- Будет тебе, - обиделась моя милая помощница, которая, видно, вжилась в свою роль с удовольствием. - Сына ее арестовали за то, что он семью своего командира вырезал. Двух дочек изнасиловал. Потом еще одного убил, прохожего, просто так. Видно, рассудком тронулся. Или довели до такого состояния. Но Зинаида не верит. Говорит, подставили его, не может ее Гришка до такого дойти. Да и я его сызмальства знаю. Сомнительно мне очень.
- У матросов, нет вопросов, тетушка. Может быть, он изменился за время службы. Я вот думаю, не мог ли ваш Гришенька и деда нашего стукнуть? Если тот его случайно встретил и узнал?
- Да Гришка у него вроде родного был, с детства тут, в доме, ошивался. Арсений его как ученика обучал разным разностям. Науку свою передавал.
- Тем более. Что может быть приятнее, чем пришить своего учителя? Некоторым это доставляет особенное наслаждение.
- Не верю!
- Вы прямо как Станиславский. Ладно. Не верьте. Но Гриша этот у меня на особом подозрении. Не нравится мне его мурманский след. Уж больно кровавый… Тсс, тихо! - Я привстал, перестав помешивать ложечкой в стакане. Мы оба замерли. В доме кто-то был: слышались осторожные, крадущиеся шаги. Я обвел взглядом кухню, ища что-нибудь потяжелее. Ничего лучше утюга на подоконнике не обнаружил. Еле различимые шаги приблизились к двери. Человек стоял за ней и чего-то ждал. Тетушка закрыла ладонью рот, испуганно глядя на меня. Я ступил вперед, высоко подняв над своей головой утюг. В дверь тихо постучали. Затем раздался негромкий голос:
- Есть кто дома? Вадим Евгеньевич?
- Фу ты, дьявол! - с облегчением произнес я, опуская утюг. - Это Мендлев… Заходите!
Доктор открыл дверь и вошел на кухню, вежливо поздоровавшись с тетушкой. Та перекрестилась и стала поспешно собираться к себе.
- Хватит с меня, - сказала она. - Голова разболелась.
- А это у вас давление скачет, - сообщил доктор. - Зайдите ко мне завтра, Лидия Гавриловна, я вам таблетки дам.
- Не надо, голубчик, я уж по старинке, травами…
- Ну, как хотите, - поглядел ей вслед доктор. Потом обернулся ко мне: - Положите утюг-то, Вадим Евгеньевич. Или вы гладить собрались?.. Вы уже готовы?
- К чему?
- Сегодня же вторник, спиритический сеанс у Дрынова.
- А… нет, не готов. У меня у самого что-то с головой… странное.
- Надо бы и вам ко мне завтра зайти, давление измерить. А сеанс, между прочим, отменяется. Дрынов совсем разболелся. Гидраоденит у него. Неприятное, скажу вам, вздутие под мышкой. В народе его называют "сучье вымя". Прямо не знаю, как ему помочь, придется, наверное, вскрытие делать. А я ведь не хирург. А сеанс мы перенесли на пятницу. Собственно говоря, за этим я и пришел - чтобы предупредить вас.
- Спасибо. К пятнице я буду в форме. Кстати, о вскрытии, - вспомнил вдруг я. - Ведь это вы занимались трупом деда?
- Н-да, - важно согласился доктор. - Следователь попросил меня произвести его здесь же, чтобы не возить труп туда-сюда. Чистая формальность.
- И что вы обнаружили Любопытного? Я имею право знать, как ближайший родственник, - добавил я, видя, что Мендлев колеблется.
- Надо бы посмотреть записи, - пробормотал он. - Впрочем, у меня хорошая память. Значит, так… У него оказалась жировая дистрофия сердца. Печень: цирротические изменения… Сильно склерозированные сосуды. Можно было стучать скальпелем. Почки - отечные, с камнями и нефроптозом. Эмфизема легких, причем в них были обнаружены моллюски и водоросли… Мозговая ткань также отечная… Достаточно?
- Вполне. Только одно странно. Вы нарисовали портрет какого-то опустившегося пьяницы: цирроз, отеки… А я всегда предполагал, что у деда отменное здоровье. Да он и не пил вовсе.
Доктор Мендлев развел руками:
- Бывает, знаете ли, в медицине и не такое. С виду здоровяк, а копнешь поглубже - насквозь гнилой. Или наоборот. Еле дышит, а проживет до ста лет. Сие есть великая тайна природы. И модус вивенди здесь ни при чем.
- Ну ладно, с модусом мы еще разберемся. А вот не было ли на его теле каких-либо насильственных следов? Ушибы, кровоподтеки, переломы?
- Нет, - отозвался доктор, а глаза его за круглыми стеклами очков как-то странно блеснули.
"Врет! - подумал я торжествующе. - Ну ведь явно врет, клистирная клизма. А что, если мне поехать в город и настоять на эксгумации трупа?"
- А что вы скажете, Густав Иванович, о целебных свойствах этого вашего чудо-камня? Я сегодня полежал на нем и чуть не изжарился, как яичница.
- Ну-с, что сказать? Странное это явление, загадочное. Вполне возможно, что связано с сильнейшей радиацией. Так что особенно залеживаться на нем я вам не советую.
- Учту-с. Может быть, выпьете со мной кофейку?
- Нет, увольте. Пора спать. Спокойной ночи.
Я проводил его до калитки, а затем постоял немного под открывшимся звездным небом, где крутобокая луна с любопытством заглядывала в Полынью.
Глава 9
Посещение замка
В эту ночь я прекрасно выспался: если кто и находился в доме кроме меня, то он не решился приблизиться - очевидно, из-за сильнейших паров алкоголя, способных свалить с ног не только привидение, но и вполне жизнеспособного мужчину. Но встал я в состоянии легкой качки, ощущая во рту неприятный вкус, а в теле - неизбежный в подобных ситуациях тремор. Меня облегчило холодное обливание и доведшая до изнеможения зарядка, после чего я набросился на завтрак, а потом с таким же остервенением на незаконченную работу по дому. К субботе все должно было сверкать, цвести и пахнуть розами. Мне хотелось, чтобы и Милена, и гости чувствовали себя здесь уютно, чтобы они не пожалели о том времени, которое проведут здесь. Надо было запастись большим количеством продуктов и горячительных напитков. Я взял рюкзак, сумку и отправился в магазин. Сделав один заход и вернувшись домой, я повторил свое путешествие.
Когда я проходил мимо затормозившего рядом джипа "чероки", меня окликнули:
- Эй!
Я обернулся. В джипе сидело два камуфляжника - бритый наголо и с косичкой на затылке.
- Если это вы мне, то надо кричать: "Эй, Вадим Евгеньевич!"
- Хорошо, - согласился бритоголовый. - Вадим Евгеньевич. Эй! Так правильно?
- Вполне. Чего угодно?
- Нам угодно передать вам приглашение на чашечку кофе. С бисквитами. От Александра Генриховича Намцевича.
- Очень любезно с его стороны. Но сейчас я занят.
- Он очень, очень просит вас пожаловать. - Бритоголовый открыл дверцу джипа, а второй, с косичкой, подвинулся. Я немного поразмыслил и уселся рядом. Все равно наша встреча с Намцевичем рано или поздно должна была состояться. Так почему не сейчас? Джип рванул с места и помчался по поселку, а через пять минут остановился перед массивными чугунными воротами, украшенными львами, тиграми и пантерами. Наверняка то была работа кузнеца Ермольника. Бритый посигналил несколько раз, и створки ворот разъехались в разные стороны. Там находился еще один охранник с навешенным на плече короткоствольным автоматом. Джип медленно проехал по усыпанной гравием дорожке и замер перед толстыми мраморными колоннами. Слева и справа все было усажено цветами. В особняке Намцевича было три этажа, кроме того, со всех четырех сторон поднимались угловые башенки с маленькими оконцами-бойницами. Все это сильно напоминало средневековый замок, не хватало только земляного рва и подъемного моста на цепи. Построить такое шикарное жилище в глуши, где нет необходимых строительных материалов, - для этого нужен был немалый талант. И огромные деньги. Видно, и то и другое у Намцевича имелось.
- Прошу вас! - сказал бритый, показывая на дубовую дверь.
Я пошел следом за ним, оставив в джипе свой рюкзак и сумку. Мы поднялись по устланной ковром лестнице на второй этаж и оказались в просторном помещении, где стояли гипсовые статуи древнегреческих богов и богинь, а на стенах висели картины с изображением различных мифологических сюжетов. Затем мы вышли на широкий, тянущийся вдоль всего этажа балкон. Там, за сервированным столиком, и сидел в кресле сам хозяин этого замка. При виде меня он поднялся и шагнул навстречу.
- Московскому гостю - наше глубокое почтение, сельские жители приветствуют вас, о лучезарный! - витиевато произнес он, протягивая холеную руку. Очевидно, у него был довольно веселый нрав. На вид лет сорока пяти, в меру упитанный, но без складок жира (наверное, каждое утро занимается на тренажерах), с серыми прохладными глазами, темным волосом, упрямой морщинкой меж бровей и полными чувственными губами.
- Здравия желаю, - просто ответил я.
Бритоголовый тем временем как-то незаметно исчез, словно его и не было. "Хорошо вышколен", - подумал я, присаживаясь за столик. Тут же, между кофейником, чашечками и блюдцами со сладостями, лежал и полевой армейский бинокль. Должно быть, Намцевич любил издалека подглядывать за жизнью в поселке.
- Вам со сливками? - любезно осведомился он, наливая мне кофе. - Или желаете ликерчику? Испанский, настоящий.
- Нет, я с лимоном.
- Извольте. Не стесняйтесь. Чувствуйте себя свободно.
- Это чувство, по правде говоря, не покидает меня никогда.
- Даже в тюрьме?
- Там не был.
- Ну ничего, у вас еще все впереди, - засмеялся Намцевич, показывая великолепные белые зубы. - Как говорится, от сумы да от тюрьмы… Да и Джавахарлал Неру однажды изрек, что настоящий мужчина для полноты жизни обязательно должен провести хоть какое-то время за решеткой. И я, следуя его совету, оттрубил целых шесть лет в Красноярском крае. За так называемые экономические преступления, хотя если разобраться, то мне уже тогда должны были дать Государственную премию. Видите, я с вами вполне откровенен.
- Постараюсь ответить вам тем же, - произнес я.
- Как вам показался наш поселок?
- Миленький.
- Надолго ли к нам? - Этот традиционный вопрос так навяз у меня в зубах, что я уже и не знал, как ответить. Решил пойти по наезженной колее.
- Зависит от разных обстоятельств.
- Каких же, если не секрет?
- Ну, если я вам скажу, что надумал расчертить тут поле для гольфа, а ваш замок сдвинуть поближе к озеру, вы же мне все равно не поверите?
Намцевич засмеялся.
- Отчего же? Я человек доверчивый. Оттого и попадаю все время впросак. Гольф так гольф. Могу даже дать кредит.
- Я подумаю. Но вообще-то меня интересует странная смерть моего деда. Есть в ней что-то загадочное.
- Так, так, так… - быстро проговорил Намцевич. - Вы знаете, мы с вами мыслим в одном направлении. И я вижу в этом что-то противоестественное. Здоровый мужчина и… Да, да, да. Странно. Но! Вполне допустимо. Смерть не выбирает.
- Правильно. Выбирают люди, которые являются орудием смерти.
- Кто же здесь мог желать зла вашему деду?
- Бывают же не явные, но тайные причины, согласитесь?
- Охотно соглашусь, охотно, - потер руки Намцевич. В глазах его даже засветилась какая-то радость. - Я в вас не ошибся: вы интересный собеседник. Жаль, что скоро вы нас покинете. Очень жаль.
- Я пока не собираюсь никуда уезжать.
- Вот как? А я читаю по вашему лицу, что вы - не жилец в здешних местах. - Фраза эта прозвучала как-то зловеще, хотя Намцевич продолжал улыбаться.
- Вы - физиономист, гранд-сеньор? - произнес я. - Или намеренно подталкиваете меня к отъезду?
- Боже упаси!.. Чтобы я… да никогда в жизни! Живите сколько угодно. Только… подальше от Полыньи. - Теперь это уже был не намек, а самое настоящее требование. Откровеннее не скажешь.
- Ну а если я все-таки останусь?
- Вы совершите ошибку. Такую же, как и ваш дед.
Странные глаза были у этого феодального владетеля: то ласковые и внимательные, то жесткие и пронизывающие, а то и рассеянные и какие-то совершенно безумные. "Уж не псих ли он? - подумал я. - Да и станет ли нормальный человек с таким огромным богатством запирать себя в каком-то захолустье?"
- Почему вы обосновались именно здесь? - спросил я.
- Безысходность, - коротко ответил он. - Большой мир мне наскучил. И я бы все равно не смог его получить весь. Мне нужен маленький мир, вот такой, как тут. В сущности, он ничем не отличается от того, большого. Я сделаю Полынью не только центром своих желаний, но и Меккой, куда будет стремиться каждый прослышавший о ней. - Глаза Намцевича вновь стали рассеянно-безумными. - Здесь будет новая форма жизни: вечная молодость, любовь, счастье… Короче говоря, земной рай. И порядок. Я сломаю все эти домишки, - он провел рукой, охватывая поселок, - и построю на их месте хрустальные дворцы. Люди начнут поклоняться новому богу…
- …к которому их приучает проповедник Монк? - перебил я звенящую речь. - Что же это за религия такая?
Намцевич как-то сник, устало откинулся на спинку кресла.
- А вы сходите к нему, послушайте, - посоветовал он. И добавил: - Перед своим отъездом.
- А может быть, и я захочу жить в вашем раю?
- Сначала мне надо расчистить Авгиевы конюшни, - с нажимом ответил он. - А кто мне мешает - тот будет отброшен на обочину.
- Вы всерьез считаете, что можно построить рай с помощью бульдозера? А как же душа с ее микрокосмом? Вместилище покоя и света.
- Бросьте. Живая кровь, текущая по венам и капиллярным сосудам, определяет человеческие желания. Чем она гуще, полнее, тем больше радости и здорового состояния духа. Любая болезнь - это порождение беспомощного разума. Вот здесь, - он постучал себя по виску, - сокрыты внутренние резервы организма. Об этом, кстати, говорил мне и ваш дед. Человек привык использовать свой мозг всего на семь процентов. Дальше - табу, тормоз. А мы должны научиться достигать тридцати, семидесяти, ста процентов. Вот тогда будут подвластны любые достижения. Вплоть до самых невозможных, не укладывающихся в сознании. А душа здесь ни при чем.
- В таком случае лучший человек - это компьютер.
- Опять вы все переворачиваете, Вадим Евгеньевич. Не хотите вы меня понимать.
- Наверное, в ваших планах какую-то особую роль играет и тот космический камешек возле моего дома? Так, Александр Генрихович?
- Возможно, - хмуро откликнулся он. - Экий вы прозорливый человечек!
В этот момент на балкон выскочила, почти вылетела черноволосая девушка и, словно разъяренная пантера, устремилась к Намцевичу. На меня она не обратила ни малейшего внимания.
Точеное, бледное, мраморное лицо ее было прекрасно, темные глаза пылали, а тонкие губы нервно подрагивали.
- Александр! Я жду тебя уже полчаса… Ты обещал! - выпалила она, уперев кулачки в бока. На девушке была надета просторная греческая туника красного цвета с разрезами. В этом доме вообще витал какой-то древнегреческий дух. Наверное, и сам Намцевич ощущал себя не иначе как Зевсом-громовержцем, вершащим судьбу более мелких олимпийских богов и копошащихся внизу людей.
- Валерия, поди вон, я занят, - сердито отозвался он.
Девушка, не говоря больше ни слова, круто повернулась и скрылась за дверью. Только каблучки гневно застучали по паркету.
- Издержки… производства, - невразумительно пояснил Намцевич, поймав мой вопросительный взгляд. - Пойдемте, я покажу вам кое-что.
Я поднялся вслед за ним и вышел в зал, где стояли гипсовые скульптуры и висели картины. Намцевич подвел меня к одной из них, а сам отступил в сторону.
- Это очень редкая работа кисти художника Трофимова… Он уже умер. Выполнил мой заказ и… скончался. Здесь изображена Лернейская гидра. Слышали о такой?
- Признаться, что-то смутно.
- Это древний миф. Гидра родилась от Тифона и Ехидны. Папочка Тифон был довольно забавным существом - с сотней драконьих голов, человеческим туловищем до бедер и извивающимися змеями вместо ног. Он мог рычать львом, лаять собакой, шипеть змеей и разговаривать голосом бога. Однажды он даже победил самого Зевса, вырезав у него жилы на ногах и бросив пленника в киликийскую пещеру. А остальные боги, спасаясь, бежали в Египет, где приняли образы разных животных. Между прочим, многие отождествляют Тифона именно с египетским божеством смерти и подземных сил Сетом. - Намцевич рассказывал с явным удовольствием, словно это была его излюбленная тема. Глаза его вновь стали как-то странно блуждать. - Не меньшим почетом пользовалась и мамочка Ехидна - чудовищный демон, полу-женщина-полузмея. Это она наплодила всякую нечисть - Химеру, Немейского льва, Сфинкса и прочую пакость, а однажды даже совокупилась с Гераклом, родив ему трех сыновей. Как видите, древнегреческие герои не брезговали вступать в половые контакты и с подобными монстрами.
- На безрыбье и рак… сгодится, - пошутил я, хотя мне был неприятен его рассказ. Было в нем какое-то тайное самолюбование, словно бы Намцевич рассказывал о своих ближайших и выдающихся родственниках. Он между тем продолжал:
- Деточка таких выдающихся родителей - Лернейская гидра - имела сто голов, одна из которых была бессмертная. По части ужасов она перещеголяла своих папу и маму. Выползала по ночам и пожирала все, что шевелится. В особенности любила лакомиться людьми.
С ней связан один из подвигов Геракла. Он выгнал ее из логова и начал рубить головы, но на месте каждой вырастало по две новых. Тогда он стал прижигать шеи горящими деревьями. А знаете что сделал с бессмертной головой?
- Что же? Заспиртовал ее в формалине?
- Нет. Навалил на ее голову огромный камень, который с тех пор стал обладать чудодейственной силой и способностью в любое время года сохранять тепло. Между прочим, Лернейская гидра жила на болоте.
- Намекаете на Волшебный камень возле моего дома?
- А почему бы и нет? Может быть, именно под ним сокрыта бессмертная голова Лернейской гидры? Мы же не знаем, сколько веков он тут лежит и в какой местности Геракл совершил свой подвиг.
- Хорошая сказочка. Хотите поковыряться под камнем, вытащить голову и напустить ее на Полынью?
- Хочу понять тайну бессмертия, - вполне серьезно ответил Намцевич. - Ваш дед обладал знаниями, которые даны не каждому. Он мог бы приоткрыть завесу над многими загадками, например: что есть хрупкая граница между жизнью и смертью? Но, к сожалению, сам… утонул. И унес свои открытия с собой.
- Он вам мешал, - медленно, с расстановкой сказал я. - Он не захотел вступить с вами в союз.
- Ерунда! - усмехнулся Намцевич. - Мы были с ним дружны.
- Сомневаюсь. Что общего могло быть между вами?
- Общее? Хотя бы интерес к человеческим страданиям и боли! Ведь он наблюдал их всю жизнь.
- Он не просто наблюдал, но и лечил, освобождал человека от мук.
- А почему вы думаете, что и я не занимаюсь тем же? Не освобождаю человека от мук душевных, ненужных сомнений и тревог, не успокаиваю воспаленный разум?
- Каким же образом?
- У каждого свой метод, - скромно потупился Намцевич. - Может быть, я лечу страхом?
Нашу ушедшую в философские дебри беседу прервало появление стройного молодого человека лет двадцати пяти и маленького чернявого мальчика с восковым лицом.
- Вы еще не знакомы? Клемент Морисович, здешний учитель. А это мой отпрыск и наследник - Максим.
- Очень приятно, - вяло произнес репетитор. Его голубые глаза смотрели как-то тоскливо, словно он испытывал сильное неудобство от своего присутствия здесь. А мальчик вообще напоминал безжизненную куклу, которая двигалась лишь по желанию других.