4
"Меркьюри" оказался говном на колесах. Из него валил дым, прокладки сносились, коробка передач барахлила, и всю дорогу Холмен переживал, что какой-нибудь предприимчивый коп остановит его, чтобы выписать штраф за нарушение экологии.
Адрес Донны привел его к розовому оштукатуренному дому в районе Джефферсон-парка, к югу от автострады на Санта-Монику - мертвому пятну на широком и плоском лице города. Уродливое двухэтажное здание давным-давно выцвело под лучами безжалостного солнца. Холмена охватила тоска, когда он увидел покореженные карнизы и разросшиеся кусты. Его воображению рисовалось, что Донна живет в местечке посимпатичнее - не таком красивом, конечно, как Брентвуд или Санта-Моника, но и не в таком мрачном. Время от времени Донна жаловалась на нехватку денег, но у нее была постоянная работа частной сиделки при престарелых клиентах. Холмен задумался, почему Ричи не помог матери переехать в более пристойный район, когда поступил в полицию. Он представлял себе взрослого сына как человека, способного на благородные поступки, даже если они шли вразрез с его представлениями о жизни.
Обшарпанное здание имело форму подковы. С улицы в глубь внутреннего дворика вела извилистая дорожка, петлявшая между лохматыми кустами вдоль двух рядов одинаковых квартир. Донна жила в квартире № 108.
Никакого замка при входе во двор не стояло. Любой прохожий мог свободно пройти по дорожке, и все же Холмену никак не удавалось решиться. Он переминался с ноги на ногу, ощущая неприятное жжение в животе. Казалось бы, все элементарно: постучать в квартиру и спросить у новых жильцов адрес Донны. В том, чтобы заглянуть во двор, не было ничего противозаконного, и, позвонив в дверь, он не нарушал условия своего освобождения. Тем не менее Холмен чувствовал себя преступником.
Собравшись с духом, он пошел в сто восьмую квартиру. Он постучал в дверь и моментально сник, когда никто не отозвался. Холмен снова постучал, на этот раз чуть более настойчиво. Дверь приоткрылась, и наружу выглянул худой лысеющий мужчина. Он вцепился в ручку, готовый в любой момент захлопнуть дверь.
- Я занят, приятель. В чем дело? - отрывисто спросил он.
Холмен засунул руки в карманы, чтобы выглядеть не так угрожающе.
- Я ищу старую подружку. Ее зовут Донна Баник. Она раньше жила здесь.
Мужчина облегченно вздохнул и распахнул дверь. Он стоял, как аист, уперев правую ногу в левое колено, босой, в мешковатых шортах и линялой майке.
- Прости, парень. Ничем не могу помочь.
- Она жила здесь года два назад. Донна Баник, темноволосая, среднего роста.
- Я сам здесь месяца четыре-пять. А кто тут раньше жил, понятия не имею, тем более два года назад…
Холмен покосился на ближайшие квартиры, подумывая, не может ли быть в курсе кто-то из соседей.
- Вы не знаете - вдруг кто-нибудь из нынешних жильцов ее помнит?
Бледный мужчина проследил за взглядом Холмена и нахмурился, словно само наличие соседей было ему неприятно.
- Нет, приятель, прости. Одни приезжают, другие уезжают.
- О'кей. Извините за беспокойство.
- Пустое.
Холмен собрался уходить, но у него мелькнула свежая мысль. Мужчина уже закрыл дверь, но как только Холмен постучал, она мигом распахнулась.
- Извини, приятель, - смущенно пробормотал Холмен, - управляющий живет в этом же доме?
- Да, в сотой квартире. Первая от входа, с северной стороны.
- И как его зовут?
- Ее. Это женщина. Миссис Бартелло.
- О'кей. Спасибо.
Холмен вернулся по дорожке к сотой квартире и постучал - на этот раз уверенно и громко.
Миссис Бартелло оказалась крепкой женщиной с туго стянутыми в пучок седыми волосами. На ней было бесформенное домашнее платье. Она смотрела на Холмена через закрытую решетку. Он представился и объяснил, что ищет женщину из квартиры № 108, Донну Баник.
- Мы с Донной когда-то были женаты, но давно. Мне пришлось уехать, и мы потерялись.
Холмен решил, что сказать так проще, чем объяснять, что он - тот самый подонок, который бил Донну, а потом оставил ей на воспитание собственного сына.
Выражение лица миссис Бартелло смягчилось, словно она узнала его, и она открыла решетчатую дверь.
- Черт возьми! Да вы, должно быть, отец Ричарда, тот самый мистер Холмен?
- Да, верно.
Холмен подумал - может, она читала о смерти Ричарда, но потом понял: нет, она не знает, что Ричи погиб.
- Ричард замечательный мальчик. Все время навещал ее. У него такой мужественный вид в форме.
- Да, мэм, спасибо. Не могли бы вы сказать мне, где сейчас живет Донна?
- Вы не знаете?
Ее взгляд сделался еще ласковее.
- Я давно не видел ни Ричи, ни Донну.
Миссис Бартелло широко распахнула дверь, глаза ее стали печальными.
- Мне жаль. Вам не сообщили. Очень жаль. Донна скончалась.
Холмен почувствовал, что движения его стали медленными, будто он принял что-то из наркотиков. Казалось, что биение сердца, ритм дыхания, ток крови "поплыли", как запись на пластинке, когда сбивается игла. Сначала Ричи, теперь Донна. Он ничего не ответил, и в грустных глазах миссис Бартелло засветилось понимание.
Широкоплечая, она стояла на пороге, скрестив руки на груди.
- Так вы не знали. Ох, мне так жаль, вы не представляете. Так жаль, мистер Холмен.
Холмен почувствовал, как его медлительность превращается в некое подобие покоя.
- Как это случилось?
- Это все проклятые машины. Так носятся по шоссе, что я боюсь куда-нибудь выходить.
- Она попала в автокатастрофу?
- Как-то вечером возвращалась домой. Вы знаете, что она работала сиделкой?
- Да.
- Возвращалась как-то домой. Почти два года с тех пор прошло. Как мне объяснили, сначала кто-то потерял контроль над управлением, а потом еще несколько машин потеряли контроль, и та, в которой ехала Донна, тоже. Уж простите, что приходится все это рассказывать. Я так убивалась из-за нее и бедного Ричарда.
Холмену захотелось поскорее уйти, убежать из дома, где жила Донна, из места, куда она возвращалась в последний вечер своей жизни.
- Мне надо найти Ричи, - сказал он. - Вы мне не поможете?
- Так мило, что вы называете его Ричи! Когда мы познакомились, он уже был Ричардом. И Донна всегда называла его так. Вы в курсе, что он полицейский?
- У вас есть номер его телефона?
- По правде говоря, нет. Я видела его, когда он приезжал к матери. Нет, не припомню, чтобы у меня был его номер.
- Значит, вы не знаете, где он живет?
- Боюсь, что нет.
- А на договоре об аренде у вас нет адреса Ричи?
- Простите. Я выбросила все старые бумаги… раз появились новые жильцы, какой прок хранить этот мусор?
Холмен внезапно испытал желание рассказать миссис Бартелло, что Ричард тоже погиб. Это было бы честно по отношению к женщине, которая так тепло отзывалась о Донне и Ричи, но у него не хватило сил. Он чувствовал себя опустошенным, словно отдал все без остатка.
Холмен уже собирался поблагодарить миссис Бартелло и попрощаться, когда в голову ему пришла еще одна мысль.
- Где она похоронена?
- Да там, за Болдуин-Хиллз. На кладбище "Болдуин хейвен". Я в последний раз видела Ричарда как раз на похоронах. Он был не в полицейской форме, представляете? Так ею гордился, а на похороны матери пришел в красивом темном костюме.
- Много людей было?
Миссис Бартелло печально вздохнула.
- Да нет. Не сказать, чтобы много.
Холмен вернулся к машине в унылом, подавленном состоянии. Он поехал на запад, навстречу заходящему солнцу, и угодил в плотный поток лезущих со всех сторон машин. Час пик. Чтобы преодолеть несколько миль до Калвер-Сити, ему потребовалось почти сорок минут. Холмен поставил машину Перри в подземный гараж мотеля и вошел через главный вход. Перри все еще сидел за столом. Крохотный радиоприемник играл металлически дребезжащие песенки "Доджерс". Когда Холмен отдавал ключи, Перри чуть приглушил звук.
- Как первый день на свободе?
- Дерьмово.
Перри откинулся в кресле и сделал музыку погромче.
- Значит, дальше будет лучше.
- Мне кто-нибудь звонил?
- Не знаю. У вас стоит автоответчик?
- Я дал нескольким людям ваш номер.
- Давайте им свой номер, а не мой! Я что, похож на автоответчик?
- Я дал ваш номер капитану полиции Леви и одной молодой женщине. Кто-нибудь из них звонил?
- Нет. Я бы не пропустил звонок, я весь день на месте.
- Вы поставили мне телевизор?
- Я просидел весь день тут. Завтра принесу.
- А телефонную книгу достали или тоже завтра?
Перри вытащил из-под стола толстый справочник.
Холмен поднялся к себе с книгой и быстро нашел в ней кладбище "Болдуин хейвен". Он списал адрес и, не раздеваясь, лег на кровать, думая о Донне. Спустя какое-то время он взял отцовские часы. Стрелки замерли, когда отец умер. Он покрутил головку завода и переставил время. Ему показалось на секунду, что стрелки отправились в привычный путь по циферблату, но Холмен понимал, что обманывает сам себя. Стрелки не двигались. Время продолжало свой бег для других, Холмен же попался в сети прошлого.
5
На следующее утро Холмен встал рано и пошел в магазин, прежде чем Перри успел появиться в холле. Он купил пакет шоколадного молока, упаковку из шести маленьких, посыпанных сахарной пудрой пончиков, номер "Таймс" и отнес все это к себе, чтобы позавтракать, листая газету. Статья о расследовании убийства полицейских по-прежнему помещалась на первой полосе, но, судя по расположению материала, сегодня нашлись новости и поважнее. Шеф полиции заявлял, что обнаружились пожелавшие остаться неизвестными свидетели и детективы сокращают круг подозреваемых. Больше ничего примечательного не было, кроме того, что городские власти назначили вознаграждение в размере пятидесяти тысяч долларов за арест преступника. У Холмена возникло серьезное подозрение, что копы так ни в чем и не разобрались, зато придумали липовых свидетелей как наживку с расчетом, что настоящие очевидцы клюнут на деньги.
Холмен доел пончики и пожалел, что у него нет телевизора - посмотреть утренние новости. Много что могло случиться после того, как журналисты отправились спать.
Холмен допил шоколадное молоко, принял душ и, собираясь на работу, облачился в одну из немногочисленных смен чистого белья. Чтобы приехать к восьми, следовало успеть на автобус в 7.10. Один автобус, никаких пересадок, долгая поездка на работу и вечером - домой. От Холмена требовалось всего-навсего проделывать это каждый день - и жизнь должна была измениться.
Уже собравшись, он позвонил в чэтсуортский полицейский участок, представился и попросил к телефону капитана Леви. Он не был уверен, что Леви появляется на работе так рано, и уже приготовился оставить сообщение, как Леви взял трубку.
- Капитан, это Макс Холмен.
- Да, сэр. У меня ничего нового.
- Ладно, тогда у меня есть еще номер, который вы могли бы записать. У меня пока что нет автоответчика, поэтому, если что-нибудь станет известно в течение дня, позвоните мне на работу.
Холмен продиктовал свой рабочий номер.
- И еще одно. Вам удалось переговорить с женой Ричи?
- Да, мистер Холмен.
- Был бы вам весьма благодарен, если бы вы передали ей и этот номер тоже. Если она попытается позвонить сюда, в мотель, я не уверен, что узнаю об этом.
- Я дам ей ваш рабочий номер, - задумчиво протянул Леви.
- И скажите ей, пожалуйста, еще раз, что я хотел бы поговорить с ней как можно скорее.
Холмен удивился, отчего в голосе Леви вдруг возникли нотки нерешительности, и он уже собирался спросить об этом капитана, когда Леви заговорил сам.
- Мистер Холмен, я передам ей, но мне бы хотелось быть откровенным с вами, хоть вам наверняка не понравится то, что я скажу.
Леви говорил медленно, с усилием, будто произнести то, что он собирался, ему было так же трудно, как Холмену - выслушать, что он скажет.
- Я хорошо знал Ричарда. Я стараюсь уважать его желания, равно как и желания его вдовы, но я тоже отец… было бы жестоко заставлять вас надеяться на то, что вряд ли произойдет. Ричард не хотел иметь с вами ничего общего. Его жена… что ж, вся ее жизнь пошла кувырком. Я жду ее звонка, затаив дыхание. Понимаете, о чем я?
- Нет. Вы говорили, что она сама рассказала вам обо мне. Поэтому вы позвонили в Управление.
- Она думала, что вам следует знать о случившемся, но это никак не меняет отношения Ричарда. Не хотел бы я оказаться в таком положении, как вы, но никуда не денешься. Что у вас произошло с сыном - не мое дело, но я намерен соблюдать его волю, а следовательно, и волю его жены. Я не советчик в семейных делах. Надеюсь, теперь мы друг друга понимаем?
Холмен уставился на свою руку. Она лежала у него на колене, как шевелящий клешнями краб.
- Я давно перестал на что-либо надеяться.
- Значит, мы договорились. Я передам ей ваш новый номер, но ни к чему подталкивать не стану. А пока, если смогу, буду отвечать на ваши вопросы касательно расследования и сообщать, если у нас появится что-нибудь новое.
- А как насчет похорон?
Леви ничего не ответил. Холмен молча повесил трубку, спустился и стал ждать в вестибюле, когда покажется Перри.
- Мне снова нужна машина, - сказал Холмен.
- Есть лишняя двадцатка?
Холмен поманил его бумажкой, и Перри буквально вырвал ее у него.
- Вернете в целости и сохранности. Предупреждаю. Я ее пока что не проверял, но я хочу, чтобы машина была на ходу.
- А мне нужен телевизор.
- У вас такой вид, будто случилось что-то ужасное. Если вы беситесь оттого, что вчера вечером не смогли посмотреть телевизор, прошу прощения, но он на складе. Я сейчас пойду и заберу его.
- Я не из-за телевизора бешусь.
- Тогда почему вы так смотрите?
- Слушайте, дайте мне эти чертовы ключи.
Холмен взял принадлежавший Перри "меркьюри" и поехал на юг, в промышленный район. Добираться автобусом было бы умнее, но уж слишком долгой представлялась ему дорога. Он ни разу не превысил скорость и с опаской поглядывал на других водителей.
Холмен приехал на работу на десять минут раньше и припарковался за углом здания: ему не хотелось, чтобы его начальник, Тони Гилберт, видел его за рулем. Гилберт был знаком с "системой проката" в среде обитателей ОИЦ и знал, что прав у Холмена пока нет.
Холмена устроили на работу в компанию по производству афиш и объявлений, а точнее, в типографию, занимавшуюся художественным оформлением рекламных щитов. Плакаты печаталась на больших листах, похожих на обои, которые затем разрезались и в рулонах рассылались по всей Калифорнии, Неваде и Аризоне. Уже на местах специальные бригады раскатывали эти рулоны и наклеивали их в виде больших полос. В течение последних двух месяцев Холмен несколько часов в день работал в типографии: он загружал рулоны пяти-, шести- и восьмифутовой ширины в принтер, следил, чтобы бумага не мялась, а автоматические обрезные станки делили ее на равные части. Этим мог бы заниматься и кретин. Холмен освоил работу за пару минут, но был счастлив, что и у него теперь есть ремесло.
Сверившись с часами, он постарался показаться на глаза Гилберту, чтобы начальник знал, что он не опаздывает. Согласно привычному распорядку Гилберт находился сейчас рядом с операторами принтеров, которые отвечали за равномерное распределение цвета и вносили поправки в сегодняшнюю продукцию. Гилберт был невысоким толстяком с лысиной на макушке, придававшей ему особо важный вид.
- Итак, теперь ты официально свободный человек, - сказал он. - Мои поздравления.
Холмен поблагодарил его, но разговор поддерживать не стал. Он не предупреждал секретаршу о возможном звонке вдовы Ричарда. После разговора с Леви он ни на что не надеялся.
Все утро Холмена поздравляли с освобождением и с тем, что он принят на полную ставку, и неважно, что он проработал здесь уже два месяца. Холмен то и дело поглядывал на часы, с тревогой ожидая часового перерыва на ланч.
В десять минут двенадцатого Холмен отправился в туалет. Пока он стоял над писсуаром, другой рабочий из ОИЦ, Марк Ли Питчесс, занял соседнюю кабинку. Холмен не любил Питчесса и в течение предыдущих двух месяцев старался избегать его.
- Десять лет - немалый срок, - заявил Питчесс. - Добро пожаловать обратно.
- Ты два месяца виделся со мной пять раз в неделю. Я никуда не отлучался.
- Они тебя все еще на испытательном держат?
- Отвяжись.
- Уж и спросить нельзя. Просто я могу достать тебе наборчик - будешь все время держать при себе образец, так что если кто покатит на тебя бочку, сможешь нассать на него.
- Держись от меня подальше со всем этим дерьмом, ясно?
Холмен закончил и отошел от писсуара. Он повернулся, чтобы посмотреть в глаза Питчессу, но тот стоял, уставившись на стену перед собой.
- Я понимаю, тебе не терпится, так что имей в виду, у меня есть все: любая аптека, кокаин, героин, оксикодон. Все, что душе угодно.
Питчесс отряхнулся и застегнул молнию, но уходить не собирался. Он стоял, по-прежнему глядя на стену. Кто-то нарисовал на ней член с маленьким овалом, в который вписываются слова. Член говорил: "Покури меня, сучка".
- Просто хотел помочь брату.
Питчесс все еще улыбался, когда Холмен вышел из сортира и направился к Гилберту.
- Как первый день? - спросил Тони.
- Отлично. Слушай, у меня к тебе просьба: мне позарез нужно в отдел транспортных средств за тестом, а после работы слишком поздно. Ты не мог бы накинуть мне часик к ланчу?
- А разве по субботам они не принимают?
- Нужно специально договариваться, а у них запись на три недели вперед. Я действительно хочу поскорей управиться со всеми делами, Тони.
Холмен видел, что Гилберт не очень-то обрадовался.
- Ладно, - в конце концов согласился он. - Если возникнут проблемы - звони. И смотри, это в последний раз. Не очень-то хорошее начало для первого дня.
- Спасибо, Тони.
- К двум. Я хочу, чтобы к двум ты был на месте. У тебя уйма времени.
- Конечно, Тони. Спасибо.
Гилберт ничего не сказал о Ричи, и Холмен не стал сам заводить этот разговор. Гейл ничего ему не сообщила, и это Холмена вполне устраивало. Ему ничего не хотелось объяснять про Ричи, чтобы потом не пришлось объяснять про Донну и про то, как он собственными руками испоганил себе жизнь.
Когда Гилберт отправился по своим делам, Холмен прошел в офис и отметил время ухода с работы, хотя не было еще и двенадцати.