Тут он услышал скрип, тонкий, еле слышный скрип.
По ту сторону дороги Тамулис, который тоже услышал этот скрип, схватил Ратанова за руку.
Потом они услышали возню, приглушенный кашель и осторожно двинулись к магазину. Вокруг ничего не было видно, и хотелось идти с закрытыми глазами.
И в этот момент раздался свист.
Гошка сидел под крыльцом магазина и собирался было последовать за Волчарой, который через незапертый нижний люк влез в торговый зал и успел уже сбросить вниз тяжелый рулон какой-то шерсти. Вдруг он заметил Егорова, бежавшего через дорогу к магазину, и свистнул.
Внутри магазина что-то с грохотом упало - это Волчара второпях сбил с прилавка весы. Увидев еще двоих, Гошка бросился на дорогу, навстречу Егорову. Майор узнал Гошку и сделал шаг в сторону, но тот как зачумленный с ломиком кинулся к нему.
Между ними осталось не более трех метров всгорбленной, мощенной булыжником дороги. Егоров успел выстрелить у Гошки над головой, но, когда ломик, почти коснувшись его вытянутой руки, просвистел в воздухе, выстрелил еще раз, стараясь попасть в ноги. Гошка упал.
- Покажи, - сразу нагнулся к нему Егоров.
Гошка, корчась от боли, тронул ногу рукой.
- Жить будешь, - сердито, но радуясь тому, что не убил его, буркнул Егоров. - Вставай, обопрись…
Гошка встал и оперся на него, а Егоров быстро провел рукой по его карманам. Нащупав в пиджаке что-то твердое, Егоров вытащил у Гошки финку, выточенную из напильника, и сунул себе в карман. Потом они побрели к машине.
Пользуясь темнотой, Волчара тихо вылез из магазина и юркнул в кусты. Какое-то шестое чувство на этот раз помогло Ратанову - он бросился вслед. Волчару настигли у самого леса. Здоровый, физически сильный, он отбивался руками и ногами. С помощью подбежавшего Эдика Ратанов и Тамулис все же закрутили ему руки назад и, низко пригнув к земле, повели к машине.
- И второй здесь, - радостно прошептал Тамулис. Он дышал тяжело. Кожу на виске саднило, больше он пока ничего не чувствовал.
Из деревни уже бежали человек пять с фонарями: участковый уполномоченный районного отдела милиции, который ночевал в Барбешках у председателя сельсовета, сам председатель, бригадир, еще какие-то наспех одетые люди.
Небо быстро светлело. Участковый уполномоченный и бригадир повезли Гошку в больницу.
- С завмага магарыч, - добродушно говорил Егоров председателю сельсовета так, чтобы слышал сидящий на крыльце магазина Волчара. - Едем мы себе преспокойно из Чельсмы в город, и вдруг на ловца и зверь бежит.
- Это можно, - всерьез отвечал председатель и кивал головой. - Как управитесь, так и пойдем ко мне… Ночь ведь сырая… Хорошо помогли, хорошо.
Волчара покривился: "Не повезло. Черень, конечно, поймет, в чем дело, раз меня сегодня не будет на вокзале".
- Эй, мужик, - крикнул он председателю сельсовета, - дай закурить!
Это были его первые слова с момента задержания.
- Ух ты, паразит, - возмутился тот, - хотел у нас магазин ограбить, а мы его папиросами угощай!
- Не журись, мужик, - с усилием ухмыльнулся Волчара. Он все еще не мог взять себя в руки. - Вор украдет - фраер заработает…
- Тогда зачем просить?!
Участковый уполномоченный повез Гошку не в городскую больницу, за реку, а в районную, позвонил оттуда дежурному и остался сторожить раненого. Следующим рейсом - уже в шестом часу утра - Егоров с Тамулисом увезли Волчару.
Когда они уехали, Ратанов прошелся вдоль кустарника.
"С какой стороны преступники пришли к магазину?"
На примятой траве следы были хорошо видны.
"Здесь они шли гуськом, след в след, а вот стали расходиться…"
В том месте, где преступники разошлись, Ратанов ясно увидел след третьего человека, оставшийся на мокрой от росы траве.
4
…Было уже начало третьего. Арслан не звонил. Барков переключил телефон на дежурного и спустился вниз. Здесь было тихо. Дежурный переписывал в толстую книгу телефонограмму, его помощник читал газету. Герман вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождик, и на мокром асфальте скользили огни раскачивающихся на ветру подвесных фонарей. В машине, накрывшись с головой плащ-палаткой, спал шофер. По безлюдной Театральной улице грохотали самосвалы. Они каждую ночь возили за реку бетон к строившемуся заводу агрегатных линий.
Барков отпер дверь маленького домика на углу Театральной и Луначарского и прошел к себе. На столе были разбросаны журналы, бумаги, фотографии, из-под кровати высовывался угол незапертого чемодана. Герман поставил чайник и, пока закипала вода, побрился электробритвой. Потом выпил чаю с булкой, взял со шкафа пачку "Севера" и пошел в горотдел. Было без пятнадцати три.
Он заставил себя прочитать еще раз вчерашнюю газету, лежавшую на столе у дежурного. Прошло только шестнадцать минут. Походил по дежурке.
Дождь кончился. Барков вышел на улицу. Теперь было уже ясно, что Джалилов больше не позвонит. Он прошел через центр и по бульвару спустился на пристань. У дебаркадера стоял транзитный пароход, и по набережной, несмотря на ранний час, гуляли пассажиры. Барков поздоровался за руку с молодым постовым милиционером и повернул назад. Из телефонной будки все-таки позвонил по 02.
- Ничего не слышно от них?
- Нет.
Синева неба понемногу блекла. Появлялись более матовые тона, предвещавшие близкий рассвет. Барков вернулся в дежурку и снова взялся за газету.
Звонок раздался около четырех.
Медсестра Зареченской больницы сообщала, что к ним поступил больной с огнестрельным ранением ноги.
Держа в руке трубку, из которой неслись частые прерывистые гудки, Барков молча смотрел в серое, полуслепое еще окно, выходившее на ту сторону реки.
Там было по-прежнему темно и тихо.
…Углубившись в свои мысли, Барков быстро шел по улице. Дождя уже не было, только ветер сдувал с деревьев последние запоздалые капли. У закрытого еще городского рынка гулко перекликались дворники. Сворачивали к бензоколонкам пустые автобусы.
В скверике недалеко от дома Джалилова Барков остановился. Закурил. Думать о телефонном звонке из больницы больше не хотелось, но чувство тревоги не уходило. Он стоял и курил до тех пор, пока не увидел издалека крепкого невысокого человека в коричневом костюме, маленькой серой кепке и сапогах. Арслан, невредимый, шел по улице, не замечая Баркова, как всегда серьезный, сосредоточенный на своих мыслях. Герман подождал, пока Арслан скрылся за углом, и пошел в столовую завтракать.
5
В воскресенье к семи часам утра они собрались у дебаркадера. Здесь Роговы держали свою "главную семейную ценность". Это была крепкая, просмоленная, видавшая виды рыбацкая лодка. На корме ее красовался новенький мотор "Москва".
Инженер Рогов, муж Нины, худой, длиннорукий, в подвернутых до колен брюках, стоял в лодке, а Барков и Тамулис подавали ему с дебаркадера рюкзаки, весла, канистры с бензином. Рогов, поминутно поправляя падавшие на лоб волосы, рассовывал груз под сиденья, вычерпывал консервной банкой хлюпавшую у него под ногами воду, что-то насвистывал, напевал, успевая в то же время подшучивать над женой и покрикивать на замешкавшегося с поклажей Баркова. Он трудился изо всех сил, стараясь как можно лучше выполнить тайную просьбу Ратанова - "вытащить всех на два дня за город и расшевелить".
Нина Рогова сидела на берегу, на камнях, вместе с подругой Баркова - Галей, и держала за ошейник большую серую овчарку Каро. Собака несколько раз порывалась прыгнуть в лодку, но Нина держала ее крепко и гладила рукой по морде:
- Каро… Каро… Карышек!
- Команде приготовиться! Закончить драть палубу! Закрепить груз! - суетился Рогов - Альгис, отдай швартовы!
Он позвенел кружкой о бутылку, изображая корабельные склянки, и подвел лодку к берегу. Каро прыгнул в лодку первым и улегся в носовой части. Неразговорчивый экипаж лодки медленно занял свои места. Рядом с собакой устроился Тамулис. Нина и Галя расположились на первой скамейке, сзади них сед Барков, а у мотора - "капитан-рулевой Рогов".
- От винта! - по установившейся традиции, надувшись, басом крикнула Нина.
- Есть от винта! - отозвался Рогов. Его длинный нос напоминал небольшой косой парус. От сознания ответственности за порученное ему важное дело, лицо Рогова даже чуть побледнело, на верхней губе выступили капельки пота.
- Пошел!
- Есть пошел!
Рогов несколько раз дернул за трос, полез на корму:
- Свечу забрызгало…
Через несколько минут мотор все-таки завелся, и лодка, высоко задрав нос, плавно двинулась вдоль берега.
У пристани стоял пароход, пассажиры на корме переговаривались, весело кивая в их сторону. Рогов с независимым видом игнорировал их присутствие. Лодка обогнула грузовой причал, прошла устье маленькой речушки. Левый берег был здесь ниже, и во время большой воды его всегда заливало, на правом были сосны и дачный поселок.
Чем дальше отплывали они от города, тем сильнее изменялся облик окружающей природы, все дальше и шире разбегались луга, выше поднимались деревья. Иногда деревья расступались, мелькали пронизанные солнцем светлые поляны, кусты, спускавшиеся к самому берегу.
- Как здорово здесь! - неожиданно вырвалось у Баркова.
Тамулис зачерпнул ладонью воды и намочил голову. Лодку качнуло.
- Смотри, Алик, не упади за борт! - крикнул ему с кормы инженер. - Здесь можно утонуть!
- Учти, Рогов тебя спасти не может, - подхватила Нина, поправляя прическу, - нет опыта: он впервые увидел реку, когда ему исполнилось семнадцать лет…
- Ты прав, Морковкин, хочешь сесть за руль?
- Хочу.
- Главное - не смерть, - серьезно сказал Тамулис. - Главное - что после оперативника ничего не остается: ни зданий, ни самолетов, ни книг. Как будто его и не было…
Рогов почувствовал, куда клонится разговор, и поспешил свернуть на шутку:
- Почему не остается? Если ты упадешь с лодки, то, наверное, оставишь горотделу несколько нераскрытых преступлений. Как вы их называете? "Висячки"?
- Две старые квартирные кражи, - уточнила Нина, - и, если мне память не изменяет, прошлогодний грабеж. Конечно, я не беру во внимание материалы по краже кур. - Она поморщила нос. - Его нелюбовь к этой домашней птице так велика, что он, кажется, не раскрыл ни одной. Так, Альгис?
- Не совсем. Что же касается грабежей, то их два. Я о них вам столько раз говорил, что даже Олег должен был запомнить.
- Как же! Верно: на Лесной и у пруда. Дела эти передадут другому оперативнику. Прочтет он и скажет: "Ну и дуб был покойный Алик Тамулис! Этого не допросил, с тем не побеседовал, не уточнил расстояния, протоколы осмотра мест происшествий, как правило, писал небрежно…"
- Пожалуй, тонуть я не стану, - согласился Тамулис, - а как ты ни говори, оставить на земле дерево или дом все-таки лучше, чем два нераскрыты грабежа…
- Что говорить! - отозвался Рогов. - Тебе еще не поздно пойти в архитектурный… Или в высшее пожарное…
- Олег, не мучь его, - приказала Нина, - мальчик и так тоскует.
Жена Тамулиса с маленьким Витусом все еще жила у свекрови.
Их обогнала длинная, узкая моторная лодка. За рулем сидели высокая, прямая как палка девушка в красной кофточке и толстенький коротко остриженный паренек в черной рубашке и черных очках. Рогов пытался развить "первую космическую" скорость, но их лодка не подходила для соревнований, и красная кофточка вскоре замелькала далеко впереди.
- Ну как, Галя, нравится? - спросил Рогов.
- Нравится. - Она улыбнулась смущенно. Только мотор очень шумит…
Голубоглазая молчаливая девушка чувствовала себя неловко, как будто впервые попала в чужую, незнакомую компанию, словно не она, а другая ходила когда-то вместе с Ниной Роговой в избу, где скрывался обложенный со всех сторон убийца Вихарев. Трудно было привыкнуть к их разговорам, вращавшимся вокруг одной-единственной темы - раскрытию преступлений. Да и с Германом было все как-то ясно. Вот уже год, как они встречались раза два-три в месяц у парка или в кино. Нравится ли она ему? Иногда кажется, что нравится, что он только стесняется при всех быть внимательным и нежным. Вот и сейчас он ни разу не посмотрел в ее сторону и будто даже тяготился ее присутствием. Один раз, ожидая Германа у горотдела, она услышала брошенную кем-то в ее адрес реплику: "Новая пассия Баркова". Вечером нашла в словаре: "пассия - предмет страсти, возлюбленная", а какая-то тревога и неясность все равно остались.
Часа через полтора они проплыли мимо небольшого мыса, где находился пионерский лагерь областного управления, и вошли в устье Парюги. Олег приподнял над водой мотор, чтобы его не стукнуло о дно, а Тамулис с носовой цепью в руках спрыгнул на землю.
Они бывали здесь уже не раз. На маленькой полянке остался след их костра, который в последний раз разжигал Мартынов.
- Живо! Мужчины - за ветками! Женщины - на кухню! - Рогов не давал никому опомниться и сам первый орудовал топором и веревкой, демонстрируя специальные "инженерные" приспособления для рубки хвороста.
Разгоряченные работой, сели обедать. Понемногу у всех поднялось настроение.
- Нина дарю, - сказал Рогов, подавая жене большую еловую шишку, слегка поцарапавшую ему локоть.
- Спасибо. Лучше прибереги к моему дню рождения. Или приурочь к какому-нибудь торжественному случаю.
- Самое интересное, друзья: Нина, как и большинство ее подруг, все праздники, исключая 23 февраля, считает своими личными и не прочь получить подарок!
- Будь, Олег, правдив: только 7 ноября, 8 марта и 1 Мая.
Олег любил справедливость:
- А на День авиации?
- Дарил, дарил… Вспомнила: даже на День строителя! Они с Андреем, - Нина улыбнулась, - сделали женам подарки: Андрюша Мартынов унес из дому две книги, и Олег взял из шкафа две, поменялись и подарили нам с Ольгой. По две книги с трогательными надписями. На следующий праздник снова подарки. И опять книги: "Оливер Твист" и "Далеко от Москвы". Увидела как-то Ольга Мартынова мою книжную полку, и эпопея с книгами закончилась…
- Андрей был большой выдумщик, - сказал Tамулис.
Все замолчали, только один Рогов, как хозяин лодки и руководитель экспедиции, продолжал делать все чтобы воскресная прогулка была веселой и легкомысленной.
- Книга - лучший подарок, Нина, это тебе каждый скажет!
Гале стало смешно: хмурые и недоступные, как раньше казалось, оперативники на ее глазах превращались в мальчишек, и ей захотелось сказать им что-нибудь приятное.
- За раскрываемость преступлений! - робко предложила она, поднимая стакан с вино?
Все засмеялись.
- За раскрываемость, - благодарно улыбнулся ей Барков. - За друзей новых и старых.
После обеда сыграли в футбол: Герман с Ниной против Олега и Гали. Тамулис очень серьезно, с соблюдением всех тонкостей игры судил этот матч, бегая по поляне с милицейским свистком. Потом Герман учил Галю управляться с лодочным мотором, Рогов занялся спиннингом.
На закате они снова сидели на берегу. По реке все чаще и чаще шли самоходки.
- "Сенатор", - прочла Нина на крышке пивной бутылки.
- Если бы на месте преступления осталась такая крышка, - сказал Тамулис, - я бы первым дело проверил поступление пива на транзитные пароходы.
- Наше умение раскрывать преступления уже и известно многим, - вздохнул Барков.
- Мы! Мы даже не проверили, есть ли такая кличка - Черень! - возмутился Тамулис. - А я ездил к пенсионеру, к Шишакову, и он помнит, что слышал эту кличку.
- Лейтенант Тамулис, - прервала их Нина, как лицо начальствующего состава милиции, старший по званию, приказываю вам замолчать и больше не касаться вопросов службы: нас здесь могут подслушать!
Тамулис огляделся:
- По-моему, я ничего такого не сказал…
Иногда он совсем не понимал шуток, и еще Андрей Мартынов как-то заметил, что Алик не улавливает разницу между анекдотом и загадкой.
- Старший лейтенант Барков! Ваша очередь. Говорите о природе.
- Слушаюсь, товарищ начальник! - Барков вскочил. - Природа делится на живую, неживую, сушу, воду, еду и растения. Еда делится на…
- Все, товарищ старший лейтенант, переходите ко второму вопросу - о любви.
- Любовь делится на…
- Все ясно, товарищ старший лейтенант, чувствуется метод и система. Вы свободны в выборе других тем.
- Темы делятся…
- Ты все это тогда еще, на гауптвахте, усвоил? - с завистью спросил Рогов.
- Нет, Олег, я прочел это в книге К. Керама "Боги, гробницы, ученые". Ты не дарил жене эту книгу? На День артиллерии?
- Отчего бы, Барков, вам не написать обо всем этом, - пропустив мимо ушей ехидный намек, сказал Рогов, - и не послать в журнал, хотя бы в "Советскую милицию"? Гонорар бы получили, признание.
- Не пойдет, - вздохнул Барков, - могут переслать Веретенникову с просьбой разъяснить автору все на месте: что и как. И подпись будет на сопроводительном отношении: начальник литературной части капитан милиции имярек.
На проходившем пароходе включили радиолу. Над рекой загремел фокстрот. Галя почувствовала, как что-то мягкое и теплое коснулось ее колена. Она повернула голову: свирепый Каро, положив морду ей на ногу, следил глазами за пароходом.
- Гляди, - Олег толкнул Нину локтем, - признал Каро. Это что-нибудь да значит…
Нина провела рукой по голове мужа, тихо шепнула:
- Спасибо тебе.
- За что?
- За отлично проведенный день. Я уже давно так хорошо, беззаботно не отдыхала. Да и мальчишки тоже.
- Может, и была такая кличка Черень, - ни к кому не обращаясь, словно продолжая начатый разговор, сказал в это время Барков, - да только Андрей сказал "черт" или "чернь"…
Они вернулись в город в понедельник поздно ночью.
Автобусы уже не ходили, и, пока мужчины убирали мотор и снасти, "женский персонал" дремал на скамье у дебаркадера.
- Вперед, друзья, - сказал, наконец, Рогов, - я знаю: за эти два дня Ратанов обязательно придумал для вас что-то интересное.
- Люблю Ратанова, - вставая со скамьи, призналась Нина, - легко с ним работать!
А у Гали неожиданно испортилось настроение: поездка кончилась, а с ней и два дня не омраченного ничем счастья. "Зачем я ему нужна? - думала она теперь, закрывая глаза. - Зачем я с ним езжу? Может, у меня нет ни капли девичьего самолюбия? Писали ведь в "Комсомолке"…"
Потом они шли по пустынным улицам.
У почтамта мимо них на большой скорости промелькнул "Москвич", а вслед за ним, отставая на какие-нибудь метры, стремительно пронесся милицейский "газик". Они не заметили, кто сидел в "газике", так как еще через мгновение впереди были видны только летящие огоньки стоп-сигналов.
На секунду все остановилось: скорость машин была пугающей.
- В ГАИ всегда так носятся, - успокоил Тамулис, - другой скорости там не признают.
Они прошли мимо дома, в котором жил Ратанов.
- Не спит, - сказал Тамулис, глядя на освещенное окно. - Может, случилось что-нибудь?