На ее мизинце – крохотное колечко, полностью покрытое блестящими камушками. Интересно, это бриллианты?
– Это бриллианты, – говорит Маша. – Нравится?
– Нравится, – отвечаю я.
– Вадька подарил, – говорит Маша. И улыбается.
Она уже месяц улыбается какой-то особой улыбкой. Я никогда Машку такой не видела. Она так не улыбалась ни при своем итальянце, ни при заместителе редактора глянцевого журнала.
И еще – Маша с Вадимом совершенно перестали спорить. Ни слова разногласия. Мир и взаимопонимание. Может быть, иногда противоположности не просто притягиваются – они идеально врастают друг в друга?
Разумеется, об этом романе знаю только я. Маша и Вадим соблюдают привычный официоз – и я лишь иногда ловлю заговорщически нежные взгляды, которые посылает друг другу эта влюбленная парочка. И они стали чаще отлучаться по каким-то выдуманным делам. Ну да, генеральному и финансовому директорам всегда есть что обсудить в теплой интимной обстановке…
Маша по жизни – человек немногословный. Она – вот редкость! – не любит излишне распространяться о своей личной жизни. Все, что я могу понять из ее сдержанных рассказов – что с Вадимом ей очень хорошо. Как-то… просто и хорошо одновременно.
Если быть честной до конца, я Маше немного завидую.
Потому, что в моей жизни нет того, чей образ вызывал бы на моем лице такую вот светлую улыбку…
– Кстати, у Вадьки через полтора месяца день рождения, – говорит мне Маша. – Ломаю голову, что бы ему такого подарить.
– Себя, – говорю я. – Без нижнего белья.
Машка хохочет.
Ситуация на шоссе тем временем кардинально меняется. Аркадьев о чем-то оживленно говорит с Савельевым. По нашему плану Аркадьев должен уговорить друга оставить автомобиль с охраной, поручив тем разбираться с аварией самостоятельно, а самим ехать дальше к нему на дачу. Ситуацию уже не исправишь, что толку на дороге торчать? Самое время продолжить вечер…
Сегодня вторник. Банкет, разгул и широкомасштабный беспредел виновник торжества назначил на выходные – а нынешний вечер Савельев и Аркадьев (с подачи последнего) решили провести в узкой дружеской компании, в пабе, а после вдвоем поехать за город, к Аркадьеву, спокойно попариться в бане, расслабиться в бассейне и поговорить по душам.
Надеюсь, Савельев не передумает ехать за город, иначе нам придется отменить акцию. Сейчас вся надежда – на красноречие Аркадьева. И на хмель в голове именинника.
Мимо нашего "мини" по тротуару проносится юркий скутер. Долговязый парень в желтом шлеме на секунду притормаживает возле машины, проводит пальцами руки, затянутой в перчатку, по стеклу двери с моей стороны и исчезает. Уже через пару секунд скутер проезжает мимо перегородивших половину шоссе автомобилей и останавливается у тротуара. Парень ставит ногу на асфальт, стягивает с головы шлем и, не скрывая любопытства, принимается разглядывать покореженные авто.
На зеленой футболке хозяина скутера Кенни машет ангельскими крылышками.
Савельев между тем о чем-то беседует со своей охраной. По его жестам я понимаю, что он, скорее всего, дает хмурым мальчикам ценные указания. Потом он кивает Аркадьеву, и вместе они покидают место аварии. В последний момент внимание Савельева привлекает парень на скутере, откровенно рассматривающий авто и людей вокруг.
Савельев останавливается, делает шаг в сторону любопытствующего, вскидывает подбородок, потом тычет в парня пальцем – но Андрюхи уже и след простыл. Слышно лишь удаляющееся бодрое тарахтение мотора.
Аркадьев и Савельев направляются к своим автомобилям. Мой телефон начинает звонить.
– Все в порядке! – орет Андрюха, перекрикивая шум мотора. – Они едут за город!
– Отлично! – говорю я. – Маш, все о’кей, работаем по плану.
Маша поворачивает ключ в замке зажигания. На часах – почти десять вечера. Темнеет. Мы потихонечку выбираемся на шоссе, вливаясь в поток автомобилей. Я звоню Вадику.
– Шишка, шишка, я глухарь! – глумлюсь я в трубку. – Клиент созрел, едет в Дубровку.
– Глухарь, вас понял, – хохочет Вадик. – Работаем по плану. Машуне привет!
– Сам передашь, – отвечаю я. – Лично!
Маша улыбается.
Мы медленно проезжаем мимо "нексии", уткнувшейся носом в зад "мерседесу", мимо что-то доказывающих друг другу людей, мимо зеленого жигуленка, под которым, кажется, растеклось масло. Асфальт усыпан битым стеклом и пластиком.
Один из охранников Савельева, обернувшись, провожает нас унылым взглядом.
Кадр снова уходит в затемнение…
Кстати, парень на "нексии" – очень даже ничего!
9
Вообразите – вокруг вас плотная, тягучая, обволакивающая, бездонная темнота. Это не просто темнота, это нечто, не поддающееся словесному описанию. Тьма. Небытие. Думаю, так выглядела Вселенная до того, как Всевышнему взбрело на ум отделить свет от тьмы. Впрочем, мои рассуждения по поводу зарождения Вселенной имеют чисто гипотетический характер.
Итак, вокруг темно. Темно так, что, посидев в этой темноте пару минут, можно напрочь забыть, как выглядит планета при свете дня. И в этом бездонном провале, пробегая мурашками по вашей коже, невидимый скрипичный квартет выдает нечто потустороннее, сплошь состоящее из стонов, скрипов, визгов и дьявольских хроматизмов.
И хватит жевать попкорн! Вы мешаете соседям!
Затем, когда скрипки неожиданно берут паузу, повесив в воздухе неопределенное фа-диез третьей октавы, внизу экрана появляется надпись: 30 сентября. Подмосковье. 23.30.
– Никогда не думала, что в Подмосковье ночью так темно, – говорю я.
– Ага, – отзывается где-то сбоку невидимая Машка. – Особенно если вырубить фонари…
Вырубить фонари достаточно просто. Подгоняете автовышку с высотой подъема семнадцать-восемнадцать метров, и бригада электромонтеров за пару часов выкручивает лампочки на расстоянии двухсот метров. Если при этом у вас имеется разрешение на проведение работ, подписанное нужными людьми, вернуть часть подмосковного леса в первобытно-библейское состояние не составит труда. Главное – запастись портативными фонариками и приборами ночного видения.
Мы лежим на пригорке, на животах, лицом к дороге. Отличное место для обзора! Вот только не видно ни черта.
Я чувствую плечом Машкин локоть. Под нами – плотный плед, облачены мы в камуфляжные комбинезоны, высокие шнурованные ботинки, перчатки без пальцев и вязаные шапочки с прорезями для глаз и рта. На той стороне дороги, за кустами, невидимка Леха отслеживает сигналы двух радиомаяков.
Во все стороны вокруг нас тянутся невидимые исхудавшие сосны.
На отрезке узкой дороги ни души.
Когда бы я еще поиграла в скаутов?
– Какого черта так долго? – ворчит Маша. – Мы тут себе все придатки отморозим! Где эти гребаные олигархи?
Не знаю, как вам, а мне до желудочных колик не нравится слово "олигархи".
Согласно плану, Аркадьев предложил ехать Савельеву до его дома какой-то "короткой" дорогой, которую он якобы недавно обнаружил. В итоге эта короткая дорога – крюк километров в пятнадцать по ухабам и пересеченной местности – дала нам достаточную фору, чтобы занять позицию. Вот только что-то наши миллиардеры действительно задерживаются. У меня уже начинают затекать ноги…
Наверху ветер лениво перебирает кроны сосен. И вдруг… мне кажется, или я действительно слышу какой-то далекий звук?
В ту же секунду в моем ухе оживает рация.
– Это Первый, как слышно? До цели – километр. Готовность номер один.
Первый – это Леха.
– Первый, это Третий. Тебя понял, – отзывается Вадим.
– Второй на связи, вас понял, – вторит ему Андрей.
– Четыре-пять, мы идем его искать, – говорю я.
Кто-то в эфире весело хрюкает.
– Шестой – Первому. Вас понял! – говорит спокойный мужской бас.
Шестой – это Геннадий Истомин, директор частного охранного агентства "Феникс", которое мы привлекли для нашей мини-войнушки. В его подчинении – восемь крепких ребят в разгрузочных жилетах и камуфляже. Они так хорошо отработали с нами в начале сентября на корпоративе с нефтяниками, что и в этот раз было решено привлечь именно их.
Про себя я окрестила их "Орденом Феникса". Привет Гарри Поттеру!
Я протягиваю руку и беру лежащий рядом на рюкзаке бинокль ночного видения. В этой штуковине не меньше килограмма. Раз-два – и ко мне возвращается зрение: в зеленом овальном поле появляются кусты, стволы сосен, другая сторона дороги. Однако Леха отлично замаскировался, спецагент хренов! За сутки он вырыл себе целый окоп с крышей из маскировочной сетки, оборудовал рабочее место несколькими переносными аккумуляторами для ноутбука, спальным мешком (ему, видите ли, сидеть на мягком охота), запасся термосом с горячим кофе, шоколадом, фонарями и дождевиком. И, разумеется, с ним его полный боекомплект. На всякий случай. Если начнется третья мировая, Леха будет во всеоружии.
Поворачиваю голову влево – метрах в пятидесяти от меня дорога делает поворот. Отличное расстояние, чтобы не заметить препятствия раньше времени и чтобы успеть перед ним затормозить.
Звук автомобильных моторов становится громче.
– Дай глянуть! – говорит мне Маша.
Я отдаю ей бинокль.
Вообразите: в зеленом овале бинокля ночного видения – часть узкой асфальтной дороги, по обеим сторонам которой плотными шеренгами выстроились сосны, пара пней и несколько чахлых кустов; больше на экране пока ничего нет.
Скрипичный квартет, который до сего момента не подавал признаков жизни, обрушивается на вас сверху ливнем звуков, вгрызается в барабанные перепонки малыми терциями, взвизгивает и стонет, словно целый сонм ведьм, обварившихся кипятком, и затихает внизу мрачными минорными вздохами.
В поле зрения окуляров появляется крохотный источник света. Неясный двойной луч прыгает по стволам деревьев, становясь все сильнее и ярче. Проходит совсем немного времени, и из-за поворота выезжает черный "майбах". Мгновение спустя за ним выруливает "бентли", и оба автомобиля движутся в нашу сторону.
– Это Шестой, объекты в пределах видимости, – сообщает мне в самое ухо Истомин. Какая, однако, у него красивая фамилия.
От передней машины до препятствия – не более сорока метров. Фары "майбаха" выхватывают лежащую прямо посреди дороги… кучу строительного мусора. Сразу за ней стоит "КамАЗ" с поднятым кузовом. В кабине грузовика – ни души.
"Майбах" тормозит, позади останавливается "бентли". Две дорогие тачки весьма странно смотрятся на фоне окружающего пейзажа. Из "майбаха" появляется Аркадьев, он оглядывается назад, смотрит по сторонам, разводит руками и подходит поближе к неожиданному препятствию. К нему присоединяется Савельев, и какое-то время они молча разглядывают десять тонн щебенки, колотых бетонных плит и арматуры, вываленные на дорогу.
– Что за день такой, а? – спрашивает Савельев. – Ну что это?
– Приехали! – говорит растерянно Аркадьев.
"Приехали" – это условный сигнал для ребят из "Ордена Феникса".
К черту скрипки – теперь за ваши барабанные перепонки взялся целый симфонический оркестр!
Как по команде, по обеим сторонам дороги зажигаются восемь ксеноновых фонариков. С двух сторон, синхронно и слаженно, на дорогу из кустов выпрыгивают привидения в камуфляже.
– Стоять! Руки за голову! – рявкает из темноты Истомин своим непередаваемым басом.
Миг – и поджарые незнакомцы в масках, показушно держа пистолеты в вытянутых руках, берут двоих стоящих на дороге мужчин в кольцо. Каждый из восьми светит остолбеневшим пленникам в лицо фонариком. А еще двое в камуфляже – Вадик и Андрей – появившись позади обоих автомобилей, мгновенно раскатывают на асфальте двойную ленту с шипами. Теперь точно – приехали!
– Выйти из машины! – командует все еще невидимый Истомин.
Андрюха, подскочив к "бентли", рывком открывает дверь водителя. Из-за руля, осторожно, двигаясь, как марионетка, которую неумелый ребенок дергает за веревки, выползает, ни жив ни мертв, водитель и медленно кладет ладони на затылок.
Вспыхивает свет. Два мощных прожектора на штативах, спрятанных в кустах, освещают происходящее – людей с оружием, автомобили, наших пленников.
Из-за кучи щебенки, словно ведущий актер на авансцене, появляется наконец сам Истомин. Он в маске, но оружие в кобуре. Истомин медленно подходит к Аркадьеву и Савельеву и произносит мягко и вежливо:
– На колени!
Наши пленники испуганы, но ни тот, ни другой не двигаются.
– На колени, я сказал! – орет Истомин.
Медленно, понимая, что деваться некуда, двое мужчин опускаются на колени, все так же держа руки за головой.
– И этого сюда! – кивает на водителя Истомин.
Один из его парней тут же за шиворот притаскивает водителя, и тот опускается на колени рядом с боссом.
Мы с Машей, подобрав рюкзаки, снимаемся с места и незаметно подходим к месту событий со стороны стоящих машин. Андрюха и Вадик весело улыбаются в прорезях своих масок.
– Позвольте поинтересоваться, что происходит? – спрашивает ровным голосом Савельев. – И кто здесь за главного?
Вадик оставляет нас, обходит машины и, войдя в круг, который образовывают люди с оружием, останавливается, заложив руки за спину.
– Добрый вечер! – говорит он негромко. – Я здесь за главного.
Какое-то время в лесу царит тишина.
– Позвольте узнать, что происходит? – опять подает голос Савельев. Крепкий мужик, сохраняет полнейшее хладнокровие.
– Это, так сказать, небольшая рекламная акция, – говорит Вадим.
– Рекламная акция? – переспрашивает Савельев. – Позвольте поинтересоваться чего? Фонариков? Самосвалов?
Интересно, смогла бы я шутить на его месте?
– Нет, что вы! – отвечает Вадик не менее иронично. – Мы не рекламируем товары народного потребления. Мы просто хотим заявить о своей организации.
– О какой организации? – интересуется Аркадьев. В его голосе я слышу явный испуг. Вжился в образ!
– А это уже не ваше дело! – обрывает его Вадик.
– Но мы-то вам зачем? – спрашивает Савельев.
– Для создания широкого общественного резонанса, – отвечает Вадим.
Савельев как-то сникает.
– На исходную! – неожиданно командует Вадим.
Парни в камуфляже перестраиваются. Мы репетировали все мизансцены несколько раз, но я до сих пор удивляюсь, насколько слаженно и четко работают ребята из "Феникса".
Не успели вы в уме досчитать до пяти, а трое из них мертвой хваткой обхватили наших пленников за шеи, остальные отошли в сторону, уступив место Андрею, который подошел вплотную к стоящим на коленях людям и врубил накамерный свет. У него в руках – старенькая профессиональная видеокамера формата DVCam, уже года два без дела пылящаяся у нас в телекомпании. Двести долларов и бутылка "White Horse" – и вы можете вынести на несуществующие съемки не только камеру, но в придачу к ней штатив, пару радиомикрофонов и кучу кассет.
Пленники жмурятся от света – а Андрей специально наклоняется как можно ниже, снимая лица крупным планом.
– Что за ерунда! – произносит Аркадьев, пытаясь отвернуться от слепящей глаза лампы. – Это чей-то идиотский розыгрыш, я знаю. Что мы сейчас должны делать? Попытаться выкупить свои жизни за кучу денег? А потом нас покажут по MTV?
– Да, действительно, ребят, уже не смешно! – вторит ему Савельев. – Сколько вам нужно денег, чтобы вы нас отпустили? Могу дать очень много… Сотка штук евро устроит?
– Деньги… Такие, как вы, только и думают о деньгах! – презрительно бросает Вадим. – Ну ничего, совсем скоро все изменится! Оставьте мне вот этого! – командует людям в камуфляже Вадик, указывая на Аркадьева.
Парни тут же оттаскивают в сторону Савельева и его водителя, а на пятачке перед машинами, ослепленный светом видеокамеры и по-прежнему стоящий на коленях, остается Аркадьев. Он зажмурил глаза. Человек в маске держит его железной хваткой, заставляя высоко задирать подбородок.
Вадик медленно расстегивает кобуру, достает пистолет, картинно снимает его с предохранителя и приставляет дуло ко лбу Аркадьева. Черт, даже у меня мурашки по коже. А вы? Что бы вы чувствовали, видя, как ко лбу вашего друга детства приставлено оружие?
– Эй! – кричит Савельев, пытаясь вырваться из рук двоих парней, держащих его. – Постойте! Стойте, я вам говорю! Эй, вы! Отпустите его! Зачем вам это нужно? Я действительно дам вам столько денег, чтобы хватило до конца жизни! И машины забирайте! Только отпустите Лёню, пожалуйста!
Он не на шутку испуган – и все же, думаю, не верит до конца в происходящее.
Вадик его не слушает. Он поворачивает голову к объективу видеокамеры:
– Это лишь первое предупреждения от Народного Комитета Неповиновения, – говорит он с пафосом. Воображаю, чего стоит Андрюхе не рассмеяться в этот момент. – И это – только начало!
Савельев заходится в крике:
– Нет! Нет! Прекратите!
Один из парней заклеивает ему широким скотчем рот.
А Вадик, замерев на мгновение, пускает Аркадьеву пулю в голову. Я непроизвольно закрываю глаза.
Звук выстрела, метнувшись по темному лесу, затихает – и вокруг повисает глухая, тяжелая, мрачная, безысходная тишина.
Аркадьев, обмякнув, медленно оседает на бок и валится навзничь на землю.
Савельев издает испуганный всхлип.
Я и Маша совершаем короткую перебежку по кустам до того места, где у края дороги парни в масках держат Савельева и его водителя. Пока Андрей снимает на видео упавшее тело, а Вадик что-то негромко говорит Истомину и стоящим рядом парням, мы с Машей, переглянувшись, достаем свое оружие.
Сумасшедший дом! Ангелы Чарли под Москвой.
– Стоять! Тихо! – командую я громким шепотом, когда мы с Машей, сняв пистолеты с предохранителей, тычем ими в затылок парням, стоящим по обе стороны от Савельева. Те испуганно замирают.
– Бегите, бегите отсюда немедленно! – шепчу я Савельеву на ухо. – Только тихо, ни звука! Ну!
Савельев оглядывается на меня. По его лицу я понимаю, что способность мыслить на время оставила его. Вопроса, почему кто-то из банды похитителей помогает ему сбежать, думаю, у него даже не возникает. Только инстинкты, сиреной визжащие от ужаса на самой высокой ноте, истерически командуют: "Беги!" Однако Савельев не двигается.
– Вали отсюда немедленно, а то и тебя пристрелят! – яростно шипит Маша.
И тут Артем Савельев, понимая, что к нему неожиданно пришла помощь, делает осторожный шаг назад, потом еще шаг, спотыкается о невидимый пенек, совершает еще несколько несмелых шагов и вдруг срывается с места. Через мгновение он исчезает в темноте – и я слышу только треск сухих веток под его ногами.
– Это Четвертый, как слышно? – передаю я по рации. – Цель ушла!
– Стой! А ну стой! – тут же орет стоящий рядом со мной парень и светит вслед беглецу фонариком.
Другой боец из "Ордена Феникса" делает вверх пару выстрелов, отдающихся в темноте звонким эхом.
– Савельев уходит! – кричит он, и за ним поднимается хор голосов.
– Догнать! – рявкает, словно капитан с мостика, Истомин.
Несколько человек, оказавшихся рядом со мной в густом кустарнике, беспорядочно стреляют вверх. Шум в лесу стоит страшный – а парни продолжают весело дурачиться, выпуская в темноту все новые холостые патроны.
– Отставить! – выныривает из кустов в метре от меня Истомин. Он светит в темноту фонариком, потом смотрит на нас с Машей, и в установившейся тишине передает в эфир: – Это Шестой! Цель ушла, работаем по плану!