По натуре Дрезинь был оптимистом. Когда его швыряло между переборками, он вспоминал о своем убежище в туннеле гребного вала, представлял, как он цеплялся бы за любой железный выступ, чтобы не свалиться на вращающийся вал. И вообще, что там говорить - в охранке было хуже. Правда, если Паруп сдержит обещание, то через некоторое время его, Дрезиня, снова водворят туда. А впрочем, сыщику будет не так просто осуществить свою угрозу. На судне находятся не только Паруп и Квиесис. Здесь есть и друзья. Алиса, Цепуритис, другие моряки, чьих имен Дрезинь не знал, но которые не допустят расправы над ним. "Тобаго" идет в Сантаринг. Наверно, и там найдутся люди, которые помогут бороться за его освобождение, как в свое время французы помогли бежать из концентрационного лагеря.
В худшем случае… Ну, что ж, и тогда тоже ни о чем жалеть не придется. Алиса слишком хороший человек, чтобы дать ей погибнуть. Брак с Парупом для нее был бы то же самое, что для него, Дрезиня, тюрьма. Замечательная девушка, только чересчур уж наивна. Вообразила, будто Квиесис воспылает симпатией к коммунисту… Интересно, что она сейчас делает? Старается разжалобить отца, плачет, думает о своей жизни? Внезапно он ощутил тоску по Алисе. Нет, самому освободиться мало, надо помочь и Алисе вырваться из зарешеченного мирка Квиесиса и Парупа. Девушка стоит того.
Мощный толчок вышиб из головы Дрезиня все мысли и мечты. С судном творилось что-то непонятное. Бухта троса подскочила и снова поехала, но теперь уже в другую сторону. Качка усилилась и перешла в килевую. "Тобаго" резко изменил курс - очевидный факт. Почему? С чего вдруг? Опять подводная лодка? Дрезинь напряг слух - тревогу не объявляли. Какой еще может быть повод для изменения курса посреди океана? Прошло минут десять… двадцать. "Тобаго" по-прежнему следовал новым курсом - курсом на юг. На юг? Дрезинь зажмурил глаза и попытался представить себе карту. Постепенно в памяти всплыли очертания континентов… В техникуме его раз поймали за распространением воззваний и до прибытия полиции заперли, под надзором самого директора, в преподавательской. Там на стене висела карта мира, каждый штрих на ней врезался в память на всю жизнь… Вот Восточная Африка… Полукружье Гвинейского залива… Почти прямая линия тянется через океан к Сантарингу… А на юг от этой линии…
Остров Хуана! От этой мысли Дрезиню стало не по себе.
Дверь штурманской рубки захлопнулась за Зигисом. Вокруг бушевал сущий ад. Кромешная тьма, шторм, океан. Мечтая дома о море, Зигис никогда не думал, что оно может быть таким устрашающим. Мины, подводные лодки и торпеды казались пустяками по сравнению с опасностью быть смытым в эту клокочущую бездну. Как же должна страдать от шторма, от всего Алиса! Когда Зигис направился к ней первый раз, волна едва не уволокла его в океан. Теперь, отчаянно цепляясь за поручни, за трос, за вентиляторы, за все, что могло послужить хоть малейшей опорой, он опять шел к ней. Он не мог не идти. Алиса просила за Зигиса отца, а сейчас ей самой трудно, и нет никого, кто помог бы ей.
Путь в несколько метров до входа в надстройку казался Зигису длиннее, чем весь Атлантический океан. Наконец и он преодолен. В коридоре сухо и тепло. Зигис пошел к каюте Алисы, оставляя за собой широкий мокрый след.
Он постучал. Один раз, еще и еще.
Тишина. Он нажал дверную ручку. Дверь была не заперта.
Графин с водой опрокинут. Со стола упала книга и мокнет в луже. Иллюминатор открыт настежь, и шторы отчаянно полощутся на сквозняке. От волн, разбивающихся о борт, в каюту залетают стайки соленых брызг. На койке - Алиса. Лежит, словно неживая.
- Алиса! - крикнул Зигис.
Девушка не отозвалась.
Зигис выбежал.
Шторм в Атлантике! Это уже не волны, а водяные юры, вздымающиеся в бескрайнем океане, для которого горделивый "Тобаго" Квиесиса - крохотный челнок. И все же он, поминутно зарываясь носом в лавину воды, упорно прокладывает себе путь к острову Хуана.
Шторм штормом, но не только он вызывал беспокойство команды. Никто в эту ночь не мог забыть, что за дверью на двойном запоре томится человек, которого на острове Хуана ждет пожизненная тюрьма, а возможно и смерть. Человек, который еще несколько часов тому назад был никому не известен, но о котором теперь думали все.
Люди не разговаривали. Они не привыкли облекать свои чувства в слова. Но по тому, как один, вернувшись с вахты, швырнул в угол плащ, как другой в смертельной усталости повалился на койку, но не мог сомкнуть глаз, по тому, как неподвижно стоял у дизелей Цепуритис и не расслышал сердитого окрика старшего механика, - по всему было видно, что и в людях бушевала буря.
Свадруп бесился. Обороты винта были так малы, будто его приводила в движение старинная паровая машина, а не новейшие безукоризненные дизели. И на этот раз дело не в топливе, не в шторме. Дело в машинной команде. Достаточно посмотреть на лица мотористов, чтобы понять, откуда этот черепаший ход. Конечно, это умышленный саботаж! Свадруп не мог обнаружить дефекта. Криком он мог только сорвать свою злость. Но Цепуритис ответил ему таким грозным взглядом, что у механика слова застряли в горле. Свадруп ожидал каждую минуту, что из переговорной трубки прогремит ругань капитана Вилсона за постыдно тихий ход. Но трубка молчала. Скорость так и не превысила шести узлов до конца вахты.
Когда Цепуритис вошел в кубрик, навстречу ему пахнуло горьким дымом. Люди сидели и мрачно курили. Это было единственное, что они еще могли делать. Цепуритис присел на край койки.
- Закури, - сказал Курт, протягивая ему пачку "Трефа".
Цепуритис взял папиросу и поглядел на руки матроса. Товарищи подшучивали над Куртом, говорили, что он расходует треть своей зарплаты на мыло. Сейчас его руки были немыты. Галениек бросил одну папиросу, закурил другую, сплюнул.
- Я им посворачиваю шеи! - заорал он вдруг.
- Кому?
- Да обоим! А этому шпику в первую очередь!
- Ну-ну, полегче, - осадил его боцман. - Насчет угроз тоже статья в законе имеется.
- А то, что делают они - убийство! - не выдержал Цепуритис. - Насчет этого в твоем законе ничего не сказано? Ну, говори, заячья твоя душа!
- Ты что, очумел? Пусти!
Лишь сейчас до Цепуритиса дошло, что он трясет боцмана за шиворот.
- Не стоит, Цепуритис, боц не виноват, - сказал Антон и вздохнул. - Неужели так ничего и не придумаем? Жаль человека…
- А что? Если уж Алисе не удалось уломать отца… Что мы можем?
- Отказаться идти на этот проклятый остров, и делу конец! - воскликнул Август.
- Бунт? Как в твоих романах, да? - покачал головой Курт.
- Знаете, чем это пахнет? - Боцман обвел всех многозначительным взглядом.
Команда это знала. Она могла выдержать натиск океана и оказаться бессильной перед одним человеком. Потому что он был хозяин судна. Потому что в его руках деньги и власть. Потому что он хозяин команды, а людям надо работать и есть. Всю жизнь они отдавали свой труд хозяину. Это стало для них привычкой, и до сих пор такой порядок вещей казался им вполне нормальным. Но в нынешнюю ночь, когда каждый оборот винта приближал судно к острову Хуана и курс нельзя было изменить ни на градус, они по-иному взглянули на свою жизнь. То, о чем думали все, высказал Цепуритис:
- Эх, кабы наша власть!
…Артур не находил покоя ни на миг. Радиоприемник молчал, но Артуру казалось, что он слышит слова диктора. И все время одни и те же: "Повторяем. В Латвии установлена власть трудящихся… Повторяем. В Латвии установлена власть трудящихся… Повторяем. В Латвии установлена власть трудящихся…" Артур треснул кулаком по аппарату. Зачем он дал слово Квиесису молчать?
Зигис рассказал ему про переживания Алисы. Теперь он знал: Алиса любит другого. Человека, жизнь которого в опасности. Этого человека можно спасти. Все зависит от Артура. Если он будет молчать, она потеряет любимого человека. Если заговорит, она потеряет судно. А он? Для него Алиса так или иначе потеряна.
Артур достал фотографию. Ту самую, что вырезал когда-то из "Атпуты". Вся в белом, с ракеткой в руке, Алиса была красива и элегантна. Именно так должна выглядеть дочка судовладельца Квиесиса. Трудно представить ее в стареньком платьице, моющей пол в убогой квартире. Каково ей будет, если господин Квиесис потеряет "Тобаго"?
Он хотел убрать портрет, но что-то мешало ему это сделать. Глаза. Ее глаза. Они смотрели на Артура с упреком. Они говорили. Но что?
Нет, он не смеет молчать. Алиса должна знать все - пусть решает сама. В его жизни от этого, во всяком случае, ничего не изменится. Все равно у него не оставалось никакой надежды. Он осторожно спрятал портрет в карман и направился к двери.
Алиса не видела, кто вошел в каюту. Она лежала, зарывшись лицом в подушку, плечи вздрагивали.
- Мадемуазель Алиса, - шепотом позвал Артур.
- Что вам надо? Уходите! - Алиса даже не подняла головы.
- Послушайте меня… Это очень важно!
- Важно? - Нельзя было понять, смеется она или плачет. - А что теперь важно?..
В этот момент судно снова качнулось, волна ударила в иллюминатор, сбила со стола стакан. Осколки разлетелись по полу.
Артур подскочил к иллюминатору, силясь закрыть его.
- Надо закрыть… В такой шторм это опасно, - бормотал он.
- Пусть! Лучше утонуть, чем…
Артур оставил иллюминатор и бросился к Алисе.
- Но его же можно спасти! Потому я и пришел… Ваш отец…
- Отец? Вы думаете, я не сделала всего… Говорила, умоляла… Вы его не знаете. До этого разговора я тоже не знала его. Только бы его пароход уцелел, только бы наживиться… хотя бы ценою жизни других…
- Ваш отец… - снова заговорил Артур.
- Нет у меня больше отца!
- Господин Квиесис просил меня не говорить… ради вас… И ради вас, Алиса, я готов на все. Но я не могу… я не могу больше молчать! Вы любите Дрезиня. Его нельзя выдавать испанцам…
- Нельзя… Чего нельзя? Почему нельзя?
- Они не имеют права высаживать Дрезиня на остров Хуана. Теперь уже не имеют права! Сегодня по радио сообщили…
- Что? Ну, говорите же!
- В Латвии установлена власть трудящихся.
- Ну и что? - не понимала Алиса.
- А судно - это все равно что часть территории Латвии, - старался, как умел, пояснить Артур. - Если там выпустили коммунистов из тюрем, то и Дрезиня должны освободить. Теперь дело за командой.
- Артур! Правда?!
Алиса вскочила, обняла радиста, уткнулась лицом ему в плечо. Произошло чудо. Чудо, о котором она мечтала все эти полные мук часы. Павил, ее Павил спасен! Ни о чем другом Алиса не могла теперь думать. Она даже не соображала, что, вставая на сторону Павила, она тем самым выступала против отца, против всей той жизни, которой она жила до сих пор, - беззаботной, обеспеченной и сытой. Ей даже не приходило в голову, что во главе с Дрезинем команда может лишить Квиесиса судна, что от следующего шага зависит не только судьба Павила, но и ее собственная. Только о Павиле думала она. Вне себя от волнения Алиса громко воскликнула:
- К матросам! Скорее к матросам!
Ночь. Шторм. И два человека, спотыкаясь, бегут по палубе. Их поминутно окатывает океанская волна, с трудом они достигают бака.
- Цепуритис! Он спасен! - кричит Алиса с порога кубрика.
Паруп еще не спал.
Вдруг он услыхал необычный шум. Прислушался. Донесся возглас: "Судно наше!" Ему стало все понятно.
Сейчас же к Свадрупу! Он подбежал к двери. Но в коридоре уже шумели матросы. Опоздал!
Паруп опустился на стул. Трясущимися руками достал из шкафчика коньяк. Бутылка - она не раз помогала скрыть его истинное лицо. Быть может, она спасет его и сейчас. Он наполнил две рюмки. Ждал - ничего другого не оставалось.
Шум в коридоре стих. Может, еще не все потеряно? Попробовать пробраться?
Паруп тихонько притворил дверь. Просунул в щель голову. Никого. Хотел выйти, но тут же отскочил назад. Однако Валлия успела заметить его.
- Товарищи!
Паруп вздрогнул, услышав это слово.
- Вот он, этот гад!
Моряки ворвались в каюту Парупа. Их было много. Куда бы Паруп ни направил взгляд - кругом были враждебные лица.
- Выпьем! - Его голос звучал неуверенно, хрипло. - В такой день нельзя не чокнуться. Прозит, друзья!
- Черт тебе друг! - крикнул Август.
Паруп выхватил пистолет. Галениек рванул его руку вверх, и пуля впилась в потолок.
Паруп схватил бутылку. Занес над головой. Хотел метнуть ею в противника. Промахнулся. В следующее мгновение его руки уже были скручены за спиной. Матросы расступились. Из каюты Парупу была одна дорога - под замок.
В полной форме айзсарга Свадруп влетел к капитану.
- Как вы можете спать, господин капитан?! На судне мятеж!
В одну минуту Вилсон был на ногах. Увидел растрепанные волосы старшего механика, побледневшее лицо, френч айзсарга. Хотел о чем-то спросить, но промолчал.
- Господин капитан, дорога каждая минута! Необходимо вооружить офицеров. Надо перестрелять бунтовщиков! До острова Хуана дойдем сами. А там…
Вилсон тяжелой походкой вышел из рубки. Перегнувшись через поручни, капитан вглядывался в темноту, слушал возбужденные возгласы матросов.
- Черт побери, что тут творится? - крикнул он резко.
- В Латвии власть трудящихся! - отозвался чей-то голос.
- Ну, что я говорил?! - суетился Свадруп. - Если не будем бороться, нам конец!
Капитан протянул руку.
- Ключ от оружейного шкафа! Всех офицеров немедленно ко мне!
- А господина Квиесиса?
- Пассажирам тут делать нечего. В критические минуты за судно отвечает только капитан.
- Будет исполнено!
Свадруп убежал. Матрос хотел броситься за ним, но Вилсон загородил ему путь.
- Назад! Пока что я здесь командир! - Он повернулся к Карклиню: - Позовите этого проклятого радиста!
Вилсон тяжело сел. Как всегда при волнении, заныла левая рука. Та, что пострадала в Моонзундском проливе. В памяти почему-то снова всплыла Балтика, миноносец "Отважный", бурные митинги Февральской революции, матросские комитеты. После этого он демобилизовался, вернулся в Латвию, поступил на службу в пароходное общество Квиесиса.
Двадцать лет обеспеченной жизни. Впереди обеспеченная старость. Домик в Айнажах. Туда на лето будут приезжать внуки. Долгие зимние вечера можно будет коротать со старыми друзьями, вспоминая о пережитых штормах, о приключениях в далеких гаванях. Двадцать лет верной службы - сперва на "Виестуре", потом на "Кримулде" и теперь на "Тобаго"… Даже это дорогое судно доверил ему Квиесис. А сейчас? Как сейчас поступить ему, капитану Вилсону? Долг платежом красен, верность за верность! И все же в глубине души Вилсон признавал, что чувствовал бы себя куда лучше, если бы в этот решающий час кто-то другой мог определить курс судну…
- Вы меня звали, господин капитан? На пороге стоял радист.
- Это что еще за шутки? В первом же порту соберете свои манатки! И я позабочусь, чтобы вас не взяли ни на одно другое судно, ясно? - При всей строгости этих слов голос Вилсона звучал спокойно, почти утомленно. - То радио испорчено, то снова заработало. С новостями первым делом в кубрик! Что здесь, в конце концов, - судно или ярмарка? А капитану и полсловом не обмолвились. Рассказывайте все, как было!
- Простите, господин капитан… Но господин Квиесис…
Запинаясь, Артур сообщил о передаче из Риги, о своем обещании молчать. Теперь он полностью осознал свою вину. Теперь у капитана есть все основания для того, чтобы выкинуть Артура за борт. Но Вилсон ничего подобного не предпринимал. Он молчал. Это молчание казалось Артуру нестерпимо тягостным. Он повернулся и шмыгнул из штурманской рубки.
Капитан не заметил, как остался один. Значит, Квиесис ему все-таки не доверяет. После стольких лет! Быть может, Квиесис прав, может, он умнее, дальновиднее… Да, Квиесис знал, что за внешним равенством скрываются обычные отношения между господином и слугой. С той лишь небольшой разницей, что слуга дипломатично именовался господином капитаном. Но почему же и команда не доверяет ему, почему никто не пришел к своему капитану? Неужели он сидит между двух стульев и совершенно одинок на этом судне? Седой человек. Старый человек, у которого большая часть жизни уже позади, сейчас снова оказался на распутье. Он должен решить не только свою судьбу, но и судьбы многих людей. Спасти для Квиесиса судно и для себя капитанское жалованье означало потерять родину… Нельзя полагаться только на себя, надо выслушать других…
Наконец наступила настоящая жизнь. Наконец Алиса решала сама - за себя и за других тоже. Наконец и в ее жизнь вошло нечто великое, возвышенное. Она чувствовала себя свободной, совсем свободной. И как странно, что чуждое доселе понятие "Жизнь - наша! Судно - наше!" вселило в нее ощущение свободы.
- Судно наше!
Этот клич звучал в ушах Алисы, когда она подымалась за Цепуритисом на палубу. "Наше!" Ее и Павила, всех этих чудесных людей, от которых до сих пор ее отделяла невидимая стена… На палубе было темно. Через борт хлестала волна. Раньше ей было бы страшно. Теперь это доставляло радость. Хотелось стать наперекор стихии. Ведь она шла на помощь любимому человеку. В руке Алисы зажат ключ. Ключ от шкиперской, где заперт Павил. Ключ, который откроет дверь в другой, новый мир. И по этому миру она будет шагать рядом с Павилом!
За ней шли Галениек, Зигис, все, кого раньше Алиса знала лишь как матросов на ее пароходе, а теперь считала своими друзьями. Ветер распахнул тонкий жакетик, трепал волосы, швырял в лицо брызгами. Пусть! Только бы скорее, скорее!
На двери висел большой замок.
- Дайте ключ мне! - крикнул Цепуритис.
- Я сама!
Замок упал. Волна смыла его за борт. Дверь распахнулась. В темном четырехугольнике появился силуэт человека.
- Павил!
- Алиса! Ты!
Они обнялись - двое, которых свел вместе трудный час.
Павил через плечо Алисы увидел сгрудившихся моряков. Значит, не Алису надо благодарить за освобождение, а Цепуритиса и этих ребят? Но что общего у дочери судовладельца с командой?
- В чем дело, Цепуритис?
- Мы победили! В Латвии - рабочая власть! Судно наше!
Лишь теперь до сознания Дрезиня начали доходить слова Цепуритиса. Его освободила Советская власть. Власть трудового народа, за которую он боролся в Латвии, в Испании, во Франции. Павил глубоко вздохнул, словно желал убедиться, что мечта его жизни сбылась наяву, а не во сне. Он высоко поднял голову. Где-то над палубой, как фонари над укрепленным фортом, светились окна штурманской рубки. Борьба не кончена, ее придется продолжать здесь, на судне.
- Ребята, пошли к капитану!
Капитан Вилсон принял решение. Он медленно спускался навстречу команде. Кое-кто из матросов в нерешительности повернули было обратно, другие отвели взгляды.
- Ну, говорите! - крикнул Вилсон. - Что здесь происходит?
Ему ответило несколько голосов наперебой.
- Черт подери, будет наконец порядок? Скоро все начнут совать нос, куда надо и куда не надо! В мое время на кораблях Балтийского флота выбирали комиссаров.
- Это измена родине! - простонал Свадруп.
- Можете пожаловаться господину Квиесису, - усмехнулся капитан.
- Дрезиня! Дрезиня комиссаром!
Вилсон оглядел Павила с головы до пят и наморщил лоб.
- Разве так должен выглядеть комиссар на приличном судне? В моей каюте найдете бритву.