Тем более он проверил это опытным путем. Еще месяц назад Дерябин с длинной палкой в руке стал осторожно продвигаться от края к центру предполагаемой лакуны, и его двухметровый шест вдруг быстро и резко, целиком, ушел под мох.
Мгновенно покрывшись холодным потом, Владимир Евгеньевич развернулся и добирался назад, к лесу, на всякий случай ползком.
И вот она, эта лакуна…
Но что такое?!
Практически прямо посередине скрытой пропасти чернел какой-то предмет, по первому впечатлению напоминавший средних размеров навозную кучу. И все же это было явно нечто другое.
Владимир Евгеньевич, осторожно ощупывая сапогом почву, на несколько метров приблизился к неизвестному предмету. С этого расстояния он смог опознать его - перед ним находилась женская шляпка черного цвета довольно-таки замысловатой конфигурации.
Как она попала сюда? И где теперь ее хозяйка?
А вдруг эта шляпка, внутренне содрогнулся он, и сейчас покоится на голове женщины? Такое вполне могло быть, если глубина лакуны в этом месте около двух метров. Но, скорее всего, здесь гораздо глубже, и в таком случае тело несчастной жертвы ушло на дно, а ее шляпка осталась на поверхности.
Но как эта женщина пробралась прямо на середину лакуны? И что она вообще здесь делала? Искала грибы или ягоды? Но не в такой же феерической шляпке. Изделие явно дорогое, даже, можно сказать, эксклюзивное. Подобных вещей местные бабы не носят.
Правда, летом в деревушке живут не только местные - несколько кирпичных домов построили и москвичи, которые частенько наезжают сюда на уик-энд. Вроде бы и далековато от столицы, но что такое сто километров для хорошей современной машины по вполне приличному шоссе, которое проходит мимо деревни в славный город Тверь! Меньше часа езды…
Но что-то не припоминает Владимир Евгеньевич, сам коренной москвич и знакомый со всеми местными москвичками, ни у кого из этих дам подобного головного убора.
Однако что же ему теперь делать? Мобильника у него с собой нет. Значит, надо срочно возвратиться домой и сообщить о находке в райцентр, в милицию?
Но не поставит ли он себя тем самым в довольно глупое положение? Ведь не факт, что произошел несчастный случай. Это же всего лишь дамская шляпка, и ничего более.
Почему вы решили, гражданин Дерябин, скажут ему в милиции, что мы должны ехать к черту на рога из-за какой-то утерянной кем-то шляпки? Ведь труп вы не видели? Сами говорите, что не можете себе представить, как некая городская женщина могла попасть прямо в центр трясины. А если имело место убийство, то почему душегубы шляпку на месте преступления оставили? Ведь это улика!
Вот что скажут ему в милиции, и будут правы.
Но вполне вероятно, что такие слова ему бы в районном отделении и не сказали, а наоборот, поблагодарили бы за проявленную гражданскую сознательность и бдительность, однако сама возможность стать объектом иронического отношения сильно смущала чуткую и в свое время непомерно уязвленную душу Владимира Евгеньевича.
Дело в том, что в уже ставшие почти легендарными времена развитого социализма доктор исторических наук Дерябин преподавал в университете такой исключительно важный предмет, как История КПСС. Вести столь серьезный курс абы кому, понятное дело, не доверят, и - что совершенно естественно - Владимир Евгеньевич пользовался в коллективе почетом и уважением и имел соответствующий материальный достаток, воплощенный в автомобиль "Волга" и дачный домик хотя и в отдаленной, зато живописной местности.
Но вот накатили проклятые девяностые. Предмет, который вел Владимир Евгеньевич, был аннулирован из университетской программы, а сам доктор наук Дерябин стал подвергаться всеобщим насмешкам и даже публичным издевательствам именно за свою многолетнюю профессиональную деятельность, ранее вызывавшую у тех же теперешних обструкционистов лишь священный трепет.
Но все-таки Владимира Евгеньевича из университета не поперли, а предложили вести курс современной истории России. В результате на своих лекциях он вынужден был вещать нечто совершенно противоположное тому, в чем ранее искренне убеждал студентов.
Естественно, насмешек и идиотских шуточек в его адрес только прибавилось, и в конце концов, не дождавшись заслуженной пенсии, Владимир Дерябин вынужден был покинуть стены университета.
Одно время он преподавал в частном колледже, но полученная в родном вузе тяжелая душевная травма так и не зажила, не давала ему спокойно жить и работать. И тогда Владимир Евгеньевич распрощался со столичной жизнью, продал московскую квартиру, уехал в свой дачный домик, перестроил его на манер деревенской избы для зимнего проживания и окончательно приобрел статус сельского жителя.
Впрочем, коров, свиней и прочей живности он не держал, на безбедную жизнь ему вполне хватало - неплохая пенсия плюс ежеквартальные проценты с двухмиллионного рублевого счета в Сбербанке: именно такова была стоимость проданной им московской квартиры.
Теперь у Владимира Евгеньевича появилось много свободного времени, которое он поначалу посвятил совершенно беспорядочному чтению - благо библиотеку из книг самой различной тематики доктор наук собрал изрядную, пока неожиданно для самого себя не увлекся лечением травами.
Со временем Дерябин в качестве знахаря завоевал даже серьезную популярность в округе, тем более что больница и поликлиника находились райцентре и были малодоступны для местных жителей и приезжих москвичей. Да и что в районных городишках за медицина - всем известно…
Между тем черная шляпка, подойти к которой Владимир Евгеньевич из-за более чем вероятного провала в бездну не мог, продолжала смущать его чуткую душу, вести спокойный сбор грибов он был уже не в состоянии, и в конце концов Дерябин повернул домой, в деревню Желдыбино, не придя к твердому, определенному решению - следует ли ему что-либо предпринять по поводу своей находки.
В избе Владимир Евгеньевич прежде всего заварил чаю на специально подобранных травах, дабы успокоиться и просветлить голову.
И результат не замедлил сказаться: он вспомнил - где и при каких обстоятельствах уже видел ранее шляпку, обнаруженную сегодня на болоте.
Глава вторая
Ночью я долго не мог забыться, да и проснулся 9 августа ни свет ни заря. Впрочем, какой уж тут сон… В голове сами собой стали прокручиваться события вчерашнего вечера.
Получается, что я, бывший собровец, так сказать служитель закона, стал невольным убийцей. Ведь вполне очевидно, что в возвращенном мной чемоданчике находилось взрывное устройство. И, выходит, забыто оно было братками в "Шейхане" неслучайно. Но тогда какого хрена они не отказались от дипломата?
А с другой стороны, что им было делать? К примеру, бомба стоит на таймере и взрыв произойдет через минуту. Тут им некогда было вступать со мной в перепалку - проще взять кейс и разрядить взрывное устройство, покуда есть какое-то время. Тем более что операция из-за моего неуместного вмешательства все равно сорвалась. То-то водила так злобно уставился на меня при возвращении чемодана.
Ну а разрядить бомбу они попросту не успели… А может, не знали, как это делается, и растерялись. Они - не взрывники, им следовало лишь оставить чемоданчик в баре…
Правда, эти ребятки слишком громко себя в "Шейхане" вели, а такие дела делаются втихаря. Ведь любой из тех, кто остался бы в баре после взрыва в живых, припомнил бы шумливых братков…
А может, именно таким вот нестандартным способом они подозрение от себя отводили?
И все же более реален другой вариант - в курсе дела был только секретарь. Ему какая-то другая бригада поручила организовать взрыв в баре. Он для прикрытия этой операции заманил туда своего босса - причем тем самым подставляя его. Ведь секретарь что-то булькал Михал Борисычу про сказочный вкус местного бренди. Точно, все складывается.
Я попытался представить себе, что почувствовал секретарь, когда кейс с взрывчаткой оказался опять в машине. Парень, наверно, просто поплыл - ведь под нос ему сунули бомбу, которая с секунды на секунду взорвется. Вот он и не успел как-то отреагировать, выкрутиться из ситуации - слишком велик был шок, а времени не имелось вообще…
Можно, конечно, придумать и еще какие-то версии случившегося, более-менее вероятные, но дело все же не в них: главное, что под подозрением в убийстве неизбежно окажусь я, Игорь Брагин. И, попади я теперь в качестве подозреваемого в ментовку, отмазаться будет очень тяжело, а скорее всего, невозможно. Я сам работал в этой системе, и могу себе представить, как будут действовать опера и следователь.
Найдутся реальные свидетели, которые укажут, что чемоданчик будущим покойникам незадолго до взрыва передавал именно я. Мотив сыщется быстро - стесненный в средствах бывший собровец Брагин действовал по найму, являлся исполнителем заказного убийства. А сами заказчики могут, кстати, и проплатить эту версию.
И тогда всем будет хорошо: оперативно-следственная бригада раскроет заказное убийство, получив официальные премиальные и левые бабки, настоящие преступники уйдут от ответственности, а если Игорь Брагин будет "сотрудничать со следствием" - "во всем сознается" и назовет угодное следователю имя заказчика, - то получит по минимуму и выйдет по условно-досрочному.
Но такое снисхождение мне, знамо дело, душу не грело. Я - вообще человек независтливый и до тюремной баланды, да еще из чужой тарелки, не жадный. Пусть ее хавает тот, кто такое спецобслуживание заслужил по праву.
Был и еще один резон, фигурально говоря, залезть под кровать и не рыпаться: если даже в милиции мне и поверят, то приятели погибших бандитов ни в какие нюансы вдаваться не будут. У криминалов в каждой ментовке свои осведомители, и братки немедленно узнают - тот, кто взорвал их корешей, дает показания ментам, чтобы, понятное дело, найти у них защиту. И тогда я уж точно не жилец…
Взглянув на часы, лежавшие на прикроватном столике, я метнулся к телевизору - начинался утренний выпуск "Криминала".
И сразу же - центральное событие дня минувшего: пошли кадры взорванного джипа "Шевроле", сопровождаемые трагическим голосом телеведущего.
Выяснилось, что все четверо погибших, как прозрачно намекнул комментатор, принадлежат к организованному преступному сообществу. Следствие не сомневается, что убийство - результат обычной криминальной разборки. Мирные прохожие, к счастью, не пострадали.
Последнюю фразу я встретил невольным вздохом облегчения - что ни говори, но если меня все же заметут и прессанут на чистосердечное, то отсутствие "сопутствующих жертв" мне на руку.
- А вот кадры видеокамеры наружного наблюдения коммерческого банка "Апексактив", - между тем продолжал вещать диктор, и тут я вздрогнул и расширенными зрачками впился в экран. - Вы видите, что незадолго до взрыва, когда джип "Шевроле" стоял недалеко от банка, к машине подошел некий мужчина и передал водителю предмет, похожий на чемодан-дипломат. Пока еще нет результатов криминалистической экспертизы, но следствие не исключает, что джип был взорван с помощью взрывчатого вещества, находившегося именно в этом чемодане. Сейчас передавший его мужчина разыскивается милицией. Если вы что-нибудь знаете о местонахождении…
Нет, моего лица на видеокадрах не оказалось. Я был снят со спины. Но хромота моя ощущалась из-за слишком быстрой ходьбы. И я с надеждой в душе предположил, что это станет единственной наводкой для оперов. Во всяком случае свидетели, опрошенные корреспондентом, бубнили что-то невнятное. Да и откуда я появился перед джипом, на кадрах не просматривалось. Хотя сыскари наверняка завернут в "Шейхану"…
Но я хоть и бывал там не так уж редко, ни с кем из завсегдатаев незнаком, да и с барменом тоже. То есть по имени меня никто не знает, хотя словесный портрет общими силами при необходимости создадут.
Но свяжет ли кто-либо из тех, кто находился в "Шейхане", мой уход и последующий взрыв джипа?
Я мысленно напрягся и стал вспоминать момент своего выхода из бара с кейсом в руках. Конечно, я слишком спешил и по сторонам не оглядывался, но боковое, периферическое, зрение у меня должно было работать в тот момент на автомате - навык бывшего собровца. И если сейчас включить эту периферическую зону памяти, как меня когда-то учили…
Я закрыл глаза и обхватил голову руками.
Вот я прошел быстрым, но привычно бесшумным шагом из угла бара до дверей. Кавказцы, торговки, подростки, бармен…
Нет, всем им не было никакого дела до идущего на выход особо не приметного посетителя.
А на улице? Стояло ли там еще какое-нибудь авто, кроме этого злосчастного "Шевроле"?
Вроде нет. А уж на светофоре джип точно был в одиночестве…
Так что же мне теперь делать - жить, как жил? Или хотя бы сменить квартиру? Слишком уж близко мое нынешнее местожительство от "Шейханы".
Зато и от работы близко, и от курсов "Сименса", и берут с меня за эту однокомнатную квартиру, по нынешним временам, недорого…
Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. Я машинально перевел взгляд в сторону кухни - там у меня припрятан табельный ПМ: замотал его еще в Чечне.
Но нет, дурить не следовало. Во всяком случае, еще рано. Не могли меня так быстро вычислить ни опера, ни дружки взорванных братков.
Раздался второй, более требовательный звонок, и я на цыпочках подошел к двери, прильнув к "глазку". И перевел дух. За дверью стоял сосед Леха. Обычно, когда ему не хватало на опохмелку, он обращался ко мне за материальной помощью. И я его выручал, как мог.
- Слышал? - с таким вот вроде бы неопределенным вопросом он обратился ко мне вместо приветствия.
- О чем? - невинно осведомился я, хотя имел все основания догадаться о сути вопроса.
- Ну, о том, что случилось у "Шейханы"?
Я пожал плечами:
- Не в курсе. А что там, собственно, произошло?
Леха крайне подозрительно уставился на меня:
- Разве у тебя вчера не было получки? Ты ведь в такие дни в этом баре кантуешься. Разве не так?
Мне сразу стало не по себе. Оказывается, расколоть меня - раз плюнуть, причем не какому-то там профессионалу-сыскарю, а обычному соседу-алкашу.
- Получку задержали, - мрачно сказал я. - Так что там, у "Шейханы", произошло?
- Да ничего особенного, - в свою очередь помрачнел Леха, - грохнули кого-то, только и всего. Так, значит, получку тебе не дали… А я-то хотел у тебя полтишок стрельнуть. Отдал бы послезавтра… Может, наскребешь как-нибудь? - И он вперил в меня страдальческие глаза.
- Сейчас чего-нибудь придумаем.
Осчастливленный Леха ушел, судорожно сжав в ладони пятьдесят рублей, а я опять погрузился в нелегкие раздумья, которые вновь прервал звонок, на этот раз телефонный.
- Ты вроде сегодня выходной? - осведомился Толян.
- Верно. Я вчера дежурил, теперь выхожу на службу только послезавтра.
- Я сейчас недалеко от твоего дома. Хочу заскочить к тебе на пару слов. Разговор не телефонный.
Я этому не особенно удивился: поскольку Толян был ранее связан с криминалом, у него невольно выработался навык чрезмерной скрытности, и теперь все разговоры у этого парня - не телефонные.
А я, в общем-то, его звонку обрадовался: Толян многое для меня сделал и был единственным в Москве человеком, с которым я мог говорить без всяких купюр. Короче, я считал его настоящим другом, и он меня, по всему видно, тоже.
Пожалуй, именно Толяну я могу рассказать все как есть о происшествии у "Шейханы", и именно Толян может дать мне дельный совет в этой трудной ситуации. Человек он ко всему прочему бывалый, да и старше меня лет на семь-восемь.
Ну а если ничего путного мой приятель мне и не скажет, то хоть душу близкому человеку изолью - все полегче будет…
Толян появился очень быстро, и на нем, что называется, не было лица.
- Пойдешь к итальянцам - передай, что меня сегодня не будет, - сумрачно объявил он.
А ведь действительно, сегодня вторник - именно по вторникам у нас происходят еженедельные собрания в коммуне. Ничего особенного - просто каждый рассказывает, как он провел неделю, сколько понаделал добрых, богоугодных деяний. В общем, тоска смертная.
Но собрания эти пропускать не рекомендуется - меня, например, могут запросто отчислить с курсов "Сименса". Толяну легче - он уже проникся религиозной идеей и ходит к итальянским миссионерам, можно сказать, по велению души и зову сердца.
- А что стряслось? Ты чего-то неважно выглядишь. Захворал никак?
- Кореша моего замочили, - горестно произнес мой приятель.
- Когда? Где?
- Вчера вечером у вашей "Шейханы".
Час от часу!
Я никогда толком не понимал выражение "блудливые глаза", но, инстинктивно отведя взгляд в сторону, увидел свое лицо в большом настенном зеркале, и мне это малопонятное словосочетание сразу показалось ясным, простым и удивительно точным.
- Как же это случилось? - глухо спросил я со слабой надеждой, что дело идет о каком-то ином, не связанном с теми четырьмя братками эпизоде.
- Взорвали их прямо в джипе. Санчо и еще троих. Санчо потом слепили из сорока восьми частей его тела. И чего моего корефана туда с братанами понесло?! - И Вован в неподдельном горе стукнул увесистым кулаком по собственной ладони. - Узнаю, кто эту подлянку сотворил, своими руками башку его поганую отвинчу!
Конечно, Толян - пацан совсем нехилый, в своей кодле, по его словам, числился в боевом прикрытии, но все-таки вряд ли ему удастся провернуть такую операцию с бывшим собровцем, пусть и находящемся не в лучшей физической форме. И тем не менее я еще раз рефлекторно повернулся к зеркалу - вероятно, в попытке представить себе, как я буду выглядеть с открученной головой.
С трудом взяв себя в руки, я попытался продолжить разговор:
- Но разве ты не завязал со своими криминальными делами и связями? Ты же теперь совсем в другой команде.
- Что верно, то верно. Но Санчо - мой старый и надежный кореш. Мы во многих переделках стояли спиной к спине. А в той последней разборке, когда меня пером поцарапали и я потом в больничку попал, он меня просто спас. Если б не Санчо - быть бы мне сейчас на цвинтаре и умер бы я нехристем, так и не познав Господа. - Тут он истово перекрестился. - Я его семью хорошо знаю. Теперь остались без кормильца двое малышей, полуживая старуха-мать и жена - полная дура. Эта баба вообще ничем не способна на жизнь зарабатывать. Мне хотя бы первое время надо с семьей Санчо почаще бывать. Ну и похоронить его, конечно, по-божески.
Мысль рассказать своему приятелю о собственных неприятностях отпала как-то сама собой. Он мне, конечно, поверит, что я его друга совершенно случайно раскурочил на сорок восемь разновеликих фрагментов, но так или иначе сделал это именно я! Вдруг сразу стало вполне очевидно, что Толяна я знаю еще мало и плохо и его реакцию на мои откровения предугадать не в состоянии.
Я попытался было представить себе, кто из троих вчерашних покойников - Михал Борисыч, понятно, не в счет, - являлся тем несчастным Санчо, но потом отказался от этой затеи: какая тут, на хрен, разница!