Издание представляет собой сборник избранных повестей и рассказов советских писателей, среди которых М. Ланской, А. Островский, И. Меттер и другие.
Содержание:
Опанасовы бриллианты 1
М. Ланской, Б. Рест - Опанасовы бриллианты 1
А. Островский - Ночь не скроет 6
И. Лавров - Первое испытание 20
И. Меттер - Обида 23
И. Лазутин - Сержант милиции 29
Э. Офин - Узелок 41
Н. Томан - Именем закона 44
Опанасовы бриллианты
М. Ланской, Б. Рест
Опанасовы бриллианты
На конверте стоял штамп далекого южного города. Письмо было коротким: "Уважаемый Иван Георгиевич! Все. Завязал. Живу, как человек. Поздравляю Вас с Новым годом. Спасибо. Плаз".
Прочитав эти несколько строк, полковник милиции Иван Георгиевич Сизов улыбнулся и, продолжая улыбаться, перечитал их еще раз.
- Молодец, Плаз! - полковник легонько ударил ладонью по лежащему перед ним листку бумаги; вероятно, так же весело и доброжелательно он похлопал бы по плечу самого Плаза, если бы тот находился сейчас в кабинете Ивана Георгиевича.
Вложив почтовый листок обратно в конверт, Сизов спрятал его в несгораемый шкаф.
Этим письмом окончательно закрывалось одно старое дело, которым на протяжении многих лет занималась милиция то одного, то другого города.
Полковнику впервые пришлось познакомиться с Плазом весной 1951 года.
Началось с телефонного звонка. Говорила женщина. По ее голосу Иван Георгиевич отчетливо представил себе побледневшее от волнения лицо, умоляющие глаза, дрожащие губы.
- Вы должны меня принять, - слушал полковник торопливо сыпавшиеся в трубку бессвязные слова. - Умоляю вас! Это ужасно! Чтобы в нашем городе!.. Среди белого дня! Я вам должна рассказать сейчас же! Я жена профессора (женщина назвала фамилию известного в Ленинграде ученого). Муж еще ничего не знает! Мне сказали, что нужно обратиться именно к вам. Я все, все расскажу. Вы будете потрясены! Мой муж…
Телефонная трубка воспроизвела подавленное рыдание и шумную возню с носовым платком. Воспользовавшись паузой, Иван Георгиевич спросил:
- Как ваше имя и отчество?
- Мое? Простите, я так измучена. Все это так ужасно. Меня зовут Ольга Павловна.
- Приезжайте, Ольга Павловна, в Управление милиции на Дворцовую площадь. Пропуск на ваше имя будет спущен.
…Женщина в модном демисезонном пальто, широко распахнув дверь, вошла в кабинет, и, уже подойдя к столу и протянув руку, спросила:
- Можно? Я вам звонила.
- Садитесь.
Она была в том возрасте, когда особенно сильно желание казаться если не молодой, то уж, во всяком случае, свежей и хорошо сохранившейся женщиной. Цвет волос, щек, бровей и ресниц был очень приятен и почти натурален.
- Я вас слушаю, - сказал Иван Георгиевич.
- Простите, я сейчас. Я не могу прийти в себя. Это как сон, как немыслимый кошмар. Мне иногда кажется, что я сейчас проснусь. Я даже не знаю с чего начать… Самой трудно поверить - так все это странно и невероятно…
- Попрошу вас успокоиться и рассказать все по порядку.
- Да, да, сейчас. Это так ужасно… В одиннадцать часов утра я вышла из дому. Николай Кириллович ушел на сессию, у него сегодня экзамены, а я обещала зайти к портнихе - она живет на Владимирском проспекте. Погода сегодня прекрасная, я решила пройтись пешком. У Пяти углов меня еще догнала на своей "Победе" Лида Воробинская, предложила подвезти. Но я, дура, отказалась, помахала ей рукой и пошла по правой стороне. У Колокольной улицы я заметила мужчину, он шел от Невского и уже издали пожирал меня глазами. Мне сразу стало не по себе. Внутри что-то кольнуло и как будто оборвалось. Я отвела от него глаза, иду и чувствую, как он приближается. Подходит, улыбается, останавливается передо мной. Я готова уже рассердиться, а он смотрит мне прямо в глаза и улыбается. С той минуты все остальное я помню как в тумане. Он мне что то сказал. Я что-то ответила. Потом он достал из кармана носовой платок, я почувствовала какой-то одуряющий запах и перестала видеть улицу, дома… В голове все так закружилось… Потом подошли еще двое, но я уже была в состоянии гипноза.
- Гипноза? - переспросил Иван Георгиевич.
- Да, да, - кивнула головой Ольга Павловна. - Это так страшно… Они что-то говорили, я что-то отвечала. Молодой человек крепко держал меня за руку. Потом мы поднялись ко мне домой. Я, идиотка, взяла сберкнижку, пошла и сняла со счета двадцать тысяч - все это автоматически, в полном забытьи. Конечно, это был гипноз. Потом я отдала им деньги, своими руками вложила в чемодан костюм мужа, отрезы, чернобурку… И они ушли… Помню, я еще долго сидела и, как шизофреничка, улыбалась в зеркало. И вдруг очнулась! Это было ужасно! В голове было еще легкое кружение, ноги - чужие. Я хотела кричать, звать на помощь и не могла… Женщина закрыла лицо руками, и ее полные плечи стали подергиваться, как у всех на свете плачущих женщин. Иван Георгиевич, вначале внимательно слушавший Ольгу Павловну, уже где-то в середине ее рассказа отвлекся, открыл ящик стола, достал толстый альбом и, положив на колени, начал переворачивать плотные листы картона, заклеенные фотографиями. Когда женщина замолчала, он положил альбом перед ней, сухо кашлянул и сказал со строгостью в голосе:
- Вытрите глаза и взгляните на эти фотоснимки. Смотрите внимательно: может быть, здесь найдутся знакомые вам лица.
Ольга Павловна вцепилась в альбом обеими руками. Она перевернула один лист, второй, третий и вдруг, прижав носовой платок к груди, воскликнула:
- Боже мой! Он! Он! Негодяй! Подлец!
С фотографии угрюмо смотрел пожилой мужчина с мясистым лицом и пышными, гладко зачесанными волосами.
Иван Георгиевич впервые за все время беседы улыбнулся.
- Это и есть тот молодой, обаятельный человек, который шел со стороны Невского?
- Мне казалось, что он моложе. Но это он! Он!
- Хорошо. Смотрите другие снимки: может быть, еще кого-нибудь узнаете.
Не прошло и минуты, как порозовевшая от возбуждения Ольга Павловна снова вскрикнула:
- И эти двое! Они! Они!
Растопыренными пальцами она указала на расположенные в нижнем ряду портреты совсем уже старого человека с седой бородой и лупоглазого широконосого парня.
- Вы уверены? - спросил Иван Георгиевич. - Вы говорили, что многое помните, как в тумане. Состояние гипноза могло ослабить вашу память?
- Что вы! Я узнала бы их среди тысячной толпы!
- Понятно, - отозвался Сизов. Он достал из папки лист чистой бумаги и, вздохнув, спросил: - Бриллианты при вас?
От неожиданности Ольга Павловна оцепенела. Судорожно сжав сумочку, немигающими глазами глядела она на полковника.
- Да, бриллианты! - повторил Сизов и, уже что-то записывая, добавил: - Прошу их оставить у меня: они понадобятся мне как вещественное доказательство.
- Вы… вы все уже знаете? - покраснев, пролепетала Ольга Павловна. Она порылась в сумочке и подала полковнику маленькую коробочку, в каких обычно хранятся ювелирные изделия. - Простите меня, ради бога! Если бы вы знали, как мне стыдно…
Сизов бегло взглянул на содержимое коробочки, сунул ее в ящик письменного стола, приказал кому-то по телефону срочно явиться к нему и повернулся к Ольге Павловне.
- Ваша ложь, - хмурясь сказал он, - могла бы повредить прежде всего вам самим. Пройдите, пожалуйста в коридор, посидите там, вас вызовут…
В дверях Ольга Павловна столкнулась с полуседым человеком в черном костюме. Он поглядел ей вслед и вошел в кабинет Сизова. Несмотря на раннюю седину и четкие морщинки на лице, майор милиции Сергей Иванович Комлев казался моложе своих сорока пяти лет. Он был строен, подтянут, и штатский однобортный пиджак носил, как военный китель: без складок, застегнутым на все пуговицы.
- Появились фармазоны, - ответил Иван Георгиевич на вопросительный взгляд Комлева. - Давненько их не было, а сегодня расписались в прибытии. Львовские гастролеры. Совершили сегодня крупное мошенничество. Из города, думаю, будут уходить без промедления.
- Вы, Сергей Иванович, будете старшим оперативной группы. Эти фотографии, - указал он на портреты людей, опознанных Ольгой Павловной, - надо размножить. Проверьте гостиницы и квартиры по списку. Отрежьте все пути отхода. Потерпевшая в коридоре, оформите протокол и составьте перечень похищенных вещей. Вечером я в театре. На всякий случай запишите: Театр комедии, девятый ряд, в среднем проходе с краю.
- Можно идти?
- Действуйте, Сергей Иванович.
Преступление, действительно, было шаблонным. Подобные же мошенничества, разработанные еще в давние дореволюционные времена, совершались разными группами преступников в разных вариациях, и уже с первых слов Ольги Павловны полковнику Сизову было ясно, о чем идет речь. Когда же Ольга Павловна указала на фотографии мошенников - их личный "почерк" Ивану Георгиевичу был хорошо известен, - картина преступления предстала во всех деталях.
…Мартовским утром Ольга Павловна шла по Владимирскому проспекту. Она торопилась к портнихе. У Колокольной улицы ее остановил неуклюжий парень в потертой ватной одежде с удивительно глупым лицом. Рот его был полуоткрыт, выпученные глаза смотрели боязливо и просительно. Разговаривал он на таком смешанном украинско-русском языке, что понять его было очень трудно. Он протянул Ольге Павловне клочок смятой оберточной бумаги и начал бормотать:
- Поимейте жалость, чи не знаете, где вин буде?
- Что вам нужно? - спросила Ольга Павловна, силясь прочесть загадочные каракули.
- Вин казав, що вона близ базару, я скрозь усю вулицю прошел, а вона…
- Ничего не понимаю: "вин", "вона"!
В эту минуту со стороны Невского к ним подошел высокий пожилой мужчина в зеленой велюровой шляпе и в пальто из дорогого ратина. С улыбкой поглядывая на дурацкую физиономию парня, он спросил у Ольги Павловны:
- Простите, гражданка, разрешите узнать, что он от вас хочет?
Мужчина произвел на Ольгу Павловну благоприятное впечатление. Она обменялась с ним взглядом, как с человеком своего круга, и протянула ему странную бумажку.
- Я сама не знаю. Просит прочесть, что тут написано…
Парень с выпученными глазами заблеял еще жалобнее прежнего:
- Вин казав, що с Кузнецького базару треба итти по той вулицы, где речка, а вона…
- Постой, - перебил мужчина, - тут написано "Ювелирторг".
- Вин, вин, - обрадовался парень, - юлирторг. Так мини и батько казав…
- А зачем тебе ювелирторг? Купить хочешь что-нибудь? - допытывался мужчина.
- Ни! Мыне треба продать. Будьте ласковы, покажьте, где цей самый юлирторг.
- Погоди, не торопись. Что ты хочешь продать? Может я у тебя сам куплю, уплачу дороже, чем в магазине.
Лупоглазый парень долго хлопал рыжими ресницами, подозрительно оглядывая мужчину, потом еще раз взглянул в лицо Ольги Павловны и, видимо успокоившись, засунул руку в бездонный карман ватных брюк. Оттуда он вытащил грязную тряпицу, заменявшую ему, должно быть, носовой платок… В тряпице оказались новенькие золотые часики и массивное золотое кольцо. Мужчина в шляпе схватился было за ценности, но парень испуганно отшатнулся.
- Ни! - сказал он. - Батько казав, що в городе багато жуликов и мыни облапошут.
Непосредственность парня заставила Ольгу Павловну рассмеяться. Мужчина стал сердиться.
- Да, что ты, дурной, боишься? Вот посмотрим мы с гражданкой эти часики и купим их у тебя. Не нужно будет и ювелирторг искать. Отойдем в сторонку.
Парень доверчиво протянул часики Ольге Павловне.
- Чудесные швейцарские часики, - прошептал мужчина в шляпе. - Слушай, друг, может быть у тебя еще что-нибудь есть для ювелирторга?
Парень помялся и тихо проговорил:
- Е… камушки.
- Какие камушки? Ты покажи, не бойся.
- Покажи, милый, - сказала Ольга Павловна потеплевшим голосом.
Она уже забыла о портнихе и обо всем на свете. Эта неожиданная встреча с дурачком, у которого карманы набиты драгоценностями, захватила ее целиком. Парень, скособочившись, засунул руку под самый локоть своего теплого пиджака и извлек оттуда комок ваты. Поковыряв в ней пальцем, лупоглазый выкатил на ладонь шесть крупных как орехи камней. Под лучами весеннего солнца они засверкали чистейшими огнями небесной радуги.
- Бриллианты! - с изумлением вздохнул мужчина и, оглянувшись по сторонам, сказал парню: - Заверни! Спрячь! Откуда они у тебя? Может, краденые?
- Тю! Сказав дурный. Какие ж они краденые? Батя мий ище когда в самую первую революцию их у помещика прибрал. Всю жисть под половицей в хате ховал, а вин говорит - крадены. Мий батя, как помирать став, выдав уси бриллианты и наказав снести в тот самый юлирторг. Тебе, кажет, за ных тысяч сорок выдадут. Ему про то один верный чоловик казав.
- Не нужно никакого ювелирторга, - взволнованно зашептал мужчина. - Мы тебе поможем продать их в надежные руки.
- Будьте ласковы, - заблеял парень. - Помогите. Я в цим городе одурел совсим. Поможете - я вам те часики и кольцо задаром отдам.
- Это ты не плохо придумал. Все будет в порядке. Ведь мы поможем ему? - обратился мужчина к Ольге Павловне. - Простите, я не знаю вашего имени…
Ольга Павловна назвала себя.
- Меня зовут Эдуард Максимович, - приподнял шляпу мужчина. - Раз счастливый случай свел нас с этим алмазным принцем, придется довести дело до конца. Надеюсь, вы не торопитесь?
- Да… то есть нет… Немного времени у меня есть.
- Ну и чудесно! Прежде всего я забегу домой - это тут рядом, второй дом от угла, - и захвачу наличность. Потом мы зайдем к моему приятелю - старому ювелиру, большому знатоку своего дела, живет он тоже неподалеку, на Загородном. Оценим у него камни, а там будет видно. Прошу вас, уважаемая Ольга Павловна, идти с товарищем… Эй, друже, как тебя звать?
- Опанас.
- Чудесно. Идите потихоньку с товарищем Опанасом по этой стороне, а я вас мигом догоню.
Эдуард Максимович повернул к Невскому, но не успела Ольга Павловна пройти с Опанасом и двух кварталов, как он, запыхавшись, догнал их. Лицо его сияло.
- Все в порядке. Вот что, Опанас. Мы сейчас с Ольгой Павловной поднимемся к ювелиру и покажем ему твои камни. Он скажет настоящую цену и даст покупателя. А ты нас подождешь внизу. Чтобы ждать было не скучно, я тебе дам задаток. Получай и прячь получше. Десять тысяч.
Эдуард Максимович передал Опанасу длинную, плотно спрессованную банковскими лентами пачку сторублевок. Опанас схватил ее обеими руками и сунул в один из своих карманов. Охваченный чувством полного доверия к своим знакомым, он тут же вручил Эдуарду Максимовичу ватку с бриллиантами.
Бережно поддерживая Ольгу Павловну под руку и оставив Опанаса плестись в нескольких шагах позади, Эдуард Максимович не умолкал ни на минуту.
- Как вам нравится этот король бриллиантов? Он должно быть меняет портянки как перчатки - раз в три года. Везет же кретину! У него сегодня будет неплохая получка. Если мы с вами не получим хотя бы самые скромные комиссионные за наши труды, - это будет непростительной глупостью. Пусть скажет спасибо, что нарвался на честных людей. Иные ловкачи оставили бы такого лопоухого без камней и без денег. Мы не будем жадными. Если от бриллиантов покойного бати Опанаса нам отвалится по пяти тысяч рублей, будем считать это улыбкой фортуны и примем ее с философским спокойствием. Думаю, что вы сумеете истратить эту мелочь на вещи, приятные женскому сердцу. Кстати, если потребуется мутонная шуба или редкий отрез, прошу звонить. Я вам оставлю телефон, и, надеюсь, мы станем друзьями. Не случайно же богиня счастья предстала предо мной в вашем облике.
У Ольги Павловны закружилась голова. В ее глазах появились почти такие же огни, какие играли в бриллиантах Опанаса. В ней проснулись чувства, о существовании которых она никогда не подозревала. Ее обуяла жадность, желание поживиться за счет глупого деревенского парня. И с каждым шагом эта жадность все больше росла и ослепляла ее.
- Вот мы и пришли! - сказал Эдуард Максимович, останавливаясь у большого серого дома на Загородном проспекте. - Опанас! Мы сейчас поднимаемся на четвертый этаж в квартиру восемь, а ты подожди, никуда не отлучайся. Минут через десять мы вернемся.
Они успели дойти только до третьего этажа, как вдруг увидели бегущего им навстречу, по-козлиному подпрыгивающего на ступеньках лестницы, сухонького старичка с седой бородкой, в старомодном пенснэ со шнуром. Он глядел себе под ноги и, вероятно, не заметил бы поднимающуюся пару, если бы Эдуард Максимович не раскрыл перед ним своих объятий.
- Куда вы бежите, Шприц? Вернитесь на минутку домой. Мы идем к вам. Мне и этой даме нужно посоветоваться с вами по одному очень важному делу.
Шприц недовольно посмотрел на них и рванулся вперед.
- Завтра. Приходите завтра. Сейчас нет у меня ни одной минуты. Я и так опаздываю. У меня срочная экспертиза.
Но Эдуард Максимович крепко держал его за пуговицу пальто и делал вид, что вот-вот станет перед Шприцом на колени.
- Прошу как друга. На пять минут. Три минуты. Одна! Не будем даже подниматься: посмотрите одним глазом на вещь, и мы уйдем!
Не давая старику опомниться, он вытащил из кармана камни Опанаса и подсунул их Шприцу под самый нос. Вероятно, у старого ювелира проснулся профессиональный интерес. По инерции бормоча проклятия, он взял ватку с бриллиантами и отошел с ними к окну. Сначала он взглянул на камни сквозь пенснэ, потом извлек из кармана лупу и долго разглядывал каждый бриллиант отдельно… Он молчал, но с каждым мгновением лицо его менялось. Сначала на нем отразился испуг, потом появилось крайнее изумление, которое, в свою очередь, сменилось выражением беспредельного восторга. Держа на ладони горсть сверкающих камней, он вытянул руку, откинул назад голову и, глядя на бриллианты, застыл, как изваяние.
- Что с вами. Шприц? - спросил Эдуард Максимович. - Может быть, вы нам что-нибудь скажете?
Старый ювелир, словно вырванный из мира грез, вздохнул, тщательно завернул камни в вату и, возвращая их Эдуарду Максимовичу, строго спросил:
- Чье это, Эдуард? Этой мадам?
Ольга Павловна не успела раскрыть рта, как Эдуард Максимович уже ответил:
- Да, это ее камни. Мы пришли узнать, сколько они стоят и где найти покупателя.
- Это бразильские бриллианты! Экстра-класс! Уникумы! Коронные алмазы голубой воды! Их еще нужно взвесить, но уже сейчас могу сказать: их минимальная цена шестьдесят тысяч! А покупатель?
- Покупатель это я.