Маргарита Петровна развела руками. Личико у неё маленькое, смуглое. Под вьющейся чёлкой - узкие глаза. У Геты черты лица, как у матери, если их увеличить по клеткам. А фигура - да, в батю.
- Придётся нам вдвоём тут куковать, если Андрюша не навестит.
- Это уж как водится! - Гета взяла с тумбочки танк. - Мам, давай заведём, посмотрим. Может, папе понравится? Мы ещё такое не пробовали ему показывать. Руслан хорошо придумал…
Гета вскочила, обежала постель, на ходу заводя танк. Я тоже решил проверить, как всё получится, и сел на корточки. Маргарита Петровна устроилась в кресле.
- Тосик, ты посмотри, какой подарок тебе Русланчик принёс!
Гета усадила отца так, чтобы он видел танк на полу. Потом встала на колени, рядом со мной. Танк заурчал и принялся водить туда-сюда пушкой. У меня побаливала голова, и сильно колотилось сердце. Но было так интересно, что я мысленно на всё плюнул. А потом взглянул Ронину в лицо и замер. Он с интересом смотрел на танк…
Лицо генерала оставалось таким же напряжённым, немного беспомощным. Но из глаз вдруг потекли слёзы. И я понял - он не притворяется. Действительно, не может вспомнить, что это такое ползёт по паласу. А потом стало похоже на то, что Ронин сейчас придёт в себя. Он раскрывал глаза шире и шире. Потом немного приоткрыл рот. И вдруг пошевелился.
Мне казалось, что он изо всех сил тянется к танку, который ехал прямо к кровати. Я вцепился зубами в мякоть ладони, чтобы не заорать. Глаза Ронина делались всё больше. Лицо его колыхалось передо мной, как в тумане. А зрачки были похожи на две дырки размером с пистолетное дуло. Верхние веки ушли через лоб под волосы, а нижние продавили щёки.
Я, наверное, всё-таки заорал, потому что увидели одни глаза - уже без лица. Маргариту Петровну с Гетой я потерял. Внезапно с потолка посыпались блестящие звёздочки, похожие на снег в сильный мороз. В ушах противно загудел зуммер. Окно превратилось в блин и улетело наверх. А я, хохоча, упал на палас. Чьи-то огромные ноги бежали на одном месте, около моего лица. Но почему-то никак не могли убежать.
А потом я понял, что лежу в машине, которая куда-то едет. Я испугался, что меня увезли на "скорой", а мать ничего не знает. Во рту было горько и сухо. Майка промокла, свитер - тоже. Было очень жарко, и хотелось всё с себя скинуть.
Кошмар, так фраернуться при Гетке Рониной! Я больше никогда с ней не встречусь - от стыда. Ладно, генерал ничего не понял. Ну, Маргарита Петровна простит. Куда везут-то меня, надо глянуть!..
Я приподнялся на сидении машины и понял, что это никакая не "скорая". Мы с Андреем Озирским едем в джипе. У лобового стекла болтается знакомый крысёнок. С нами больше никого нет. Главное, что уже темно, и в окошках мелькают огни.
- Андрей, куда едем? - сонно спросил я.
- Домой, куда ж ещё!
Озирский от дороги не отвлекался. Наверное, он устал. Не хватало, чтобы врезался куда-нибудь.
- Ты помолчи пока, раз температура сорок. Хоть бы предупредил, что не можешь в госпиталь ехать. Там люди и так слабые, а ты заражать их явился!
- Сорок? - Я очень удивился. Если бы сейчас попить, было бы совсем клёво. - Я в обморок упал, да? И долго так лежал?
- Часиков пять лежал. Я тебя еле от больницы отмазал.
Джип затормозил - наверное, у светофора.
- Доктор, который Ронина лечит, лично тебя в чувство приводил. Мировая величина, между прочим. Даже у него сразу не получилось. Я пообещал лично отвезти тебя в детскую больницу…
- Не надо, Андрей, пожалуйста! Я буду лечиться, и с постели не встану. Все лекарства выпью. Только не отдавай меня… А Гета с матерью очень испугались!
Я сел, и Андрей в зеркало это увидел.
- Ложись на место, и не рыпайся! Силы потеряешь. Пусть Татьяна что угодно говорит, но я ей шею намылю. По закону на десятилетнего ребёнка положен больничный. А она проявляет какой-то идиотский энтузиазм. Жертвует сыном ради рабочего места. Никто её не уволит, ерунда всё это. И пора вам в новой квартире прописывается, чтобы так далеко в поликлинику не ездить. Генриетта чуть с ума не сошла, когда ты свалился. Я даже не знал, что ей говорить.
- Ничтяк! Зато Антон Александрович очень внимательно на танк смотрел. Даже привстал - как будто старался вспомнить… Надо почаще танк пускать по полу. Жаль, что я всё испортил. Но потом-то меня не будет…
- Знаю я всё, - успокоил Андрей. - Действительно, Антон с интересом смотрел на танк. Но не шевелился и не вставал. Это ты сочиняешь.
- Нет, не сочиняю. Я точно видел, как из его головы вылезла другая голова. Голубая, как молния. А потом - шея и плечи. И вот этот, голубой, тоже наклонился…
Джип вильнул, и Андрей прорычал:
- Ложись ты, босота! Иначе отвезу в больницу Ясно, что у тебя глюки* начались. Так что молчи, приходи в себя. Теперь долго лежать придётся.
- Я молчу. Андрей. Только скажи, где мы едем…
Меня качало. Перед глазами лопались светящиеся пузыри. Казалось, будто всё это снится.
- По Профсоюзной. Скоро дома будем.
Андрей говорил, будто с набитым ртом. Или я опять теряю сознание, и ничего не понимаю?
- А когда я тебе про того парня доложу?
Меня пробрала зевота. Так бы и ехал, и ехал, и ехал - с чувством исполненного долга. Не надо никуда бежать, шевелиться. Шеф меня сам привезёт.
- Хочешь, сейчас расскажу?
- Перебьюсь до утра. Я ведь теперь жить у вас буду.
Озирский сказал это очень спокойно. Я покрутил головой. Значит, всё-таки решил у нас поселиться. Я его давно звал, да ничего не получалось. А тут сам захотел.
- К Липке приезжает Микола, да ещё Оксана с Октябриной. Боюсь, не поместимся. Русланыч, ты возражать не станешь?
Шеф всего не хочет говорить, да я и не пристаю. Ещё бы я возражал! Но толком порадоваться не получилось. Джип вдруг резко затормозил у бордюра.
- Погоди, Божок! - пробормотал Андрей. - Сейчас поглядим, что там такое…
Шеф распахнул дверцу, выпрыгнул из внедорожника. Я встал на колени, но ничего не увидел - только горящие окна домов. Вроде, рядом была автобусная остановка. Сейчас такие в Москве появились - с прозрачными стенками и с рекламой. На этой остановке была изображена стиральная машина "Бош".
Будь я здоровым, выскочил бы тоже. А так меня чуть не вырвало. Пришлось заползать обратно. В салоне пахло дорогим парфюмом и табаком. Немного - бензином. А с улицы тянуло холодом, сыростью. Где Андрей, интересно, джип взял? Ведь обычно на "вольво" ездит. Наверное, одолжил кто-то из друзей.
Мы стоим у поворота на улицу Тёплый Стан. Значит, скоро приедем. Как противно, когда руки не слушаются! Я не могу даже на них опереться. Взял и упал лицом в велюр, которым обтянуто сидение.
- Божок, я перед тобой очень виноват. Но мы немного задержимся, - хрипло сказал Андрей.
- А почему?
Мне очень хотелось домой, в кроватку. Да и мать с ума сходит. Я ведь даже не спросил, сказал её шеф про мой обморок или нет.
- Я увидел, что с остановки удирает парень - в сторону Тёплого Стана, - пояснил Андрей. - Но поначалу не обратил на него внимание. Мало ли что… Только потом заметил, что на остановке сидит женщина. И не шевелится…
- Пьяная, что ли?
Мне не хотелось открывать глаза. Делать шефу, что ли, нечего - тормозить из-за каждого алкаша? Тем более что он везёт человека с температурой сорок. Но, если начну права качать, могу попасть в больницу.
- Может, она раненая?
- А убитую не хочешь?
Озирский смотрел на меня блестящими глазами. Его волосы золотились от света фонаря. В моей голове плескались жаркие волны. Голос шефа доносился как будто издалека, и я не сразу понял. Убитая? Сидит на остановке? Кто её прикончил? Тот парень, что удирал?
- Женщину ударили ножом в живот - только что, - подтвердил шеф. - Судя по всему, тот самый парень, который бежал. Мы его спугнули. Похожим образом убили Родиона Колчанова.
- Помню.
Я и язык перестал чувствовать. Пусть шеф делает, что хочет, лишь бы меня не трогал. Я то и дело отключаюсь, и почти ничего не слышу. Только одно: "Подожди, Божок, потерпи…" Я думал только о том, что хочу пить. А шеф куда-то звонил по мобильному, долго говорил.
Интересно, когда я приду в себя, если вырублюсь окончательно? Значит, да женщина убита - как Родион Колчанов. Выходит, тот парень и есть маньяк? Тогда его догонять нужно, а не сидеть…
- На вид лет сорок, может, чуть больше - говорил Андрей в "трубу". - Высокая худощавая брюнетка. Рукоятка ножа на вид деревянная, я её не трогал. Нож похож на обыкновенный, столовый, с деревянной ручкой. Только что, буквально когда мы подъезжали… Минут десять назад. Судя по всему, ударил тот, кто бежал. Больше рядом никого не было. Надо экспертизу провести Почерк очень похож. Нет, криков я не слышал. На помощь никто не звал. Парень бежал быстро. Здоровый жеребец, и местность знает хорошо. То ли живёт здесь, то ли часто бывает. Приезжайте, посмотрите. Потом я с вами свяжусь. Вместе будем разбираться. Нет, сейчас не могу. У меня в машине больной ребёнок. Температура у него высоченная. Я и так задержался. Всё, договорились, так и поступим. Ладушки. Увижу ваши фары. Сразу уеду… Божок, как ты там?
Андрей повернулся назад, глянул через плечо. А у меня вдруг заболели глаза, и я зажмурился. Шеф забеспокоился - почему я молчу?
- Ещё несколько минут потерпим, Божок? Ребята из ОВД приедут, и мы с чистой совестью отчалим. А пока негоже бросать тело в одиночестве. Мы же с тобой - профессионалы. И потом, если я сейчас впишусь в это дело, мне охотнее покажут материалы…
Озирский, вытягивая шею, ждал, когда появится машина. Но её пока не было.
- Ты говорил, что в Тёплом Стане нет маньяков. А вот как оно получилось. Божок, пять минуточек. А?…
Шеф чуть не плакал.
Да хоть пятьсот, - пробормотал я и полетел в яму.
- Никуда я больше Русика не пущу!
Мать не умеет ругаться, кричит слабеньким голоском. Андрей сидит у моей постели. Он в ковбойке и в джинсах, совсем не похож на бизнесмена, на директора агентства.
- Совсем с ума сошли! Русик хоть маленький, ничего не понимает. Но ты-то, Андрей!.. Что, кроме вас, никто этих маньяков не поймает? Вся милиция даром хлеб ест. Только вы должны вкалывать вдвоём? Если мой сын обязан работать за эту квартиру, так отбери её! Олег поймёт, пустит обратно. Сам говорил, что скучает один на Ленинградке…
- Татьяна, эту квартиру Руслан получил от авторитета Темира Махмиева, а не от меня.
Озирский сам делает мне уколы. Он очень хорошо знает это дело. Да, говорит, роды может принять. Сейчас он положил на мой лоб мокрую тряпку с уксусом. В кулаках я зажал такие же, только поменьше. Люблю вот так поваляться, ничего не делая. Все вокруг ходят на цыпочках, кормят с ложки.
Вилька лежит тут же, на коврике. Никуда не отходит - только на прогулку. Его тоже выводит Андрей, который теперь живёт у нас. И мать всё-таки взяла больничный лист.
- Татка, я твоего сына не неволю. Он сам хочет работать.
Мать заплакала, села на стул рядом с дверью. Ко мне недавно приезжала "неотложка". Опять хотели отправить в больницу, но Озирский не разрешил. Вызвался сам ухаживать. Врачиха приняла Андрея за моего отца. Назавтра прислала из поликлиники медсестру. Она мне сделала уколы в первый раз, а потом уже продолжал сам шеф.
Мы уже поговорили про Щипача-Воровского. Андрей про такого никогда не слышал. Конечно, московскую "малину" он знает хуже, чем питерскую. Ежу ясно, что от своей работы я не откажусь. Интересная она и денежная. На одну зарплату в Москве не прожить. А мать на алименты не подаёт, хоть Олег и согласен платить. Даже если я сейчас пообещаю всё бросить, то выполнить не смогу. И получится, что я - трепло.
- Андрей, ты мне ребёнка совсем развратил, - продолжала ныть мама. - У него карманные деньги несчитанные. Представляешь, чем это может кончиться? Русик - мой сын, а не твой. Я отвечаю за то, каким он вырастет. Теперь, когда мы с Олегом в разводе, отвечаю я одна. Почему ты своего Женю не привлечёшь к розыскной работе? Ведь все мальчишки любят романтику…
- Татьяна, не говори глупостей, - отрезал шеф. - Моего Женьку привлечь к розыску?! Я не его жалею, поверь. Просто он сразу же всё запорет. Да и просто побоится пойти на такое. Пусть лучше пляшет в своей Вагановке. Может, Лёлька сгодилась бы для этого, но мала пока. Потом поглядим. Одну свою дочку, Клавдию, я уже засылал в банды. Так что твой упрёк не по адресу. Возьми-ка лучше тряпки, смочи их водой и уксусом…
Мать ушла на кухню. Конечно, там она разревелась. Мне прямо стыдно за неё перед шефом. Тот тоже призадумался. Пока матери нет, наклонился ко мне, тревожно так посмотрел.
- Божок, тебе ещё не надоело криминалом заниматься? Видишь, Таня против, и Олег тоже. Может, доложишь мне про Щипача, и кончим на этом? Потом Оксана приедет. К родственникам Логиневской её попытаюсь отправить. Да в семью Минковой тоже…
- Ничего я не брошу. Наверное, работать в розыск пойду. Попить мне дай, пожалуйста…
Андрей принёс стакан чаю с лимоном. Усадил меня в подушках, стал поить. Только я всё равно не напился. Забрался под одеяло - так было холодно. Мать принесла тряпки, положила на лоб, дала в руки.
Врачиха сказала, что у меня грипп. Может быть и воспаление лёгких. Вот этого мы все очень боимся. Я долго проваляюсь, отстану в учёбе. Да и дело будет стоять. Час назад позвонила Гетка Ронина, передала привет от своей матери. Спросила, не нужно ли нам чего привезти. Андрей ответил, что ничего не нужно. У Геты и так забот полон рот. Ей и за отцом ухаживать, и класс свой вести. А вечером ещё тетради проверять.
Насчёт Ксюши Колчановой Андрей её уже допросил. И учителей Родиона - тоже. Они про эту поездку в Новогиреево ничего не знали. Никаких маньяков или просто подозрительных мужчин около школы не заметили. А то обязательно приняли бы меры. В школе есть охрана, и чужих внутрь не пускают.
Но я-то знаю, что эти амбалы у дверей только малышню шмонают. Проверяют у них наличие дневников и сменной обуви. А потом запирают дверь на ключ и идут играть на компьютерах, или колу пьют, с биг-маками и бананами. Во всяком случае, никого не охраняют.
Около нашей школы на Ленинградке месяц стоял мужик с расстёгнутой ширинкой. Охране на него было чихать. Говорили, что территория уже не подведомственная. Дядя Герыч, то есть наркоторговец, до сих пор товар пацанам сбывает. У нас раньше можно было выйти на переменке покурить, просто побегать. Теперь нельзя. В этом случае вышибалы стоят насмерть.
Но никто даже не почешется, если ученик прямо при охране раскумаривается*. Можно даже на крышу полезть "ангелов ловить". Не для того нанимались. Пусть про наркоманов думает милиция. То же самое и в "тубзиках". Кто клей "Момент" нюхает, кто водку пьёт. Но, раз ученики приписаны к данной школе, вопросов к ним нет.
Так что маньяк мог выследить Колчановых около школы, а потом напасть на них в Новогиреево. Понятно, что Генриетта тут не при делах. Не из класса же Ксюшу украли. Но Озирский говорит, что среди родителей её учеников собирают подписи с требованием заменить преподавателя. Мол, Ронина слишком молода, неопытна, психически неуравновешенна. Это Гетка-то - спокойнейшее существо!
Другие учителя и линейками дерутся, и головой бьют о парту, и за уши таскают. Мне самому указной по спине дали в третьем классе. За это я сунул училке лезвия в сапоги. Она так ноги разрезала, что "скорая" приезжала. Ей раны зашивали в больнице. Она догадывалась, кто это сделал, но доказать не смогла. Потом у нас какая-то старушка преподавала, а Елена Валерьевна две недели дома лежала.
- Ещё принести чайку? - спросил шеф.
Рядом с ним, на столике, лежал мобильный телефон. Озирскому то и дело звонили, собирали сведения про ту тётку, которую убили на остановке. Её фамилия Минкова. Про Логиневскую шеф уже всё знал. Вернее, то, что знали в милиции. Озирский хочет, чтобы ими занялась Оксанка Бабенко, когда приедет. Там молодая женщина нужна.
- Держи стакан. Не прольёшь?
Андрей заварил ягодный чай, с клубникой. Я выпил сразу всё, снова лёг. Часто потею, потому и во рту сохнет. Я с удовольствием выпил бы ещё целый чайник. Вода внутри не держится - сразу выходит наружу. Наверное, опять жар будет всю ночь. Придётся Андрею вставать, делать уколы.
- Божок, ты как, можешь сейчас про Щипача рассказать?
Мать, вроде, затеяла стирку. Чем-то гремит в ванной. Наверное, обиделась на нас. А злиться она не умеет. Шеф набросил платок на клетку с попугаем. Тот выучил две новые фразы: "Руслан, давай по стопочке!" и "Пошли, покурим!" всякие ласковые словечки про себя Сергей говорил и раньше. Про матюги я уже упоминал. Теперь учу его "фене" - для прикола.
А вот матери он всегда кричит: "Дай, я тебя поцелую!" Но разу не предложил этого ни мне, ни Андрею. Мать, конечно, боится ему лицо подставлять. У Сергея такой клюв, что мало не покажется, если долбанёт. Но всё равно смешно. Себя попугай зовёт "чудик" и "дорогуша". Кстати, у попугаев только мальчики разговаривают, а девочки - нет.
- Давай, Божок, выкладывай! - приказал Андрей.
- Есть! - отозвался я и чихнул.
Я замечаю, что в последние дни с Озирским что-то творится. И мать тоже спрашивала, какие проблемы. Но он только отмахивается. Видно, что тошно ему. Неужели Липку Бабенко к Миколе ревнует? Да шеф только моргни, Липка к нему кинется. Влюблена, как кошка. Конечно. Андрей не мог развестись с Франсуазой, но теперь ничто не мешает им пожениться. Липка и Чугунова отставит, и Матвиенко.
Только шеф явно не торопится делать ей предложение. Тогда почему же страдает? Спрашивать бессмысленно - всё равно не скажет. Ещё и цыкнет - чтобы не лез не в свои дела. Что ж, остаётся только докладывать про Щипача-Воровского. Пусть шефу хоть одна радость будет. Ведь я нашёл ценнейшего свидетеля.
- Итак, ты встретил того парня у водоёма девятого апреля?
- Да, вечером, когда уже стемнело. Около девяти примерно. Я время засечь не успел. Он опять за уткой пришёл, как тогда. Живёт то на свалке, в Подольске, то в подвале - в Перово.
Наверное, мать с горя решила покрасить волосы. Купила шампунь "Клэрол" огненного тона. Но ей лучше всего быть блондинкой. А мать всё равно своё гнёт: "Хочу сменить имидж!" Жаль, что Олега нет. При нём мать себе такого не позволяла. Ладно, Ленка Мартынова башку себе уродует, но она… Думает, если рыжей станет, настроение улучшится? Всё это муть.
Наверное, помнит про святочное гадание. Вон, уже красится. Значит, кого-то нашла, а признаться боится. Ну, ничего. Поправлюсь и разберусь…
- Каким образом вышел у вас разговор? - продолжал Андрей. - Ты к нему подошёл, или он к тебе? Как долго вы беседовали? Давай всё, по порядку, ничего не упускай. А потом я тебе вопросы задам - как обычно.
- Подошёл я к нему, попросил закурить. Якобы зажигалка у меня села. Он стоял на бережку, руки в карманы. Смотрел на уток, плевал в воду…
Конечно, вопросик банальный, но ничего другого я не придумал. С него начинаются все "гоп-стопы"*. Я ведь уже болел, и голова особенно не соображала. Шеф всегда говорил, что у меня интуиция хорошая. То есть, я чувствую, как нужно поступать в разных ситуациях. Тогда мне показалось, что ничего особенного выдумывать не надо. По-простому получится лучше всего.
- Опиши этого пацана. Понимаю, что тебе плохо, но работа есть работа. Даже в темноте ты, разумеется, его разглядел.