Ковер начал снижаться. Высокий, поросший у подножия лесом холм вздымался над окрестностью. Огромный камень, освещаемый вспышками молний, покоился на его вершине. В углубление его и уложил Воин тело единственного сына. Развел у ног небольшой костер и, защищая еще несмелое пламя от дождя и ветра, развернул свой видавший виды плащ. Трилиус, взволнованный не меньше, чем Воин, начал приготовление к обряду. В раскрытом навстречу грозовому небу золотом ковчеге сиял нестерпимым первосветом крошечный осколок первояйца. Воздев над головой ковчег, маг начал читать заклинание, его голос то взлетал к тучам, то падал к земле. Наконец острый как стрела луч ударил вверх и, пронзив пространство, озарил все яростным светом творения. Лицо сына, доселе смертельно бледное, загорелось золотом. Воин, рванувшись вперед, наклонился над ним, пристально вглядываясь в распахнувшиеся наконец глаза, и отпрянул так же внезапно. Луч света, будто отразившись от невидимого зеркала, ударил в тело сына. Жар миллионов горнов отбросил Воина прочь. Только Трилиус с поднятым над головой ковчегом, в развевающемся плаще остался неподалеку от сгорающего в диком первозданном пламени тела.
Тьма обрушилась неожиданно. Ни единого звука не доносилось вокруг. Воин пошевелился, шатаясь, поднялся на слабые, словно ватные, ноги. Ничего – кроме кромешного мрака.
– Трилиус! – позвал он, не узнавая собственного голоса. – Трилиус!
– Я здесь, Воин, – отозвался глухо, будто из могилы, маг. – Ты видел, какие силы бушевали?
– Где сын? – первым делом спросил Воин.
– Я ничего не вижу. Словно ослеп. Ты видишь меня? – слабым голосом спросил Трилиус.
– Нет. Темно. Я разведу огонь, – успокоил его Воин.
Двумя ударами высек искру, раздул небольшой огонек, запалил заранее припасенный факел. Потрескивая, занялось пламя, озаряя неясным светом камень и сидящего подле него Трилиуса. Воин, подняв факел, шагнул к камню. В ложбине среди разорванных клочьев полотна лежал сын, грудь его бурно вздымалась, но глаза оставались закрытыми.
– Ты слышишь меня? – позвал Воин, но сын не отвечал. Он протянул руку, чтобы тронуть сына за плечо, но подскочивший с необычайной прытью маг остановил его:
– Нельзя, его нельзя трогать, пока не взойдет солнце, иначе Чернобог возымеет над ним власть. Нужно дождаться рассвета.
Внезапно земля ушла из-под ног. Грохот ударил по ушам. Воин даже покачнулся от неожиданности – в этот миг гора содрогнулась, стремительно оседая под собственной тяжестью. Воин куда-то покатился, рядом с ним с грохотом пролетел ствол могучего дуба, вырванного с корнем неистовой силой, где-то истошно вопил от страха Трилиус. Наконец падение прекратилось, но невесть откуда взявшаяся вода начала заполнять огромную яму, в которой очутился Воин. Факел давно погас. Воин побежал куда-то в гору, вода преследовала его по пятам, бежать было трудно, ноги вязли в ставшей вдруг мягкой земле. Края огромной ямы местами были пологи, но иногда обрывались крутыми уступами, вода поднималась так быстро, что несколько раз едва не захлестывала Воина с головой. Он уходил от наводнения, не думая, стремясь только выбраться из проклятого места. Появившаяся наконец луна высветила пологий берег невдалеке. Воин устремился туда. Когда, измученный, он выбрался на сушу, подъем воды прекратился. В призрачном свете на месте недавнего леса простиралась водная гладь, то тут, то там на поверхности плавали огромные стволы, вздымающие к ночному небу искореженные сучья. Гора с камнем исчезла, лишь несколько небольших островов смутно виднелось вдали. Едва обретя надежду на спасение сына, он вновь потерял ее".
Как только Павел закончил читать, его засыпали вопросами, а Алеся, сославшись на усталость, отправилась в свою комнату. Среди ночи, проснувшись от жажды, она открыла заблаговременно припасенную бутылку минералки. Шум за стеной оказался слишком откровенным. Леня и Женя не зря сбежали от детей и явно решили посвятить эту ночь друг другу.
Почти до утра за стеной раздавались то стоны, то возбужденный неясный шепот. Алеся вертелась в постели, но, взволнованная происходящим, так и не могла уснуть. Едва она смыкала веки, перед ней вставали такие изощренные картинки, что она едва не сгорала от стыда из-за того, что все это ей грезится. Уснув на рассвете, она проспала до обеда и, встав с больной головой, спустилась вниз.
Леня расслабленно лежала в шезлонге, подставив солнцу тяжелую налитую грудь. Сдвинув шляпу на глаза, она явно дремала. На лужайке никого не было. Стараясь не потревожить подругу, Алеся вернулась в дом, сварила крепкий кофе, приготовила роскошный бутерброд с ветчиной и свежей зеленью и вышла на террасу. Огромные окна были сдвинуты, и легкий ласковый ветерок принялся играть с ее непокорными прядями. Устроившись в плетеном кресле, Алеся уже поднесла чашку ко рту. За спиной раздался голос Жени:
– День добрый, Алеся!
– Для кого день, а для кого и утро! – отозвалась она.
– А ты живешь по принципу – когда встала, тогда и утро? – рассмеялся Женя.
Алеся, стараясь не смотреть на мужа подруги, что-то неразборчиво промычала и предпочла сидеть с набитым ртом, но не ввязываться в беседу с человеком, который, как оказалось, способен заниматься любовью целую ночь.
– Я тебя чем-то обидел? – не унимался Женя.
Понимая, что просто так он не отстанет, Алеся проглотила бутерброд, отпила солидный глоток горячего кофе и, обернувшись к Жене, спросила:
– Где народ? Я проснулась, а здесь никого. Леня едва ли не голая загорает!
– Почему голая? – удивился Женя. – У нее же шляпа на лице. Она никого не видит, значит, и ее тоже никто! Рациональный подход! А ты почему грустишь? Сходи на реку, искупайся. Наши все уже там с самого утра.
– Ответь мне, Женя, а что у вас у всех за идея фикс – выдать меня замуж? Признайся честно, это ваша с Андреем идея – познакомить меня с Павлом?
– Признаюсь! Моя. Но что в этом плохого? Ты одна уже столько лет. Сказать, что тебе мужчина не нужен, я не могу, не тот у тебя темперамент. Вот только ты почему-то постоянно отказываешься. Я не могу этого понять.
– А тебе ничего и не нужно понимать. Просто мне в самом деле мужчина не нужен, – вполголоса ответила Алеся.
– Врешь! Я слышал, как ты сегодня за стенкой бродила. Конечно, я приношу свои извинения, что не дали тебе поспать спокойно. Но у нас нечасто выпадает шанс остаться по-настоящему вдвоем. Вот мы с Леней и пошумели немного.
– Все, Женя, закончили, я больше не хочу на эту тему разговаривать!
Алеся вздрогнула, словно ее ударили по лицу. Дверь распахнута настежь, замок выбит страшным ударом, в прихожей – разбросанные вещи. И – непередаваемый запах страха! Преодолевая себя, Алеся шагнула в оскверненную кем-то чужим и жестоким квартиру. Первое, что бросилось в глаза, – груда разбитой посуды на кухне. Сорванная штора, жалко повисшая на одном подвесе. Сорванные с петель дверцы кухонных шкафов. И жуткие красные пятна на белом кафеле.
– Мама! – невольно воскликнула Алеся и тут же поняла, что ответа не дождется.
Она бросилась в одну комнату, потом в другую. Везде было одно и то же – разбросанные вещи, перевернутая мебель и – никого. Судорожно выхватив телефон, Алеся, почти не глядя, набрала номер Андрея.
– У меня беда! – только и смогла она выдохнуть в трубку, едва не теряя сознание от происшедшего.
Андрей вскочил в машину, сдав назад так, что на потрескавшемся асфальте остались полосы сгоревшей резины, остановился возле подъезда, пулей взлетел по лестнице. Алеся стояла посреди комнаты, все еще сжимая трубку в руке. Глаза, расширенные, безумные, уставились в одну точку, побелевшие губы только и шептали:
– Лера! Мама!
Андрей бросился в ванную. В залитой кровью ванне, скорчившись, лежала связанная по рукам и ногам Кристина Яновна. Убедившись, что она жива, Андрей подхватил ее на руки и, вернувшись в комнату, уложил на диван. Резко сорвал с губ женщины скотч, попытался развязать узлы на руках, но скользкая капроновая веревка не поддалась.
– Леська, быстро нож, лед, бинты! – рявкнул он, стараясь уложить безвольно болтающуюся голову женщины на ком одежды.
Алеся, словно очнувшись, бегом бросилась на кухню, оттуда донесся шум, звяканье, гул льющейся из крана воды. Не прошло и минуты, как она вернулась и, сунув нож в руку Андрея, принялась обтирать лицо и шею матери мокрым полотенцем. Из обширной раны на голове снова потекла кровь. Мокрое полотенце тут же стало красным, капли воды, смешанные с кровью, потекли по бледному, обескровленному телу женщины. Андрей освободил руки и ноги женщины от пут и уже звонил куда-то. Кричал, ругался, но Алеся не слышала его, она думала о том, почему ее мама в ночной рубашке, ведь еще рано ложиться!
К приезду "скорой" и милиции Кристина Яновна уже пришла в себя, только говорить могла шепотом. Пережитый ужас еще не оставил ее. Женщину трясло от страха, она непрерывно повторяла:
– Лерочку увели! Они Лерочку увели!!!
– Кто увел? Кристина Яновна, кто здесь был? – спросил Андрей.
– Они в масках были, трое. Громили все, меня били, Леру! – срывающимся шепотом сказала женщина.
– Когда это случилось?
– Под утро. Еще темно было. Я проснулась от грохота.
– А соседи? Неужели никто ничего не слышал?
– На площадке только одна наша квартира, в другой никто не живет. А те, что внизу, наверное, на даче.
Пока медики оказывали помощь обессиленной женщине, милиционеры уныло бродили по квартире, курили и пока ничего не предпринимали.
"Скорая" увезла Кристину Яновну. Милицейские работники, допросив Алесю и Андрея, тоже отбыли восвояси. Алеся, уронив руки, сидела на диване, не в силах вымолвить ни слова. Андрей, стараясь не беспокоить женщину, собрал кое-какие вещи, разыскал молоток, гвозди, как смог, навел порядок на кухне. Сложив все самое необходимое, на его взгляд, в сумку, подошел к Алесе и, присев перед ней на корточки, негромко сказал:
– Пойдем. Тебе не стоит оставаться здесь.
– Я никуда не поеду! – тихо, но твердо сказала Алеся. – У меня украли ребенка!
– Если тебе будут звонить, то, скорее всего, на сотовый. Так что ты пойдешь со мной.
Андрей взял Алесю за руку и, подхватив сумку, вышел на площадку. Заколотив дверь гвоздями, вывел ничего не видящую Алесю во двор, едва ли не силой усадил в машину и, запустив двигатель, поехал к себе.
Алесю что-то смутило, едва она вошла в квартиру, только она не поняла, что именно. Андрей не приставал с расспросами. Усадил в кресло, напоил горячим чаем, и Алеся почему-то начала успокаиваться. Сознание вроде оставалось ясным, но мысли, до этого времени суматошные, дерганые, стали более целенаправленными, ровными. Она уже осознавала, что произошло, и теперь, окончательно собравшись, пыталась направить все усилия на розыски пропавшей дочери. Пусть пока не ясно, что с мамой, но она в больнице, и серьезных опасений, как сказал врач, нет. Главное – найти Леру!
– Алеся, насколько мне известно, особых денег у тебя нет. Машина у тебя тоже никакая. Выходит, Леру похитили не ради выкупа. Скажи, ты могла кому-нибудь перейти дорогу? Это больше похоже на месть. Кто тебе может мстить?
– Андрей, этого просто не может быть! Откуда у меня враги? Конечно, были у меня конфликты, но не такие, чтобы мстить!
– Ясно, но мне думается, искать нужно именно в этом направлении. Понимаешь, брать у тебя нечего!
– Понимаю. Но то, что было со мной, произошло очень давно!
– Что случилось? Рассказывай, раз уж начала.
– Андрей, я не понимаю, что со мной происходит, я никогда не рассказывала об этом. Никому! Что происходит?
– Ничего, успокойся, пей чай и рассказывай. Так что произошло много лет назад?
– Ты знаешь, что мой муж, отец Леры, погиб. Так вот, он погиб на моих глазах. Я видела тех, кто его убил! Пока я лежала в больнице, у меня случились преждевременные роды. Тем временем дело закрыли! Понимаешь, погиб не только Дима, но и его сын. Мой сын! А виновных даже не стали искать! И я решила…
Алеся замолчала. Андрей подлил ей горячего чая. Плеснул себе немного коньяка и, сняв черные очки, устало потер воспаленные глаза.
– Почему ты линзы не носишь? Тебе идет без очков, – спросила Алеся.
– Надоели. Столько лет их оттаскал. А в очках, мне кажется, выгляжу солиднее, – ответил Андрей, снова цепляя на нос неизменные черные очки. – Значит, ты решила мстить. Я правильно понял?
– Да, я отомстила, думала, что всем. Только у меня промашка вышла, осечка, и я ударила прикладом. Ружье в щепки. Только после я подумала, что, возможно, не убила его.
– И сейчас тебе пришло в голову, что он, тот уцелевший, спустя годы разыскал тебя? Логично! Только что нам делать с твоими умозаключениями – непонятно. Все, больше чай не пей, иди прими ванну – и в постель.
Алеся удивленно вскинула глаза.
– Нет, не надейся, спать ты будешь одна! Только телефон поблизости держи. Если позвонят, сразу разбудишь меня. Все, иди, ночь на дворе.
Звонок раздался посреди ночи. Алеся схватила трубку и, едва поднесла ее к уху, услышала:
– Что, сучка, доигралась? Твоя Лерка у меня! Ты знаешь, что с ней будет? – В трубке раздался зловещий хохот. – Да ты не дергайся раньше срока! Мне не она нужна. Видел я твою хату, понравилась. Заберу я ее у тебя. Так что готовься. Все, еще позвоню.
На том конце положили трубку. Номер не определен! Дверь без стука открылась, в комнату вошел Андрей, заворачивая на бедрах полотенце.
– Они звонили? Что сказали?
– Лера у них! Сказал, что отнимет квартиру.
– Квартира – это хорошо! – обрадовался Андрей.
– Что хорошего? Где я жить буду? – изумилась Алеся.
– Квартира – канитель долгая, значит, у нас есть время. Теперь мы его точно вычислим!
– С чего ты хочешь начать? – спросила Алеся.
– Он проявится. Сегодня воскресенье, значит, ты ничего не можешь предпринять с квартирой. Он позвонит утром или днем. Начнет давать инструкции, по которым ты должна будешь действовать. На этом мы и станем его ловить. А сейчас постарайся уснуть.
– Я не смогу, Андрей! У них Лера! О каком сне можно говорить!
– Просто постарайся успокоиться. Сейчас я тебе дам снотворное – и ты отдохнешь. Учти, до тех пор, пока мы не вызволим твою дочь, ты должна быть в хорошей физической форме. Истерики, переживания оставь на потом. Сейчас главная задача – спасти Леру.
Андрей вышел и вскоре действительно принес таблетку и стакан воды. Алеся сидела в постели и, обхватив колени руками, раскачивалась из стороны в сторону, всеми силами пытаясь отогнать страх. Заставив принять лекарство, Андрей едва ли не силой уложил ее в постель, заботливо укрыл и, присев рядом, положил Алесе руку на плечо. От его тяжелой руки исходили такое тепло и умиротворение, что мир вокруг вскоре перестал существовать.
Проснувшись, Алеся не обнаружила Андрея. Он будто испарился. На столике дожидались ее пробуждения тарелка с тостами, уже почти остывшими, ваза с фруктами и записка, адресованная ей:
"Алеся, надеюсь, ты сможешь сварить себе кофе. Я появлюсь сразу же, как только утрясу некоторые вопросы. Во избежание необдуманных действий я был вынужден тебя запереть. Прошу тебя, не обижайся. Если тебе будут звонить наши недруги, запиши разговор. Диктофон на столе. До встречи. Андрей".
Алесе ничего другого не оставалось, как тяжело вздохнуть и отправиться на кухню. О том, чтобы вырваться из квартиры, нечего было и думать. Третий этаж, притом высокий. Дружище Андрей предусмотрел все!
Только вернувшись в комнату, Алеся вдруг поняла, что не в порядке в доме Андрея. Дашки, его любимой рыжей Дашки не было дома. От этого Алеся еще острее ощутила одиночество. Время шло, Андрея все не было, телефон упорно молчал. Алеся металась из угла в угол, самые страшные мысли навязчиво лезли в голову. Хотелось выть от отчаяния. Только осознание того, что слезами делу не поможешь, удерживало от истерики.
От низкого рокота вдруг задрожали стекла. Выглянув в распахнутое окно, Алеся увидела серебристую машину Андрея. Вот и он сам, легко, словно тень, выскользнул из авто, следом за ним, явно перепрыгнув через водительское сиденье, выскочила огромная рыжая собака. Дождавшись, когда друг и хозяин закроет машину, Дашка неторопливо двинулась к подъезду, ни на шаг не отходя от Андрея. Щелкнул замок, Дашка первой ворвалась в квартиру. Бешено вертя коротким обрубком хвоста, влетела в комнату и, встав на задние лапы, положила передние на плечи Алесе, принялась лизать ей лицо. Растерявшись, Алеся попыталась отступить на шаг, но не тут-то было! Дашка словно клещами удерживала ее за шею, не пускала, не давала уклониться, уйти. Только облобызав все лицо Алеси, боксерша вернулась к Андрею и, взвизгнув, с места прыгнула ему на плечи. Алеся искренне ему посочувствовала. Она уже успела ощутить вес мощного пружинистого тела Дашки. Андрей даже покачнулся, а Дашка, словно прося прощения за измену, не успокаиваясь, ласкала его, пока силы не оставили ее. Андрей осторожно, словно бесценную древнюю фарфоровую вазу, опустил собаку на пол. Глаза Дашки оставались полузакрыты, ярко-красный язык свесился едва ли не до пола, дыхание прерывалось. Алеся видела, как мощно вздымаются бока огромного, яростного и в то же время бесконечно нежного зверя.
– Наш клиент звонил? – первым делом спросил Андрей.
– Пока нет.
– Замечательно. Значит, я успел. Что ж, подождем. Дай мне свой телефон.
– Вот, держи! – сказала Алеся, протягивая Андрею мобильник.
Приняв из рук Алеси телефон, Андрей достал из сумки какой-то прибор, быстро подключил кабель к аппарату. Включил компьютер и, что-то подсоединив, положил на стол микрофон.
– Теперь просто ждем! – наконец светло улыбнулся он и как-то слишком весело посмотрел на Алесю.
На мониторе тем временем высветилась карта города.
Ожидание затягивалось. За окном день уже сменился вечерними сумерками, а звонка от похитителей все еще не было. Алеся рвалась съездить к матери, но Андрей остановил ее:
– У нее все в порядке, я сегодня уже заезжал к ней. Успокоил. Фрукты передал. Врач сказала, что выпишут ее, скорее всего, в среду. Состояние у Кристины Яновны нормальное. Угрозы для здоровья нет. А что до синяков и ушибов, ничего страшного. Поболит, конечно, но пройдет.
– Я удивляюсь, когда ты все успел сделать? Ты отсутствовал максимум три часа. Кстати, а где все это время была Дашка?
Собака, до этого момента дремавшая в продавленном кресле, подняла голову и внимательно посмотрела на Алесю.
– Спи, ребенок! – успокоил ее Андрей. – Она у сына была. Сама понимаешь, не мог же я ее запереть дома на целые сутки.
– Да, разумеется, она так любит тебя!
– Как, впрочем, и я ее. У нас это чувство взаимное. Знаешь, Алеся, наверное, если бы не сын и не Дашка, то и жить бы мне не стоило!
– Ну, ты сказал! Уж от кого, но от тебя услышать такую глупость я не ожидала! – возмутилась Алеся. – Как это – не стоит жить! Ты молодой сильный мужчина – и вдруг такие заявления!