то интеллигентов. Сегодняшнее время породило новый жизнестойкий и более приспособленный к жизни в нынешних условиях тип людей. Раньше бы сказали - моральных уродов. Хотя, скорей всего, уродами это они нас считают.
Правильно сказал мудрец: мало знаешь - мало забываешь, а мало забываешь - много знаешь. Действительно, зачем учиться, годы проводить в библиотеках, пытаться найти новую звезду или объяснить смысл жизни, когда тебе на смену придут, блестя вставными золотыми или фарфоровыми зубами, вот такие людишки, которым ничего не надо? Более того, они даже представить себе не могут, что кого-то интересуют нечто иное, чем их, - урвать, украсть, а то и убить, но только быть не хуже одетым той бабы или мужика в толстом заграничном журнале. Да, пошли они все в задницу, еще думать о таком дерьме."
Николаев повернулся к Борису и спросил:
- Ты, случаем, не знаешь Германа Хара?
- Германа? Да, вот же он, - Никитин показал пальцем на сидевшего в уголке маленького, лет сорока пяти, совершенно лысого бородатого мужчину.
- Что он из себя представляет? - Поинтересовался Сергей.
- В каком смысле? Как писатель или как человек? - спросил Борис, разливая по граненным стаканам водку.
- И так, и так.
- Подойди к нему и узнай. Колоритная личность. Он у нас вроде юродивого, живет на дачах в Переделкино и вечно предсказывает всякие напасти. Да, а чего ты на эту потаскушку взъелся?
- Да и сам не знаю. Один дурак меня из себя вывел.
- Это Саныч, что ли?
- Да нет, не он, - Николаев встал, взял свой стакан и подошел к столику за которым сидел Герман Хара. - Можно?
- Садись, - махнул рукой писатель и тут же обратился к Сергею с вопросом:
- Знаешь, почему русский народ пьет? Потому, что все бессмысленно, нет впереди никакого просвета. Массы хоть и темные, но сердцем чувствуют это. А русская интеллигенция почему пьет? Потому, что знает и понимает головой, что чем дальше, тем хуже. Самое страшное, что больше всех пьют именно те, кто отдает себе в этом отчет. Другие, кто еще не понял, дергаются, пытаются что-то делать. А все напрасно: Россия обречена. Антихрист уже в Москве!
- По-моему, один из наших классиков высказал эту мысль немного по-другому, - сказал Николаев.
- Точно! - Герман поднял вверх указательный палец и погрозил кому-то невидимому. - В 1874 году Достоевский сказал: "Они и не подозревают, что скоро конец всему, всем ихним прогрессам и болтовне! Им и не чудиться, что антихрист-то уже народился и идет!". Вот как он сказал! И он был тысячу раз прав, ведь и действительно Ульянов-Ленин тогда уже родился. Или его братик? Хотя, кто его знает. Ты не помнишь, когда появился на свет вождь мирового пролетариата?
- Нет, - отрицательно покрутил головой Николаев.
- Во, блин! времена настали, - вновь поднял указательный перст и погрозил кому-то Герман Хара. - Никто уже не помнит, когда народился наш бывший политический бог и кормчий всей мировой голытьбы. Попробовал бы ты это мне лет шестьдесят назад заявить, я бы тебя самолично, как любой пионер страны, в НКВД сдал. Ну, времена настали!
- Жалеешь? - усмехнулся Сергей.
- Не фиг меня подначивать, я - писатель. Наблюдаю, констатирую факты и делаю выводы. Только литератору с его постоянной болью в душе дано знать, что происходит в этом мире. Всем остальным на это наплевать. Они живут одним днем, как бабочки однодневки. И я еще раз, вместо Достоевского, и, вместе с ним, повторяю, что антихрист уже в Москве! И горе всем, кто еще не одумался! - В этом месте вновь взлетел потолку к указующий перст Германа Хара.
- Кстати, Булгаков "Мастером и Маргаритой" тоже предсказывал появление сатаны в Москве.
- Нет, он только говорил о появлении одного из слуг и архангелов Князя Тьмы.
- Это кого? Сталина или Берии?
Собеседник Николаева заглянул один за другим в несколько стоявших на столе стаканов, но все они были пусты. Он поднял взгляд на Сергея и, уставившись ему куда-то выше переносицы, произнес:
- Сатана, как и Бог, многолик и имеет множество имен, воплощений и слуг. Он везде. И, являясь к каждому, он предстает в том виде, в котором человек его желает видеть. Если отбросить понятие морали - он само совершенство.
Николаев усмехнулся и сказал:
- Я помню слова Иезеркиля, говорившего о сатане, что он был совершенен как никто другой.
- Да, это так. В каком бы отвратительном и примитивном виде не хотели представить нам его ограниченные церковники, как бы не описывали его преступления перед Богом, он действительно изумительно красив. Но он, как и Иуда из Искариота, ни в чем не виноват. Он всего лишь орудие в руках нашего Господа и по своему очищает Землю от скверны. - Взгляд у писателя вдруг сделался совершенно шальным, хотя речь оставалась ясной, как будто кто-то другой говорил его устами. - В любом случае, если они не одумаются, земля разверзнется и весь этот погрязший в разврате и преступлениях город рухнет в преисподнюю. Он уже подобрался к президенту и его окружению. Я его чувствую! Он рядом! Вот он, я его вижу! - Герман вскочил и, осенив себя крестом, начал размахивать руками, как бы отгоняя от себя не видимый никому из присутствующих образ.
Через минуту в кафе ввалились вызванные кем-то охранники и вывели предсказателя из зала. Сергей вернулся за столик к Никитину.
- Пошел отсыпаться, голубчик, - сказал Борис, вновь разливая по стаканам только что принесенную из соседнего магазина водку.
- Куда его поволокли?
- В соседний медвытрезвитель. Он для него как дом родной, проспится, а утром к себе в Переделкино поедет. Понравилось тебе его выступление? Как нажрется, вечно ему всякие черти видятся.
- Может, он прав? Пьяный человек легче проникает в существующий над планетой информационный слой. В последнее время я слишком часто с подобными разговорами о сатане сталкиваюсь.
- Будешь пить, как он, будешь каждый божий день с самим Мефистофелем встречаться. Давай лучше опрокинем по соточке, чтоб Герману покрепче спалось в вытрезвителе, да и кошмары ночью поменьше мучили.
Сидевшая в задумчивости на заднем сиденье "Волги" Марина вдруг наклонилась вперед, стукнула по плечу присланного за ней Станиславом Семеновичем водителя и сказала:
- Андрюш, притормози возле газетного киоска, мне газет надо купить.
- Сейчас сделаем, - он включил поворотник, резко крутанул руль вправо и, заехав прямо на тротуар, остановился возле газетного киоска.
- Сколько раз тебя штрафовали за подобную парковку, а ты опять за свое, - недовольно пробурчала Федорова, вылезая из машины.
- Спокуха, сейчас у гаишников пересменка.
Марина купила целую пачку московских газет и, возвратясь в машину, тут же раскрыла одну из них.
- Что новенького пишут? - поинтересовался Андрей, вновь нырнув прямо перед носом какой-то иномарки в нескончаемый поток машин. - Ну, чего он рассигналился? Зевать не надо… У меня дома телевизор сломался, я даже не знаю, что в мире творится.
- Пока ничего интересного, - сказала Марина, бегло просматривая заголовки газет.
- Да, Марина Михайловна, а вы слышали о неуловимом убийце? О том, что за проститутками охотится?
- Мельком.
- Так вот мой сосед таксист говорит, а он всегда в курсе всех событий, что это менты сами их мочат.
- Что делают? - переспросила Федорова, откладывая одну газету и берясь за другую.
- Мочат. Убивают, значит.
- Это еще зачем?
- Расплодилось их, как собак нерезаных, не знают как с ними бороться, вот и мочат. А вместе с ним и их "котов". Сутенеров, значит. Менты, для охоты и отстрела разных проституток и мафиози целую секретную бригаду создали. Все равно, они знают, что наше гуманное правосудие любого преступника за бабки оправдает или на поруки отпустит.
- Хватит молоть всякую чепуху, лучше за дорогой следи.
- Чего я там не видел. Вот опять в пробку попали. На метро давно бы уже на месте были.
- Ну, что я говорила, - вдруг вырвалось у Федоровой, - он еще одну убил!
Андрей обернулся и удивленно посмотрел на Марину:
- Это вы о ком?