- Это очень мило с твоей стороны, - ответил Бун. - Но пойми, Пит, частный детектив не просто так "частным" называется.
- Ой, конечно. Извини. Это я сглупила.
- Нет-нет. Просто у меня сейчас такое дело… как раз в частную жизнь приходится лезть.
- Ясно.
Да прекрати уже выпендриваться, отругал себя Бун. Она же извинилась, чего тебе еще надо? Хватит корчить из себя гордого подростка.
- Может, завтра вечером? - спросил он. - У меня тут, похоже, все закругляется, так что я, скорее всего, буду свободен.
- Давай ближе к делу посмотрим? - ответила Петра. - Я не совсем уверена, что смогу завтра. Да, правда, я же вроде договорилась встретиться с друзьями, они те еще гурманы. Мы хотели поужинать в ресторане в Гэслэмпе, и все такое.
Такое, что точно не заинтересует меня, подумал Бун.
Та самая пресловутая социально-экономическая несовместимость.
- Ладно, - бодро отозвался Бун. - Завтра все и решим.
- Хорошая мысль, - согласилась Петра. - Ну… извини, что оторвала от работы.
- Да ничего. Я сам был рад оторваться ненадолго.
- Всегда пожалуйста.
Как гладко она все провернула, подумал Бун. "Гурманы". Таких гурманов надо ставить к стенке, заставлять читать меню дня и расстреливать.
Около часу ночи Бун перенастроил радар, чтобы тот предупредил его, если машина Донны начнет двигаться, отыскал в недрах фургона маленький переносной будильник и поставил его на шесть тридцать утра. Разложив сиденье, он улегся спать.
Донна Николс вышла из дома в шесть часов тридцать семь минут.
На плече у нее висела сумка, очевидно, со спальными принадлежностями.
Коренастый белый мужчина средних лет, с кудрявыми русыми волосами и рыжей бородкой, стоял в дверях в шелковом халате. Поцеловав Донну на прощание, он нагнулся, поднял с пола свежую газету и ушел внутрь.
Донна открыла машину, забросила сумку на переднее пассажирское сиденье, села за руль и выехала с парковки. Бун подождал минуту, убедился, что красный огонек радара направляется к дому Николсов, подъехал к воротам и оглядел почтовый ящик. На нем красовалась фамилия "Шеринг". Бун нашел себе неподалеку новое свободное место для парковки.
В восемь двадцать утра он глянул в зеркало заднего вида и заметил, как открылась дверь гаража Шеринга. Оттуда выплыл бежевый "мерседес" и поехал вниз по склону. Бун дал ему секундную фору, затем тронулся с места. Он не хотел слишком уж откровенно садиться Шерингу на хвост и, в принципе, мог бы узнать всю нужную информацию по его адресу и номеру машины, но выяснить место его работы, проследив за ним, было проще всего. Бун поравнялся с Шерингом, когда тот сворачивал направо, к югу, в Камино-Дель-Мар. Затем Шеринг повернул на Торри-Пайнс, и Бун на мгновение подумал, что тот едет к Николсам, "снимать сливки", так сказать. Но Шеринг проехал мимо площадки для гольфа, повернул налево и въехал на парковку близ небольших двухэтажных офисов.
"Мерседес" остановился на месте, отмеченном табличкой "зарезервировано", и Шеринг вылез из автомобиля.
Бун отметил, что его объект выглядит как типичный южнокалифорнийский высококвалифицированный работник летом: в голубом блейзере, слаксах цвета хаки и белой рубашке с расстегнутым воротничком. На ногах идеально вычищенные дорогие полуботинки из коричневой кожи. Обручального кольца не видно. Шеринг подхватил с пассажирского сиденья портфель, подошел к одному из зданий и по внешней лестнице поднялся на второй этаж. Через минуту Бун повторил его маршрут. На втором этаже располагались офисы трех фирм - адвокатская контора, издательство и офис "Филипа М. Шеринга, консультанта по вопросам инженерной геологии".
Шеринг занимался грязью.
Глава 65
Другими словами, он был специалистом по механике грунтов.
Считается, что дома и любые другие здания стоят на фундаменте, но это не совсем так. Настоящий фундамент - это земля, на которой стоит фундамент. По большому счету, все здания возводят на грунте. И если этот грунт не совсем прочный, то уже не важно, насколько хороший и крепкий фундамент вы возвели, - на самом деле можно считать, что никакого фундамента под домом нет вовсе.
Но земля совсем не такая простая штука, как кажется. Она состоит из размельченных камней и разложившихся растений, и ученые выделяют бесконечное количество видов земли в зависимости от ее состава, уровня влажности ее компонентов, плотности и стабильности.
А корни этой проблемы уходят еще глубже. Под почвой всегда есть слой воды либо камня, и опять-таки, в зависимости от толщины слоя почвы, ее влажности, уклона слоя, на котором "сидит" почва, изменяется уровень ее стабильности либо нестабильности.
То же можно сказать и про слои камня или воды, которые скрываются под землей. Каменистый слой может быть монолитным и устойчивым, а может быть потрескавшимся и хрупким - например, в результате землетрясения - и постоянно пребывать в движении. Подобные перемещения также влияют и на подземные воды, которые, в свою очередь, воздействуют на окружающие их каменистый и почвенный слои.
Когда человек смотрит на землю, она кажется ему неподвижной, стабильной и устойчивой. Но почти всегда это совсем не так. На самом деле подпочва находится в постоянном движении, иногда весьма стремительном - например, в случае обвала или оползня, - а иногда, напротив, медленном и незаметном - так наша планета формировала свой рельеф на протяжении миллиардов лет. В общем, истина заключается в том, что почва всегда меняется.
Можно было бы сказать "Ну и что с того?" и плюнуть на этот факт, если бы не одно "но": мы строим на этой почве наши дома, и работа инженеров вроде Филипа Шеринга как раз и состоит в том, чтобы говорить нам, выдержит ли конкретный участок почвы конкретное здание, или, может, его надо доработать, если это реально и целесообразно.
В Южной Калифорнии таких инженеров полно: во-первых, тут многие хотят жить, а во-вторых, почва тут своеобразная - пустыня, обрывающаяся прямо у океана. В общем, ничего страшного, если не строить на этих утесах, состоящих из песчаного грунта и рыхлой глины, бесконечные дома, домики, офисы, отели, улицы и дороги.
Взять хотя бы обожаемое Буном Тихоокеанское шоссе. Инженеры-строители, проектировавшие эту дорогу, попросту вырезали куски почвы внизу утесов, вызвав страшные внутренние обвалы дальше по склону. Когда едешь по шоссе, везде виднеются большие бетонные стены, поддерживающие утесы и не дающие им окончательно обрушиться и стать частью Тихого океана.
Но шоссе было построено за многие годы до строительного бума в Южной Калифорнии, когда утесы могли выдержать последствия "вырезки" и даже восстановиться. С годами же все больше и больше людей мечтали о домах на живописных утесах, и вскоре их застроили особняками и коттеджными поселками, зачастую чересчур поспешно.
В домах селились жильцы. Им нужна была вода - чтобы пить, стирать, готовить, мыться. Большая часть этой воды утекала по водостокам и не оказывала особого воздействия на состояние почв. Но еще людям нужны были лужайки - с пышной травой, которая, в отличие от неприхотливых кактусов, требует полива. Обильного полива. Так что люди, которые пили, стирали, готовили и мылись, стали еще и поливать лужайки, и вот эта вода ни в какие водостоки не попадала - она естественным путем впитывалась в почву, состоящую из песка и рыхлой глины. Вода - отличная смазка и одна из самых незаметных, упорных и разрушительных сил в этом мире. Ей удалось еще больше разрыхлить и смазать и без того скользкую подпочву, и получилось так, что утесы превратились в отличные горки, а особняки - в прекрасные санки.
Конечно, они начали катиться вниз.
В процессе трескались фундаменты домов, дорожки вставали на дыбы, штукатурка лопалась, полы выгибались, потолки проседали, черепица взлетала на воздух без особой на то (заметной невооруженному глазу) причины. А иногда дома и вовсе падали с утесов или погружались в воронки, как по мановению волшебной палочки возникающие и поглощающие все новые особняки.
Все это привело к возникновению еще одного, чисто южнокалифорнийского, феномена.
К тяжбам.
Люди начали судиться - со страховыми компаниями, с застройщиками, архитекторами, городом, округом, друг с другом. Во время слушаний обеим сторонам требовались квалифицированные показания инженеров-консультантов вроде Фила Шеринга - нужно же было понять, почему обрушилась земля под их домами, квартирами, офисами и отелями и кто в этом виноват.
Фактически Фил Шеринг работал профессиональным свидетелем. Запрашивая за свои услуги пять сотен в час, можно недурно устроиться. И надо сказать, что время, проведенное непосредственно в суде, приносит такому консультанту меньше всего дохода. Ведь они взимают те же пять сотен и за время, необходимое для изучения особенностей дела, и за время, потраченное на подготовку показаний, и за встречи с адвокатами - счетчик постоянно тикает, друг мой.
Благодаря ему можно позволить себе дом на Кучара-драйв в Дель-Маре.
А благодаря деньгам можно войти в круги, в которых вращаются женщины вроде Донны Николс.
Бун поехал обратно в Пасифик-Бич.
Собрание конвоиров зари давно прошло.
Глава 66
Бун проплыл мимо джентльменов, отстегнул "поводок" на лодыжке и направил доску в глубь океана, надеясь смыть с себя грязь и усталость после депрессивной ночи слежки.
Океан - вечен и потому хранит в себе множество воспоминаний, которые нахлынули на Буна вместе с потоками прохладной воды.
Санни.
Когда-то, когда она еще только мечтала о профессиональной карьере, а Бун был ее тренером, они вместе ныряли без всякой страховки так глубоко, насколько хватало сил. Санни была словно упругая стрела, пущенная в воду, - сильная, мощная, стремительная. Они плыли под водой, пока не начинало казаться, что их легкие сейчас взорвутся. Тогда они терпели еще пару минут и только потом всплывали на поверхность, за таким чудесным и желанным глотком воздуха. Потом повторяли все снова и снова, соревнуясь и подначивая друг друга. Санни была такой упрямой и целеустремленной, что никогда не сдавалась раньше Буна.
После пары таких заходов они плыли рядышком, высматривая свои доски, которые иногда далеко относило волной. Затем они долго и упорно гребли вдоль пляжа, пока плечи и руки не начинали гореть от усталости. Или плыли на скорость - резкими короткими рывками, словно пытались "вбить" друг друга в волну. Бун понимал, что именно этим Санни придется заниматься на соревнованиях: там все зависит от того, кто первый займет самую лучшую волну.
Поэтому он подгонял ее, никогда не давал поблажки, потому что она "девчонка". Да ей поблажки и не нужны были - Санни силой и скоростью не уступала парням, а многих из них и вовсе превосходила. Казалось, сама природа создала ее - с такими длинными ногами и широкими плечами - для сёрфинга. Благодаря строгой вегетарианской диете (правда, с рыбой) Санни всегда была в отличной форме. Диета, йога, занятия в качалке, беспощадные тренировки, бесконечные заплывы по океану - Санни была настоящим монстром, упертым и целеустремленным.
К йоге ее приобщил Келли Кухайо.
Воспоминания одолевали Буна. Доплыв до дна, он выгнулся и помчался наверх. Там он оглянулся и посмотрел на берег.
Все сёрферы просто умирали со смеху, когда Келли принялся заниматься йогой на пляже. Ему на это было наплевать - бросив коврик на песок, он проделывал медленные упражнения: скручивал себя в узел, потягивался, принимал невообразимые и уморительные позы, не обращая внимания на смешки и колкости окружающих.
Келли с улыбкой продолжал заниматься.
А потом, в воде, рвал всех этих сёрферов на тряпки.
Смейтесь сколько влезет, ребятки, обзывайте его "гуру", "свами", изображайте Джорджа Харрисона - на доске он сделает вас, как маленьких. Келли мог заполучить любую волну, выбрать идеальную траекторию и пронестись по ней с такой грацией и мощью, какие вам и не снились. И так пожилой КК катался целый день.
Бун, держась на воде, взглянул на пляж, вспомнил еще кое-что и громко расхохотался.
Ему на память пришел тот день, когда Санни начала заниматься йогой вместе с КК. Просто подошла к нему, положила рядом свой коврик и попробовала повторять его движения. КК никак на это не отреагировал, лишь улыбнулся и продолжил заниматься. Вот тогда-то парни на пляже стали следить за ними особенно пристально - еще бы, этакая штучка, да как выгибается, да какие позы принимает! Какой же дурак откажется от такого зрелища. Вскоре рядом с Санни пристроился еще один сёрфер, потом еще парочка, и вскоре КК уже вел целый класс по йоге на пляже.
Бун йогой не увлекся - ему хватало тренировок в воде, - а вот Санни стала фанатом. Она прекрасно понимала, что КК в каком-то смысле заменил ей отца. Ее собственный папаша испарился, когда девочке было три года, и она открыто признавала, что отца ей страшно не хватает.
- Это же основы психологии, - сказала она как-то Буну во время их очередного заплыва. - Просто я отдаю себе отчет в своих потребностях, поэтому не буду пытаться получить тепло, которым меня обделил отец, от своего парня.
И это здорово, подумал про себя Бун, который в то время был ее парнем. Так что занятия Санни йогой с КК пошли всем на пользу.
- Знаешь, чем-то он даже лучше настоящего, - призналась она как-то Буну.
- Чем же?
- Тем, что я сама его выбрала. Я знала, какие качества мне хотелось бы видеть в идеальном отце, и получила их, вместо того чтобы мириться с недостатками своего реального папаши.
- Понимаю, - кивнул Бун.
КК тоже все понимал.
Его такие отношения совершенно не тяготили, он никогда не обсуждал их, не говоря уж о фразах вроде "Можешь звать меня папой, доченька" и прочих ужасах. Он оставался самим собой - добрым, деликатным, мудрым и чутким.
Словом, идеальный отец.
Как бы то ни было, у Санни были бабушка Элеанор, и эрзац-папа КК, и свой набор генов, и уверенность в себе, и любовь к океану, поэтому она не страдала типичным неврозом южнокалифорнийских девиц из неблагополучных семей, которые мечутся как сумасшедшие в поисках любви и в конце концов плодят очередное поколение южнокалифорнийских девиц из неблагополучных семей.
Вместо этого она стала отличным сёрфером.
И отличной любовницей, и отличным другом.
Бун помнил ту ночь на пляже. По песку стелился густой туман, они с Санни занимались любовью под причалом, а океан окатывал их теплыми волнами. Ее длинная изящная шея на вкус была соленой-соленой, руки крепко обнимали Буна, а сильные бедра покачивались, заставляя его входить в нее глубже и глубже.
Потом они лежали, закутавшись в одно на двоих одеяло, и слушали, как легкие волны бьются об опоры причала. Говорили о жизни, о своих мечтах, о своих страхах, несли всякую чушь и смешили друг друга до коликов.
Бун очень по ней скучал.
Доплыв до доски, он уселся на нее и посмотрел на пляж.
Как и океан, пляж пробуждал множество воспоминаний. Когда стоишь на песке и смотришь на воду, вспоминаешь все волны, что ты покорил, все трюки, удачные и не очень, дурацкие разговоры, славные деньки… А глядя на пляж, вспоминаешь, как валялся на песке и болтал с друзьями, как играл в волейбол и жарил рыбу на гриле. И тут же память превращает день в ночь, и ты вспоминаешь костры, что жег с друзьями, вспоминаешь, как натягивал теплый свитер холодным вечером, вспоминаешь укулеле, гитару и тихие, неторопливые беседы.
Как в тот раз, с КК.
Они сидели неподалеку от костра, слушали, как кто-то бренчит на укулеле, и вдруг КК заговорил:
- Смысл жизни… - произнес он и на секунду умолк. - Смысл жизни, Кузнечик, - (он всегда подсмеивался над своим статусом "гуру"), - в том, чтобы совершать правильные поступки, большие и не очень, один за другим, один за другим…
Бун тогда только вернулся в мир сёрфинга после нескольких месяцев добровольного отшельничества, понадобившихся, чтобы отойти от дела Рэйн Суини. Он уволился из полиции и протирал диван в доме Санни, пока та не выставила его вон. После этого Бун перебрался к себе домой и окончательно погрузился в тоску и жалость к себе.
И вот он вернулся. И только Санни, его теперь уже бывшая девушка, знала, что он вернулся, да не совсем. Санни и, похоже, КК.
Который изрек свою сентенцию и умолк, предоставляя Буну права выбора - усваивать ее или нет.
Но они оба прекрасно понимали, что хотел сказать КК: "Ты поступил правильно. Вопрос в том, продолжишь ли ты в том же духе".
Да, Келли, все верно, думал Бун, глядя, как ночной пляж из его воспоминаний заливают лучи яркого августовского солнца. Вот только что правильно, а что нет?
Ты сам знаешь.
В глубине души - знаешь.
Вот дерьмо-то, Келли.
Оно самое, Кузнечик.
Глава 67
Бун отправился в "Старбакс".
Такое с ним бывает нечасто.
Бун, конечно, вовсе не ярый антиглобалист-антикапиталист, просто привык пить кофе в "Вечерней рюмке", и он его вполне устраивает. Он еще в состоянии отличить кенийский кофе высшего качества от рутбира, но этим его дегустаторские навыки и ограничиваются.
Тем не менее Бун поехал в "Старбакс". Заказав "средний черный кофе", он навлек на себя волну презрения.
- Вы хотели сказать "Американо гранде"? - уточнила бариста.
- Средний черный кофе, - повторил Бун.
- "Американо гранде".
- Средний, - настаивал Бун, кивая в сторону разноразмерных чашек. - Размер между маленьким и большим.
- Это и называется "гранде".
- Ну и прекрасно.
- Ваше имя? - осведомилась бариста.
- Мое?
- Чтобы мы подозвали вас к стойке.
- Это еще зачем?
- Мы позовем вас, когда будет готов ваш "Американо гранде".
- Я думал, вы его просто нальете.
- Мы должны его приготовить, - ответила бариста. - И только потом позовем вас к стойке.
- Бун.
- Бу? - переспросила бариста.
- Забудьте. Дэниелс.
- Спасибо, Дэниел.
Бун остался у кассы ждать свой кофе. Бариста бросила на него удивленный взгляд.
- Вам туда, - сказала она, показав направо. - Туда принесут ваш кофе, и туда же позовут вас.
- Ясно.
Отойдя в сторону, Бун подождал, пока работники с должным почтением выдадут капучино и маккиато парочке кофеиновых маньяков.
- Дэниел! - услышал он "свое" имя.
- Спасибо, - поблагодарил Бун, забирая кофе.
- Не за что.