Час джентльменов - Дон Уинслоу 3 стр.


А сёрферы не могли поверить своему счастью. Представляете, каково это: приходишь ты на пляж, а там в воде сам КК покоряет волны - легко, изящно, непринужденно. А потом он - раз! - и приглашает тебя присоединиться: "Друг, давай кататься вместе!" - говорит тебе Келли Кухайо. "Водичка отличная, да и места в океане всем хватит", - сообщает он и делится с тобой маленькими профессиональными хитростями и секретами. (Именно Келли изменил стойку Санни на доске на целых семь с половиной сантиметров, что кардинально повлияло на уровень ее мастерства.) КК всегда продвигал идеи содружества, мира во всем мире и расслабленного отношения к жизни.

КК исповедовал буддизм еще со времен тусовок с японскими ребятами в Гонолулу. Он медитировал два раза в день в позе лотоса и был серьезным, "настоящим" буддистом. Но он этим никогда не хвалился. Собственно, Келли никогда ничем не хвалился - люди просто смотрели на него и учились. Санни стала буддисткой именно из-за КК, хотя тот наверняка об этом даже не догадывался. Просто ее восхищали его энергия и самообладание, и она хотела себе такие же.

Чем же еще прославился КК?

Ну, например, он обучал сёрфингу детишек из местной школы.

Обдумайте это хорошенько. Предположим, вы - ученик старших классов, играете в бейсбол. И вот в один прекрасный день в школу приезжает Хэнк Аарон и заявляет, что будет вашим тренером. Или, например, вы на досуге любите покидать мячик в корзину - так, ничего серьезного. И вдруг является Майкл Джордан и предлагает потренироваться с ним по вечерам и выходным, чтобы отточить бросок. Можете себе такое представить?!

Келли Кухайо, он же Мистер Труба, он же Дзен-мастер, приходил в школу и рассказывал, как следует стоять на доске, как преподносить себя, как вести себя и как относиться к окружающим. Келли Кухайо, он же Мистер Труба, он же Дзен-мастер, велел им держаться подальше от наркотиков и молодежных банд, велел им делать уроки. Дети, которым повезло учиться у него, всегда знали: колоться и встревать в драки - отстой, а тусоваться с КК, поедать бутеры с ореховым маслом и джемом и бренчать на укулеле - вот это круто.

Ради КК даже бандиты из самоанских группировок выходили по субботам к океану с мусорными мешками и с веселыми шутками и прибаутками вычищали пляж. Уже убеленный сединами, КК покачивался на волнах на бодиборде, окруженный черными мальчишками из Голден-Хилл, и рассказывал, на чем можно сэкономить, чтобы купить себе нормальную доску. Как раз в это же время в районе наметился спад преступности, в основном, конечно, за счет демографических проблем, но местная полиция искренне считала, что в этом есть и заслуга Келли Кухайо.

Посещал КК и местные благотворительные акции, участвовал в марафонах, а для школьных аукционов у него всегда находились какие-нибудь памятные мелочи. Он никогда не говорил "нет", если была хоть малейшая возможность сказать "да".

Он стал постоянным участником часа джентльменов. Он травил байки вместе с остальными ветеранами, но чаще всего его можно было увидеть в воде, где он все так же элегантно, но уже чуть менее ловко, чем в юности, покорял волны. Время от времени Бун натыкался на него в "Вечерней рюмке", "Бургерах от Джеффа", на пляже или на какой-нибудь сёрферской тусовке. При встрече КК всегда интересовался, как поживают родители Буна. Иногда они вместе катались на досках.

Бун уважал Келли Кухайо, восхищался им и брал с него пример.

И в этих чувствах он не был одинок - весь Сан-Диего обожал КК.

Он был героем.

Может, даже святым.

А потом его убил Кори Блезингейм.

Глава 10

Это произошло на улице, прямо перед "Вечерней рюмкой".

Что было и вовсе ужасно, ведь "Рюмка" - культовое для сёрферов Сан-Диего место. На стенах тут везде поблекшие фотографии знаменитых сёрферов, а с потолка свисают доски, не без помощи которых прославились их запечатленные на снимках хозяева.

Но дело даже не в каких-то вещах. "Вечерняя рюмка" всегда была оплотом братства - ну, и в последнее время сестринства тоже - сёрферов. Тут блюли истинные сёрферские ценности: миролюбие, дружбу, терпимость, индивидуальность - все то, что объединяло людей помимо пристрастия к сёрфингу. В общем, тут ценили все то, чему учил Келли Кухайо.

В Пасифик-Бич такие люди собирались именно в "Вечерней рюмке". Здесь они ели, пили, шутили и болтали. Иногда заглядывали уставшие туристы. Бывало, заявлялись и болваны с востока от Пятого шоссе в поисках приключений - на этот случай в "Рюмке" дежурили неофициальные вышибалы - Бун, Дэйв или Прибой. Но сёрферы всегда вели себя тихо и мирно. Конечно, время от времени кто-нибудь напивался так, что его приходилось выводить под белы рученьки, или кого-нибудь начинало тошнить прямо на пол (особенно часто такое случалось по вторникам, в день коктейля "Май-тай"), а как-то один паренек принял стол за доску, попытался посёрфить и очутился в отделении скорой помощи. Но в общем и целом никакого насилия в "Рюмке" отродясь не бывало.

Но все когда-нибудь случается в первый раз.

Как бы это ни было ужасно и отвратительно, но следовало признать: в мирное доселе сообщество сёрферов начало проникать насилие. Процесс пошел еще в середине восьмидесятых, когда блаженно-укуренные хиппи уступили место более жесткой, радикальной культуре. Медленно, но верно на смену травке пришел кокаин, на смену кокаину - крэк, на смену крэку - спиды, на смену спидам - метамфетамины. А мет порождает чудовищную агрессию.

Кроме того, сказалось и перенаселение - слишком много было желающих посёрфить, слишком мало волн для них; слишком много машин, слишком мало парковок.

В жаргоне сёрферов появилось новое слово - локализм.

Явление легкообъяснимое - сёрферы, которые родились, выросли и всю жизнь катались около одного и того же брейка, хотели защитить свою территорию от новичков, ведь наплыв чужаков угрожал выжить их с места, которое они считали своим домом. Но все равно локализм - на редкость уродливая штука.

Локалисты начали расставлять повсюду знаки типа "Живешь не здесь - здесь не катаешься". Затем стали нападать на машины приезжих - прокалывали шины, били стекла, царапали двери. Вскоре перешли к насилию - неместных избивали на парковках, на пляже, даже в воде.

Для сёрферов вроде Буна это было кощунством.

В воде нельзя драться. Нельзя угрожать, махать кулаками, бить людей. В воде можно сёрфить. Если чувак занимает твою волну, ты делаешь ему внушение, но никогда и ни за что не порочишь святое место насилием.

- Устраивать драку на волне, - высказал как-то свое мнение Дэйв, - все равно что красть в церкви.

- Ты что, ходишь в церковь? - изумился Шестипалый.

- Нет, - ответил Дэйв.

- А ты там хоть раз в жизни был? - поинтересовался Прибой. Сам он посещал церковь каждое воскресенье с тех самых пор, как перестал заправлять одной из бандитских группировок.

- Нет, - повторил Дэйв. - Но у меня была одна знакомая монашка…

- Не думаю, что хочу это выслушивать, - прервал его Прибой.

- Ну, когда я с ней познакомился, она из монастыря уже ушла…

- Вот в это я верю, - заметил Бун. - Так что она?

- Частенько болтала о церкви.

- О кражах в церкви? - уточнил Джонни Банзай. - Тогда не удивительно, что ее вышибли из монастыря.

- Да я просто хотел сказать, - настаивал Дэйв, - что драться во время сёрфинга это… это…

- Кощунственно, - подсказал Джонни.

- Знаешь, - ответил Дэйв, - а ты ведь и впрямь вписываешься в классический образ типичного азиата. Ну там, хороший словарный запас, лучший ученик в школе, блестящие результаты вступительных экзаменов…

- У меня и правда хороший словарный запас, - откликнулся Джонни. - И да, я был лучшим учеником в школе. И экзамены тоже сдал хорошо.

- Лучше Дэйва? - ехидно спросил Прибой. - Да для этого вовсе не обязательно быть азиатом. Достаточно просто хоть раз прийти на этот самый экзамен.

- У меня были другие приоритеты, - изящно парировал Дэйв.

Приоритеты эти давно были внесены в Список Клевых Штук - который конвоиры постоянно переписывали, дополняли и изменяли. Его, разумеется, уравновешивал Список Неклевых Штук, в который входили следующие вещи и явления:

1. Отсутствие волн

2. Плохие волны

3. Переполненный пляж

4. Жить к востоку от Пятого шоссе

5. Находиться к востоку от Пятого шоссе

6. Раздражение на коже после влажного гидрокостюма

7. Слив в воду канализационных нечистот

8. Крепежи для досок на крышах BMW

9. Туристы на арендованных досках

10. Локализм

Последние два пункта вызывали наиболее жаркие споры в компании.

Друзья признавали, что не могут определиться в своем отношении к туристам на арендованных досках, особенно когда те выбирали пенопластовые лонгборды. С одной стороны, такие туристы жутко мешались под ногами, баламутили воду, не умели себя вести, были невежественны и невежливы. С другой стороны, они являли собой бессменный объект шуток, источник развлечения и дохода - Шестипалый сдавал им в аренду доски, а Дэйв зорко следил за их попытками утопить себя в океане.

Но десятый пункт, локализм, накалял страсти до предела.

- Я понимаю локалистов, - говаривал Прибой. - Нам же не нравится, когда к конвоирам вдруг пытается присоседиться какой-нибудь хрен с горы.

- Нам это не нравится, - соглашался Джонни, - но мы же его за это не избиваем. Просто скрежещем зубами.

- Океан не может никому принадлежать, - настаивал Бун. - Ни целиком, ни частями.

Но даже Бун признавал, что за последние годы сёрфинг стал попросту модным и на его излюбленные брейки повалили толпы новичков. Похоже, все вокруг возомнили себя сёрферами. Народу в океане было как сельдей в бочке. В выходные на пляжах творилось форменное безумие, и Бун грешным делом даже подумывал отказаться от сёрфинга по субботам и воскресеньям, так много сёрферов (в основном плохих) носилось по волнам.

Конечно, все это не имело особенного значения; с такого рода явлениями можно только примириться. Нельзя же застолбить за собой кусок океана. Самое замечательное в океане то, что его нельзя купить и огородить забором - хотя новенькие шикарные отели, вскакивающие как прыщики на побережье, всячески старались заблокировать проходы к воде, сделать пляжи "частными". Бун считал океан последним оплотом настоящей демократии. Любой человек - вне зависимости от расы, цвета кожи, вероисповедания, социального статуса или отсутствия такового - имеет право на океан.

Поэтому локализм для Буна был явлением понятным и объяснимым, но тем не менее абсолютно неправильным.

Отвратительным.

Уродливым. За последние годы Буну, Дэйву, Прибою и Джонни все чаще приходилось выступать в роли миротворцев, вмешиваться в ссоры сёрферов и предотвращать драки. То, что еще несколько лет назад было редким событием, стало обыденностью: локалисты так и рвались отдубасить приезжих спортсменов.

Взять хотя бы тот случай на пляже Пасифик-Бич. Конвоиры тогда уже откатали свою сессию, и прибрежные волны в тот воскресный денек заняли местные и приезжие сёрферы. Обстановка была напряженной - слишком много сёрферов пытались занять одни и те же волны. И вот один из местных не выдержал. Какой-то новичок вперся в волну и вынудил его отплыть в сторону. Парень взбесился и отправился бить нахалу морду. Что хуже, к обиженному сёрферу присоединились его товарищи.

Все могло окончиться большой бедой, если бы не Дэйв, который как раз был на посту, и Джонни, который играл со своими детьми в прибрежной водичке неподалеку. Джонни добежал до места конфликта первым и встал между разъяренными местными и туповатым новичком. Он попытался их успокоить, но локалисты ничего не хотели слышать. Когда до веселой компании добрался Дэйв, обстановка уже накалилась до предела, и только появление еще и Буна с Прибоем охладило пыл разозленных локалистов.

Но конвоиры не могли контролировать каждый брейк в районе, и вскоре уродливое лицо локализма злобно скалилось почти по всему городу. На бамперах машин стали появляться наклейки вроде "Частная территория", а владельцы этих автомобилей - зачастую накачанные пивом и метамфетаминами - считали себя вправе навязывать свои представления об идеальном обществе окружающим. Некоторые из калифорнийских брейков попали чуть ли не под запрет - даже сами сёрферы горячо рекомендовали "иноземцам" не совать туда нос.

И во что это в итоге вылилось? В то, что всякие виртуальные банды начали "столбить" территорию океана.

Полнейший бред, как считал Бун. И глупость. Олицетворение всего противного самой сути сёрфинга. Да, все так. Но от фактов не уйти - на теле океана появился страшный шрам, и он не исчезнет только из-за того, что Бун не хочет на него смотреть.

Но Бун никогда бы не подумал, что цепкие лапы локализма дотянутся до "Вечерней рюмки".

Потому что "Рюмка" - заведение старой школы. Там можно встретить конвоиров, "джентльменов", профессиональных сёрферов, паломников, навещающих эту сёрферскую Мекку. В "Вечерней рюмке" всем рады.

Может, Бун и мог заметить перемены раньше. Признаков было полно. Например, в окнах других кафешек и баров Пасифик-Бич появились объявления "Вход в кепках и одежде цвета бандитских группировок запрещается".

Банды на Гарнет-авеню?!

Как ни странно, но эта проблема стала вполне насущной. За последние несколько лет ПБ наводнили разнообразные преступные группировки - из Баррио-Логан и Сити-Хайтс, а также местные банды, в том числе и сёрферские. Только подумать - сёрферские банды! Они закрепляли за собой клубы, бары и даже кварталы города и яростно защищали "свою" территорию от других банд. Все чаще в барах встречались профессиональные вышибалы и охранники, и ночные улицы когда-то счастливого и расслабленного ПБ теперь кишели сомнительными личностями.

С "Рюмкой" такого никогда не произойдет, считал Бун.

Но он ошибался.

Глава 11

Петра проскользнула на диванчик и устроилась за столиком Буна.

Он делал вид, будто тщательно изучает меню, что само по себе было смешно: Бун завтракал тут каждое утро последние десять лет. Не только он сам прекрасно знал, чего хочет на завтрак, но и официантка, которая уже успела передать не сделанный еще заказ повару. Бун всегда заказывал одно и то же.

Официантка, известная как НеСанни, была высокой блондинкой, хорошенькой и длинноногой. Интересно, задумалась Петра, в Калифорнии что, где-то действует фабрика по производству официанток? В любом баре работает такая вот блондиночка. Когда Санни уволилась из "Рюмки" и отправилась в профессиональное сёрферское турне, в ресторане мгновенно появилась ее замена - такая же высокая, блондинистая и ногастая, прекрасный образчик идеальной калифорнийской девушки.

Никто не знал, как зовут новенькую официантку, да и ее саму, похоже, не очень волновал тот факт, что к ней прилип ярлык "НеСанни", обрекающий ее на вечное сравнение с непревзойденной Санни. Конечно, НеСанни - жалкое подобие оригинала. Хорошенькая, это да. Но ей недостает глубины, ума и доброты Санни.

И вот НеСанни подошла к их столику и, уставившись на Буна, забубнила:

- Яйца мачака с сыром, кукурузные и пшеничные тортильи; черные бобы и картошка, ее положить отдельно, кофе с двумя кусочками сахара.

Бун притворился, будто рассматривает меню в поисках альтернативы.

- Только пшеничные, - наконец произнес он.

- А? - не поняла официантка.

- Только пшеничные тортильи, кукурузных не надо.

Минуту НеСанни переваривала эту шокирующую новость, после чего повернулась к Петре:

- А вам?

- У вас есть чай со льдом? - поинтересовалась Петра.

- Э-э, кажется, да.

- Тогда я буду чай со льдом и лимоном, но без сахара, пожалуйста.

- Лимон… без сахара, - повторила вслух НеСанни, направляясь к кухне, чтоб передать заказы повару. Правда, тот уже начал готовить завтрак Буну, как только увидел, что он вошел в дверь.

- Да убери ты это меню, - не выдержала Петра.

Бун послушно отложил меню и внимательно посмотрел на Петру. И это был не самый ласковый взгляд на свете.

- Почему ты так злишься?

- Келли Кухайо был одним из самых изумительных людей, каких я только знал, - ответил Бун. - А твой отморозок подзащитный его убил.

- Убил, - не стала отрицать Петра. - Но я вовсе не уверена, что он должен сидеть за убийство первой степени.

Бун пожал плечами. Дело-то для полиции верное - окружной прокурор отправит Кори на электрический стул, и будет права. Мэри Лу Бейкер - настоящий ветеран прокуратуры. За время работы обвинителем она почти никогда не проигрывала, а уж это дело разозлило ее не на шутку.

Еще бы она не злилась - все местное общество было в ярости. Убийство не сходило с первых полос целых две недели. Любое, даже самое незначительное, изменение в ходе расследования тут же освещалось в прессе. В многочисленных радиопередачах ведущие и участники в один голос требовали для Блезингейма смертной казни.

Весь Сан-Диего желал ему смерти.

- Зато я могу сказать, в чем я точно уверена, - продолжила Петра. - Весь город превратился в толпу линчевателей Кори Блезингейма, потому что он вредит индустрии туризма, от которой зависит экономика города. В Сан-Диего хотят, чтобы семьи с детишками приезжали в ПБ и тратили тут деньги, чего не произойдет, если город приобретет репутацию опасного места, кишащего преступниками. Поэтому город устроит Блезингейму показательную порку.

- Неужели? - откликнулся Бун. - А еще какие-нибудь теории заговора у тебя на примете есть?

- Раз уж ты спросил, - мило улыбнулась Петра. - Я считаю, что ты злишься из-за того, что идиотское убийство разрушило твои представления о сёрфинге как о чем-то высокоморальном и святом, возвышенном и далеком от грязного несовершенного мира, в котором люди убивают друг друга даже без особых на то причин. Несчастный придурок Кори Блезингейм разрисовал граффити твою уютную Утопию, и ты не можешь с этим смириться.

- Ничего, что я тут сижу, а, доктор? Или может, мне прилечь на пол, раз уж тут нет кушетки? - поинтересовался Бун.

- Устраивайся поудобнее.

- С удовольствием, - ответил Бун и, вытянув шею, поискал глазами НеСанни. - Заверни мне все с собой, хорошо?

- Трус, - бросила Петра.

Бун поднялся, порылся в карманах джинсов и вытащил пару смятых банкнот - чаевые. Хозяин "Рюмки", Чак Хэллоран, не позволял Буну платить по счетам в его заведении.

- Точно трус, - не отставала Петра. - Ты не только боишься заглянуть себе в душу, ты даже боишься взяться за это дело, потому что твои дружочки-сёрферы могут разозлиться и вышвырнуть тебя из вашего милого братства. Я бы никогда не подумала, что ты трус, Бун, но ты не оставляешь мне иного выбора.

- А хотя, знаешь что? - обратился Бун к НеСанни. - Отмени весь заказ.

Повернувшись, он вышел за дверь.

К столику подошла НеСанни.

- А вы будете свой чай? - спросила она у Петры.

- Почему бы и нет? - вздохнула та.

НеСанни молча поставила перед ней стакан.

А ведь у нас есть кое-что общее, подумала Петра.

Мы обе - не Санни.

Назад Дальше