Ратанов в это время разговаривал по телефону. В течение дня он несколько раз посылал за Джалиловым, но в квартире никого не заставали. Вечером соседка сказала, что Арслан с сестрой и с племянником еще в субботу уехали в деревню, к товарищу по заводу. Соседка видела, как Майя в сарафане выходила с малышом на улицу из дому. У мальчика в руках был сачок для бабочек. Арслан догнал их у калитки, в новом зеленом костюме, с хозяйственной сумкой в руках. "Такой актуальный, совсем как инженер из восемнадцатой квартиры", - умиленно сказала соседка.
Ратанов разговаривал по телефону.
В ночь на понедельник Джалилов на работу не вышел.
6
Барков пришел в отдел с опозданием на шесть минут и, не встретив никого из начальства, проскочил в кабинет, где Тамулис в волнении расхаживал взад и вперед от окна к двери.
- Мне снился страшный сон, - не замечая его расстроенного лица, весело объявил Барков. - Мне снилось, что Веретенников всю ночь сидел у моей кровати, когда я спал, и ласково гладил меня по темени. Я проснулся в поту. Представляешь?
- Где ты бродишь? - набросился на него Тамулис. - Ты знаешь, что Арслан арестован?
- Джалилов?!
- Да. Вчера вечером.
- Ничего не понимаю… Кто тебе сказал?
- Дежурный. Веретенникову стало известно, что Джалилов был вместе с Волчарой и Гошкой в ту ночь у магазина…
- Может, съездить к сестре Арслана?
- Давай подождем Ратанова.
Ратанов был в управлении, на оперативке у начальника уголовного розыска области. В небольшом заполненном сотрудниками кабинете, несмотря на ранний час, было душно, оперативка шла медленно, потому что начальнику уголовного розыска беспрестанно звонили по телефонам, и, пока он, чуточку заикаясь, вежливо объяснял, что занят - у него "оп-перативное с-совещание", возникали томительные паузы.
Ратанов освободился только к одиннадцати и пешком пошел в горотдел.
Приближался полдень, и было жарко. У массивного красного здания управления шелестели листьями деревья. Немногочисленные прохожие предпочитали идти в тени, ближе к домам, или по бульвару, занимавшему средину улицы.
Вернувшись к себе, Ратанов сразу же позвонил Гурееву:
- Заходите вместе с Барковым и Тамулисом. Захватите материалы обыска на квартире Волчары.
Барков вошел первым.
- Игорь Владимирович, вы знаете, что Джалилов арестован?
- Шальнов мне сказал, что арест связан с совершенным Джалиловым преступлением еще до приезда сюда, к нам в город.
- Этого не может быть: он сразу приехал к сестре!
- Да? - Ратанов удивился. - Может, Шальнов что-нибудь перепутал?
- И потом Арслан будто бы сопровождал Волчару к магазину…
- Я пытался вчера встретиться с Джалиловым, но его не было дома… Ты не волнуйся, в ближайшие дни мы все выясним. Сейчас нам нужен максимум собранности: Волчара - противник, заслуживающий самого серьезного внимания.
- Могу? - открыл дверь Гуреев. Он нес конверт с изъятыми на квартире Волчары бумагами.
За ним, неслышно прикрыв за собой дверь, вошел Тамулис.
Письма, найденные при обыске, кроме одного, не представляли никакого интереса. Собственно, это было даже не письмо, а половина листка из школьной тетрадки с оборванным верхом.
"Слушай внимательно, - писал автор письма, - убьют меня…" И далее неразборчиво: то ли "соев", то ли "сыв", "пэ пэскэ о постюмо или ури одова". "Если ты этого не сделаешь, не считай нас братьями, а что не нужно, герав дурэдыр".
- Ну, давай, Барков, покажи, как ты знаешь жаргон, - покровительственно сказал Гуреев. Субботу и воскресенье он провел вместе с тестем в коллективном саду, на воздухе, и теперь чувствовал себя морально и физически отдохнувшим.
Барков не мог вспомнить ни одного похожего слова и напрасно несколько минут коверкал их так и этак:
- "Герав"… "Гарав"… "Гурав"…
Ратанов предположил, что слова взяты из какого-то незнакомого языка - может, мордовского или чувашского, тем более что мать Волчары была родом откуда-то из Вятских Полян.
Не придя к определенному выводу, они стали просматривать другие бумаги.
Тамулис обратил внимание на рецепт: пенициллин - по триста тысяч единиц, через двенадцать часов, 17 февраля, фамилия врача неразборчива. Бланк первой городской больницы.
Слово "ури" в письме Гуреев считал безграмотно написанным словом урки. Однако в других словах ошибок не было.
- Разрешите от вас позвонить, Игорь Владимирович? - спросил Тамулис.
Ратанов кивнул.
- Регистратура? С вами говорит Тамулис из уголовного розыска. Здравствуйте! Кто со мной говорит? Я вас попрошу срочно поднять карточку больного Варнавина Виктора Николаевича. С чем он обращался к вам в феврале? Я подожду…
Гуреев недоуменно пожал плечами.
- Не обращался? Это точно? Большое спасибо. До свиданья.
Он выразительно посмотрел на всех.
- Теперь тебе легче? - спросил Гуреев.
- А вам дата рецепта ничего не говорит?
Гуреев покраснел: "Да. На другой день после той зимней, так до сих пор и не раскрытой кражи из универмага. Любопытно".
- Первое. Найти врача, выписавшего этот рецепт. Сейчас сюда придет Карамышев. Я звонил ему, - сказал Ратанов.
- Игорь Владимирович, - как-то снисходительно сказал Гуреев, - может, вы подозреваете Варнавина в убийстве Андрея? Так я проверял у него железнодорожный билет. Он приехал в день похорон. Даже чемодан был при нем. Я докладывал Шальнову…
Ратанов удивленно посмотрел на Гуреева.
- Билет вы не изъяли?
- Во время обыска я видел его в шкатулке на комоде - можно за ним съездить…
Сердиться на Гуреева было бесполезно: как ему казалось, он все делал старательно и добросовестно. Не дорабатывал он "чуть-чуть". И это "чуть-чуть" делало его невезучим и ненадежным работником, несмотря на весь его опыт.
- Билет нужно срочно привезти, - только и сказал Ратанов. - Это важно.
- Смотрите, - сказал Барков, - молитва…
На сложенном несколько раз листе бумаги карандашом было написано: "Псалом 90… Бог мой, и уповаю на Него, яко той избавит тя от сети ловчи и от словеса мятежна…"
- От засады, - перевел Барков, - и от допросов…
- Глубоко религиозный вор.
Позвонил Шальнов:
- Зайди!
Он сидел в своей обычной позе, обложившись со всех сторон делами, папками, толстыми тетрадями и журналами в картонных переплетах с грифами "секретно" и "совершенно секретно".
Подперев рукой голову, Шальнов смотрел на дверь.
- Привет, - кисло сказал он Ратанову, - с рыбокомбината опять ящик с консервами утащили…
Это прозвучало у него тяжело и устало, и со стороны могло показаться, что он озабочен и устал потому, что все эти сутки, пока Ратанов отсутствовал, он, забыв о еде и сне, изнервничавшись, как черт, мотался в поисках этого ящика по комбинату и по Старой Деревне, опрашивал на рассвете сторожей и дворников и прочесывал Большой Шангский лес. Можно было даже подумать, что Шальнов нес какую-то особую персональную ответственность именно за этот ящик консервов. Но Ратанов знал, что Шальнов на месте кражи не был.
- Мне докладывали, - сказал Ратанов, - ребятам из ОБХСС нужно обратить больше внимания на этот комбинат. Что с Джалиловым?
- Двойную игру вел. Сообщил нам, что Волчара на кражу идет, а сам вместе с ним участвовал. И почему Барков так поверил в этого Джалилова? Прокурор дал санкцию на арест пока условно, на десять суток. За это время Веретенников все перепроверит- и странную историю с его рубашкой и показания сестры… Веретенников еще утрет нам нос, посмотришь…
- Вы по-прежнему верите в причастность Джалилова к убийству?
Шальнов хрустнул переплетенными пальцами:
- Как бы нам потом головы не сносить…
7
Волчару допрашивали в жизни, наверное, десятки раз; следователей он повидал разных тоже немало. Он видел и молоденьких мальчиков, только что пришедших со школьной скамьи, которые разговаривали с ним сначала неестественно строго, а потом с жалостью взывали к его больной, как им казалось, совести, и умилялись, и страдали сами больше его. Видел он и старых, опытных оперативников: они угощали его на допросах бутербродами и кефиром, говорили, что знают все и без него, но хотят "проверить его совесть". И те и другие добивались от него одного - признания.
На допросах Варнавин держал себя всегда одинаково - вежливо, но без униженности, спокойно, но без вызова; больше молчал. Когда ему предлагали курить - курил, брал папиросу не спеша, с выдержкой, иногда отказывался, когда считал, что следует показать характер. Он знал, что терпение и выдержка в его теперешнем положении - это лучшая броня против любого следователя, а откровенность - как солодковый корень: сосешь - приятно, а потом - горько.
Ратанов и Карамышев знали, с кем они имеют дело, и вели допрос спокойно и терпеливо, выбрав для этого кабинет отсутствующего Альгина.
Они начали допрос после обеда, часа в три дня, и опытный Варнавин, для которого это было очень важно, не мог понять, в какую смену они работают, когда они начнут, спеша домой, комкать допрос и когда зададут самые важные вопросы.
Он отвечал медленно, как можно короче, навязывал свой темп разговора, который ускорить им было трудно, так что никакой вопрос не мог застать его врасплох. Единственное, на что он не мог повлиять, была расстановка вопросов. Они расспрашивали его о детстве, о поездке в деревню, о здоровье, снова о деревне, о покупке железнодорожного билета и снова о здоровье, о том, когда обращался к врачу, о Барбешках.
Эта неопределенность, оставшийся непонятным тайный смысл вопросов тревожили его все больше и больше. И против всего этого был только его опыт, довольно ограниченный срок времени на ведение следствия по его делу и Черень, который уже, конечно, знал, что он арестован, и должен был делать все, чтобы помешать следствию.
- Что мне кажется, - тихо начал Карамышев, когда Волчару увели, - мне кажется, - голос его звучал все громче и задорнее, - это така-а-ая рыба, которую я еще никогда не выуживал.
- И по-моему, тоже…
Они смотрели друг на друга, как заговорщики.
- Мы должны пройти по его следу шаг за шагом, проверить день за днем все время, пока он был на свободе.
- Подожди, призовем сыщиков и перейдем в мой кабинет.
- Мы должны снова поднять дела по нераскрытым преступлениям прошлых лет, - сказал Ратанов, садясь за свой стол и оглядывая всех собравшихся, - Центральный универмаг, часовую мастерскую, запросить дела по области из тех районов, куда Варнавин выезжал…
- Не мог он приехать раньше, а потом достать где-нибудь билет? - спросил Тамулис.
- Ты попал в самую точку, - засмеялся Карамышев. - Именно.
- Ставку делать надо не на признание, а на сбор и закрепление иных доказательств.
Возбуждение Ратанова и Карамышева передалось и Тамулису.
- Подготовить себе алиби, тайно вернуться в город, чтобы совершить кражу из нового универмага…
- Что ж, поломать голову есть над чем, - сказал Ратанов.
…Шедший по коридору Гуреев услышал за дверью в кабинете Ратанова длинный тревожный звонок. Он вспомнил о новоселье, на которое был приглашен вечером, и замедлил шаг.
Ратанов, видимо, говорил по другому телефону и не мог сразу снять трубку. Потом тревожный звонок прекратился. Гуреев быстро загадал: если он успеет дойти до дверей своего кабинета и Ратанов в коридор не выйдет, то все обойдется. Стараясь не спешить, но и не особенно замедляя шаг, он двинулся дальше. В кабинете Барков уже убирал со стола документы.
- Ратанов сейчас звонил: кража на улице Наты Бабушкиной…
"Вот и все, - подумал Гуреев про новоселье, - хорошо, что хоть подарок не успел купить".
Он вытащил из сейфа пистолет и, на ходу засовывая его во внутренний карман, как блокнот или бумажник, - надевать кобуру было уже некогда, - выбежал в коридор.
Ратанов запирал свой кабинет.
- Поскорее!
Они побежали по лестнице.
Машин в городе было не так уж много - не Москва, тем не менее светофоры неумолимо и педантично настигали их почти через каждый квартал. Эдик виновато чертыхался. Остальные пригнулись к окнам: на месте очевидцы могли назвать приметы преступника, и тогда будет важно вспомнить, не попадался ли он им по дороге.
"Трое одного роста… синий комбинезон… высокий в кепке… студенты…"
Гуреев запоминал почти автоматически; у этого тяжеловатого на подъем, держащего себя всегда с достоинством старшего опера была цепкая зрительная память, о которой в отделении все знали. Но сегодня это давалось с трудом: он невольно думал и о новоселье и поэтому никак не мог сосредоточиться на мелькавшем вдоль панели людском калейдоскопе.
Наконец серая неприметная "Победа", пробившись между двумя тяжелыми самосвалами, свернула на улицу Наты Бабушкиной.
- Вон восемнадцатый дом, - сказал Ратанов, берясь за ручку дверцы, - нас встречают.
Эдик резко затормозил у группы людей, стоявших на тротуаре. Ратанов и Егоров сразу вошли в середину маленького кружка, а Гуреев и Барков присоединились к любопытствующим, прислушиваясь к разговорам и отыскивая людей, которые могли оказаться полезными.
- Выбрали время, когда никого в квартире не было…
- Я как чувствовала, пошла за молоком - вернулась… Думаю, зять сходит. А то бы и к нам забрались…
- Когда надо - милицию не найдешь днем с огнем, а когда не надо - и милиционер, и участковый, да еще и мотоцикл…
Ратанов и Егоров молчали. Они привыкли принимать на свой счет все упреки в адрес милиции.
- Небось режутся там у себя в "козла", - громко сказал мужчина-пенсионер в лицо Ратанову.
У Ратанова даже желваки заходили под скулами, но он сдержался. Тяжелая, оболганная недоброжелателями любимая работа! Кто же виноват, что ты видна окружающим обычно не более чем на одну двадцатую часть, что еще о девяти двадцатых знают рядовые оперативники, выполняющие отдельные поручения, что всю громадную работу по раскрытию серьезных преступлений - и уголовного розыска, и следователей, и участковых уполномоченных, и милицейского состава, и ОРУД - ГАИ, и других служб - знает от начала до конца лишь считанное число людей!
- Кто видел во дворе посторонних людей? - спросил Ратанов.
Все замолчали.
В это время подъехала вторая машина, с экспертом-криминалистом Егоровым и проводником с овчаркой.
- Ну как? - спросил эксперт у Баркова.
Тот качнул головой в сторону.
Они вошли в дом…
Кто видел семью, оставшуюся по вине негодяя без денег, без зимней одежды, без купленного за счет экономии всех членов семьи отреза на платье или костюм, уже три месяца ожидавшего в развороченном теперь шифоньере своей очереди на шитье; кто видел, как, отвернувшись к стене, стоит уже немолодой широкоплечий мужчина, пережидая, пока исчезнет в горле застывший комок, а потом только говорит сдавленно: "Ничего, дело наживное", - а маленькая девочка тем временем вырывается из рук соседки, чтобы крикнуть в коридор: "Мама, не плачь, мама, не надо!" - тот не может уже никогда спокойно и равнодушно слушать или рассказывать о ворах, о кражах. Он не может не ненавидеть людей, несущих горе труженику; и если он работает в уголовном розыске и помощь людям стала его профессией, он не сможет думать ни о себе, ни о своей семье, пора не найдет преступника…
Карату никак не удавалось взять след, он пробегал метров пятнадцать, кружился на месте, останавливался, и все повторялось сначала. Проводник нервничал.
- Морозов, - крикнул ему Егоров, - не торопитесь!
Наконец, взяв след, Карат миновал то место, где он начинал кружить, и свернул к скверу. Морозов, а за ним Барков мелькнули между невысокими кустами шиповника. Люди на скамейках повернули головы в их сторону. Егоров и Гуреев разошлись по соседним подъездам, а остальные занялись осмотром квартиры. Вскоре вернулся Барков: Карат вывел на шоссе и потерял след.
Ратанов позвонил по телефону в отдел: никому не отлучаться - будет работа.
Вскоре Гуреев и молодой парнишка из оперативного отряда уже стояли у выхода на перрон, присматриваясь к уезжавшим пассажирам. Гуреев небрежно поглядывал вокруг поверх полуразвернутой газеты, а его молодой напарник, прислонившись к ограде, бросал вокруг пристальные, подозрительные взгляды, приводившие в трепет видавших виды станционных носильщиков.
Где-то на автобусных линиях работала группа Тамулиса.
Периодически все связывались по телефону с дежурным. Сначала от Ратанова поступил запрос установить, где куплен автобусный билет № НП 5664321, - его нашли в прихожей. Тамулис, звонивший с другого конца города, из диспетчерской, несколько раз просил повторить номер.
Около двадцати часов дежурный сообщил: на боковой стенке шифоньера эксперту удалось обнаружить отпечаток большого пальца, вполне пригодный для исследования. Кроме того, стало известно, что преступник курил сигарету "Прима".
Вернувшись в отдел, эксперт заперся в своем кабинете. Это был уже немолодой опытный работник, страстный филателист, человек с устоявшимися привычками и странностями. Ратанов ждал его заключения у себя в кабинете, заказав телефонный разговор с начальником уголовного розыска дорожного отдела.