- Я не советую вам так непочтительно говорить о свиньях. Свиньи после смерти становятся беконом, и тогда никто не считает для себя унизительным набивать ими живот, корабельные трюмы и свои карманы… Да, а мы, вот живем, грубим друг другу и забываем, что теперь мои дома - наше общее имущество.
Словно желая уничтожить неприятный привкус во рту, Паруп выпил.
Напоминание подействовало. Лицо Квиесиса приобрело более любезное выражение.
- Но, дорогой Илгмар, к чему сразу обижаться? Разве я не понимаю мужскую натуру? Сам в ваши годы, бывало… В "Альгамбре" у меня были такие красотки, скажу я вам, прямо жемчужинки… Но все - честь по чести… Я скорее заткнул бы ей рот сотенной, чем позволил бы слухам дойти до жены. Семейное счастье всегда на первом месте! Попросите у Алисы прощения, и все будет в порядке… Ну, где же она? Валлия!
В кают-компанию вошла стюардесса.
- Позовите мою дочь!
- Ее сейчас не надо тревожить… Ее укачало.
Пробили склянки. Вахта сменялась. Из своего окна Валлия хорошо видела кап машинного отделения. Вскоре в нем показались смененные мотористы. Первым на палубу вышел, обтирая руки смоченными в солярке концами, старший механик Свадруп. За ним вечный молчальник Риепша с полотенцем на шее. По цвету полотенца трудно было сказать - мылся ли он сам или собрался стирать полотенце. Самым последним - Август. Без книги в руках вид у него был непривычный - словно пароход без трубы.
Цепуритиса не было, наверно, еще лежал больной. Чего же он расхаживал ночью и выспрашивал о новостях? Цепуритис никогда не был падок на сплетни. А тут вдруг пристал. Ну точно как Паруп со своими расспросами. И что у них, у обоих, на уме? Здесь дело не чисто!
В кают-компании слышался перезвон вилок и ножей. Суп еще рано подавать. Пускай с закусками управятся. Сало, наверно, опять останется - носи только взад-вперед без толку. Она и так выставила вчерашний кусок. Лучше бы Цепуритису отдала. Да, а почему он все-таки отказался? Хотел же отрезать, еще нож искал в кармане… А ножа не было. Не было большого такелажного ножа, с которым старый моторист никогда не расставался. Странно, очень странно. И почему во время досмотра немцы поймали Цепуритиса в туннеле?
Мысли Валлии перенеслись в каюту дочери Квиесиса. Чей нож лежал на столе у Алисы? И вообще там что-то неладно. Почему сегодня Алиса во время уборки не пошла гулять, а следила за каждым ее движением? Почему жаловалась на морскую болезнь, а ела за двоих? Почему не дала повесить халат в шкаф?
Вопросы цеплялись один за другой. Они спутались в тугой узел, который развязать было трудно. Но интуиция подсказывала Валлии, что разрубить его можно при помощи все того же ножа.
Звонок. Ее требуют в кают-компанию. Ничего, подождут! Не умрут, если суп принести на пять минут позже. Сейчас гораздо важнее другое.
С растрепавшимися от ветра волосами Валлия вбежала в кубрик к мотористам.
- Цепуритис, дай мне свой нож!
Цепуритис облегченно вздохнул. Увидев Валлию, он приготовился к худшему.
- Нож? - равнодушно повторил он. - Не знаю, потерял, наверное. Возьми у Августа.
Но на трапе Цепуритис догнал ее:
- Это что еще за шутки?
- Ты лучше скажи, где твой нож?
- Ты что-то знаешь, Валлия! Ты от меня что-то скрываешь.
- Так же, как и ты.
- Говори, где мой нож?
Выражение лица Цепуритиса напугало Валлию. По тону вопроса она поняла, что тут не до шуток.
- Ну ладно уж, скажу. Тот, кого ты искал в туннеле, теперь в каюте у Алисы. Выстругивает твоим ножом рожки прохвосту Парупу.
- Валлия, если б ты знала… - Но в глазах Цепуритиса снова появилась тревога. - Ты никому не рассказала?
- А я разве похожа на трепачку?
- Тогда, ради бога, помалкивай! Если узнают, кто он такой…
- Я-то промолчу, за меня не беспокойся. Только ты Парупа берегись. Он что-то почуял.
Если смотреть с ходового мостика, океан выглядит почти миролюбиво. На самом же деле ветер разогнался почти до штормового. Волны то вздымают судно на свои широкие спины, то снова сваливают в глубокие провалы. На баке волны перекатывают через борт, и целые водопады низвергаются на палубу. Их должны были преодолевать все, кто после вахты хотел попасть в кубрик. Галениека окатило с головы до пят. Вода стекала по волосам, рукавам, брюкам.
Курт потянулся к своему рундучку, чтобы сменить промокшую робу на сухую.
- Скотина, дверь хоть прикрыл бы! - рявкнул на него Галениек. - А еще порядком хвастается…
- Не привязывайся, я закрыл.
- Спокойно, ребята, спокойно, я сейчас… Вот затыкать бутылку - это занятие не для меня, а дверь закрыть - в любое время.
Лишь теперь матросы заметили, что вошел Паруп. По его лицу тоже текли струйки, совсем как шампанское из переполненного бокала.
Матросы выжидательно молчали. Обычно господа в кубрик не заходили. Тем более в такую погоду.
- Это матросский кубрик, - заметил на всякий случай Курт. Ему показалось, что Паруп спьяну заблудился.
- Мне все равно кто - простой матрос или адмирал, лишь бы компания была. Я человек не гордый.
- Смотри-ка, насосался! Сейчас грохнется! - шепотом сказал кто-то за спиной Галениека.
Паруп, кажется, тоже услышал реплику. Стараясь сохранять равновесие, он пристально заглянул по очереди каждому в лицо. Затем достал из кармана коньяк. Зашатался, но на сей раз не устоял. Бутылка выпала из рук, покатилась. Паруп посмотрел ей вслед с веселой ухмылкой.
- Вот здорово, что заранее сел! - бормотал он. - Теперь незачем вставать на четвереньки… Спокойно, ребята, щщас я ее… На судне ничего пропасть не может.
Он заполз под одну койку, под другую, наконец нашел.
- Удрать хотела, - упрекнул Паруп бутылку. - Не выйдет, милашка! За это я тебя щщас выпью без лимона.
Он попытался встать, но не смог. Галениек поднял его за шиворот. Бутылка опять скатилась на пол.
- Тут вы себе собутыльников не найдете! - проворчал Галениек и распахнул дверь.
- Щерещур вы больно гордые. Ну ничего, поищу в другом месте. - И Паруп, ковыляя, удалился.
- Господин Паруп, вы свой коньяк позабыли, - догнал его Курт.
- Благодаррствую! Что такое человек без выпивки? То же, что морре без воды!
- Глядите не захлебнитесь! - пожелал ему Галениек и с шумом захлопнул дверь. - Ну и шприц же ты, фриц! - налетел он на Курта. - Кой черт тебя дернул отдать этому болвану коньяк? Сейчас бы в самый раз крепенького хватить. После душа-то.
Галениек силился стянуть с себя промокший свитер.
- Это же его коньяк, - оправдывался Курт.
- Нашелся защитник частной собственности! Я те покажу сейчас порядок! - Галениек изготовился к внушительной речи, но заметил юнгу, который в отчаянии балансировал с бачком супа в вытянутых руках. - А-а, обед! Дружба с коком - залог здоровья… Тьфу ты, дьявол!
Судно накренилось.
Галениек, сдергивая свитер, потерял равновесие и ударился о стол.
Неожиданный толчок имел и другие последствия. Зигис, словно его толкнули невидимые руки, споткнулся и налетел на Галениека. Половина похлебки вылилась на пол, изрядная порция - матросу на брюки.
- Я тебе! - взревел Галениек.
Он схватил парнишку за шиворот и в ярости начал хлестать мокрым свитером.
- Перестань! - Курт вырвал у него из рук свитер.
- Чего лезешь, фриц? Его морда что - тоже частная собственность? Последние штаны мне изгадил!
- Не волнуйся, Галениек. В супе так мало жира, что пятен не останется. Ручаюсь!
Галениек помешал ложкой остатки похлебки, попробовал и тут же выплюнул:
- Свинство! Дружба с таким коком - гарантия третьей стадии чахотки…
- Да, харчи сегодня, как в богадельне.
- В чем дело, черт подери! - Кулак Галениека грохнул по столу.
- Валлия чего-то говорила… - начал было Зигис, но, вспомнив, как ему сейчас всыпали, насупился и умолк.
- А ну, малый, выкладывай! И не хныкать, а то опять по уху схватишь.
- Правильно, без хорошей лупцовки еще никто моряком не стал, - подхватил боцман, входя в кубрик.
- Ты только посмей его тронуть, - пригрозил Галениек. - Будешь со мной иметь дело! Чего тебе надо, боц?
- Ребята, пошли задраим люки. Радист получил штормовое предупреждение… Сделаем, а тогда и на боковую можно.
Курт и два других матроса поднялись и стали надевать клеенчатые куртки, но Галениек прикрикнул на них:
- Сидеть! Никуда мы не пойдем! Задраивать люки, чтобы хозяйские шпроты не уплыли, а нас тут помоями кормить будут. Пускай ищут дураков в другом месте!
- Валлия сказала, что ночью немецкие матросы перетаскивали на лодку продукты, - не утерпел Зигис.
- Ах, вот где собака зарыта! - крикнул Галениек. - Шагу отсюда не ступлю!
- Постой, Галениек, не бунтуй, - сказал Курт. - Пошли к Цепуритису. Послушаем, что он скажет.
- Нашел Соломона-мудреца, - проворчал Галениек, но возражать не стал.
При всей своей буйной натуре Галениек признавал опыт и трезвый ум старейшего моряка на "Тобаго". У команды вошло в привычку обращаться в трудных случаях за советом к Цепуритису.
С Цепуритисом они столкнулись в двери.
- Мы с Антоном пришли поговорить насчет харчей, - сказал моторист спокойно, но тут же заметил на полу растоптанную сигарету с золотым мундштуком: - Паруп к вам тоже заходил?
- Нашел чему удивляться. Компанию искал. Мы его послали к чертям, он прямехонько к вам, черномазым, и отправился. Пьян-пьян, а дорогу знает.
- У него на уме что-то другое, - глубокомысленно заметил Антон. - Он и вниз приходил к нам. Ради одного удовольствия человек не пойдет у машин пачкаться и глазеть на гребной вал.
- Он в коридор залезал? - переспросил Цепуритис.
- Ну да, говорю тебе… Я даже знаю зачем. Во взгляде Цепуритиса мелькнула тревога.
- Говорят, он будет совладельцем "Тобаго", - продолжал Антон. - Вот и хочет посмотреть - так ли хороша эта посудина, как хозяйская дочка.
- Факт, кому охота покупать кота в мешке, - согласился боцман. - Послушай, Цепуритис, образумь ты этого Галениека. Я и пожаловаться мог бы, да сами знаете - не из таких я. Втолкуй ты ему… Квиесис не виноват.
- А я разве говорю, что он виноват? - сказал Цепуритис. - Мы сами виноваты, раз позволяем плевать себе в рожу.
- Ну нет! Не позволим! - отрезал Курт. - Порядок должен быть. Это мой последний рейс. В Сантаринге списываюсь на берег и гуд бай!
- Не воображай, что там молочные реки и кисельные берега, - сказал боцман. - На родной-то стороне оно лучше всего.
- Плевал я на такую родину! - бушевал Галениек. - Пристроюсь на приличный пароход, буду получать нормальный харч, а не эту баланду, военную надбавку, все, как положено. Пусть меня Квиесис…
- Ты об одном себе только думаешь, - сказал Цепуритис, Он знал слабые стороны Галениека.
- У каждого своя голова на плечах, - ответил Галениек.
- Глотка у тебя есть, а не голова. Орать он за десятерых, а если надо у Квиесиса по столу кулаком стукнуть, так небось пороху не хватит.
- Чего?! - вскочил Галениек. - Думаешь, у меня кишка тонка? Подначить хочешь, да?! Да хоть сейчас пойду к Квиесису. Я вам всем покажу!
- Только по-хорошему, - поучал боцман. - Ежели господина Квиесиса получше попросить…
- Просить? Я попрошу - кулаком по столу!
На почетном месте в конце стола сидел капитан. Но, вопреки общепринятому морскому этикету, роль хозяина взял на себя Квиесис.
- Ну, вот и дождались… Посмотрим, господа, чем нас сегодня кок порадовал. - Он снял крышку с миски и принюхался к пару. - Опять шницель по-венски! Прямо тоска разбирает по "малому верманскому". Как вышли в море - ни одного настоящего латышского блюда.
- Какая разница, было бы сытно, - проворчал капитан и взялся за вилку.
- У нас, у морских айзсаргов, кока в два счета выдрессировали бы, - сказал старший механик и услужливо пододвинул Квиесису горчицу.
- Было время, когда я был бы рад и собачьему шницелю и не слишком допытывался бы - национальное это блюдо или нет, - вспомнил Нордэкис.
- Было когда-то… - отрезал Свадруп. - Теперь вождь все упорядочил. Работать не хочешь - ступай задарма лес рубить!
- Делегация от команды, - сообщила Валлия. - Пустить, господин капитан?
Квиесис и тут поспешил выскочить:
- Пригласите, пригласите! Пусть войдут.
Галениек и не думал дожидаться разрешения. Он уже стоял на пороге. Увидал стол, уставленный едой, и побагровел от злости. Курт вошел тоже, снял берет и поклонился. Антон был последним. Он робко, бочком, протиснулся в дверь и стал у стенки.
- Мы… - начал Галениек.
- Знаю, - самодовольно подхватил Квиесис. - Хотите от имени команды поздравить мою дочь. Валлия, налейте моим отважным матросам по бокалу.
- Поздравить?.. Совершенно точно… - промямлил Антон. - Только мы еще… у нас… так сказать…
- Не хватает духу через губу переплюнуть, так помалкивай… - перебил его Галениек. - Мы требуем харчей получше, капитан.
- Господин капитан, - твердо, но спокойно поправил его Вилсон.
- Господин или не господин, брюхо от этого полнее не станет. Вы тут вон как, - Галениек кивком показал на стол, - а мы должны слюни глотать.
- Здесь питаются пассажиры, - сдерживая себя, пояснил капитан, но тут же его прорвало: - Черт побери, здесь, в конце концов, судно или…
- Позвольте мне, капитан Вилсон, - перебил его Квиесис. - Друзья, вы достаточно давно знакомы со мной, чтобы знать, что для своей команды мне ничего не жаль. Но я беспомощен перед насилием.
- Правильно! - не уловил его мысль Свадруп. - А с бунтовщиками у нас разговор короткий!
- У меня никогда не бывало разногласий с командой и не будет, - продолжал Квиесис. - Когда выходили из Риги, мы запаслись всем, чтобы до самого Сантаринга хватило. Но тут немцы пристали с ножом к горлу. Так сказать, кошелек или жизнь. А разве я мог рисковать вашими жизнями? Пришлось уступить и отдать часть продовольствия. Но вам волноваться нечего. Мы с капитаном рассчитали, что на теперешнем пайке до Сантаринга дойдем. Там я, разумеется, позабочусь, чтобы разницу вам выплатили деньгами, даже в английской валюте. Надеюсь, вас это устроит?
- Урра! - крикнул Паруп. - Теперь держись сантарингские девчонки и трактирщики!
- Спасибо! - злобно отрезал Галениек. - Водки нам уже поднесли, а на закуску водичка, да? Мы требуем…
- Анархист окаянный, разгильдяй! - рявкнул капитан. - Вам только бы требовать! Сказано вам, что до Сантаринга ничего сделать нельзя.
- Но ведь у господина Квиесиса есть же консервы, яйца, - простодушно возразил Антон. - Полные трюмы.
- Так ведь это экспортный товар. - Голос Квиесиса стал еще елейнее. - Сами видели, что в Риге все было оприходовано по книгам. Груз должен быть доставлен в порт нетронутым, это первая заповедь любого моряка. Неужели вы не можете понять, что означает для Латвии экспорт? Особенно в военное время…
- Как тут не понять… дороже платят, - ответил Курт за всех.
- На вашем месте я бы лучше помолчал, - сказал Квиесис, - если бы не ваши собратья, нам не пришлось бы теперь затягивать пояса потуже… Неужели у вас совершенно нет патриотических чувств? - обратился он к Галениеку и Антону.
- Патриотам тоже жрать надо! - не оправдал его надежды Галениек.
- Довольно! - заорал Квиесис. - Капитан Вилсон, прикажите им сию же минуту убраться отсюда.
Десерт сегодня никому не доставил удовольствия. Даже Паруп, который обильно спрыснул его коньяком, выглядел странно тихим и озабоченным.
Оставшись вдвоем с Квиесисом, Вилсон долго не мог собраться с духом. В конце концов он заговорил;
- Пожалуй, не стоило так…
- Да, немного нескладно получилось, - согласился Квиесис. - Зря я вспылил. Может быть, вам кажется, что мои слова насчет экспорта прозвучали несколько смешно. Но ведь это же будущее нашего народа, наше благополучие. От простых матросов нельзя, конечно, требовать, чтобы они это поняли. Если уж моя плоть от плоти, дочка, не желает понимать, что я ей хочу только добра…
- Вы здесь, конечно, хозяин…
Квиесис вздохнул.
- Прямо-таки ума не приложу, что делать… Быть может, попробовать что-нибудь закупить на встречном пароходе?.. Но кто продаст в военное время?
- Есть выход, черт подери! - воскликнул Вилсон. - Если бы мы могли сделать небольшой крюк и зайти за продовольствием на остров Хуана.
- К этим испанским душегубам? Надеюсь, вы не всерьез? Там даже за воду дерут втридорога! Думаете, вы были бы сегодня капитаном "Тобаго", если бы я не экономил каждый лат?..
Капитан промолчал.
- Да-а, и все-таки жаль ребят, - проговорил Квиесис после паузы. - Труд моряка не из легких, на простокваше далеко не уедешь… Что вы скажете, капитан, если мы продукты кают-компании отдадим в общий котел? У вас не будет возражений? Впрочем… это ведь капля в море. Кроме того, мой зять может запротестовать… Заботы, заботы, вот и все, что у меня есть в этой жизни. Да, какое сегодня число? Что? Сегодня ведь родилась моя Алисонька! Вот видите, каково мне живется - даже о дне рождения собственной дочери забыл.
"День рождения Алисы".
Уже в который раз Артур смотрел на запись в календаре. Глядясь в темную шкалу радиоприемника, он тщательно причесался и надел форменную фуражку. И все же не решался. Неловко получится, если он придет с поздравлением и застанет там Парупа. Потом он вспомнил ласковую улыбку Алисы при встрече на палубе, ее просьбу транслировать песенку о любви. Нет, Алиса наверняка ждет его поздравления! И вообще неизвестно, любит ли она этого пьяницу. Скорей всего, она выходит за него только ради отца. И Артур, словно желая придать себе храбрости, сдвинул козырек набекрень, выключил музыку и, схватив со стола радиограмму, выбежал из рубки.
Весь путь до каюты Алисы радист проделал бегом. Он чувствовал, что стоит ему замедлить шаг, как храбрость покинет его. Запыхавшись, он подскочил к двери. В каюте слышались тихие голоса. Слов было не разобрать, но один из говоривших был мужчина. Ясно - Паруп, кому же еще тут быть! Но Артур решил не отступать. Как бывает со всеми застенчивыми людьми, на него тоже находили приступы упрямой решимости.
Он постучал - громче, чем следовало бы.
Изнутри тотчас отозвалась Алиса:
- Кто там?
- Вам радиограмма.
- Сейчас, только оденусь.
Прошло довольно много времени, пока Алиса открыла. Ни по одежде - Артур обратил внимание, что ее серая юбка и черный свитер без единой морщинки, - ни по аккуратной прическе нельзя было сказать, что Алиса лежала. Остановившись в полуоткрытой двери, она протянула руку за радиограммой. Через ее плечо Артур как бы невзначай заглянул в каюту. Ему была видна только половина помещения. Никого нет. Наверное, Паруп сидит на койке. Артур вдруг снова почувствовал себя глубоко несчастным.
- Извините, не хотел вас потревожить, - пробормотал он и повернулся, чтобы уйти.
Алиса остановила его:
- Артур, не могла бы я вас попросить…
- Ради бога, мадемуазель Алиса!
- Мне… я… Мне как-то нехорошо от этой качки. Говорят, в этих случаях помогает табак. Вы не могли бы угостить меня папиросой?
"А, так Парупу лень подняться", - с раздражением подумал Артур, однако вслух сказал:
- С величайшим удовольствием!