- Ой, Руська! Я думала, что ты не приедешь. Мама насчёт тебя договорилась с охраной. Пошли в палату пока. Андрей звонил по мобильному. Сказал, что задерживается. А ты что, до сих пор в войнушку играешь? Или это подарок? - Она показала на коробку с танком.
Гете очень идёт эта куртка - на кулиске, с песцом. Я всё время хочу ей об этом сказать и забываю. Купили куртку недавно, заплатили много. Это ведь фирма "Берг Хаус". Цвет - сиреневый, очень хорошо смотрится на фигуре. Гетка - видная и стройная. Мать её, Маргарита Петровна, болтается где-то у плеча. Андрей говорит, что дочь статью пошла в генерала, а лицом - в мать. Сейчас я её отца увижу…
- Слушай, ты не обижайся только! Андрей говорил, что твой папа на всякие заводные штуки любит смотреть. Или это неправда?
- Правда. Он же должен вновь научиться концентрировать внимание.
Гета опять погрустнела, и я мысленно выругал себя по-всякому. Мог бы и не напоминать. Она и так переживает, что с отцом это случилось. Привыкла с детства к совсем другому Ронину. Он и готовить потрясающе умел, и по дому всё делал, когда не бывал занят. Рубашки гладил лучше Маргариты Петровны.
Да, семья тяжело сейчас. Их отец был настоящей каменной стеной. Шеф знает, что говорит. Часто про мужика и не поймёшь, в сознании он или нет. Всё валяется на диване у телика кверху пузом. А Ронин был совсем не таким…
- Вот я и принёс танк. Пусть поездит там, у него.
Я топтался в луже, не зная, что надо ещё сказать. Жалко, что Озирский задерживается. Вместе мы быстро разобрались бы с показаниями Щипача, и я поехал домой. Может, мне и в госпиталь идти нельзя. Вдруг я заразный? А там раненые, многие из Чечни…
- Тогда давай мне коробку, - велела Гета. - Я покажу ребятам из охраны, если попросят. Спасибо тебе, Божок!
Гета сжала мою руку и, наконец, улыбнулась. Зубы у неё красивые - белые, крепкие. Не то, что у других девчонок - сплошь гнилые. Я опять подумал, что Генриетта на парня похожа. Тогда УЗИ не было, но все в один голос предсказывали Ронину сына. Он и накупил всяких голубых вещичек. Но дочь получилась лучше всякого парня.
- Мальчикам мерещится, что папу постараются и здесь достать. Ведь покушение не достигло цели… Я, конечно, в это не верю. И того самого Зубца арестовали. Но его распоряжение могут выполнить оставшиеся на свободе сообщники. Бывает так, что приезжают и добивают. Но это - в обычных больницах. А здесь и на проходной не пропустят, и в здании посты, и непосредственно у палаты. Да и цели своей Зубец достиг. Может, для папы это и хуже, чем гибель. Ведь смерти он никогда не боялся. А безумие считал жуткой карой за проступки, которые человек совершает в своей жизни.
Гета легонько подтолкнула меня в спину, и мы отошли к проходной.
Да, я согласен - госпиталь охраняется на все сто. Сначала Гета долго объясняла на вахте, кто я такой. Показывала танк, который осматривали со всех сторон. Даже чуть не вызвали взрывотехника из ФСБ с собакой. Мне стало смешно. Сам знаю, сколькими способами можно убить человека, и никакая охрана не спасёт. Но видимость они создают, и деньги за это получают.
Какой бы нормальный киллер попёрся с танком через проходную, если бы действительно хотел добить Ронина? Тут лучше всего подкупить медиков. У них-то самый свободный доступ в больницу. И убрали бы его - без шума и пыли. И не откажешься, потому что у всех есть семьи. Кто ради чужого дядьки станет ими рисковать? Тем более что в таком состоянии, как у генерала, всякое возможно. Вряд ли это кого-нибудь удивило бы…
Наконец, нас пропустили. Отдали танк в изрядно помятой коробке. Мы с Гетой пошли по дорожке через парк. Оба молчали. А что говорить? Генриетта в школе устаёт. Я уж знаю, каково сейчас учителям приходится - даже в младших классах. А у неё, Андрей говорит, с коллегами отношения не складываются. Непонятная она, чужая. Разные интеллекты у Геты и прочих педагогов.
Я не совсем понял, и Андрей объяснил:
- Она умная, а те - дуры!
Шеф хочет Гету из школы вытащить и взять к себе в агентство. Там бы она получала много, а не жалкие крохи. Озирский Рониным хотел деньги дать, но они не взяли. Вот если Гета будет в фирме работать и зарплату приносить - тогда другое дело. Из неё и оперативник получится что надо - с такой-то физической подготовкой!
А если Маргарита Петровна не разрешит, можно подобрать должность, не связанную с риском. В этом смысле у шефа руки развязаны. Он что хочет, то и делает. Но Гетка пока никак не решится уйти из школы. Говорит, специально стала учительницей - третьей в семье после тёти Лиды и двоюродной сестры Галины Борисовны. С кондачка такие сложные дела не решаются. Нужно всё хорошенько обдумать. Вот кончится учебный год, и станет ясно, как поступать дальше.
Пока мы шли к палате Ронина, я вспомнил ещё одно своё задание. После массовой драки в Южном порту один из бандитов затаился в больнице. Он там лежал под чужой фамилией, но Андрей имел его фотографию. Мы пришли в больницу с одной из сотрудниц агентства. Она изображала мою мать. А я как будто потерялся в коридорах. Ходил, везде заглядывал, хныкал. Ну, как положено.
В конце концов, увидел я этого бандита на койке, и сразу его опознал. А ведь в справочном отвечали, что к ним никто из Южного порта, да ещё раненый в живот, не поступал. Потом Коробова арестовали и отвезли в больницу при СИЗО "Матросская Тишина". А ведь в больнице тоже охрана стояла, и служба безопасности у них своя была. Один из секьюрити точно был военным отставником. А толку-то? Взял "на лапу", как остальные.
К Ронину, конечно, не подобраться. Но попасть на территорию - ерунда. Между прутьями решётки свободно можно пролезть. Но в это время мы пришли на крыльцо, и Гета открыла дверь.
Тут ей опять пришлось выяснять отношения с парнем в камуфляже. Ему не поступало насчёт меня распоряжение от начальства. Я отошёл, сел на диванчик у кадки с пальмой. Подумал, что дождусь Андрея здесь. Всё-таки под крышей, и в тепле. Я вообще-то холода не боюсь. Зимой меня в шапку не всунешь, а вот сейчас опять знобит.
Гетка стояла уже с тремя военными, упрашивала пропустить меня, а те сомневались. Кругом бегали тётки, нагруженные сумками с всякими гостинцами. Сестричка в голубом халатике на бегу весело мне подмигнула. Правильно военврачи сомневаются, между прочим. Я мал, да удал.
Для Ронина, конечно, никакой опасности не представляю. Пропустить меня можно - ради Геты. Неужели она не знает, кого к отцу ведёт? Умная ведь девчонка, должна меня много раз проверить. Просто не хотят брать на себя ответственность. Трусливые они все какие-то.
М с Гетой познакомились, как я уже говорил, на Кремлёвской ёлке. А на Святки поехали к гадалке, в Дедовск. Звали бабку Анфиса Климовна Курганова. Озирский сказал, что она - не шарлатанка, а потомственная ворожея. Например, умеет гадать по курице. Конечно, и мать, и Гетка тут же загорелись идеей съездить к колдовке.
Бабка велела матери с Генриеттой пойти в курятник. Разложила на полу три кольца - медное, серебряное и золотое. Я присел рядом на корточки. Шеф наблюдал за гаданием с огромным интересом.
Бабка Курганиха, как звали её в деревне, рядом с кольцами положила уголёк, поставила блюдечко с водой. В другое блюдце насыпала раскрошенный хлеб. Гета и моя мать должны были узнать, выйдут ли они замуж. И, если да, каким окажется жених - справным или непутёвым. Для того чтобы гадание получилось правильным, кур надо стаскивать с насеста сонных, в темноте, не выбирая - кому какая попадётся.
- Разведёнка ты, что ль? - спросила Курганиха у матери. - Или девкой родила?
- Я в разводе, - тихо ответила мать, не вдаваясь в подробности.
- Колечко дай! - велела Курганиха.
Мать сняла с пальца кольцо - с бриллиантовой крошкой и красивой резьбой.
- А сын-то у тебя не от мужа! - проворчала гадалка. - Ладно, поглядим, что дальше будет. И ты кольцо дай - повернулась она к Генриетте.
Бабка протянула ладонь - корявую, всю в чёрточках. Гета сняла серебряную "недельку". Мы с матерью решили, что Озирский бабке всё сказал, и с укором взглянули на него. Но Андрей лишь пожал плечами и развёл руки в стороны. Вообще-то, он вряд ли сделает такую подлость.
- Слово офицера, я на эти темы с хозяйкой не говорил! И вообще, впервые её вижу.
- Вы к кому пришли-то? - огрызнулась Курганиха. - Я вас всех насквозь вижу! Девочка у вас хорошая - чистая. Не дай Бог, плохого человека встретит…
Мать с Гетой полезли за курицами. Послышалось истошное кудахтанье, полетели перья. Кажется, кого-то из них кура клюнула. Наконец, с этим разобрались. У Курганихи на руках сидела чёрная курица, у матери - пеструшка, у Геты - белая.
- Поглядим, кто из вас первой замуж выйдет! - низким, не своим голосом сказала колдовка. Она опустила на пол свою курицу. Та подбежала к колечкам и тут же клюнула Гетину "недельку".
Мать ахнула и захлопала в ладоши. Андрей тяжело вздохнул за моей спиной. Гета стала красной, как свёкла.
- Ой, Генриетточка, поздравляю! - заулыбалась мать, будто уже пришла на свадьбу. - Анфиса Климовна, значит, мне надеяться не на что? Или гадание действительно только на этот год?
- До других Святок, а там видно будет. Значит, девчонка выскочит раньше тебя, - подтвердила Курганиха. - Скоро уже. Есть на примете парень? Аль нет?
- Теперь нет, - грустно сказала Гета. - Все разбежались после того, как папу ранили. Я же была генеральская дочь.
Теперь Гета была уже не красная, а белая - от злости. Брови были прочерчены над её глазами, как углём.
- Татьяна Васильевна, она ваше кольцо тоже клюнула! Так что не расстраивайтесь…
- Значит, и ты счастье своё найдёшь, - сказала матери Курганиха.
Мне это совсем не понравилось. Я сидел на половике по-турецки и думал, за кого же мать выйдет. Вдруг козёл какой-нибудь попадётся? Но она без совета со мной никого в дом не пустит - обещала. Я люблю мать, конечно, но и свою жизнь губить не собираюсь. Найду способ избавиться от нового отчима. Я чуть не заревел - так стало жалко Олега - прямо сил нет. Мы с ним дружили, несмотря на все сложности. А мать - женщина мягкая, слабая, каждому на слово верит. Но я-то не таковский…
Бабка вернулась, сняла с головы платок, положила на плечи. Он здоровенный, как одеяло. Голова у неё совсем седая.
- Вы сейчас своих куриц пускайте на пол, - говорила она матери и Гете. - И следите за ними. Клюнет курочка хлеб - жених будет с достатком. Если клюнет воду, то пьяница. Выберет уголёк - идти за бедняка. Золотое колечко отметит - быть мужу богатому. Серебряное - середняк. Медное - лодырь и бабник…
Гета вся дрожала. На ней лица не было. А я подумал, что курица или хлеб должна клевать, или воду. Зачем ей колечки? Но лихо пролетел, потому что курица Геты пихнула клювом золотое кольцо. Оно покатилось по полу. Курица догнала его, и ещё раз клюнула.
Мать кинулась Гете на шею:
- Ты смотри, как здорово! Самый лучший вариант получается. Скоро за богатого выйдешь! Интересно, а мне что курочка нагадает?
- Да нужна я богатому! - Гета махнула рукой. - Если бы раньше… Случайно это всё, невероятно.
- Плюнь мне в глаза, если вру! - обиделась бабка. - Только через год. А если помру, плюнешь на могилу. Не все такие люди поганые, чтобы за отцовские погоны цепляться. Раз он сам богатый, к чему ему генерал?…
Я внимательно следил за тем, куда побежит курица матери. Мне ведь не всё равно, пьяница будет отчим или хотя бы середняк. Мать только куру выпустила, и она сразу же стала клевать хлеб. Ни на что больше и не посмотрела своими янтарными глазами.
- Будет у тебя, Татьяна, муж с достатком! - провозгласила Курганиха. - И успокойся на этом. Езжайте с Богом! Устала я, - призналась бабка.
- Пошли! - скомандовал Андрей. Вид у него был очень кислый.
Наверное, он Гетку приревновал к богачу. Но ведь Андрей женат на Франсуазе де Боньер. Она и знатная, и богатая. Какого рожна ему ещё надо?
Всю дорогу, пока ехали в джипе до Москвы, наши женщины шептались и хихикали. А мы с Андреем были в печали. Шеф явно Гету любит, но выйдет она за другого. А мне отчим и с достатком не нужен. Сам не бедный. Ох, зачем только Олег ушёл? Заранее того мужика ненавижу, и мать ему не отдам…
- Русик! - Гета, вместе с охранниками, подошла ко мне. - Заснул уже? Ребята просят танк ключиком завести. Можешь?
- Могу.
Я вынул игрушку, стал с ней возиться. Охранники за мной внимательно смотрели. Нет, всё-таки профи они. Нутром чуют, кто я такой, но доказать ничего не могут. Почему-то им кажется, что я игрушку могу взорвать. Танк проехал по диванчику, на котором я сидел, и остановился. В конце концов, меня решили пропустить.
- Там, у палаты, ещё один пост, - сказала мне Гета. - Но, раз прорвались на этаж, не отступим, верно? Сейчас я принесу халаты. Подожди здесь.
Когда вернулся к дивану, на него уже уселась бабуля. Из-под халата у неё торчало трико. Одежду она поддерживала обеими руками. Наверное, какая-то старая большевичка, или героиня войны. Генриетта рассказывала, что в этом госпитале и такие лечатся. Бабуля шуршала газетой, в которой оказался кусок хлеба с солью.
Она жевала, чавкала, косясь на меня - не отниму ли хлеб. Она была похожа на Ольгу Фёдоровну Власову, нашу соседку на Ленинградке. Та была вылитая Баба-Яга. Ей уже девяносто лет исполнилось. Всё время торчала на лестнице или во дворе, как будто у неё дома никаких дел не было. Если кто дверь в квартиру откроет, обязательно туда заглядывала. И на всех ребят родителям жаловалась, что они её не уважают. Олег бабку прямо ненавидел - даже на порог не пускал. Мать тоже только отмахивалась. В этом смысле мне очень повезло. Других из-за неё ругали и даже били.
- Спина болит, - сказала мне старуха, когда съела весь хлеб. - В баньку бы сейчас. Знаешь, как хорошо в баньке? Поясницу пропарить надо бы, а где ж тут? Выпишут, сказали, только двадцатого. Сразу в баню поеду.
А потом она про меня забыла. Начала пальцем подбирать с дивана крошки. Я взял под мышку коробку с танком и пошёл искать Гету. Но она примчалась сама - уже в белом халата и бахилах. Мне принесла то же самое.
- Русик, быстренько раздевайся. Бахилы натягивай поверх сапожек. Скоро, наверное, Андрей приедет. Пойдём.
У меня в животе ёкнуло. Я ещё ни разу не видел Ронина. А Озирский рассказывал такие ужасы, что прямо мороз по коже. Если честно, то я не могу представить, чтобы человек был без сознания и в то же время сидел на кровати, ел с ложки, смотрел телевизор. Я-то думал, что в таком случае люди неподвижно лежат, и всё. И глаза у них закрыты. А вокруг - приборы и капельницы. Я в Педиатрическом институте, в Питере, так лежал, но в коме не был.
Генриетта взяла меня за руку, повела по ковровой дорожке. Мы вошли в комнатку с одним окошком. Там, на диване, сидели два омоновца в камуфляже и в чёрных беретах. Поверх формы - халаты. Вооружённые, но достаточно мирные. По крайней мере, долго нас не мурыжили. Кстати, танк у меня забрали и унесли в палату.
Я зашёл очень робко. В кабинете директора школы так не дрожал. Палата - как обычная комната. Над кроватью - бра. Пол под паласом. Большое окно с жёлтыми шторами. Вещей немного, но все нужные. "Видеодвойка", музыкальный центр, куча разных кассет. Ещё - шкафчик для белья, книги, газеты.
Маргарита Петровна радостно мне улыбнулась и спросила у Геты:
- Всё-таки прошли? Я думала, что не получится. Хоть начальник и обещал, но потом передумал. Ты только ушла, а тут сестричка заглянула…
- Я умоляла, как могла, - ответила Гета и поправила букет тюльпанов в вазе на тумбочке.
Над изголовьем генерала висел образок. Это был преподобный Антоний Леохновский. Иконка была с Рониным во время покушения. Гета с матерью всё время спорили, уберегла она отца или нет. Можно повернуть и так, и этак. Он был смертельно ранен, но выжил. Правда, в себя прийти не может…
- Дольше всего нас у входа продержали. Всё танк проверяли - нет ли чего внутри. Перестраховщики.
Гета подальше убрала упаковки с одноразовыми шприцами, гигиенические салфетки, баночку с кремом. Я старался на Ронина не смотреть, потому что действительно боялся.
- Русик, вот мой папа.
Взяв меня за руку, как малыша, Гета направилась к постели. Я споткнулся о пакет с немецким одноразовым бельём. Маргарита Петровна бросилась его собирать.
- Русик, я сама всё сделаю! Ты не обращай внимания. Какой танк замечательный! И ключик есть… Заводится, да? Ты специально для Тосика купил?
- Для какого Тосика? - Я сразу не понял, что так называют Ронина.
- Для Антона. - Маргарита Петровна всё рассматривала танк. - Может, покажешь, как он двигается?
- Конечно, покажу, - бодро ответил я.
- Папа, здравствуй! - сказала Гета, наклонившись над постелью.
Я разглядывал генерала очень внимательно, но ничего жуткого не обнаружил. Такого про него наговорили - и обгорел весь, и шею сломал, и внутри всё ушиб. Но никаких шрамов, по крайней мере, на лице, у него нет. У меня и то больше. Озирский верно заметил - выглядит Ронин лет на тридцать пять. Глаза у него большие, голубые. Совсем не похожие на Гетины. И волосы другие - мягкие, редкие, как будто обесцвеченные.
Одет Ронин в спортивный костюм "Найке". Под курткой у него водолазка. Он смотрит на меня, прищурившись, будто раньше знал, да забыл, кто я такой.
Гета потрясла отцовскую руку, потом сказала:
- Папа, это Руслан Величко, друг Андрея Озирского. Ты ведь помнишь Андрея?
Я почему-то ожидал, что Ронин кивнёт. Он моргнул, и Гета взвизгнула. Маргарита Петровна прямо-таки захлебнулась от восторга.
- Видишь, Русик, наш папочка Андрея помнит! Дай Антону руку, поздоровайся с ним. Вы же знакомитесь.
И начала запихивать мои пальцы в ронинскую ладонь. Он немного пожал их и отпустил.
- Вот так пока, - вздохнула Гета. - А говорить папа не может.
Она тряпкой вытерла тумбочку у кровати, стол и подоконник.
- Мам, Андрей не звонил? Что у него там случилось? Надо же знать, сколько времени ждать его.
Потом Гета уселась в кресло напротив меня, взяла танк и ключик.
- Нет, Андрей не звонил. А вот с тётей Ниной я разговаривала.
Маргарита Петровна убрала в тумбочку тарелку и ложку.
- Она не может в воскресенье сюда приехать, просила извинить. Может быть, через неделю…
- Небось, когда папа пиры закатывал, у неё время находилось, - процедила Гета сквозь зубы.
И я увидел, что она свою тётку страсть как не любит.
- Геточка, не надо так говорить. Это же родная тётя!
Мать говорила это в первую очередь для меня - чтобы не брал плохой пример.
- Будь она чужая тётя, я бы претензий не предъявляла, - проворчала Гета, поглаживая отца по руке.
А я смотрел на Ронина и не понимал, почему он сидит в подушках совершенно неподвижно. Глядит в одну точку, то есть на окно. И выражение лица у него не меняется. Но больного совсем не похож. На нём ни бинтов нет, ни даже зелёнки. Кожа розовая, глаза прозрачные. А ведь у больных всё не так.
Я под одеялом рассмотрел его ноги. Действительно, очень длинные. И разворот плеч - что надо. Да, действительно, Озирский прав. Похоже, что генерал притворяется. Играет в то, что ничего не понимает. Только как ему не надоест смотреть в окно уже полчаса?…
- Дядя Толя с женой, конечно, гриппом заболели? - ехидно спросила Гета.
- Да, но не они, а их дети…