- Ваш консультант дилетант, - усмехнулся я. - Диморфозол применяют для снятия болевого шока, но совсем не как сонник. Хотя эта штука из группы морфинов и побочное снотворное действие, конечно, имеет. Но я не такой дурак, чтобы давать жене эту отраву. Во-первых, дороговато. Во-вторых, наутро Лина чувствовала бы себя, как после хорошей попойки. Так что я подобрал бы ей что-нибудь побезобиднее. Уж в этом, поверьте, я разбираюсь.
- Тогда, Константин Александрович, объясните, пожалуйста, для чего вы применяли это лекарство? - прошипел Муха. - У кого-то был болевой шок?
- Ни для чего не применяли, - огрызнулся я, - Вы, наверное, не заметили, Владимир Владимирович, что пузырек закрыт и полон. Я держал его дома на экстренный случай. Мало ли, что может случиться на даче.
- Да уж, всякое может случиться, - притворно вздохнул прокурор. - Скажем, кого-нибудь могут зарезать… Константин Александрович, пузырек открыт и в нем только половина лекарства.
…Оказывается, подспудно к этому известию я оказался готов. Просто еще не сознавал того, а на самом деле последнюю минуту, пока шел разговор о диморфозоле, у меня в голове уже выстраивалась, как из мозаики, картинка того, что же произошло со мной на самом деле. Этакая страшненькая картинка. Этакая страшилка…
Лина!!! Неужто ты?!!
Во-первых, когда-то я заставил жену выслушать подробную лекцию о том, что за лекарства у нас в аптечке, от чего они и как применяются. Даже составил подробную памятку, где о диморфозоле было написано, что в крайнем случае его можно использовать в качестве сонника.
Дальше - больше!
Во-вторых, странный металлический привкус у чая в тот вечер накануне убийства.
И почти моментальный отруб. Я чудом успел добраться до спальни - морфины всасываются в кровь почти моментально!
А как мне было хреново наутро!
О Боже! И почему же я не додумался сразу?! Как же я не сумел сам себе поставить диагноз?! И что же я за кретин!!!
Лина! Анже-э-эла!!! Зачем?..
"Да затем, чтобы снять с тебя, бесчувственного дурака, отпечатки пальцев, - пискнул мой внутренний голос. - На ножик, которым убили Смирницкую. На золотишко. Так что готовься к сюрпризам, Константин Александрович".
Мне сразу все стало ясно и с тряпками, в которые были завернуты побрякушки и нож. И с тропинкой к Смирницкой. И с проемом в ограде. И с ниточками от моих вещей, которые Муха отправил на экспертизу. Я понял, почему так гладко вышла подстава.
Как здорово иметь своею агента рядом с лохом, которого хотят поиметь!
Вот только в одно я никак не мог поверить. Как моя дура-жена ни разу не проговорилась о том, что замышляется против меня? Ведь язык у нее за зубами не держится совершенно. К тому же, она вообще никакая актриса. А ведь ни единым словом, ни единым движением не выдала ни передо мной - дилетантом, ни перед профессионалами - мусорами того, что ей все известно. Какие железные нервы для этого надо иметь?! Какой трезвый ум иуды-прагматика?! Что же случилось? Неужто я был настолько слеп, что за три года не сумел разобраться в жене? Неужто…
- Константин Александрович? Гражданин Разин? - откуда-то издалека звучал голос прокурорского следака. - Ау, очнитесь, подозреваемый. -
Я тряхнул головой и заставил себя вернуться в реальный мир. - Может, водички? - с интересом глазел на меня Муха. - О чем задумались. Константин Александрович? Если, конечно, не секрет.
- Пока пусть это будет секретом, - пробормотал я. - До следующей нашей встречи. Лады?
- Как скажете, Разин.
- И еще одна просьба. Я бы хотел закруглиться на сегодня с допросом. Мне надо пораскинуть мозгами. А в следующий раз я вам очень о многом скажу.
- Идет, - обрадовался следак. - Так давайте до завтра.
- Только за час до нашей встречи я хотел бы наедине побеседовать с адвокатом, - попросил я. - Тоже идет, - согласился Муха. - Я все организую.
- И еще организуйте, пожалуйста, мне свиданку. Желательно, тоже завтра.
- Ну-у-у, - замялся следак. - Все будет зависеть от того, что вы мне завтра…
- Расскажу очень о многом, - перебил его я. - Впрочем, я даже хочу не свиданку. Я хочу очную ставку с Линой. В вашем присутствии.
Муха удивленно пожал плечами и неопределенно промямлил:
- Ничего не могу обещать. - Он нажал кнопку вызова конвоя, и в дверях тут же нарисовался вертухай. - Значит, до завтра, гражданин Разин. - До завтра, - кивнул я.
До завтра, Муха Владимир Владимирович.
До завтра, сучка-Линка. Я очень надеялся на очную ставку, на которой сумею ее расколоть. Или хотя бы зародить сомнения в душе следака.
- Ну, давай, проходи! - рявкнул мне в самое ухо конвойный.
И, быть может, завтра появятся перспективы на то, чтобы выбраться из этого - будь он неладен! - казенного дома.
Главное, теперь у меня снова появилась надежда.
* * *
- Никакой не будет свиданки, - заметил Бахва, когда я изложил ему всю схему подставы. - И не будет тебе очняка. Без иллюзий, братан. Мусорам нужен ты, а не твоя дура-жена. И сажать они будут тебя. А баба твоя… она же чего-то знает, раз поучаствовала в этой туфте. А значит, через нее можно выйти на людей покрупнее. А они ж не хотят, чтобы на них выходили. И купили для этого, может быть, и следака твоего, и доктора. И вот нарисуй себе тему такую: следак уже позвонил туда, куда надо, и говорит, мол, клиент наш чего-то пронюхал. Чего-то он там у себя в голове замутил. Вдруг ушки поставил торчком и требует бабу свою не на что-нибудь, а на очняк. А вдруг она петь там начнет?! Как бы кипеж не вышел из этого. - Бахва насадил на свой нож-выкидуху бутерброд и протянул мне. - Ты, хавай, Коста, хавай. Обессилишь с голодухи совсем. Кто тогда нас будет лечить?.. Так вот о чем я, короче. Базарит следак так по телефончику хозяину своему, а хозяин, тот сразу: "Баба паленая". И быкам: "Так, пацаны. А езжайте-ка вы в Лисий Носок по такому-то адресу, возьмите там шкуру такую-то, проприте ее во все дыры, да выкиньте в море подальше. Да так, чтоб не всплыла". А потом и о тебе позаботится. Опасен ему ты, братан, потому как не дурачок, потому как, навроде, разобрался во всей этой туфте. И могут выйти ему через тебя бо-о-ольшие головняки. А значит, мочить тебя надо. И ведь замочат, проще простого.
- Прямо здесь? - поинтересовался я, проглотив кусок бутерброда.
- В этой камере не достанут. Так ведь есть и другие, а перевести тебя - это раз плюнуть. Про пресс-хаты, слышал, наверное?
- Что-то…
- Так вот из этих пресс-хат выносят таких, навроде тебя, либо жмурами, либо инвалидами опущенными. Понимаешь? И не люди они уже после этого. Не проживают и года.
- Ты считаешь, меня могут туда? - пронзительно посмотрел я в глаза Бахве.
- Бухгалтер считает. А я тебе говорю, и ты меня слушай, потому как я жизни этой до икоты похавал. Почти тридцать годочков на круг… Так вот, слушай сюда. Костоправ. Дам тебе завтра я лезвия половинку. Пойдешь на допрос, зажми его между пальцами. Вот так. - Бахва продемонстрировал на сигарете, как я должен держать половину бритвенного лезвия, чтобы его не обнаружили при шмоне. - А с допроса если вдруг поведут не сюда, приготовься. Как зайдешь в пресс-хату…
- Как я пойму, что это пресс-хата?
- Не перебива-а-ай, не имей привычки такой! Короче, сразу поймешь, что ты именно там. Не видел я еще зека, что сразу не докумекал, куда его привели. Воздух там какой-то другой. Смертью воняет. И вот ты заходишь туда, стоишь на пороге, дверь за тобой закрывается. А эти идут к тебе уже, брат. Дальше не медли. Промедлишь - погибнешь. Бери бритву и поперек живота. Да сильно. Не так, чтоб царапина, а так, чтоб все кишки наружу. Да не мне же тебя учить, как брюхо вскрывать… И вот, короче, кишки наружу. Не тронут тогда, сами в дверь постучат. И поедешь в больничку, а там за неделю тебя откачают.
- И снова в пресс-хату? - спросил я.
- Не-э-эт… - Бахва щелкнул дорогой зажигалкой, прикурил и выпустил вверх мощную струю дыма. - Не бывает такого, чтоб туда второй раз. Тут даже легавые на тебя начнут смотреть по другому. Все понял?
- Нет.
- Спрашивай.
- Что мне завтра говорить следаку и адвокату?
Бахва задумался. Я терпеливо ждал. Наконец, он махнул рукой и вздохнул:
- Ладно. Раз уж начал… Так им и говори, как собирался. Все - так. Да последи, как себя держать будут, когда от тебя это услышат. О-о-очень много сможешь увидеть, если захочешь. А если вдруг бабу твою приведут, так не стесняйся, еби ее по самые гланды, чтобы трешала. Чтобы кололась, пизда. А как начнет ее на слезняк пробивать - мол, Костенька, да как ты мог такое подумать? - не поведись, не дай слабины. Только. - Бахва снова махнул рукой, - не приведут тебе бабу. Не верю я в это. Хотя… всяко бывает. Всего не учтешь.
Действительно, всего не учтешь. А поэтому учитывать надо худшее. И я твердо решил, что пойду завтра на допрос с бритвой, как мне и советовал Бахва. И если потребуется, сделаю себе харакири. Вот только достанет ли у меня на это духу? Ведь я даже боюсь сам себе делать уколы. А тут такое?! Нет, я должен вскрыть себе брюхо, если припрет обстановка. Обязан! Иначе хана. Иначе я перестану быть человеком. Умру - если и не телесно, то душой обязательно. А я очень хочу дожить до того счастливого мига, когда смогу посмотреть в глаза Ангелине. Один на один. Без свидетелей. И задать ей кое-какие вопросы.
Чисто автоматически, думая совсем о другом я осмотрел, как сумел, Бахву. Обнаружил, что у него действительно увеличена печень, и, не мудрствуя, назначил ему курс безобидных, но действенных карсила и эссенциале.
- Если позволят легавые держать здесь системы, - сказал я ему, - я бы тебя немного покапал.
- Какие системы? - не понял смотрящий.
- Ну, капельницы.
- А-а-а… Решу. Мне все позволят.
Не успел я закончить с одним пациентом, как ко мне тут же подкатился другой.
- Слушай, Коста, - пожаловался Картина, - чего-то у меня со спиной нелады. Как вдруг шибанет, и звездец. Не продохнуть.
- На воле лечился?
- А! - махнул рукой Леха. - Все не собраться. Да и не часто прихватывало. А здесь каждый месяц колбасит.
- Подолгу?
- Дня по три - по четыре. Чего скажешь-то? Може, радикулит?
- В такой-то жаре? - усмехнулся я. - Скорее, почки. Или невралгия. Короче, как начнет в следующий раз колбасить, там и посмотрим.
- Ага, - кивнул Леха. - И вот еще что. Давай, научу тебя в карты.
- Хочешь меня обыграть? - ухмыльнулся я. - Так с меня ж нечего брать. Я даже дачек не получаю.
- Да не-е-е… Ты не понял. Ты меня лечишь, я тебе уроки даю. Все с нуля и под ключ. Как карты клеить, как колоду точить, как кропить, как обыгрывать В зоне не пропадешь. Да и на воле тоже. Как?
- Ништяк, - согласился я. - Вот завтра, если вернусь живой, так и начнем.
Картина расхохотался:
- Ну, ты в натуре! "Живой"… - он наклонился мне к уху и прошептал: - Ты старого слушай побольше. Он наплетет. Куда тебя денут? Конечно, вернешься. - И, пощелкав колодой, отправился к кому-то на нары играть в рамс.
Возможно, он сглазил. А возможно, просто ошибся. Ведь судьбу невозможно переиграть, какой бы крапленой у тебя ни была колода.
Короче, назавтра я не вернулся.
Глава 7. Пресс-хата
Как и учил меня Бахва, бритву я сжал между пальцами, и по закону подлости, рука конечно сразу вспотела. Весь путь до комнаты допросов я боялся, что половинка лезвия выскользнет под ноги конвойному.
Как мы вчера и договаривались, меня дожидался только один Живицкий, без следака.
- Вопрос с Ангелиной решен? - сразу же перешел я к делу и получил ответ, который больше всего и ожидал.
- Придется все это отложить примерно на месяц. Ваша супруга в больнице.
- Что-то серьезное? - насторожился я.
- Нет, нет. Что вы? - расплылся в широкой улыбке Живицкий. - Нервный срыв. Вы поймите, сколько же ей, бедняжке, пришлось пережить за последнее время. И вот результат. Ее поместили в больницу на Пряжке. Я узнавал - курс лечения сорок пять суток. После этого я, конечно, вам устрою свидание.
Я про себя рассмеялся: эти ублюдки считают, что успеют дожать меня за сорок пять суток. Или, в крайнем случае, продлят Ангелине курс лечения. В психушке можно его продлевать сколь угодно. Удачную же они выбрали больницу. И удачный диагноз - он так хорошо вписывается в сценарий.
- Вы хотели о чем-то мне рассказать, Константин? Или просто посоветоваться, определить, так сказать, линию поведения? - вкрадчивым тоном спросил меня адвокат.
- Да, я хотел рассказать. Вы помните, я вчера говорил о том, что меня подставляют?
- Конечно, я помню.
- Вы верите в это?
- Я обязан верить всему, что вы мне говорите, ибо я исхожу из того, что это исключительно правда. И ни капли фантазии. Потому что это в ваших же интересах. Лишь на таком паритетном доверии мы сумеем получить для себя наибольшие выгоды. И выиграть это несчастное дело.
Я усмехнулся. Какой же он словоблуд! Впрочем, это его профессия.
- Сейчас я вам скажу только правду, - заверил я адвокатишку. - И, поверьте, всегда буду говорить правду и только правду. И вам, и Мухе, ибо лгать мне нет смысла. Я невиновен, и это я сейчас вам докажу. Слушайте схему, по которой меня подставила Ангелина.
Я рассказывал и внимательно наблюдал за адвокатом, стараясь определить в его поведении хоть какое-нибудь отклонение от нормы, но он лишь кивал, как китайский болванчик. И слушал меня именно так, как родители выслушивают фантазии своего завравшегося ребенка.
- Мне кажется, Константин Александрович, что вы выдаете желаемое за действительное. На чем основано ваше, - я бы сказал, очень тяжелое! - обвинение самого близкого вам человека? Чай показался вам горьковатым, наутро вы чувствовали себя неважно… И только?
- Нет, не только! - возмутился я. - Добавьте к этому еще и исчезнувшее куда-то лекарство.
- Хорошо. Предположите такой вариант. Ваша супруга после такого удара, как ваш арест, была выбита из колеи настолько, что, естественно, не могла заснуть. Впрочем, как и любая другая нормальная женщина, в одночасье потерявшая любимого мужа, единственную опору в жизни. Промучившись до утра, Ангелина вдруг вспоминает, что в домашней аптечке есть лечебное средство, которое имеет снотворное действие. Конечно же, ваша супруга использует это лекарство. Для себя. - На последних двух словах Живицкий сделал ударение. - Теперь обратимся к горькому чаю. Вам, как медику, конечно известно, что усталость притупляет вкусовое восприятие…
- У людей с болезнями печени или эндокринной системы, - перебил я. - Или с болезнями мозга. Но не у меня. Я отлично знаю особенности своего организма. К тому же я помню, как меня вырубило сразу после этого чая. А уж действие морфинов я изучал. Правда, до этого случая, лишь в теории.
- Ох, Константин Александрович, - тяжко вздохнул Живицкий. - Я не могу с вами спорить, потому что точно знаю, что не смогу вас убедить. И знаете, по какой причине?
- По какой же?
- Вы признаете только свою правоту, и, остановившись на какой-нибудь версии, уже не можете с нее слезть. И в упор не замечаете альтернатив, которые валяются буквально у вас под ногами. - Живицкий бросил взгляд на часы. - У нас, к сожалению, нету времени, чтобы продолжить дискуссию. Сейчас должен подойти Владимир Владимирович. Но после допроса, оставшись наедине с собой, постарайтесь критически оценить свою версию о предательстве Ангелины. Попробуйте сами опровергнуть все аргументы, которые сейчас предъявляли мне. И я очень надеюсь, что у вас все получится. - И Живицкий с надеждой заглянул мне в глаза. Так по-отечески! Через сильные линзы очков его глаза казались большими-большими. Добрыми-добрыми.
Вах-вах-вах! Сейчас расплачусь!
А все же какой он омерзительный иуда! Я не сомневался в том, что он сам не верит в то, что сейчас мне плел. И отлично понимает, что я прав на все сто процентов, подозревая свою жену. Но ведь за то, чтобы я сел, деньги плочены, и надо их отрабатывать. А то, что в результате совершенно невиновный человек может легко залететь в лагеря лет этак на двадцать - это дело десятое. Деньги главнее всего остального - совести там или профессиональной этики. Если, конечно, этика или совесть имеются в наличии хотя бы в зачатках. Вернее, в остатках. Надо будет все же серьезно подумать о замене адвоката…
Муха не успел войти в комнату, как сразу взял быка за рога. Еще не устроившись за столом, он бросил мне на ходу:
- Вы вчера обещали, что сегодня я услышу кое-что интересное. Жду.
Что-то было незаметно, чтобы он ждал. Даже не уткнул еще свою задницу в стул, а уже обильно потеет от нетерпения. Ладно, не буду мучить несчастненького. И я, не спеша, с выражением, с расстановкой повторил следаку то, что час назад уже рассказывал адвокату, на этот раз внимательно наблюдая за поведением Мухи. И надо сказать, что, в отличие от Живицкого, он вел себя весьма неадекватно. Да и вообще сегодня он был весь какой-то неестественно взвинченный. Перепало вчера от хозяина по самое некуда? Возможно, возможно. Ах, как бы хотелось мне знать, кто этот хозяин! Кто руководит этим фарсом!
Муха слушал меня, не перебивая, до тех пор, пока я не обмолвился о том, что с меня, спящего, жена вполне могла снять отпечатки и на ручку ножа, которым пырнули Смирницкую, и на золотые побрякушки. Нервы прокурора не выдержали. Он покраснел, сильно хлопнул ладонью по крышке стола и взвизгнул:
- Все! Хватит! Не могу слушать весь этот бред! Ты отлично знаешь, что хватался и за нож, и за золото без перчаток и даже не позаботился потом стереть свои пальцы! И знаешь, что мы их найдем и идентифицируем! Подгото-о-овился, сочинитель… Да я подобной бодяги наслушался за годы работы, что уши уже… Во… - Он оттопырил себе одно красное ушко и наглядно продемонстрировал, что значит "Во…" - Короче, читай. - Муха выдернул из портфеля порох бумажек и бросил на стол.
Я даже не шелохнулся. Спокойно сидел нога на ногу и наслаждался видом мандражирующего следака. И соображал, а что бы ему еще такого добавить, чтобы добить окончательно. Чтобы хватил родимец прыщавого выродка. Уж очень хотелось хоть чуть-чуть отыграться за все те геморрои, которые нажил по его вражьей милости.
- Ознакомься! - снова взвизгнул следак и, не удержавшись, похвастался: - Здесь все. Заключение о том, что ширина лезвия соответствует размерам раны на теле терпилы. - Он так и сказал на ментовском жаргоне: "терпилы", а не Смирницкой. - Заключение о соответствии группы и резус-фактора крови, обнаруженной на ноже, и крови убитой. Заключение об идентичности отпечатков на ноже и побрякушках твоим, дурак, отпечаткам.
- Я знаю, что они должны соответствовать, - заметил я.
- Так и чего же ты… - встрепенулся Муха. - Чего же ты, сука, в несознанку играешь! Ведь пойми, что мне всего этого хватит, - следак прихлопнул бумаги ладонью, - чтобы оформлять дело в суд.
- Оформляйте, - решил поддразнить его я. - Я там устрою славное шоу.
- Да там тебе, идиоту, так прижмут яйца, что получишь вышак. А напишешь сейчас явку с повинной, я тебе организую по минимуму. И пойдешь в хорошую зону.
- Я не знаю, что надо писать, - тяжко вздохнул я, и у Мухи задвигались ноздри, как у лисицы при виде сурка. Ему пригрезилось, что вот-вот я готов расплакаться и начать колоться. - Мы сейчас вместе напишем, - поспешил он и тут же осекся, увидев мое лицо.
- Начальство напрягает, Владимир Владимирович? - участливо поинтересовался я.