– Скорее не что, а кто! – поправил ее Арсений. – Думается мне, что это и есть то самое воплощение живой богини – Екатерина Вторая. Ее в буддизме причислили к сонму перевоплощений Белой Тары. За то, что разрешила по всему этому краю проповедовать буддизм и строить монастыри. Меня только удивляет, что эти рисунки относятся к разному времени. Вот эти совсем свежие. Видишь, масляная краска! А вот старинные, сделанные охрой. Такое ощущение, что сюда периодически кто-то приходит.
– Думаешь, нас здесь найдут?
– Только не при нашей жизни! – рассмеялся Арсений. – Самому свежему рисунку, на мой взгляд, не меньше пятидесяти лет. Периодически вовсе не значит каждый месяц или год. Похоже на то, что это какая-то святыня, но никто из местных жителей мне не говорил о ней. Видимо, у них есть причины скрывать это место от посторонних.
– Тогда нам нужно уходить отсюда!
– Уйдем! Дождик закончится, и уйдем! – успокоил Ингу Арсений.
– Ничего себе дождик! Ты бы посмотрел, что делается на площадке возле пещеры, светопреставление какое-то!
– Не удивляйся, в этих горах без крайностей не бывает: то солнце, как в Африке, то холод, словно на Северном полюсе. Страна контрастов. Так что делать нечего, придется пережидать здесь. Мы просто тихо посидим, ничего не тронем, и боги на нас не обидятся.
– Мне показалось, ты не веришь ни в бога, ни в черта! – обронила Инга.
– Никто не знает, во что он верит. Знаешь, я встречал людей, которые на пороге смерти готовы были поверить во что угодно, только бы выжить.
– Знаю, сама пережила нечто подобное. Как ты думаешь, ливень надолго?
– Не могу ничего сказать, может, закончится к утру, а может, затянется на неделю.
– Но мы не просидим здесь неделю! Просто еда закончится!
– Придумаем что-нибудь. Подожди здесь, я принесу рюкзаки.
Оставшись в одиночестве, Инга снова принялась разглядывать изображения на стенах, некоторые попросту смутили ее. Рука мастера в мельчайших подробностях запечатлела на века сцены любви. "Хорошо еще, что Арсений не обратил на это внимания!" – подумала она, опускаясь на плоский камень.
Пашка очнулся от тяжелого сна, когда над головой загрохотало. Спросонья показалось, что поблизости прозвучала автоматная очередь. Схватив оружие, он вжался спиной в камень и, испуганно озираясь, позвал Чику. Тот не откликнулся. Темное низкое небо, затянутое грозовыми тучами, прижалось к горам.
Разбрасывая неистовый, яростный свет, огромная невиданная молния вонзилась в камни неподалеку, и сразу же оглушительный удар обрушился на дрожащего от ужаса Пашку. Что тут началось! Молнии били одна за другой, разрывая пространство надвое. От нестерпимого грохота закладывало уши. Струи невиданного дождя обрушились на плато. В двух шагах ничего нельзя было разобрать. Когда молния ударила прямо над головой, Пашка не выдержал и пустился бежать. Ему показалось, что гроза разразилась пуще прежнего. Молнии били и слева и справа. От ослепительного блеска рябило в глазах. Раскаты грома превратились в непрерывную канонаду. Спотыкаясь, скользя на мокрых, залитых слоем воды камнях, Пашка бежал не разбирая дороги. Перепрыгивая через огромную впадину с бурлящей водой, он оступился, падая на вытянутые руки, выронил автомат, и тот, подскакивая и бренча, рухнул в яму. Пашка сильно расшиб колено, но, не обращая внимания на кровь, заливающую брюки, на боль, сковывающую движения, побежал дальше. Единственная мысль, судорожно бившаяся в его голове, гнала его прочь из этого ада. В поисках спасения Пашка выбежал на относительно ровный участок и сквозь заливающую глаза воду увидел, что впереди все пространство превратилось в бескрайнее бушующее море. Жестокий ветер гнал высокие волны. Они бились о скалы, и ни малейшей надежды на спасение в буйстве стихии не было. Пашка повернул назад к скалам. Порыв ветра едва не швырнул его в бурлящую воду. Согнувшись в три погибели, Пашка едва ли не пополз под защиту огромного камня. Ветер здесь ощущался меньше, но не успел Пашка отдышаться, как камень за спиной зашевелился! Происходящее не могло быть правдой! Камень размером с хороший сарай вдруг ожил и медленно, нехотя пополз к обрыву! Пашка попытался вскочить, но край его куртки оказался зажатым между многотонной глыбой и мокрым песком. Непослушными, заледеневшими от холода и страха пальцами он расстегнул пуговицы, извиваясь ужом, выбрался из куртки. И с паническим страхом некоторое время наблюдал, как камень медленно, монотонно полз по камуфляжной ткани, растирая ее в мелкие ошметки, вжимая, вдавливая в мокрый твердый песок.
Дождь не утихал. От неистовых порывов ветра со скал срывались огромные камни и с грохотом падали вниз, грозя раздавить, искалечить, убить все живое, что только попадется на их пути. Невозможно было определить, наступила ли ночь, или все еще продолжается страшный день. Небо в разрывах диких, сумасшедших молний было абсолютно черным. Сполохи то с одной, то с другой стороны заставляли все предметы отбрасывать длинные угольно-черные тени. Пашка, обессиленный, израненный, прижался к скале. Воздух, перенасыщенный влагой, тяжелый, густой, почему-то с явственным металлическим привкусом, невозможно было вдохнуть. Жестокий кашель разрывал легкие. Голова кружилась. Ноги не держали Пашку, он упал на колени, чувствуя, что еще немного – и ему придет конец. Не соображая, что делает, он лег на залитые водой камни и раскинул руки, словно обняв землю.
Дождь прекратился внезапно, как будто где-то повернули кран. Последняя уже не страшная молния прошипела злобно, будто угли, на которые плеснули водой, и погасла. Ночь темная, непроглядная опустилась на плато. Пашка лежал до тех пор, пока холод не пробрался внутрь тела. Попытался подняться, но руки дрожали, не слушались. На ощупь он пополз куда-то, цепляясь сорванными кровоточащими ногтями за острые обломки скал. Расцарапанные колени мучительно болели, оставляя на камнях кровавый след.
Пашка полз, пока не уперся в камень. Ударившись несколько раз головой, остановился и, осознав бессмысленность попыток двигаться дальше, подтянул изодранные колени к подбородку и забылся прямо в холодной луже.
Маркел ликовал. Еще бы, в золотой фигурке, судя по всему, не меньше четырех килограммов золота! Это сколько же в долларах? Мучительно пожевав губами, попытался в уме прикинуть колоссальную, по его меркам, сумму и не смог. Умрой что-то нудил за спиной, но теперь Маркел вдруг почувствовал, что опасаться нападения ему не стоит. С аборигеном что-то произошло, он стал тихим и робким. Даже прекословить не смел! Для общения с этими желторожими Маркел знал только один язык – язык силы. Правда, далеко не всегда получалось на нем договориться, особенно с Тарканом. Тот знал какие-то приемы и даже не будучи столь же силен, как Маркел, не уступал тому в драке. Сколько раз приходилось бороться с желанием пристрелить узкоглазого, но на нем, к несчастью, было слишком многое завязано. Теперь Таркан куда-то задевался, чего доброго, еще уволок деньги. Ну ничего, с ним Маркел разберется после. Отыщет и порвет в клочья! Сейчас главное – найти мужика с блондой. Если Пашка не соврал и этот мужик забрал общак, то умирать он будет долго! Надо же, еще и блонду с собой прихватил! Маркел ее не тронул, приберег в подарок, а тут такой облом! Нет, мужик заплатит за все! Тоже деловой выискался! Значит, сначала мужик, а после Таркан. С Умроем тоже придется что-то решать. Теперь уже ясно, что придется сваливать. Оставлять Умроя здесь не самое умное решение, выходит, и его надо убрать. В принципе, что тут сложного? Пулю в голову, чтоб не кашлял, – и все. Не первый и не последний. Маркел оглянулся на уныло покачивающегося в седле наводчика. "Хорошо бы его заначку еще забрать, баксов нагреб и спрятал где-то. Хотя, скорее всего, с собой возит. Все равно они ему уже ни к чему!" – подумал Маркел, мечтая и здесь поживиться.
Поднявшись на очередную гряду, Маркел заметил вдали двух всадников. Вскинув бинокль, торопливо навел резкость и ахнул. Действительно, блонда, в той же оранжевой ветровке, в которой ее притащили на базу. Значит, не соврал Пашка. Далеко ушли, сучьи дети, но не страшно, теперь уже он их точно догонит. Сидя на нетерпеливо перебирающем ногами жеребце, Маркел силился разобрать, что за мужик уводит его добычу. На таком расстоянии невозможно было определить ни его возраста, ни как он сложен. Что вооружен, и так ясно. Вон ствол не то винтовки, не то ружья торчит из-за плеча. Это ерунда! У Маркела надежный автомат. Не чета охотничьим пукалкам! В крайнем случае есть еще и Умрой. Он со своим стареньким карабином вообще творит чудеса. На сто шагов всаживает десять пуль в пачку сигарет. Сам Маркел так не умеет, зато из автомата можно всадить очередь по самое не балуйся. Перекинув зачем-то оружие на грудь, Маркел дал шенкеля и, гикнув в предвкушении кровавой забавы, устремился вдогонку удаляющимся людям. Он был уверен, что скоро настигнет беглецов, и не просто отомстит, но еще и, распнув мужика, долго и со вкусом побалуется с блондой, все едино подарок уже не нужен. Топот копыт за спиной подсказывал, что Умрой не отстает.
Увидев, что мужчина и женщина свернули направо, Маркел чертыхнулся. До этого момента они ехали прямо к засаде, в которой должны находиться Чика и Пашка. Выхватив рацию, он принялся на скаку вызывать Чику. Кричал в микрофон, матерился, грозил всеми карами, но ответа так и не получил.
Солнце скрылось за выползающими из-за гор тучами. Резко потемнело. Маркел увидел, что беглецы пустили коней вскачь. Расстояние между преследователями и убегающими перестало сокращаться. Яростно настегивая лошадь, Маркел попытался заставить ее скакать быстрее, но тщетно. Жеребец под ним вдруг заупрямился. Не помогали ни крики, ни удары нагайкой. Наконец лошадь встала как вкопанная. Озверев, Маркел спрыгнул на землю и попытался тащить бедное животное под уздцы. Рядом топталась лошадь Умроя.
– Что вытаращился? Сделай что-нибудь! – в отчаянии крикнул Маркел.
– Гроза будет. Лошади туда не пойдут! – равнодушно объяснил Умрой.
– Мы их упустим! Нужно догнать!
– Будет гроза! – медленно, словно во сне, повторил Умрой.
– Плевать! – рявкнул Маркел и передернул затвор.
– Их уже не достать. Нужно искать укрытие.
– Дождика испугался? – заорал Маркел и, теряя рассудок, выпустил длинную очередь в замершего, как изваяние, жеребца.
Кровь фонтанами забила из многочисленных ран. Жеребец, истошно заржав, рухнул на колени, забился в предсмертной судороге.
– Слазь! Я поеду на твоей! – кричал Маркел, дергая за штанину Умроя.
Тот не торопясь спустился. Понурив голову, сделал несколько шагов в сторону, с тоской посмотрел на затянутое тучами небо, вздохнул и опустился на землю. Губы его медленно шевелились. Поза покорности и безразличия вывела Маркела из себя. Бросившись к сидящему Умрою, он принялся бить его ногами, стараясь нанести удары как можно болезненнее, но тот почти не реагировал, только продолжал беззвучно шептать молитву. Разъяренный Маркел с размаху ударил его тяжелым ботинком прямо в лицо. Умрой пошатнулся, на миг поднял на истязателя окровавленное лицо и вновь опустил голову. Нанеся еще несколько ударов прикладом автомата по покорно согнутой спине, Маркел сел на труп жеребца и завыл, дико, по-волчьи, высоко задирая к темному небу давно не бритое лицо.
Арсений пристроил в каменной нише рюкзаки, достал банку тушенки, ловко вскрыл ножом и, вытерев ложку полой куртки, протянул Инге.
– Держи, мы здесь застряли надолго. Так что торопиться некуда.
– Это я уже поняла. А хлеба нет?
– Забудь о нем на время. Пока не доберемся до моего дома, хлеба не будет. Впрочем, с едой тоже ожидается небольшая напряженка. Это последняя банка. У меня осталось два рациона, но это НЗ. Завтра добудем что-нибудь, а сегодня не обессудь. Ешь что дают.
– И на том спасибо. А чай мы хотя бы сможем сделать? – поинтересовалась Инга, уплетая тушенку.
– Боюсь, что нет. Ты видишь, в пещере не разжигали огня. Потолок закопчен факелами, но следов костра не видно. Возможно, это как-то связано с культом. Поэтому я не хочу вызвать недовольство людей, которые сюда приходят. Как говорится, в чужой монастырь…
– Понятно! Будем блюсти покон!
– Ты знаешь это слово? – удивился Арсений.
– Отец его частенько применяет, в значении нечто устоявшегося, передающегося из века в век.
– Хочу заметить, он недалек от истины.
– Меня беспокоят лошади. Как они там, под дождем? – вдруг спросила Инга.
– Нет у нас лошадей. Думаю, убежали, как только мы поднялись сюда. О них не беспокойся. Эти животные привыкли к горам, к свободе, да, если что, людей они найдут раньше, чем мы. Ты устала?
– Есть немного.
– Тогда давай укладываться спать. Пещера сухая, так что обойдемся без палатки. Завернемся в спальники и баиньки.
Застегнув "молнию", Инга еще некоторое время пыталась устроиться поудобнее, чтобы камни не давили в бока, но, согревшись, почувствовала, как приятная дрема охватывает ее. Рядом, совсем близко, она чувствовала спину Арсения, слышала его спокойное дыхание. Непередаваемое ощущение покоя и защищенности, которого Инга не испытывала уже очень давно, охватило ее.
Женщина в желтом одеянии появилась ниоткуда, будто вышла из мертвой каменной стены. Неслышно опустилась рядом с изголовьем Инги, коснулась рассыпанных светло-русых волос и нежно провела по ним рукой. От нее исходило удивительное ласковое тепло. Губы женщины успокаивающе улыбались.
– Не волнуйся, моя девочка! Все страшное уже позади. Ты под моей защитой. Теперь впереди тебя ожидает только счастье. Я знаю, тебе пришлось многое пережить, но в том, что случилось, не было твоей вины. Так было предначертано судьбой. Не печалься. Твоему другу выпало большое счастье. Он любил. Любил тебя! Отдать свою жизнь за твою стало для него счастливым избавлением. Всем, кто погиб, не суждено было жить. Они ушли и будут милованы в другом воплощении. Тебе же дарована долгая земная жизнь. У тебя будут замечательные дети, любящий верный муж. Не спрашивай меня, кто он. Могу сказать лишь одно. Он уже почти нашел тебя. Молодой, сильный, надежный, он долго искал тебя, мечтал о тебе долгими бессонными ночами. Главное – будь осторожна и внимательна, не ошибись. Когда он откроется тебе, не оттолкни! Не ищи истины на поверхности, она глубоко в душе, твоей и его! Он почувствовал в тебе Шакти! Рядом с ним ты не будешь нуждаться ни в чем. Из любви к тебе он сделает невозможное. Вместе с ним ты увидишь далекие страны, о которых даже не мечтала. Станешь купаться в лазурных водах чудесных морей. Рука об руку с ним ты будешь гулять по дивным улочкам Вены и Рима. Поднимешься к фигуре Спасителя в Рио. Будешь ликовать на карнавале, но это будет позже. Ведь ты бодхисатва! А это многое значит. Сейчас ты просто забудешь, вычеркнешь из памяти все то страшное и неприятное, что случалось с тобой. Оно уйдет. Уйдет далеко, чтобы больше не тревожить тебя. Ведь, чтобы обрести что-то, нужно чем-то пожертвовать. Ты жертвуешь прошлым. Оно отпустит тебя, и ты постарайся не держать его. Пусть уходит. Твой путь был непрост и тернист. Но ты прошла его, не нарушив великого равновесия. Теперь тебя ждет шунья. Не волнуйся, как только вы выйдете за пределы Великого круга, ты вернешься в дхарм. Там останется все по-прежнему. За одним исключением: тебе больше не придется страдать. Завтра ты поведешь твоего спутника. Дорогу тебе укажет след Марияммы. Главное – помни, ты воплощение Шакти!
Инга попыталась что-то сказать, но женщина жестом остановила ее:
– Молчи, ты еще не готова произносить нужные слова. Придет время, и ты станешь Великой! Но в этой жизни тебе приготовлена не менее почетная участь – стать Женой и Матерью.
Инга не видела, куда исчезла женщина, но в памяти сохранился ее голос, да еще приглушенный шум дождя.
Она проснулась неожиданно, просто распахнула глаза и ничего не увидела. Кромешная темнота и звенящая тишина. Переход к реальности заставил Ингу вздрогнуть. Спина замерзла. Бок болел. Зудели бедра. Пошевелившись, она определила, что полностью упакована в спальник. Нащупав "молнию", выпростала руки, ощупала холодные гладкие камни вокруг. Арсения на месте не оказалось. "Потому-то и замерзла спина!" – подумала Инга. Выбравшись из спального мешка, на ощупь отыскала ботинки, нашарила цилиндр фонарика. Включила. Луч света выхватил граффити на стене. Осторожно поднявшись, Инга двинулась к выходу из пещеры. Когда забрезжил свет и можно было выключить фонарь, она увидела фигуру Арсения. Мужчина сидел на камне и смотрел вдаль. Неподвижный, отрешенный. Услышав шорох за спиной, он резко оглянулся, и Ингу поразило выражение его лица. Непривычно мягкое и нежное. Прямо на глазах лицо Арсения менялось, приобретая привычную невозмутимость и твердость.
– Привет! Хорошо отдохнула? – совершенно спокойно спросил он, но предательская дрожь в голосе выдала его с головой.
Инга моментально поняла, о чем он думал.
Пашка очнулся от холода. Дождь не прекращался. Только ливень превратился в мелкую морось. Молнии уже не полосовали небо, и в сумеречном свете невозможно было понять, то ли это поздний вечер, то ли раннее утро. Небо, темное, затянутое низкими тучами, лишало последней надежды. Выбравшись из лужи, в которой лежал, Пашка, съежившись, огляделся и поковылял к скалам, надеясь отыскать среди них хоть какое-то укрытие. Так и не найдя, где спрятаться от дождя, он с грустью подвел итоги: один, без еды, без оружия, в чужих неприветливых горах. Надежда на то, что спасение придет, – никакой. Слезы ручьем потекли по его щекам, смешиваясь с каплями проклятого дождя. Понимая безвыходность положения, в котором оказался, Пашка вытер рукавом нос и побрел куда глаза глядят.
Впервые за годы, проведенные вдали от дома, он страстно захотел вернуться. Увидеть братьев и сестренку, повиниться перед мамкой. Хотя и беспутная, но своя. Может, удалось бы устроиться на работу. Девки в поселке подросли, женился бы. Невольно Пашка размечтался. Фантазия рисовала ему веселую беззаботную жизнь. Ведь уже сколько лет он не был дома, там наверняка позабыли все его прегрешения. С пацанами было бы неплохо встретиться, выпили бы, рассказал бы он им о том, как поскитался по свету. Что ни говори, а рассказать есть что! В особенности как оттягивался на рабах здесь, на базе! Только вот ведь не поверят! Такое нужно на собственной шкуре испытать. В памяти всплыли самые яркие сцены последних месяцев, и вдруг он увидел глаза женщин. Тех самых, которых вместе с другими охранниками насиловал, истязал. Бил палками, так что кровь лилась ручьями. Он увидел безумное от боли, страха и отвращения лицо женщины, над которой вместе с дружками надругался на берегу реки прямо на глазах у ее избитого до полусмерти, привязанного к дереву мужа. Это видение сменило покрытое ссадинами и синяками, смутно белеющее на пожухлой траве тело девчонки, которую он подкараулил возле клуба.
И вдруг ноги Пашки словно приросли к земле. Его охватил дикий страх. Рядом с ним прямо из воздуха появились две призрачные фигуры. Седой мужчина в черном балахоне и женщина в светлом, отливающим золотом платье. Пашка попытался пошевелиться, но ни руки, ни ноги его не слушались. Даже закричать не удалось, горло словно сдавило клещами.
– Он вспомнил все! – прозвучал прямо в голове Пашки женский голос.
– Да! Представляешь, он с этим еще собирался жить! – добавил мужской.
– Его ты тоже будешь защищать? – спросила женщина.