- Зачем? - отозвался Клинг. - Джерри Блум, Конкорд, тысяча двести четыре, шесть вечера, суббота.
- Гасси! - крикнул Шеффер. - Пора!
- До субботы, - сказала Августа и, снова удивив Берта, поднесла к губам кончики пальцев, послала ему воздушный поцелуй и направилась к нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу Рику Шефферу.
Клинг стоял растерянно моргая.
Ашмид-авеню находилась неподалеку от делового центра Калмспойнта и Музыкальной академии. Когда Клингу было семнадцать, он отправился на свидание с девочкой, которая жила в этом районе, и с тех пор зарекся здесь бывать. Они договорились встретиться в половине девятого, он выехал из Риверхеда ровно в семь, сел на поезд у Аллена и ехал полтора часа до Кингстон-Парквей, как ему и было велено, затем он бесповоротно заплутал в лабиринте улочек с незнакомыми названиями и явился в дом своей возлюбленной в десять вечера. Открывшая дверь мать сообщила, что дочь ушла с подругой в кино, а когда Клинг робко попросил разрешения подождать, та ответила: "Думаю, это ни к чему". С тех пор он бывал в Калмспойнте крайне редко, да и то все больше по делам службы.
"Сульцбахер реалти" находилась в двухэтажном здании между супермаркетом и винным магазином. Вход был как раз между двух витрин, в которых выставили фотографии домов этого района. Через витрину Клинг увидел комнату, а в ней два стола. За одним сидел человек и читал какую-то книгу. Когда Клинг вошел, он оторвался от чтения.
- Чем-то могу быть вам полезен? - спросил он, поздоровавшись.
На нем был коричневый деловой костюм, белая рубашка, полосатый галстук. На лацкане виднелся значок местной Торговой палаты, из нагрудного кармана торчало несколько сигар.
- Надеюсь, - сказал Клинг и представился, предъявив значок и удостоверение. - Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, - добавил он.
- Присаживайтесь, - сказал человек в коричневом костюме, показывая на деревянный стул у стола. - Меня зовут Фред Липтон, и я готов помочь, чем могу.
- Мистер Липтон, одну из ваших фирменных ручек нашли в квартире, где была совершена кража…
- Одну из фирменных ручек?
- Да, на ней вытиснено название фирмы.
- Ах, да! Конечно. Это Нат заказал ручки, чтобы лучше разрекламировать нашу деятельность.
- Нат?
- Президент нашей фирмы. Нат Сульцбахер. Я-то лишь менеджер по продажам. - Липтон открыл верхний ящик стола и выложил на стол с полдюжины шариковых ручек. - Вот эти? - спросил он.
Клинг взял одну, осмотрел и кивнул:
- Да, наша похожа на эту.
Тут отворилась дверь и вошел высокий темноволосый человек.
- Привет, Фред, - сказал он. - Ну, много домов продал?
Мистер Сульцбахер, это детектив…
- Клинг.
- Да, детектив Клинг. Он расследует квартирную кражу.
- Вот как? - удивленно поднял брови Сульцбахер. - И что же?
- Они нашли там одну из наших ручек.
- Правда? Разрешите взглянуть.
- У меня ее нет с собой.
- Как же я смогу ее тоща опознать?
- На ней название вашей фирмы…
- Вот как? Так что же вас конкретно интересует, молодой человек?
- Ну, раз ручка оказалась на месте преступления…
- Надеюсь, вы не подозреваете нас в квартирной краже?
- Нет, нет, просто я подумал…
- Потому что мы не домушники. Мы торгуем недвижимостью. В том числе и домами. Но по квартирам не шарим.
- Никто и не подозревает вас или мистера Липтона в кражах. Но мне хотелось бы знать, как вы раздаете ручки.
- Знаете, сколько таких ручек я заказал? - спросил Клинга Сульцбахер.
- Сколько?
- Пять тысяч.
- Неплохо! - воскликнул Клинг.
- А за последние полгода мы раздали примерно половину запаса. Ну уж две тысячи, по крайней мере, ушли… Неужели вы думаете, я запомнил, кому именно достались ручки?
- Но скажите, вы раздавали их клиентам или…
- В основном клиентам, но и случайным посетителям тоже доставалось. Например, кто-то заходит к нам, задает вопросы о покупке недвижимости, и мы на прощание даем ему ручку, чтобы он не забыл название нашей фирмы. Как-никак в Калмспойнте хватает подобных учреждений.
- Вот как? - огорченно протянул Клинг.
- Вот так, - подтвердил Сульцбахер. - Извините.
- Это вы меня извините, - сказал Клинг.
На сей раз уже никто не заподозрил ошибку. В конверте, который прибыл с дневной почтой, была еще одна фотокопия портрета Джорджа Вашингтона, каковую тотчас же прикнопили к доске объявлений, где тем самым образовалась своеобразная портретная галерея. Два Дж. Эдгара Гувера и два Джорджа Вашингтона.
- Что он хочет этим сказать? - спросил Хоуз.
- Понятия не имею, - ответил Карелла.
- Но это он нарочно, - сказал Мейер.
- Вне всякого сомнения.
Трое детективов стояли у доски и созерцали портреты, словно находились в музее.
- Откуда он берет портреты? - спросил Хоуз.
- Отовсюду, - ответил Карелла. - Из книг, журналов. Из газет.
- Значит, это все равно не наведет на его след?.. - грустно осведомился Хоуз.
- Нет. Даже если мы найдем источник, что толку?
- Это точно.
- Главное, понять, к чему он клонит.
- Что мы пока поняли? - спросил Мейер.
- Пока нам известно, что он хочет похитить полмиллиона долларов тридцатого апреля, - сказал Хоуз.
- Это не совсем так, - поправил его Карелла.
- То есть?
- Он сказал: "С вашей помощью". Помните? Он сказал, что хочет похитить с нашей помощью полмиллиона долларов в последний день апреля.
- С чьей помощью? - переспросил Мейер.
- С нашей, - повторил Карелла.
- А может, он имел в виду только тебя? Как-никак он говорил именно с тобой.
- Может и так, - согласился Карелла.
- И конверты адресованы именно тебе. Может, он считает, что у тебя с ним есть что-то общее.
- У нас действительно есть кое-что общее.
- Что же?
- Мы стреляли друг в друга. Чуть не умерли. Но выжили.
- Что ты можешь сказать? - спросил Хоуз.
- В каком смысле?
- Ну, есть у тебя какие-то соображения, почему он посылает тебе эти портреты?
- Никаких соображений, - развел руками Карелла.
- Гувер и Вашингтон, - пробормотал Мейер. - Что, собственно, между ними общего?
7
"Дело Иисуса", как окрестили дело распятого молодого человека язычники из Восемьдесят седьмого участка, продвигалось крайне медленно. Пока так и не удалось опознать труп, и Карелла опасался, что если в ближайшие несколько дней они не сумеют установить личность покойного, то "Дело", скорее всего, придется списывать в архив. Пока они не установят, что мистер такой-то был убит неизвестным лицом или лицами, он будет носить имя, которое дал ему доктор Кортес из "скорой" - "труп". Очередной ярлык, думал Карелла. Труп. Безымянный труп. Безжизненная масса плоти и костей. Его никто не хватился, о его исчезновении никто и не подумал заявить, и он был похоронен на муниципальном кладбище за счет города. В городе и без того хватало жертв убийц - с именами, фамилиями, адресами, скорбящими родными и близкими, и потому было бы просто абсурдно заставлять и так перегруженных сверх всякой меры детективов тратить драгоценное время на розыски убийцы того, кто, словно призрак, бродил по улицам этого города и сгинул при загадочных обстоятельствах. Что и говорить, такие люди-призраки не вызывают у публики особого сочувствия.
Утром в четверг, пока Карелла совершал обход магазинов в районе Харрисон-стрит, пошел сильный дождь. "Делу Иисуса" было уже четыре дня, и Карелла знал, что, если в самое ближайшее время он не отыщет какой-то след, папка окажется в архиве в "шкафу нераскрытых преступлений". Иначе говоря, это означало, что расследование закончено раз и навсегда. Не завершено, но закончено - или отложено до тех пор, пока случай не прольет на него дополнительный свет, а это может произойти через месяц, через год - или вообще не произойти никогда. Мысль о том, чтобы похоронить "Дело" через два дня после того, как похоронили его главного героя, казалась Карелле совершенно неприемлемой. Это вызывало в нем какой-то неосознанный протест. Причем не потому, что этот аноним умер мучительной смертью, распятый без креста, но потому, что, как подозревал Карелла, это затронуло какие-то его глубинные чувства. Он не был в церкви со дня свадьбы сестры, имевшей место более тринадцати лет назад, но помнил, какие чувства вызвали в нем священники с кадилами, запах ладана, мальчики в белом, прислуживавшие в алтаре, распятый Христос. В детстве он не отличался религиозностью, да и потом мысли о Боге редко посещали его. Но этот распятый человек в пустом доме странным образом был связан в сознании Кареллы со смертью ради спасения человечества, и он не мог примириться с мыслью, что эта смерть оказалась совершенно напрасной.
Дождь поливал мостовые с такой яростью, с какой пулеметы обстреливают ничейную землю, за которую идет бой. Сверкнула молния, а затем раздался такой жуткий раскат грома, что Кареллу чуть не вытряхнуло из одежды. Карелла бросился к ближайшей двери, открыл ее, вошел в помещение, кое-как выжал мокрый плащ, вытер платком волосы. Только потом он осмотрелся и решил, что попал в картинную галерею, где демонстрируются работы какого-то скульптора. На длинных столах и полках были выставлены изображения, обнаженной девушки - то величиной с кулак, то высотой в три и даже четыре фута. Автор использовал лишь одну модель - высокую, стройную девушку с маленькими, хорошо очерченными грудками, узкими бедрами и длинными волосами до середины спины. Она то стояла, то сидела, то лежала на боку. Казалось, это все отражения одной и той же фигуры, запечатленной в разных зеркалах, которые уменьшали объект и фиксировали жизненную силу в материалах прочнее, нежели человеческая плоть. Карелла заинтересовался выставкой, стал внимательно разглядывать фигурки и не сразу обратил внимание на человека, вышедшего из задней комнаты, - высокого блондина, лет двадцати восьми с темными глазами и крупной головой с львиной гривой. Его левая нога была под толстым слоем бинтов, на правой Карелла заметил белую теннисную туфлю.
Карелла мысленно отметил, что в настоящее время в этом городе десятки тысяч человек носят белые теннисные туфли - на правой, левой, а также обеих ногах. Правда, Карелла не мог сказать, у скольких из них имелись мастерские в нескольких кварталах от дома, где было совершено зверское убийство.
- Чем могу быть полезен, сэр? - осведомился блондин на костылях.
- Я из полиции, - сообщил Карелла.
- Вот как?
- Детектив Карелла. Восемьдесят седьмой участок.
- Вот как? - снова произнес блондин. Он не попросил гостя предъявить значок или удостоверение, и Карелла не спешил это сделать.
- Я расследую дело об убийстве, - сказал он.
- Понятно… - Блондин проковылял к одному из длинных столов и примостился на краешке, рядом с бронзовой девицей, которая отдыхала, опустив глаза, напоминая позой нагую монахиню. - Сэнфорд Эллиот, - представился блондин. - Для друзей просто Сэнди. А скажите, кого убили?
- Пока мы сами этого не знаем, - отозвался Карелла. - Я как раз и пытаюсь установить личность убитого, хожу по району…
- Когда это случилось?
- В прошлое воскресенье.
- Меня в воскресенье не было в городе, - сказал блондин с некоторой поспешностью. Кареллу удивило, почему его собеседник так поспешил заявить о своем алиби, хотя тема убийства была затронута в самых общих чертах.
- Вот как? Где же вы были?
- В Бостоне. Я там провел уик-энд.
- Бостон хороший город, - сказал Карелла.
- Очень неплохой.
- Так или иначе, я прошу местных жителей посмотреть на фотографию…
- Я тут мало кого знаю, - сказал Эллиот. - Живу в городе с января, да и то больше держусь особняком. Работаю в студии в задней части дома и пытаюсь продавать скульптуры в этом магазинчике. У меня здесь мало знакомых.
- Зато в магазине бывает много народу, - сказал Карелла.
- Да, но я спрашиваю, как их зовут, только если они что-то у меня покупают.
- Понимаю, - кивнул Карелла. - Но, может, вы все-таки взглянете на фотографию?
- Если вам угодно. Хотя, повторяю, я тут мало кого знаю, - сказал Эллиот.
- Вы вообще из Бостона?
- Простите?
- Я понял, что вы родом из Бостона.
- Нет, я вообще-то из Орегона. Но в Бостоне учился. В школе изящных искусств при Бостонском университете.
- И вы, значит, провели там воскресенье?
- Да, ездил навестить друзей. Там их у меня как раз много.
- А здесь мало?
- Совершенно верно.
- Вы повредили ногу до поездки или после?
- До.
- И поехали туда, уже передвигаясь на костылях?
- Да.
- Вы вели машину?
- Нет, меня отвезла одна моя знакомая. Она позирует для меня, - и Эллиот кивком головы показал на скульптуры.
- А что у вас с ногой?
- Несчастный случай.
- Перелом?
- Нет, растянул лодыжку.
- Иногда растяжение бывает хуже перелома.
- Да, доктор мне тоже это говорил.
- А кто ваш доктор?
- А почему вас это интересует?
- Так.
- Мне кажется, доктор тут ни причем, - сказал Эллиот.
- Скорее всего, - согласился Карелла. - Может, вы все-таки взглянете на снимок?
- Послушайте, - вдруг закипятился хозяин. - Вы и так отняли у меня массу времени. Когда вы вошли, я работал. А когда я работаю, я не люблю отвлекаться.
- Понимаю, - сказал Карелла. - Но все же взгляните.
- Что толку. Я все равно этого парня не знаю. Все мои друзья живут в Бостоне.
- Посмотрите, - сказал Карелла, протягивая фотографию Эллиоту.
Тот мельком глянул на снимок и пробормотал:
- Нет, я его не знаю.
Карелла забрал снимок, положил в блокнот, спрятал его в карман, поднял воротник плаща и, сказав "спасибо", вышел на улицу. Там по-прежнему дождь лил как из ведра, и Стив припустил во всю прыть, пока не оказался возле кафе на углу. Войдя внутрь, он немного пофыркал, покачал головой, как это делают те, кто спасается бегством от ливня, потом снял плащ, повесил на вешалку, а сам сел на табурет у стойки. Когда на него обратила внимание официантка, он заказал кофе и пирог с сыром.
Сэнфорд Эллиот его сильно настораживал.
Кареллу настораживали белая теннисная туфля и забинтованная левая нога. Его настораживала та поспешность, с которой Эллиот выложил свое алиби. Его настораживало, что человек на костылях решил совершить путешествие в Бостон, пусть даже кто-то изъявил готовность его туда отвезти.
Откуда Эллиот знал, что убит мужчина? Карелла не успел даже вынуть фотографию, а тот сказал: "Я все равно этого парня не знаю". Он сказал "этого парня". Но Карелла не уточнял, кого убили - мужчину или женщину. И почему он не пожелал назвать имя своего врача?
Кареллу настораживало и что-то еще, но пока он сам толком не мог понять, что именно.
Официантка поставила перед ним кофе, пролив его на блюдце. Карелла сделал глоток, откусил от пирога, потом положил на блюдце салфетку. Внезапно он понял, что еще его настораживало. Он подумал, не имеет ли смысла снова посетить Сэнфорда Эллиота. Если Эллиот действительно работал, когда вошел Карелла, то не исключено, что его натурщица была там же. Карелла решил, однако, поговорить с ней наедине в отсутствие скульптора. Он допил кофе, доел пирог, потом позвонил в отдел узнать, нет ли каких новостей. Мейер Мейер, снявший трубку, сказал, что на имя Кареллы поступил очередной манильский конверт. Карелла попросил его вскрыть корреспонденцию.
- Там самолет, - сказал Мейер.
- Что?
- Фотография самолета.
- Какого?
- Понятия не имею.
Опознание летательного аппарата произвел Коттон Хоуз.
- Это "Зеро", - авторитетно заявил он, стоя перед доской объявлений, где к двум портретам Гувера и двум Вашингтона добавилось изображение японского истребителя 40-х годов. Коттон Хоуз во время Второй мировой служил на торпедном катере на Тихом океане. Надо полагать, он разбирался в японских военных самолетах. Так или иначе, Мейер ему безоговорочно поверил.
- Но почему? - спросил он.
- Убей меня, не знаю. Какая, скажи на милость, связь между портретами Гувера, Вашингтона и фотографией японского истребителя.
- Может, японцы затеяли напасть на ФБР в Вашингтоне? - предположил Мейер.
- Правильно, - кивнул Хоуз. - Шесть эскадрилий "Зеро" на бреющем полете пройдут над Пенсильвания-авеню!
- Новый Пёрл-Харбор?
- Да, начало Третьей мировой, не иначе.
- А что, - сказал Мейер, - ничего другого на ум не приходит.
- Глухой смекнул, что Восемьдесят седьмой - последний оплот Америки, и надеется, что мы протрубим боевую тревогу.
- Вот ты и протруби тревогу, Коттон.
- Знаешь, что я думаю? - сказал Хоуз.
- Ну, скорее говори!
- По-моему, он нас разыгрывает. И между этими фотокопиями нет никакой связи.
- Но зачем тогда он их нам присылает?
- Чтобы сбить с толку. Он вырезает картинки из книг и журналов, делает фотокопии и присылает их нам, чтобы мы поломали голову над тем, что это значит. А это не значит ровным счетом ничего.
- А как насчет угрозы?
- В смысле, что Карелла поможет ему украсть полмиллиона долларов? После дождичка в четверг.
- Коттон, знаешь, что я тебе скажу?
- Что, Мейер?
- Если бы это был кто-то другой, я сказал бы, что ты прав. Но это Глухой. А он слов на ветер не бросает. Если он обещает что-то устроить, будь спокоен, за ним не заржавеет. Я не знаю, какая связь между этими картинками, но она точно есть, и, главное, он рассчитывает, что мы ее вычислим.
- Но с какой стати?
- Потому что, как только мы установим связь, он выкинет что-нибудь этакое. Связанное с этим, но не совсем…
- Знаешь, что я скажу, Коттон?
- Да, Мейер?
- Коттон! - В глазах Мейера засверкали опасные огоньки. - Этот человек - исчадье ада!
- Спокойно, дружище, - сказал Хоуз.
- Коттон, я его ненавижу, Коттон, как ужасно, что он возник в моей жизни.
- Возьми себя в руки, старина.
- Как мы можем разгадать его дьявольский замысел, если…
- Мейер, не надо.
- Как можем мы надеяться понять, что означают эти картинки? Два Гувера, два Вашингтона, теперь "Зеро"… Чертов японский истребитель! - Мейер ткнул пальцем в последнюю картинку и сказал: - Вот именно. Зеро. Ноль. Может, он это и хотел нам втолковать?