- Значит, кто-то просто подстрелил Ричи, когда тот отвлекся? Со спины? Черт, я пытаюсь представить, как это было.
- Больше мы ничего не знаем, мистер Холмен. Я понимаю, у вас масса вопросов. Поверьте, у нас тоже. Мы до сих пор не можем разобраться, что к чему.
Холмен почувствовал, что не узнал ничего нового. Чем напряженнее он думал, тем отчетливее видел перед глазами мальчика, бегущего за машиной и обзывающего отца неудачником.
- Он страдал перед смертью?
- Когда мне позвонили утром, я сразу выехал на место преступления, - произнес Леви после недолгого молчания. - Ричард был одним из моих ребят. Из Девонширского участка, понимаете? Не знаю, мистер Холмен… мне хотелось бы сказать, что нет. Вернее, хотелось бы так думать, но я не знаю.
Холмен наблюдал за Леви и был благодарен ему за честность. Он почувствовал холодок в груди.
- Я хочу узнать о похоронах. От меня что-нибудь требуется?
- Об этом позаботится наш департамент и вдова Ричи, - ответил Кларк. - Дата еще не назначена. Мы не знаем, сколько времени потребуется следователям.
- Да, конечно, я понимаю. Не могли бы вы дать мне номер телефона его жены? Я хочу с ней поговорить.
Кларк заерзал в кресле, а Леви снова сплел пальцы лежавших на столе рук.
- Я не могу дать вам ее номер, - сказал он. - Если вы оставите свои координаты, мы передадим их вдове. Быть может, она решит встретиться с вами.
- Я просто хочу поговорить с ней.
- Я не могу.
- Мы нарушим ее право на частную жизнь, - подтвердил Кларк. - Наше первоочередное обязательство - перед семьей офицера.
- Я его отец.
- Согласно личному делу - нет.
А, вот в чем проблема. Холмен не стал спорить дальше. За годы, проведенные в тюрьме, он научился терпеть и уживаться с людьми.
Холмен уткнулся взглядом в пол.
- О'кей. Я понимаю.
- Если она захочет позвонить - позвонит. Такие дела.
- Ясно.
Холмен не помнил телефон мотеля, где должен был поселиться. Леви проводил его в приемную, и Уолли написал ему номер. Полицейский пообещал позвонить, как только выяснится что-то еще. Холмен от души поблагодарил Леви за то, что он уделил ему время.
Когда Леви уже уходил, Холмен остановил его.
- Капитан?
- Да, сэр?
- Мой сын был хорошим офицером?
Леви кивнул.
- Да, сэр. Хорошим. Прекрасный молодой человек.
Холмен смотрел вслед уходящему офицеру.
- Что они сказали? - спросил Уолли.
Холмен молча развернулся и направился к машине. Он наблюдал, как полицейские входят и выходят из здания, ожидая, пока Уолли его догонит. Потом взглянул на ярко-синее небо и близкие горы на севере. Он попробовал почувствовать себя на свободе, но казалось, что он по-прежнему в Ломпоке. Холмен решил, что это нормально. Он провел столько времени в тюрьмах, что только тюремную жизнь знал по-настоящему хорошо.
3
Новое жилище Холмена представляло собой трехэтажное здание в квартале от Вашингтонского бульвара в Калвер-Сити, втиснутое между авторемонтной мастерской и магазином "Все для дома" с железными решетками на окнах. Мотель "Пасифик гарденз" был одним из шести в списке, который Гейл Манелли предоставила Холмену для выбора. Чистый, дешевый, к тому же расположен по маршруту следования автобуса, на котором можно без пересадки добраться до работы.
Уолли остановился перед главным входом и заглушил двигатель. Они заехали в ОИЦ, чтобы Холмен подписал бумаги и забрал вещи. Теперь он официально числился освобожденным под надзор. Он вышел на волю.
- Я понимаю, дружище, начинать всегда нелегко, - сказал Уолли. - К тому же на тебя такие новости свалились. Если хочешь, можешь остаться еще на несколько дней. Переговорим обо всем. Встретишься с тем, кто ведет расследование.
Холмен открыл дверцу, но не выходил. Он понимал, что Уолли волнуется из-за него.
- Устроюсь и позвоню Гейл. Хочу еще сегодня добраться до отдела транспортных средств. Надо как можно скорее разобраться с правами.
- Это тяжелый удар, приятель. Не успел вернуться к нормальной жизни, как сразу такая трагедия. Держись! Гони прочь темные мысли. Не сдавайся.
- Никто и не думал сдаваться.
Уолли внимательно посмотрел на Холмена, ища подтверждение словам. Холмен старался выглядеть бодро, но Уолли, похоже, не поверил.
- Тебе придется пережить черную полосу, Макс… минуты отчаяния, когда тебе будет казаться, что ты похоронен заживо. Ты обойдешь все винные магазины и бары, но все равно будешь терзаться своими мыслями. Если почувствуешь, что пал духом, позвони.
- Со мной все в порядке, Уолли. Не переживай.
- Просто не забывай, что есть люди, готовые тебя поддержать. Не всякому случалось опускаться так глубоко на дно, как тебе, значит, у тебя от природы сильный характер. Ты хороший человек, Макс.
- Мне пора, Уолли. Дел хоть отбавляй.
Уолли протянул ему руку.
- Если что - звони. Я рядом.
- Спасибо, братишка.
Холмен взял с заднего сиденья пакет с одеждой, выбрался из машины и помахал на прощание рукой. Он договорился, что займет одну из восьми однокомнатных квартир в "Пасифик гарденз". Пять из шести других жильцов были законопослушными гражданами, а один, как и Холмен, числился освобожденным под надзор. Холмен не раз задумывался, предоставляют ли скидку за то, что приходится жить рядом с преступниками. Скорей всего, там обитают какие-нибудь бомжи, которые счастливы иметь хотя бы крышу над головой.
Что-то капнуло Холмену за шиворот, и он поднял голову. В "Пасифик гарденз" не было централизованной вентиляции. С карнизов широко распахнутых окон стекала вода. Еще одна капля плюхнулась Холмену на лицо, и он отступил в сторонку.
Управляющий мотелем, пожилой негр по имени Перри Уилкс, помахал рукой входящему Холмену. Старик владел зданием и жил в единственной квартире на первом этаже. Регистрационной стойки, как в настоящем мотеле, в "Пасифик гарденз" не было, поэтому Перри восседал за столом, стоявшим в уголке у входа, откуда мог наблюдать за всеми посетителями.
Перри мельком глянул на пакет Холмена.
- Привет. Это весь ваш багаж?
- Да, весь.
- Ладно, значит, с настоящего момента вы официально считаетесь жильцом. Вот вам два ключа. Они настоящие, металлические. Если потеряете, лишитесь залога за ключ.
Холмен уже заполнил соглашение об аренде и заплатил за две недели вперед плюс сто долларов за уборку и шесть долларов за ключи. Пока Холмен осматривался, Перри наставительным тоном просвещал его насчет шума по ночам, поздних сборищ, курения табака и марихуаны в комнате. Наконец он потребовал заверения, что плата будет вноситься вовремя, а именно каждые две недели авансом. Все уже было улажено, от Холмена требовалось только показаться на глаза хозяину и заселиться - подобная четкость отличала Управление тюрем в целом и Гейл в частности.
Перри вытащил ключи из ящика и вручил их Холмену.
- Это от двести шестой, прямо над нами. У меня есть еще одна пустая на третьем этаже, выходит на задний двор, но сначала посмотрите двести шестую - самая хорошая комната. Если не понравится, я вам отопру другую.
- А окна у нее на улицу?
- Да. Прямо над нами. Чудесный вид, я скажу.
- Вода из кондиционеров капает прямо на прохожих.
- Слышал, слышал - это все ерунда.
Холмен поднялся к себе. Он так и думал - самая обычная однокомнатная квартира с выцветшими желтыми обоями, потерявшей товарный вид двуспальной кроватью и двумя мягкими стульями с обивкой в цветочек. В квартире имелась отдельная ванная и то, что Перри назвал "кухонькой" - плитка с одной конфоркой, поставленная на крохотный холодильник. Холмен прислонил пакет с одеждой к кровати и открыл холодильник. Он оказался абсолютно пустым, но сиял чистотой, и новая лампочка ярко горела. В ванной тоже было идеально прибрано и пахло хвойным освежителем. Холмен подставил сложенную горстью ладонь под кран и выпил воды, после чего посмотрел на себя в зеркало. Лицо осунувшееся, в уголках глаз собрались морщинки. Коротко стриженные волосы запорошила седина. Он не мог вспомнить, чтобы хоть раз в Ломпоке видел свое отражение. Он выглядел уже далеко не мальчиком, к тому же чувствовал себя мумией, восставшей из мертвых.
Холмен сполоснул лицо прохладной водой, но слишком поздно понял, что ему нечем вытереться. Он смахнул воду рукой и вышел из ванной мокрым.
Он присел на краешек кровати, порылся в бумажнике, где лежали номера телефонов, и позвонил Гейл Манелли.
- Это Холмен. Я у себя.
- Макс! Мне так жаль твоего сына. Как ты?
- Еще не знаю. Мы, в общем-то, не были близки.
- Но он же твой сын.
Повисла пауза: Холмен не знал, что сказать.
- Просто надо собраться, - наконец вымолвил он, потому что знал: Гейл ждет ответа.
- Вот и правильно. Ты прошел долгий путь, и сейчас не время отступать. Ты уже говорил с Тони?
Она имела в виду нового начальника Холмена - Тони Гилберта из компании "Хардинг". Последние два месяца Холмен подрабатывал у него, готовясь к полной занятости, которая должна была начаться с завтрашнего дня.
- Нет еще. Я только вошел. Уолли возил меня в Чэтсуорт.
- Знаю. Я недавно с ним говорила. Тебе хоть что-нибудь объяснили?
- Там ничего не знают.
- Я слушала новости. Это просто ужас, Макс. Мне так жаль.
Холмен оглянулся по сторонам, но не увидел ни радио, ни телевизора.
- Надо бы мне тоже послушать.
- Ты хоть не зря съездил? Как к тебе отнеслись?
- Сносно.
- Ладно, а теперь послушай: если из-за этой истории тебе понадобится парочка выходных, я смогу все уладить.
- Лучше загружу себя работой. Помогает отвлечься.
- Если передумаешь, скажи.
- Знаешь, я еще хочу успеть в отдел транспортных средств. Уже поздно, а я не в курсе, хорошо ли ходят автобусы. Собираюсь вернуть права, чтобы снова сесть за руль.
- Ладно, Макс. Знай, что можешь звонить мне в любое время. У тебя есть мой рабочий телефон и номер пейджера.
- Слушай, я действительно хочу успеть в отдел.
- Мне жаль, что твоя новая жизнь начинается с такого несчастья.
- Спасибо, Гейл. Мне тоже.
Когда Гейл наконец повесила трубку, Холмен взял пакет с одеждой. Отодвинув лежавшие сверху рубашки, он вытащил фотографию сына. Внимательно вгляделся в лицо Ричи. Холмену не хотелось, чтобы на снимке остались дырки от кнопок, поэтому он смастерил рамку из обрезков кленовых досок в столярной мастерской Ломпока и приклеил карточку столярным клеем к куску картона. Иметь стекло заключенным не полагалось. Его слишком легко превратить в оружие. Осколком можно убить себя или кого-нибудь другого. Холмен поставил карточку на столик между двумя уродливыми стульями и спустился в холл, к Перри.
Тот сидел, откинувшись в кресле, - так, словно ожидал Холмена.
- Запирайте дверь, когда уходите, - сказал Перри. - Я слышал, вы оставили ее открытой. Не похоже на человека из ОИЦ. Если не будете закрывать за собой, у вас могут украсть вещи.
Холмену такое и в голову бы не пришло.
- Спасибо, что подсказали. После стольких лет забываешь.
- Понимаю.
- Послушайте, мне нужны полотенца.
- Неужели я не оставил?
- Нет.
- В кладовке смотрели? На полке?
Холмен не стал выяснять, почему полотенца должны висеть в кладовке, а не в ванной.
- Нет, я не подумал туда заглянуть. Потом проверю. Хотелось бы и телевизор тоже. Не могли бы вы мне помочь?
- У нас не идет кабельное телевидение.
- Просто телевизор.
- Может, я найду, если поищу. Телевизор обойдется вам в восемь долларов в месяц плюс шестьдесят долларов залога.
На черный день у Холмена оставалось совсем немного. Он еще мог позволить себе тратить лишних восемь долларов в месяц, но вот сумма залога больно била по карману. Он собирался распорядиться этими деньгами иначе.
- Немаленький у вас залог.
Перри пожал плечами.
- А если вы запустите в него бутылкой, мне что, нести убытки? Послушайте, я знаю, что это много. Сходите в какой-нибудь магазин уцененных товаров. Подберите себе новенькую игрушку за несчастные восемьдесят баксов. Их делают в Корее - рабский труд, - а потом продают за гроши. Сначала выйдет чуть подороже, но зато не придется постоянно платить за аренду, и изображение лучше. На всех старых нечеткая картинка.
У Холмена не было времени покупать корейский телевизор.
- Вы вернете мне шестьдесят долларов, когда я отдам ящик обратно? - спросил он.
- Конечно.
- Ладно, грабьте. Как только обзаведусь своим, сразу отдам.
- Как хотите, будет вам телевизор.
Холмен зашел в соседний магазин купить номер "Таймс". Там же он взял пакет шоколадного молока и стал читать статью об убийстве, стоя посередине тротуара.
Старшим из погибших офицеров был двадцатишестилетний сержант Майк Фаулер. У него остались жена и четверо детей. Офицеры Патрик Мэллон и Чарлз Уоллес Эш отслужили шесть и восемь лет соответственно. Жена Мэллона теперь вдова с двумя маленькими ребятишками. Эш был холостым. Холмен стал разглядывать их фотографии. Фаулер - тонкие черты лица и белая, как бумага, кожа. Мэллон - смуглый, с широким лбом и крупными, грубыми чертами. Эш - его полная противоположность: щеки как у бурундука, редкие, почти бесцветные волосы и нервный взгляд. Последним шел снимок Ричи. Холмен никогда не видел взрослых фотографий сына. В наследство от отца мальчику достались худое лицо и тонкие губы. Холмен смотрел на сына и видел в его глазах ожесточение, словно исковерканная жизнь поставила на парне клеймо. Холмен вдруг разозлился на себя и почувствовал груз ответственности. Он сложил газету так, чтобы не видеть фотографии Ричи, и продолжил читать.
Описание преступления во многом совпадало с рассказом Леви, но практически ничего не проясняло. Холмен был разочарован. Такое ощущение, что репортеры доделывали материал за полчаса до сдачи номера в набор.
Офицеры расположились у канала под мостом Четвертой улицы и явно попали в засаду. Леви сказал Холмену, что никто не успел даже выхватить оружие, а газета сообщала, что офицер Мэллон вытащил пистолет, но не стрелял. Представитель полиции подтвердил, что старший среди присутствовавших офицер Фаулер передал по рации, что они остановились выпить кофе, и больше сообщений от него не поступало. Холмен негромко присвистнул: четырех вышколенных офицеров прихлопнули так быстро, что они не сумели даже открыть ответный огонь, найти укрытие или вызвать подмогу. В статье не содержалось информации о количестве выстрелов или о том, сколько пуль попало в каждого из погибших, но Холмен решил, что стрелков было по меньшей мере двое. Никто в одиночку не смог бы убрать четырех полицейских настолько молниеносно, что они даже не успели отреагировать.
Сначала Холмен задумался, почему они остановились под мостом, а потом прочел, что представитель полиции отрицает тот факт, будто бы в одной из полицейских машин обнаружена открытая упаковка из шести бутылок пива. Желание выпить вполне понятное, странно только, что они выбрали для пикника именно это место. В былые деньки Холмен загонял в русло канала мотоциклы, принадлежавшие разным наркоманам и прочим подонкам. С давних пор оно закрыто для посещения, поэтому ему приходилось перелезать через изгородь или взламывать ворота. Холмен решил, что у полицейских могла быть отмычка, но все равно неясно, зачем создавать себе такие трудности. Существует масса более спокойных мест для дружеской попойки.
Холмен дочитал статью и аккуратно вырвал фотографию Ричи. У него сохранился бумажник, с которым его арестовали. Его вернули, когда Холмена перевели в ОИЦ, но с тех пор все его содержимое обесценилось. Холмен выбросил устаревшие купюры, чтобы освободить место для чего-нибудь поновее. Он положил фото Ричи в бумажник и поднялся обратно к себе.
Холмен подошел к телефону, подумал и набрал номер справочного бюро.
- Город и штат, пожалуйста?
- Ах да, Лос-Анджелес. Калифорния.
- Имя, фамилия?
- Донна Баник, Б-А-Н-И-К.
- Простите, сэр. Не могу найти никого с таким именем.
Донна могла выйти замуж и сменить фамилию, не известив об этом Холмена. Могла переехать в другой город.
- Позвольте еще вопрос. Человек по имени Ричард Холмен?
- Простите, сэр.
Холмен замолчал, не зная, что еще придумать.
- Скажите, Лос-Анджелес - вы имеете в виду коды триста десять и двести тринадцать?
- Да, сэр. И еще триста двадцать три.
Про код триста двадцать три Холмен никогда не слышал. Он задумался, сколько еще кодов добавилось, пока его не было.
- О'кей. А как насчет Чэтсуорта? Там по-прежнему код восемьсот восемнадцать?
- Простите, в Чэтсуорте нет человека с таким именем и фамилией, и в зонах других кодов тоже.
- Спасибо.
Холмен повесил трубку, раздраженный и встревоженный. Он вернулся в ванную и снова умылся, потом подошел к окну и встал перед кондиционером. Подумал, капает ли оттуда вода на кого-нибудь из прохожих. Достал бумажник. Его остававшиеся сбережения хранились в специальном отделении. Предполагалось, что он начнет их тратить и оплачивать счета, знаменуя тем самым возвращение к нормальной жизни, но Гейл посоветовала обождать недельки две. Он порылся в банкнотах и наткнулся на краешек конверта, который оторвал от последнего письма Донны. Там был адрес, на который он писал ей и откуда ему приходили обратно его собственные письма. Внимательно изучив адрес, Холмен снова сунул бумажку между купюр.
На этот раз, уходя из комнаты, он запер дверь.
- А вот и вы, - обрадовался Перри, когда Холмен дошел до нижней ступеньки. - Теперь я услышал, как вы закрыли дверь.
- Послушайте, Перри, мне нужно в отдел транспортных средств, а я опаздываю. У вас не будет машины на время?
Лучезарная улыбка Перри померкла.
- У вас даже прав нет.
- Знаю, но я опаздываю, приятель. Вы же знаете, как забит сейчас общественный транспорт. Уже почти час пик.
- Вы с ума сошли. А что, если вас остановят? Как я буду объясняться с Гейл?
- Во-первых, меня не остановят, во-вторых, я не скажу, что это ваша машина.
- Вот еще, стану я одалживать машину первому встречному.
Перри нахмурился. Холмен видел на его лице следы мучительной внутренней борьбы.
- Мне необходима машина буквально на несколько часов. Просто добраться до отдела транспортных средств. Я завтра выхожу на работу, свободного времени не останется. Сами понимаете.
- Понимаю.
- Разве что удастся договориться с начальством…
- Значит, вы в затруднении и хотите, чтобы я вам помог?
- Мне просто нужна тачка.
- Если я окажу вам услугу, Гейл ничего не узнает?
- Бросьте. Посмотрите на меня.
Холмен развел руками.
Перри наклонился и открыл центральный ящик стола.
- Да, есть у меня один старый, раздолбанный автомобильчик, который я могу вам одолжить. "Меркьюри". Не шикарный, но ездит. С вас двадцать долларов, и машину вернете в целости и сохранности.
- Ничего себе! Двадцать баксов за пару часов?
- Именно двадцать. А если вам что-нибудь взбредет в голову и вы не вернете машину, то я скажу, что вы ее угнали.
Холмен протянул двадцатку. Официально он находился на свободе четыре часа. Это было его первое маленькое преступление.