– Даже если я завяжу, – говорила она, – Не думаю, что ты захочешь быть со мной, что ты сможешь полюбить меня. Важно ведь не что я делаю, а о чем думаю. И это совсем не то, о чем думаешь ты.
– О чем же я думаю?
– Ты думаешь о том, как сделать жизнь правильной сейчас, а я думаю о бесконечности. Может быть в другой жизни…
– Когда ты плакала сейчас, ты не была такой.
– Я еще слаба, я знаю и верю, но не могу пока полностью соответствовать своей вере.
Она пошла к выходу. Желание Андрея помочь ей ослабевало по мере того, как она удалялась.
Уже закрывая за собой дверь, он обернулась к Андрею.
– Я же сказала, что изнасилую тебя.
Дверь захлопнулась.
Алина поспешила к брату. Максим сидел в темноте своей квартиры, пил виски.
– Как ты? – тихо спросила Алина.
Максим горько усмехнулся:
– Я все думал, почему все так боятся меня. Кто ж знал, что у меня на службе маньячка.
– Ты так это видишь?
– А разве это не так на самом деле?
– Я выполняла свою работу. Когда мы договаривались, не было перечисленного списка обязанностей, ты не говорил мне, когда именно обращаться к тебе за разрешением. Одно условие: все должно работать – и все работает отлично. Если бы не то, что я делала – все бы давно развалилось, а тебя посадили.
– Я никогда не хотел становиться откровенным злодеем, я…
Алина вспрыснулась смехом.
– Откровенным злодеем?! Максим, давай поговорим на чистоту хоть раз: я понимаю, почему ты все это делаешь – ты играешь – ты хочешь иметь свою империю, но ты не готов к темной стороне власти, ты не готов к настоящим жертвам, но без них не бывает ни власти, ни величия.
– Я готов к жертвам, но только необходимым! Скажи, кого ты убила, сколько их было?!
– Во-первых, я лично никого не убивала – только отдавала приказы.
Максим вскинул руки и сделал гримасу, мол, а, ну тогда ладно, это меняет дело.
– Так вот все те нарики и пьяницы, – продолжила Алина, – которые в какой-то момент одумывались, и пытались выбраться из говна, вернуть свои хаты, но на сколько бы хватило этого всплеска адекватности? Скорее всего до следующей пьянки, где они снова продадут свои квартиру парню, вставшему на твоё место. Представь сколько исков на тебя, сколько раз твое имя упоминулось бы в полиции.
– Виктор бы разобрался.
– Виктор, – Алина мрачно усмехнулась, – Виктор знал, что ты не знаешь. И он сказал мне, что и у его власти есть границы. Он сказал прямым текстом, что дешевле отмазать от хоть сотни убийств одного парня, того самого, который выполняет черную работу по моим указаниям, или просто убрать его, чем разбираться со множеством исков против тебя.
– Ты общалась с Виктором за моей спиной?
– Все не совсем так, он сам пригласил меня… на свидание. Я четко дала ему понять, что это бесполезно, и мы разговорились о работе. Это была всего одна встреча. Согласись – я не могла молчать. Он уже все знал.
– Все это так грязно теперь. Все иначе. Мне противно.
– А ты серьезно думал не замарать руки?
– Пока замарала руки только ты, тебе самой не противно от себя? – он смотрел на сестру неприязненно и чуть ли не с омерзением.
– Я всего только хочу, как можно больше времени проводить с тобой. Я могла жить одна в пустой квартире… Я понимаю, что, в принципе, то, чем я занимаюсь, отвратительно, но если не этим, то чем? Я хотя бы адекватно смотрю на вещи и, если меня кто-то называет тварью, я даю ему по морде, но хотя бы не удивляюсь!
– Я не хочу, чтобы ты впредь на меня работала.
– Ты не справишься без меня.
– Вот увидишь, – зло бросил Максим.
– У тебя слишком много времени занимает строительство храма, либо храм, либо работа. Без меня ты его не достроишь. Без меня не было бы такого успеха и такого количества денег.
– Это мой храм, не твой. Найди себе свой, – Максим не хотел, чтобы кто-то мог сказать, что он родитель храма наравне с ним.
– Ты не справишься без меня, – все твердила Алина.
– Пошла вон, – устало сказал Максим.
– Ты ошибаешься.
– Убирайся! – из последних сил надорвался криком Максим.
Алина словно деревянная медленно вышла из комнаты. Выйдя на улицу, она побежала, запыхавшись, ворвавшись в свою квартиру и заперевшись в своей комнате, она зарыдала. Спустя пол часа градус эмоций все еще зашкаливал, ее маленькое тельце сотрясалось как от ударов тока, она не могла дышать. И наконец сдалась, она позвонила Капитану. Она была готова, чтобы первый человек увидел ее такой, слабой, непривлекательной, и она хотела, чтобы это был он, чтобы именно Капитан ее утешил. Не было гарантий, что он вообще это умеет – поддерживать, вытирать сопельки, она рисковала, она переступила через себя, вышла из зоны комфорта, если можно было хоть в какой-то мере назвать ее жизнь комфортной, зоной еще куда ни шло. И она позвонила ему, нажала на "Кэп", ждала, а потом услышала: "Этот абонент больше не обслуживается". И сразу перестала плакать. Положила телефон. Взяла его, положила, взяла, набрала домашний Капитана, узнала, что Капитан уехал, куда? Никто не знает. Он написал из аэропорта, что будет путешествовать, пока не поймет. Что поймет? Он не написал. Дословно передала его мама: "Я улетаю. Буду путешествовать, пока не пойму. Люблю, целую, оста…" Ну и все. Мама осеклась и не досказала: "…оставил денег в холодильнике." Значительную часть денег он оставил родителям, половину они положили в банк, половину оставили в холодильнике на память о сыне.
Никто никогда не видел Алину такой, бешеной, злой. И сейчас не видел. Она была такой, но никто не видел. Она, всегда гордившаяся самообладанием, тем, что даже в моменты грусти или злости не портила вещи, сломала все, что могла, она кричала, что он тварь, что она убьет и его, что мог бы и попрощаться, ну и все остальное в этом роде. Когда ее подотпустила злоба – перехватила апатия, она загналась с мыслей о том, что перед тем как начать все крушить, промелькнуло в голове, что у нее дофига денег, и она может себе позволить все крушить. А если бы она была бедна, то не стала бы все ломать? Что это значит? Что ее эмоции, ну или степень их поддельные, надуманные? Какой бред, подумала Алина, как же плохо быть мной. Она еще покричала, попела, потом накупила сладостей и поедала их, смотря любимые комедийные мелодрамы. Когда в нее уже не влезало, она форсировала рвоту и продолжила есть и смотреть кино, пока не уснула. Засыпала она с мыслью, что даже тупое американское кино может помочь в жизни – иначе как она бы узнала, что можно жрать сколько хочешь, если периодически выблевывать съеденное. Но все же самой последней ее мыслью были воспоминания о том, как она засыпала рядом с Капитаном, стараясь не коснуться его, хотя ей так этого хотелось.
***
На следующий день Максим позвал Диму в бар.
– Она еще смеет говорить, что я без нее никто. Я все начал – все моя идея. Она пришла на готовое, и думает, что это она здесь главная, да, при ней бизнес разросся, но это от того, что я заложил успешный, сам себя двигающий фундамент.
– Все хотел спросить – почему ты всегда был против нашего с ней знакомства?
– С Алиной?
– Да.
– Так выходит, что она всегда встает между мной и моими друзьями. Сначала Андрей, теперь Капитан, ты не знаешь, я не буду подробно рассказывать, но думаю, что если придется выбирать – то он выберет ее, а не меня. Причем не важно, ты ей понравишься или она тебе – проблемы будут у меня. Сначала Андрей, теперь она хочет отнять у меня храм – по крайней мере заслугу его создания. Без нее не было бы таких денег, ага, конечно, да больше бы даже было без нее.
Максим ожесточался, а еще понял, что сестра – единственное, что держало еще его на стороне адекватности. Он мог и даже, наверное, хотел быть тем, кем его уже давно считали. Зачем он притворялся, что ему мерзки все эти убийства? По факту ему было все равно.
– Последнее время близкие мне люди постоянно твердят мне, что я слаб, но я слаб именно из-за них, только из-за Алины я не перешел когда-то черту сразу, вот я и пляшу на этой нитке между прошлым и будущим, балансирую, как клоун, да кто они такие в конце-то концов? Алина – девчонка – ей не о ком заботиться, она думает только о том, чтобы ее кто-то гладил по головке. Раньше она хотела Андрея, потом меня. Капитан, он теперь тоже. Капитан… все думают, что он пропал, но я, блядь, знаю, что он сидит дома за книжками, не знаю, кем он решил стать, профессором или еще кем, но это точно противоречит всему, чего он хотел раньше. Великий Капитан – стал книжным червем. Ха хаха.
– А разве он не закончил вуз в этом году, ка и ты?
– Что? Точно… Ну тогда я в душе не ебу, где он. Да плевать мне. Эти люди без собственной цели, без идеи говорят мне, что я слаб, что не смог бы руководить своим же бизнесом?! Я возьму все в свои руки и теперь все будет иначе – больше нет ничего, что бы меня удерживало. Алина, Капитан, Андрей – все пошли к черту!
– Даже Андрей?
– Если он не принимает меня таким, как есть – пошел к черту тоже. Теперь у меня есть только ты – я доверяю тебе и ценю тебя, потому что ты не ставишь мне условий, потому что ничего не просишь и не пытаешься навязать мне никакого говна.
– И что теперь? – спросил Дима. – Сам будешь всем руководить или перекинешь все на помощника Алины, того, что от Виктора?
– Мне нужно много времени на строительство храма, но я не могу отдать все руководство Виктору – тогда точно слечу, зачем я Виктору, если только получаю деньги, придется снова взяться за управление, хотя… Ты умен, и если готов – то думаю, что ты будешь мне лучшим заместителем, чем Алина. Но теперь все будет иначе – я буду требовать жесткой отчетности. Со всем сразу приходи ко мне. И тогда вместе мы добьемся большего. Согласен?
– Согласен, – ну наконец-то, подумал Дима.
Они пожали руки.
– Но если ты предашь меня, поверь, это будет твой последний день, я больше никогда и никого не буду жалеть. Сегодня день рождения, новое, второе мое рождение, третье даже. Пусть мир узнает, чего я стою на самом деле.
***
Дима уже давно хотел познакомиться с Алиной и, не смотря на нежелание Максима, решил, что момент, когда брат и сестра в соре – наилучший.
Звонок. Алина открыла входную дверь. Перед ней стоял Дима. У Алины хмурый вид, но при виде Димы она непроизвольно смягчилась – Дима такой красивый и невысокий, с мягким взглядом, от него не исходит угрозы. Если его переодеть – вышел бы настоящий добрый принц. Он точно ошибся квартирой.
Дима же думал: красивая, но не настолько, чтоб сойти с ума, значит ее фишка не во внешности, а значит она опасна.
– Привет. Меня зовут Дима, я друг твоего брата и давно хотел познакомиться. Вот, проходил мимо твоего дома, решил, почему бы не сейчас.
Она как всегда при первой встрече молча выжидала.
– Он тебе рассказывал обо мне, пришлось выходить на открытое пространство Диме.
– Нет.
– Что нет?
– Не рассказывал.
– Не может быть. Он точно говорил тебе о наших делах…
Ее взгляд похолодел:
– А, ты Дима, – она нажимает на имя Дима, растягивая "и", будто произнося имя кого-то давно ей заочно известного и ненавистного.
Дима игриво поднял бровь:
– Я чем-то тебе уже не угодил?
Она вздохнула:
– Да нет, не в этом дело, проходи.
Просто маленький принц оказался очередным ублюдком. Все, кто был связан с Максимом в делах, не были хорошими парнями. Алина подустала вариться среди преступников, богачей, извращенцев и наркоманов.
Она пропустила его в коридор, закрыла дверь, пошла на кухню, он на спех снял ботинки и последовал за ней. Оба откинулись: он – на стул, она – на спинку тахты.
– Сегодня такой день сложный, – начал актерствовать Дима, – Мне кажется, что я пытаюсь переоценить свои поступки, думаю, насколько я плохой человек…
Да неужели.
Его спокойный тон, приятный голос, вкрадчивая внешность – все это размазывало, и ей захотелось поговорить на чистоту, что бывало редко.
– Забавно, у меня похожая ситуация. То есть я уверена, что права. Но вдруг нет? А тут заходишь ты, такой…
– Какой?
– Не знаю даже, у тебя были такие добрые глаза. Я подумала даже, что ты ошибся дверью, – она усмехнулась.
Зрачки Диминых глаз чуть расширились, он замер, подавил желание сглотнуть слюну, но сквозь видимую невозмутимость прорывалась еле заметная дрожь пальцев, и он спрятал их, сложив руки на груди.
– Я, наверное, обрадовалась, хотела поговорить с кем-то незнакомым, с кем-то не из нашего с Максимом круга, если понимаешь, о чем я. А тут оказывается, что ты тот самый Дима. Который всех нас переплюнет в жестокости.
Она подняла на него взгляд и заметила, что он напрягся, самую малость, практически незаметно, может даже не напрягся, а смутился. Она замолкла и пристально смотрела. Прошло секунд двадцать, Дима не выдержал:
– Что?
– Да вроде ничего.
Она потрясла головой, избавляясь от смутных сомнений:
– Ровно в тот момент, когда во мне впервые зародилась вот такая маленькая, – она пальцами показывает размер, – доля сомнений, приходишь ты – самый жестокий из всех Максиминых знакомых. Но раз пришел ты, то можно поговорить о чем-то другом, что тоже меня волнует, до сих пор мне не с кем было об этом поговорить. Что ты чувствовал, когда в первый раз убил человека?
Дима вздрогнул внутри себя, какого черта ей надо? Да, чтобы войти в тусовку ему пришлось много врать, и это было не сложно, потому что никто не пытался узнать о его сокровенных переживаниях. Он детально продумывал свою ложь, но эта деталь ему не пришла в голову: что же он чувствовал, что же он мог бы чувствовать, если бы на самом деле убил?
– Не уж то не помнишь? Никогда не поверю.
Ему и в голову не пришло сослаться на свою мужицкость и нежелание разговаривать о чувствах. Он вспоминал известные фильмы об убийцах. Что они там говорили?
– Ничего … холод.
– Я вот не могу понять, зачем ты мне врешь.
– Что? С чего ты взяла, ты что великий психолог?
– Я настолько же психолог, насколько ты плохой лгун.
– Что? Ты сказала, что.. Разве не наоборот? Ну ладно, ладно! Ты права, я соврал, когда сказал, что убивал, я хотел, чтобы он принял меня за своего, и я соврал. Максим не захотел бы дружить с сопляком.
– Но с чего ты взял, что Максим дружит только с убийцами?
– Я … эээ. Он начал рассказывать мне о себе и …
– И что? Максим никого не убивал.
– Но его друзья…
– Но он познакомил тебя с ними после того, как ты рассказал ему о себе.
Дима застыл.
– Ты первый рассказал моему брату о себе чуть больше, чем рассказывают случайному приятелю. Зачем ты соврал моему брату, что убивал?
– Я хотел показаться крутым.
– Ты не дурак, как мне сказал Максим, сама я уж сомневаюсь. Но допустим, что нет. И не трус. А не дураки не врут, что они убивали просто так. Ты сделал это с определенной целью. Какой?
Дима не смог выдавить из себя ничего вразумительного.
– Да ладно, и правда разговор ни о чем, – подотпустила Алина, – Давай о чем-нибудь другом поболтаем. … А кстати помнишь, как вы с Максимом в первый раз встретились?
– Ну конечно я помню.
– Так как?
– Твой тон – таким допросы ведут.
Алина отрицательно завертела головой и мило улыбнулась.
– Я гулял и увидел, как девушка упала с крыши, подбежал к ней и встретил Максима.
– Ты же вроде живешь на проспекте Энгельса около Озерков?
– Ну да.
– А гулял на Руднева?
– Я был у подруги, которая живет неподалеку. Допрос продолжается?
– Нет, что ты, мне просто интересно. А где она живет?
– На проспекте Луначарского, – он перепутал Просвещения и Луначарского и соврал неправильно.
– И ты выйдя от неё пошел домой?
– Ну да.
– Пешком?
– Я люблю прогуляться.
– Вы с Максимом встретились в одном квартале от его дома, значит ты решил сделать приличный крюк при том, что и так идти более получаса.
– Мне это надоело, – он встал. – Я ухожу.
Дима стоял к ней спиной, сосредоточенно думал, вдруг обернулся и поцеловал ее в губы, она отпрянула и ударила ногой между ног, он согнулся у стены.
– Какого черта?! Что тебе нужно?! – закричала она и перепрыгнула через стол, чтобы не перешагивать через него и выбраться из-за стола.
– А разве непонятно?
– Нет, не понятно. Ты снова врешь. Ты не хочешь меня. Думаешь я не могу понять это?
Дима оправился от удара, медленно встал:
– Мне пора.
Он пошел в коридор, она провожала его, напряженно вглядываясь. Он остановился у двери:
– Ты ведь расскажешь об этом брату?
– О чем?
Дима вернулся к ней, подошел вплотную. Она усмехнулась:
– Вот такой взгляд у тебя был бы, если бы ты собрался кого-то убить, но мы оба знаем, что ты не сможешь этого сделать.
– Если я этого не делал, это не значит, что я этого не могу сделать.
Она отступила на шаг.
– Если ты тронешь меня хоть пальцем – мой брат тебя уж точно убьет.
– Я скажу, что зашел к тебе, мы поболтали, я ушел и больше ничего не знаю.
– Да что вообще происходит? Ты вконец странно себя ведешь, и мне это не нравится, уходи.
Он взял её за плечи и сильно сжал, она тихо вскрикнула, высвободилась и отступила к окну кухни.
– Больно.
Дима сосредоточенно думал, он в панике. Алина заметила его сомненья:
– Дима, давай попробуем сначала. Я налью нам чаю, и мы заново познакомимся. Она убедительно улыбнулась.
Дима будто не слышал её:
– Да, я скажу, что мы просто поболтали, и я оставил тебя здесь живую и невредимую, Максим мне поверит. У него нет поводов мне не верить. И чтоб так было и впредь, мне придётся тебя убить.
Он подходит к ней, теперь Алина в свою очередь не убедительно поцеловала Диму в губы, он легко оттолкнул её:
– Ты права, я не хочу тебя.
Алина молниеносно схватила вазу с фруктами со стола, ударила ей Диму, ваза разбилась о его руку, защищающую голову, яблоки, киви и бананы рассыпались по полу, он схватил Алину за шею, они упали, он стал душить её, капли крови из его распоротой вазой руки капали Алине на лицо. Как только она потеряла сознание, он отпустил её, померил пульс, жива.
Он сел на пол рядом с Алиной, он вспомнил маленькую комнатку без окон, где больше трех человек не могло поместиться.
***
Голые стены, абсолютно ничего нет. Три маленьких раскладных стула. На одном из них сидит с первого взгляда ничем не примечательный, лысый мужчина, только взгляд у него запоминается, острый, буравит тебя. И лицом, и фигурой он был сухим и лаконичным, правильные черты, но лицо будто утратило всякую выразительность, мягкость, морщин почти не было, потому что он редко выражал внутренние переживания, и его лицо стало красивой, но безжизненной и жестокой маской.