Дни тянулись изнурительно-тоскливо. Он, как было велено, перезнакомился со всеми соседями, представляясь школьным другом Игната, приехавшим в отпуск из Уссурийского леспромхоза. С тремя мужичками, рабочими местной фабрики, полдня играл в карты на широкой тесине, приколоченной за домом между двумя сосенками. Беззаботно проиграл более ста рублей, чем вызвал их большое уважение. Осчастливил тетю Веру "уссурийским подарком" - банкой клюквенного варенья, которую нашел в кухонном шкафчике Игната, а ее трех краснощеких внучат - конфетами "Мишка на Севере". Но большую часть времени проводил в квартире, разыгрывая встречу с продавцами. Кажется, все получалось естественно, а вот почувствовать себя как дома в этом замызганном жилище никак не мог.
Наиболее томительным и длинным был третий день, особенно вечер. Студент расставил на дальней от входной двери половине стола тарелки с закуской, водку, коньяк, стаканы и сел за стол, поглядывая на часы: секундная стрелка продвигалась с такой неторопливостью, будто издевалась над ним.
Они должны были прийти в одиннадцать. Но тихое, дробное постукивание подушечками пальцев по двери раздалось раньше.
Он вскочил, впустил в комнату двух невысоких крепышей в устрашающе надвинутых на брови кепках.
- О, бухляночки с мешочком! - приветливо заметил первый, прижимая к боку плетеную корзинку. - Деловые будут!
- Проходите, присаживайтесь, гости дорогие! - разулыбался Студент, широко раздвигая руки, как его учил Олег: продавцы должны были пройти по узкому проходу между ним и стеной к двум предназначенным для них стульям по ту сторону стола.
Другой, усаживаясь на предложенное место, спросил зло и хмуро:
- Ты балатак, что ли?..
И тут же замолк, настороженно глядя, как вслед за ними, опираясь на деревянный костыль, переступил порог неопределенного возраста человек, высокий, в серой шляпе, из-под которой по окраинам щек спускались густые бакенбарды. Строгий, жесткий взгляд его был устремлен в какую-то невидимую впереди точку. Чуть скошенный нос, как у профессионального боксера, и рваный шрам на подбородке придавали ему вид грозный и неприступный.
Не сказав ни слова, он присел против близнецов, передал Студенту костыль и, склонившись, начал гладить ладонями негнущуюся ногу, видимо, успокаивая боль. Это был Олег, но Студент в первую минуту усомнился - ни по каким, даже малейшим приметам не мог признать его.
- Где красный товар? - гулко и резко пронеслось по комнате.
- Сначала голье покажи! - уже с фальшивенькой бодростью откликнулся хмурый.
Олег звучно щелкнул пальцами. Тут же Студент вытащил из-под шкафа брезентовый саквояж и, высыпав на стол груду денежных пачек, поставил саквояж возле больной ноги Олега.
- Здесь все, по уговору. Щупай!
Деньги преобразили хмурого. Лицо засветилось, дрожащие руки стали разрывать одну пачку за другой.
- Куклы не мастерим! - коротко бросил Олег, как хлестнул по щеке. Он все еще поглаживал, разглядывал свою ногу.
Хмурый оторвал руки от денег, словно ожегся.
- Да я что… Я не это… На блат ведь продаю…- Чувствовалось, что он уже сдается под давлением властного голоса. - У нас все в скрипухе…
Рядом с деньгами на стол посыпались, засверкали, заискрились драгоценности: самодовольное золото, надменно холодное серебро, многоцветные камни - ярко-синие лазуриты, красноватые гранаты, голубовато-зеленые изумруды, узорчатая яшма, золотистые топазы, а среди них царственно гордые бриллианты, таящие за вспышками света свою загадочную животворную суть.
Склонившись над столом, Олег начал с придирчивой педантичностью разглядывать, приближая к глазам, кольца, кулоны, броши, ожерелья, браслеты… Продолжалось это долго, в полной тишине. Оба продавца, напряженно дыша, следили за его движениями так, будто он совершал неведомое им таинство.
В отдельную группку легли четыре роскошных ожерелья из крупных бриллиантов, золотой браслет, змейкой свернувшийся в три кольца, - на ее вздернутой хищной головке сияли глазки из благородного опала, - и четыре массивных золотых перстня, украшенных редкими камнями.
- Под липой не лежали? - спросил Олег тихо.
- Тут же бирки магазинные, - встревоженно, уже с оттенком уважения воспротивился хмурый.
- Магазинные? - ядовито передразнил его Олег. - Проверим…
Он снова хлестко щелкнул пальцами.
- Соломон? - уточнил Студент.
- Да. И побыстрее!
- Я мигом. Он надо мной живет.
- Стоп! - Олег провел взглядом по той части стола, где лежали ювелирные изделия и пачки денег. - Хоть и свой Соломон, а надо провести его коридором. Тачку свести по старой дуре сможет. У тебя какой-нибудь пакет есть?
- Найду.
- Дай ему, - Олег указал пальцем на молчаливого продавца. - Пусть считанный товар соберет… А ты, - впервые глянул он на хмурого, - затырь голье в едальню и гроб на бидрик замкни…
Когда все было сделано и на виду остались лишь отобранные Олегом драгоценности, последовало новое указание хмурому:
- Положь бидрик сюда, на блюдечко. Пусть перед зенками покемарит. Агач! Давай Соломона!
Студент выбежал из квартиры и затопал вверх по лестнице.
На ступеньках у чердачной двери ждал его дядюшка Цан, тоже неузнаваемый: лохматые седые космы, тяжелые роговые очки, преображенное гримом лицо - типичный старый-престарый еврей. Вдобавок еще накинутая на плечи грубошерстная женская шаль.
Он подмигнул Студенту и по-стариковски медленно, держась за перила, стал спускаться вниз.
Продавцы встретили его опасливо недоверчивыми взглядами.
- Всем нужен старый Соломон, - присев к столу, начал он говорить ворчливо. - У кого что пропадет, идут: "Соломон, помоги найти". Кто что найдет: "Соломон, сколько стоит?" Кому что нужно: "Соломон, сделай!"
- Оцени это, не глядя на бирки! - повелительно остановил его Олег. - С точностью до копеечки. Не привык я оставаться меж двух наголо…
Старый Соломон (то есть дядюшка Цан) вытянул из-под шали большое увеличительное стекло, обрамленное металлической полоской, и, сердито, неразборчиво пришептывая, начал изучать золотую змейку.
Тем временем Олег разлил водку по стаканам.
- Клюкнем, темщики, сулейки?..
Выпил первым. Те переглянулись и тоже опустошили стаканы, потянулись к закуске.
- Ну и работа! - вновь заговорил Соломон, рассматривая в лупу ожерелье, - Подковы им ковать надо, а не алмазы гранить… Руки бы пооборвал!..
Олег повернулся к нему:
- Хватит искать у татарина кобылу. Дело говори!
Пока дядюшка Цан старательно громко ругал своих коллег-ювелиров, чаще всего обращаясь к молчаливому продавцу, а Олег по-прежнему, кривя губы, заботливо успокаивал ладонями больную ногу, Студента, прислонившегося к стене возле репродуктора, мучило ожидание: когда же в этой говорливой коробке заиграет музыка? Вчера из радиопрограммы они узнали, что в 23.35 начнется концерт маршевой музыки, и решили именно с этой минуты приступить к кульминационному действию…
Наконец-то диктор сообщает о концерте… Молчание, только скрип, далекий, противный… Испортился, что ли?.. Нет! Заработал! Марш "Славянка"! Первые аккорды духовых и ударных инструментов смели гнетущую тревожность. Облегченно вздохнув, Студент незаметно усилил звук и стал пристально смотреть на хмурого (Олег говорил: "Упрись взглядом нагло, безотрывно, он это почувствует, озлобится, отвлечется…").
Студент смотрел на хмурого, а сам невольно боковым зрением улавливал все движения Олега. Правая его рука отделилась от ноги, раздвинула створки саквояжа, превратив его в голодный раскрытый клюв гигантского птенца… Потом замедленно поднялась и вытянула из-под крышки стола тонкий длинный гвоздик. Студенту хорошо было видно, как вяло отвис угол фанерки - дна столового ящика и в жадный клюв гигантского птенца упали две пачки денег. Олег нажал указательным пальцем на фанерку, заставив ее круче прогнуться. Теперь уже ненасытный птенец глотал одну за другой быстро летящие пачки… Не было слышно - маршевая музыка и еврейский говорок дядюшки Цана заполняли комнату, но Студент всем своим существом ощущал глухие удары падения.
Фанерный угол покорно вернулся в прежнее положение, а длинный гвоздь закрепил его. Рука Олега раздраженно взвилась над столом.
- Хватит баки вколачивать! - крикнул он дядюшке Цану. - Дело говори!
Тот откинулся, заморгал испуганно и обиженно.
- Уважаемый, мы с вами давно работаем… Вы меня знаете… Зачем же так?.. Торопиться в моем ремесле нельзя. Я должен все до конца выяснить, все точно оценить, чтобы с обеих сторон обид не было… Но я вас сейчас огорчу. Это стеклышко, - он поднял вверх увеличительное стекло, - плохой здесь помощник… Мне надо на других приборах исследовать работу…
- Так неси приборы и исследуй! - так же властно сказал Олег.
- Это очень сложно, - уже молил дядюшка Цан. - Мне проще подняться к себе и оглядеть их там при подсветке.
- Смотри здесь! - Олег был неумолим.
- Что хотите со мной делайте, уважаемый, здесь не могу. Слишком дорогие изделия, чтоб так, на ходу… Тут основательность нужна…
Кажется, он убедил Олега. Строгий покупатель кивнул, как смилостивился.
- Ладно. Только пойдешь с ним. - Он легко, двумя пальцами, словно саквояж и в самом деле был пустым, поднял его за костяную ручку, передал Студенту.
Драгоценности были аккуратно сложены на денежные пачки - этого продавцы не могли видеть: Студент держал саквояж на уровне груди.
Старого еврея прямо-таки перекосило от обиды:
- Как стыдно, как стыдно!.. Сколько лет знакомы с вами, а доверия нет… Очень стыдно…
Но все же послушно зашаркал старыми шлепанцами за Студентом.
Он обиженно бурчал до тех пор, пока не миновал пять лестничных пролетов и не остановился у чердачной двери с выбитым стеклом.
- Успеха! - шепнул дядюшка Цан в ухо Студенту, принимая саквояж. Плотный, как стена, чердачный мрак тут же поглотил его.
Последние в их спектакле пять минут пролетели для Студента необъяснимо быстро. Спала нервозность, цепко державшая его весь этот день, ее сменило чуть возбужденное удовлетворение от непривычной остроты пережитого. Как только большая фосфоресцирующая стрелка придвинулась к цифре 12, он ринулся вниз, а вбежав в комнату, сбивчиво затараторил, точно боялся, что его не выслушают:
- Соломон просит вас зайти… Глянуть… Что-то ему не нравится… Очень просит…
- Меня? - презрительно переспросил Олег. - Сам сойдет, невелика фигура…
- Но у него там лампы большие, приборы разные… Хочет вам показать…
Олег возмущенно вскочил, потянулся за костылем.
- Послушай-ка, - сказал он с ядовитой злостью, - а этот твой жидок не догадался за мной, инвалидом, ковер-самолет прислать?..
- Но у него что-то важное… Он покажет и придет вместе с вами сюда, - сделал последнюю отчаянную попытку Студент.
Олег мастерски сыграл сомнение, делая вид, что не знает, как поступить. Развернулся, опираясь на костыль, подозрительно оглядел продавцов, но обратился к Студенту:
- Ты поможешь мне подняться… - Но с места не сдвинулся. - А этих что, оставим при всех бабках и товаре? - Он ткнул поочередно пальцем в пакет с драгоценностями, в ключик от ящика стола. - Некс. Я не лох. Бороду мне не пришьешь…- И взял ключик с блюдца. - Вот что, козыри мои залетные. Сидеть здесь и ничего не трогать до моего прихода. Может, придется бабки пересчитывать… Сидеть тихо. Дадите винта, мои валеты в доску вас спустят.
- Чего зря болтать! - ответил хмурый. - Возвращайтесь скорей и дело с концом…
Только теперь Олег, опираясь на руку Студента, застучал костылем к выходу. На площадке третьего этажа ткнул Студента в бок.
- Ходу, дружище! - И схватив наперевес, как винтовку, костыль, затопал, перепрыгивая через две ступеньки. Пропустив Студента первым в темень чердака, прикрыл дверь и с профессиональным спокойствием через разбитое окно повесил снаружи массивный висячий замок, дважды провернул в нем ключ.
- Этого воробья быстро не спугнешь, долго провозятся, когда очухаются…
Они выбрались через чердачное окно на крышу, пробежали метров десять по волнистому шиферу до пожарной лестницы.
Среди деревьев их ждала машина.
- Ну, милые, очень интеллигентно взяли мы на сквозняк,- обрадованно встретил их дядюшка Цан.
Олег плюхнулся на переднее сиденье рядом с шофером. Им оказался знакомый Студенту неприметный паренек.
- Стремщики с этой стороны были? - спросил Олег.
Паренек ответил горделиво:
- Наши всех спеленали. В лес уволокли.
- Молодцы! Сигналь отбой!
Фары машины мигнули, осветив желтовато-серые стволы сосен. Справа вдали кратко мелькнул такой же ответный сигнал.
- С Богом! Домой! - скомандовал Олег.
7
Постепенно Студенту открывалось и то, что могущественное графство настырно, исподтишка теснило со всех сторон возникающие и рассыпающиеся воровские сообщества. Одни лезли в богатый центр города по незнанию, другие рисковали в расчете на крупную добычу, третьи мечтали потешить уязвленную гордыню, четвертые пытались вторгнуться во владения Графа, почувствовав собственную силу. Однако все эти попытки быстро и жестоко пресекались.
И все же Олег, дядюшка Цан с уважением произносили имена наиболее маститых королей воровского мира - Дрозда, Шакала, Лысого, Чубатого. Часто упоминали братьев Гвоздевых - Гвоздь-старший и Гвоздь-младший, которые безнаказанно совершали налеты в городах Московской области. Но однажды не поделили какую-то девчонку и разругались. Старший с тремя надежными медвежатниками перебрался в Кунцево и начал продуманно раз в полгода брать банки, да так чисто, что милиция, зная, кто вскрывает сейфы, никак не могла доказать их причастность.
Все вынуждены были смириться с тем, что графская вотчина не пускает посторонних. И не потому, что считали себя слабее, - в этом никто и никогда не признавался открыто. Всех страшил, как злой, всевластный и всевидящий Бог страшит верующих, таинственный Граф, которого за все эти годы никто из них не видел в лицо, не знал даже его имени.
На "малинах" в подпитии доверительным шепотом плели о нем цветастые были-небылицы. Не сомневались, что он является прямым потомком графа Калиостро - мазь из мази всех веков, который приезжал "на гастроли" в Петербург, чтобы слямзить желтуху из царской казны. Обольстив Екатерину Вторую магическими чарами, Калиостро увез-таки сто возов слитков желтухи в Париж. Так вот, передавали рассказчики, половину этого наследовал нынешний Граф и сейчас прячет в тайниках подвала одного из арбатских домов. Он взял на слам больших фараонов, держит в Марьиной роще целый батальон отставных офицеров - зарплата у каждого больше трех генеральских. И еще, всех поражающее: Граф перенял у своего предка колдовские секреты, он может стать невидимкой, превратиться в женщину или пса, заставить тебя раздеться догола, и ты спокойненько пойдешь по улице, будто в штанах…
Такие истории передавались из одной "малины" в другую как точные, проверенные, непременно завершаясь неистовой клятвой: "Падло буду, чтоб век свободы не видать". Сами себя успокаивали этими байками, верили - ни им, ни их паханам не совладать с проклятым Графом!
На этот раз сам дядюшка Цан разыскал Студента ранним сумеречным утром на Краснопресненской квартире.
- Беда! Олег пропал.
Они мчались на машине по еще пустынным улицам к Рублевскому шоссе. У железной ограды Филевского парка дядюшка Цан притормозил. В машину тут же вскочил Граф.
- Кто? - спросил коротко вместо приветствия.
Дядюшка Цан, не отрывая взгляда от дороги, сказал уверенно:
- Младший Гвоздь. Кто-то подсыпал Олегу снотворное.
Граф яростно стукнул кулаком о ладонь. Таким агрессивным и решительным Студент его еще не видел.