Угонять машины вместе с Бадом Лонгом было прикольно. Во-первых, все было законно - или, по крайней мере, выглядело законным, - во-вторых, Бад свое дело знал. Вот только через некоторое время те двое парней, что ездили вместе с ними, решили самостоятельно поиграть в такие игрушки - они угоняли первую понравившуюся машину и ехали, куда им было нужно, или просто катались по городу. Глупо, конечно, было ввязываться в это дело, но раза два Райан не смог отказать себе в удовольствии прокатиться с друзьями, когда те заезжали за ним на угнанной машине. Покатавшись или доехав до нужного места, ребята просто оставляли машину у тротуара. Казалось, все шло нормально и риск попасться был невелик. Но как-то раз - в половине третьего ночи на Ист-Джефферсон, неподалеку от завода "Юниройал", - этот кретин Билли Моррисон (а в том, что он кретин, Райан успел уже неоднократно убедиться) выбросил пустую пивную бутылку из окна машины на дорогу. И надо же было такому случиться, что буквально в полусотне метров за ними ехала полицейская машина. Их догнали, остановили, обыскали, отвезли в участок на Бобьен и обвинили в угоне автомобиля. Райан позвонил своей старшей сестре Мэрион, которая была замужем за адвокатом, и рассказал, что случилось. А его милый зятек Карл, добрейшей души человек, заявил, что Райану полезно немного посидеть в кутузке - может, научится уму-разуму. На следующий день, правда, было подано ходатайство об освобождении под залог, разумеется в сопровождении ходатайства о признании задержанного невиновным, и все решилось довольно быстро. Сумма залога была определена в пятьсот долларов. Но поскольку собрать такую сумму без помощи своего чертова зятя Райан не мог, ему пришлось отсидеть неделю в тюрьме графства Уэйн. На суде Карл почти не следил за ходом процесса, проболтав все это время с другим таким же уродом - адвокатом Билли Моррисона. Они стояли и трепались, держа под мышкой свои портфели, и просто проморгали тот момент утреннего заседания суда, когда еще можно было что-то изменить. В результате Райан, даже не поняв толком, что вокруг происходит, был вместе с Билли Моррисоном признан виновным в незаконном перемещении автомобиля. Учитывая то, что оба парня попались впервые, им дали по году условно. Когда Райан вышел вслед за Карлом из здания суда, тот пригласил его на ланч, сообщив, что им нужно "кое о чем поговорить".
На следующий же день - это, насколько понимал Райан, был мировой рекорд оперативности - он опять оказался в зарешеченном распределителе вместе с другими клиентами утреннего заседания - вороватыми бомжами и чернокожими проститутками. Мало того, он угодил к тому же самому судье, что и накануне. На этот раз перед судом предстали не Билли Моррисон и Джек Райан, а один Джек Райан.
В общем, оставалось лишь смириться с судьбой и признать свое редкостное невезение, потому что просто так столько неприятных совпадений случиться не могло.
Он опять пошел на ланч с Карлом и выслушал положенные нотации; потом пошел в кино и вернулся домой. Не то чтобы он очень хотел туда возвращаться, но надо же было куда-то идти, вот он и пошел.
Они по-прежнему жили в квартире в Хайленд-Парк: он с матерью, а в последние семь месяцев еще и его сестра Пегги со своим мужем Фрэнком, работавшим по ночам в пекарне. Райану снова пришлось переселиться на диванчик в столовой. Когда он пришел, все трое были дома. Мама рассказала, что она за него очень беспокоилась, но Карл не велел ей навещать Райана в тюрьме и приходить на судебные слушания. Он помнил, что поесть ему не предложили, потому что вся семья уже пообедала. (Обедали в половине шестого вечера, так как Фрэнк без четверти семь уходил на работу, а он любил после обеда посидеть немного перед телевизором.) Джеку ничего не оставили, потому что не знали, что он придет домой. Он помнил, как мать стала рыться в кошельке, а потом спросила Фрэнка, не одалживала ли она ему на прошлой неделе пять долларов. Ей пришлось спросить дважды, потому что он смотрел телевизор и не расслышал вопроса. Фрэнк сидел в футболке, его длинные темные волосы были зачесаны кверху, а Пегги, усевшись рядом с ним и набрав полный рот шпилек, сооружала себе прическу и делала вид, что не может ответить. Наконец Фрэнк раздраженно сказал, что давно уже вернул долг и странно, что она этого не помнит. Райан сказал, что у него есть деньги, и запомнил, что мать посоветовала ему идти не в "Мейджорс", а в "Сэйфуэй", потому что там на этой неделе торгуют со скидкой и можно получить три фунта гамбургеров всего за один доллар десять центов. Еще она сказала, что на свиные отбивные там тоже хорошая скидка, и если у него останутся деньги, то неплохо было бы купить хотя бы одну на воскресенье - это будет его вкладом в семейный обед; а Фрэнк принесет с работы пирог. Запомнилось Райану и то, как мать сетовала, что у них по соседству нет дешевого универсама "А&Р". И уже с порога он услышал голос сестры, которая стала спорить с мамой, что "А&Р" - это, конечно, здорово, продукты там дешевые, зато почтовых марок там не купишь.
Ни в какой "Сэйфуэй" он не пошел, а прямым ходом направился в бар на Вудворд, рядом с Седьмой милей, и выпил там пива. Домой возвращаться абсолютно не хотелось. Вернешься - а они все еще обсуждают "А&Р". Раньше, впрочем, дома тоже не было особенно весело. Когда он возвращался, отец сидел в столовой и раскладывал на обеденном столе пасьянс, а мать слушала в гостиной радио. Они почти не разговаривали друг с другом - худощавый, тщательно причесанный мужчина и начинающая полнеть женщина. Мать могла притащить купленный где-нибудь на барахолке вытертый ковер или какую-то тряпку, которую считала подходящим платьем для выпускного вечера Пегги, а отец, едва подняв глаза, говорил: "Ага, хорошо. Все в порядке". И снова утыкался носом в карты, и только сигаретный дым пеленой расстилался по комнате. Райан задумывался, занимались ли хоть когда-нибудь его родители любовью. Он просто не мог себе такого представить. Ему казалось, что худощавый мужчина с тщательно причесанными волосами и начищенными зубами и начинающая полнеть женщина, скорее всего, просто лежали в постели, думая о том, нужно ли в этом году покупать новую стиральную машину "Бендикс" или лучше отложить покупку на следующий год. Мужчина курил сигарету, а женщина в конце концов говорила: "Ведь старый "Бендикс" у нас уже девять лет". Райан не представлял, чтобы в постели они занимались тем, чем обычно занимаются там мужчины и женщины. Он, хоть убей, не мог даже вообразить себе их первое знакомство, как они ходили на свидания и вообще их совместное существование до того, как он появился на свет. Он понимал, что, вероятно, было между ними что-то живое, какое-то чувство. Что произошло потом, он не знал, но был готов поспорить с кем угодно, что все проблемы, возникшие между его родителями, были связаны с нехваткой денег. Нельзя всю жизнь жить, подсчитывая каждый цент, чтобы купить гамбургер. Это все время напрягает, и в один прекрасный день ты так и остаешься напряженным, словно черствеешь, и перестаешь при этом испытывать все прочие чувства. Порой, когда он оставался с отцом наедине, того словно подменяли. Райана поражало, как много отец знает. Иногда он предлагал сыграть в города и страны, и Райан начинал его спрашивать, в какой стране какая столица, и оказывалось, что отец знал их все, даже в маленьких странах Центральной Америки. А еще он много знал о таких местах, как Гвадалканал и Тарава, и рассказывал о том, как люди погибали только потому, что кто-то с большими звездами на погонах облажался и отдал не тот приказ. Он рассказывал все подробно, и слушать его было одно удовольствие. Райан даже забывал о том, что отец не был на войне. Он мог доходчиво объяснить сыну-подростку, что и как идет неправильно в Детройтской муниципальной транспортной конторе. Он рассказывал о том, что новых автобусов не хватает и приходится ремонтировать старые, и о том, что все выгодные рейсы и удобные смены отдают неграм, потому что начальство боится обвинений в расовой дискриминации. (Позже, уже работая с Леоном Вуди, Райан иногда задумывался, что сказал бы отец, узнай он об этом. И еще он задумывался, стал бы он квартирным вором, если бы отец был жив? Но потом - потом все как отрезало. Почему, собственно, он должен заботиться о том, что скажет кто-то? Никакого отношения к его реальной жизни и к тому, как он зарабатывает кусок хлеба, это не имеет. С тех пор Райан перестал оглядываться назад и сравнивать свою нынешнюю жизнь с прошлой.)
Когда в бар зашел Билли Моррисон, Райан готов был броситься с кулаками на этого сукина сына, но Билли так обезоруживающе улыбался и так явно был рад его видеть, что мысли о мести враз испарились. Они выпили пива, поздравив друг друга с тем, как удачно и, можно сказать, с наименьшими потерями им удалось выкрутиться из такой неприятной ситуации. Примерно в полдвенадцатого Билли Моррисон начал подначивать Райана насчет того, не хочет ли тот провернуть одно маленькое дельце. Просто чтобы поразвлечься. Райан подумал, что Билли имеет в виду - заглянуть куда-нибудь, где можно познакомиться с девчонками, но тот сказал: парень, сегодня не время тратить силы на "перспективные разработки", нужно действовать наверняка. За деньги я не хочу, сказал Райан. Да ладно, отмахнулся Билли и объявил, что у него есть один очень интересный вариант. Нужно только дойти до ближайшей бензозаправки на Джон-роуд.
Чертова заправка. Ничего более идиотского Райан и представить себе не мог. Но Билли Моррисон твердил, мол, парень, это совсем простое дело, все равно что масло в машине поменять. Дежурный на заправке понимающе кивнул и набрал какой-то телефонный номер. Они минут двадцать ждали, покуривая сигареты, прежде чем к ним подъехал "понтиак-универсал", где на переднем сиденье находились двое парней - совсем молодых, а на заднем он, присмотревшись, увидел девчонку лет шестнадцати с длинными темными спутанными волосами и в узкой юбке, задравшейся на бедрах. После вас, кривляясь, сказал Билли Моррисон, уступая Райану право первому залезть на заднее сиденье к девчонке. Она была хорошенькая, но на нее было вылито слишком много духов, а кроме того, ему не понравились ее волосы; но еще больше не понравились двое парней, сидевшие впереди. В общем, во всей этой затее ему решительно ничего не нравилось. Это он сразу понял, сидя в темноте на заднем сиденье машины, которая поехала по Джон-роуд в направлении Шестой мили. Парень рядом с водителем, спросил, не хочет ли Райан пива. Ну да, пожалуй. Парень протянул ему теплую бутылку и, как только Райан открыл ее, сказал, что это будет стоить доллар. Райан ничего не ответил и тут же рассчитался. Он спросил девушку, не желает ли она тоже выпить, но она сказала, что нет. Это было единственное слово, которое он услышал от нее за все то время, что находился в машине. Одно-единственное. Парни, сидевшие впереди, время от времени перекидывались парой слов, но что именно они говорили, Райан не мог разобрать. Больше всего Райану запомнилась напряженная тишина в машине. Эту тишину нарушил звук его собственного голоса, спрашивающего, куда они едут. Парень, сидевший рядом с водителем, сказал, что на двор за школой. Он пояснил, что иногда они ездят в парк или за дровяной склад, но сегодня самое подходящее место - школьный двор. Там за тобой одеяло лежит, сказал парень. Райан глотнул еще теплого пива. Спустя примерно минуту он опять нарушил молчание и спросил, сколько будет стоить вся "услуга", и парень рядом с водителем, не оборачиваясь, ответил, что десять баксов.
Тогда Райан сказал, что пусть лучше они отвезут его обратно, потому что сегодня он не собирается ни на что тратить деньги. В это время впереди у Шестой мили замаячил светофор, но их машина, не доехав до перекрестка, свернула налево в какой-то узкий проулок и остановилась. Фары высветили мусорные контейнеры и кучи вываленных прямо на землю отбросов возле стен магазинов. Потом фары погасли, и парень, сидевший рядом с водителем, - он был примерно того же возраста, что и Райан, с узким лицом и длинными волосами, - развернулся, положил руку на спинку сиденья и сказал, что с Райана причитается десять баксов. Он объяснил: отвезут ли они Райана на школьный двор, обратно к заправке или еще куда-нибудь, все равно это будет стоить десять баксов. Райан сказал: нет, он передумал. Парень, глянув ему в глаза, заметил, что, мол, бесплатно ничего не бывает. У них на все единая ставка: десять баксов. Райан ответил: о'кей, тогда я предлагаю сделку - вы не везете меня обратно, я выйду прямо здесь.
В машине зажегся свет, когда водитель открыл свою дверцу. Райан помнил, что успел обратить внимание на девушку: волосы у нее оказались светлее, чем он думал; а струйка, которая потекла за рукав рубашки, показалась холоднее, чем пиво, которое он пил. Струйка потекла, потому что он перехватил бутылку за горлышко; тогда он увидел, что парень, сидевший рядом с водителем, отпрянул и скрылся за спинкой сиденья. Райан выскочил и изо всех сил захлопнул дверцу. Сначала он метнулся к багажнику, но, оказавшись в темноте, резко изменил направление движения. Когда водитель обогнул машину спереди, Райан бросился на него и изо всех сил ударил бутылкой сбоку по голове, отчего тот как подкошенный рухнул на капот.
Бутылка не разбилась. Во всех фильмах, которые он видел, бутылка в таком случае разбивалась, а эта нет. Он не бросил ее, а кинулся бежать со всех ног - по проулку и направо, мимо глухой кирпичной стены магазина до Шестой мили, потом перебежал улицу и, перейдя с бега на шаг, пошел по тротуару в восточном направлении, даже не соображая, что по-прежнему держит в руке бутылку. Он был уже в следующем квартале, когда услышал, что его догоняет машина. Он не хотел оглядываться и смотреть, что это за машина, он хотел, чтобы она проехала мимо и не мешала ему идти.
Но машина почему-то не обгоняла его, хотя он не слышал, чтобы она затормозила и остановилась. Тогда он все-таки обернулся и увидел, что это полицейская машина с черно-желтой надписью на боковых дверцах. И он опять побежал. Он вовсе не считал, что так будет лучше, а просто побежал, и все. Потом, подумав об этом, понял, что сделал глупость, и раз и навсегда зарекся когда-нибудь еще так поступать; но было уже слишком поздно. Он добежал до угла и обогнул его; помчался вдоль железного забора, ограждавшего дровяной склад, а потом перемахнул через забор. Он забрался в темноте и тишине в узкую щель между двумя штабелями размером два на четыре и стоял там неподвижно с пивной бутылкой в руке до тех пор, пока его не осветили фонарем. Свет ударил ему прямо в глаза, он разжал руку, выпустил бутылку и вышел из прохода между штабелями.
Разбиравший дела на утреннем заседании судья, приятный на вид спокойный мужчина с начинавшими седеть висками, приговорил его к двум месяцам заключения в Детройтской исправительной колонии.
В его жизни было много невезения. Пора уже наконец настать такому моменту, когда удача повернется к нему лицом. Должно же когда-нибудь человеку повезти, и, возможно, сейчас как раз начинается такой период. Здорово было снова получить в свое распоряжение машину. Здорово было нестись по ночной дороге, включив музыку. А какой кайф - загнать машину на парковку в "Бэй Виста" и поставить ее прямо перед офисом. Если все это действительно признаки начавшейся полосы везения, то следует повнимательнее присмотреться к ним и, не откладывая дела в долгий ящик, принять решение. Если все пойдет так удачно и дальше, значит, надо соглашаться с тем, что предлагает тебе судьба. А уж если скажешь "да", то надо браться за дело и идти до конца.
Собственно говоря, почему он решил, что это дело будет труднее, чем вламываться в чужие дома и красть телевизоры и шубы? Почему это должно быть труднее, чем войти в свою собственную комнату?
В его комнате, на его кровати сидел, привалясь к стене и с ногами прямо на покрывале, Фрэнк Писарро.
- Привет, Джек, как дела?
- Убери ноги с кровати.
- Да ты, кажется, не в настроении? - Писарро отодвинулся на угол кровати и сел, свесив ноги, но не опустив их на пол.
- Как ты меня нашел?
- Билли сказал. Да что с тобой такое?
- Я спрашиваю, как ты нашел мою комнату?
- Спросил какого-то мужика, он и сказал.
- Он сказал, чтобы ты вошел в мою комнату и чувствовал себя как дома?
- Нет, сначала я постучал, а потом подумал - может, ты спишь и не слышишь, как я стучу. Ну, я ткнулся в дверь, а она незаперта. Я и вошел. Послушай, меня ведь с работы выперли.
- Я в курсе.
- Билли, наверное, рассказал. Зато он другого не знает - про автобус.
- Фрэнк, давай в другой раз поговорим.
- Да ты только послушай. Камачо хочет, чтобы я вел автобус на обратной дороге в Техас, чтобы отработать те деньги, которые я ему должен. Понял? Отвезти его туда пассажиром, а мой фургон здесь бросить, потому что это ведро уже свое отъездило.
Райан чуть помедлил с ответом.
- По-моему, это правильно.
- Ясно, но только как все остальные-то домой доберутся? Въезжаешь?
- Как доберутся? Да на автобусе.
- А вот и хрен тебе. Камачо говорит: "Я не обязан развозить их по домам". Тут даже я рот разинул и говорю: "Да ведь они тебе уже заплатили за обратную дорогу". А он: "Это раньше так было, когда я числился бригадиром. А теперь я больше не бригадир и никого никуда доставлять не должен". Вот ведь скотина! Но это еще не все. "Пусть, - говорит, - заплатят пятьсот долларов прокатной компании, где я брал автобус, а мне дадут денег на билет на самолет, - тогда я оставлю автобус здесь".
- Во наворотил. И что, ребята ему поверили?
- А что им оставалось делать? Они все его проклинают, но связываться с ним боятся.
- А тебе-то что волноваться? У тебя ведь машина.
- Как что волноваться? Они же мои друзья.
- Брось ты, Фрэнк. С каких это пор ты стал о друзьях заботиться?
- Да ты что! Я с ними семь лет вместе отпахал.
- Ну ладно, допустим. А ко мне ты зачем приперся?
- Слушай, старик, мы ведь друзья? Вот Билли и говорит: "Почему бы нам не занять денег у Джека?" - На плоском открытом лице Писарро не было заметно ни тени смущения.
- Пятьсот долларов, значит?
- Ну, Билли сказал, что у тебя наверняка еще бабки остались. А если даже ты их потратил, тебе ничего не стоит снова хорошенько разжиться. Мы ведь тебе вон какие рыбные места показали.
- А сам Билли где?
- Не захотел со мной идти. Говорит, не хочет тебя ни о чем просить.
- Ты бы тоже мог не утруждаться.
- Слушай, я ведь не милостыню прошу. Я возьму деньги в долг, а потом мы с тобой рассчитаемся.
- Ты думаешь, у меня есть пятьсот долларов?
- Если даже нет, тебе нетрудно их раздобыть. Мы тебе поможем.
- То есть если я дам тебе в долг все, что у меня есть, ты потом мне вернешь?
- Ну да, ты же меня знаешь. Мое слово верное.
- А когда?
- В следующем году, когда мы снова сюда приедем.
- Рад был с тобой познакомиться, Фрэнк.
- Парень, ну ты только о себе и думаешь. А ведь у них у всех семьи. Как они обратно домой-то добираться будут?
- Да не дави ты на жалость. У меня тоже семья есть.