Никто не знал, когда и откуда появился в Янгиша-харе Жан Мороз. Одни считали, что он родился и вырос в этом городе, другие были убеждены, что его выслали сюда из Ташкента за тунеядство лет семь или десять назад. Однако точных сведений ни у кого не было. Сам же Мороз не любил распространяться о себе. "Кому это нужно?"- невозмутимо говорил он, когда кто-нибудь интересовался его биографией. Если же у него было веселое настроение, то в таких случаях он ограничивался любимым словечком: "Миф".
В последнее время у него появился интерес к "белой головке". Рассказывают, однажды, находясь у друга, он хватил лишнего и, когда лег отдыхать, никак не мог уснуть. "Снимите с меня носки, а то умру", - умолял он слезно. На нем не было никаких носков, и друг посмеивался, не обращая особого внимания на эту просьбу. Мороз на некоторое время успокаивался, затем начинал ныть снова: "Снимите с меня носки…" Чтобы отвязаться от него, кто-то проговорил беззлобно: "Уже сняли, не реви!" "Спасибо", - поблагодарил Мороз и вскоре захрапел.
Никто и никогда не видел на его лице улыбки. Всегда серьезный, что бы ни делал, где бы ни находился, он производил на тех, кто его не знал, неотразимое впечатление. Высокого роста, с длинными руками и ногами, Мороз в любую погоду неторопливо шагал вдоль тротуаров, а то и прямо по мостовой, читая какую-нибудь брошюру или газету. Янгишахарские шоферы сначала сердились на него - останавливали машины и делали соответствующие внушения, потом отступили. Выслушав очередной разнос, он обычно говорил, разводя руками: "Мифическое обвинение! Кому это нужно?.."
Сегодня Мороз забрел в центр Янгишахара. Он был в своей потертой, потемневшей от пыли кепке, в черном костюме, туфлях на микропористой подошве. В его карманах веером торчали газеты, в руках он держал брошюру.
Отвлекся Мороз от нее только тогда, когда стукнулся лбом о телеграфный столб. Проговорив: "Кому это нужно?", он огляделся и с удивлением понял, что попал не туда, куда следовало: рядом, у лотка, стояла продавщица мороженого, у весов с табличкой "Стоимость за взвеш. три коп." дремал усатый старик.
Постояв у столба, Мороз развернул брошюру и, читая, двинулся на площадку между продавщицей и лотком.
- Тебе что, черт косолапый, места мало? - взвизгнула продавщица.
"Черт косолапый" обернулся и, засунув правую руку в карман, флегматично произнес:
- Не понимаю. Это вы мне?
- Нет, себе!
- Кому это нужно, - пожал плечами Мороз.
- Я говорю: тебе что, дороги мало? - повторила лотошница.
- Вы хотите со мной поговорить?
В очереди заулыбались: многие знали Мороза и понимали, чем это могло кончиться.
Лотошница взорвалась:
- Нужен ты мне! Когда идешь, гляди под ноги!
- Простите, пожалуйста. Зачитался, понимаете… Между прочим, могу
вам дать брошюру. Очень интересная вещь - о шизофрениках. Ошибку же я исправлю, раз это вам так нужно.
Он прошел по старому месту - между лотком и продавщицей, свернул налево.
- Хулиган! Пьяница! - завопила лотошница.
- Перестаньте, ну что вы, право, - сказал ей пожилой мужчина, стоявший первым в очереди. - Разве вы не видите, у него… того… - Он многозначительно покрутил пальцем у виска.
- Что вы говорите? - ахнула она.
Мороз остановился, исподлобья посмотрел на лотошницу, положил брошюру в карман и начал просматривать газеты. Это занятие вскоре целиком поглотило его. Для него не существовало ни площадки, на которой он стоял, ни людей, которые были вокруг, ни теплого летнего вечера с запахами цветов и только что политого асфальта.
Мороженое кончилось, и лотошница начала укладывать свой немудреный скарб. Она торопилась: подозрительное поведение Мороза пугало ее.
- Слышал, дед, американцы опять мутят воду, - обратился Мороз к старику у весов. - Готовят какие-то ракеты. Не собираются ли они улететь на Марс? Миф!
- Это что за страна такая? - сонно поинтересовался старик.
- Планета.
- Планета? Не слышал про такую. Где она находится?
- На небе.
- Высоко.
- Да, не низко. - Мороз свернул газету в трубку и неторопливо направился к лотошнице. Приблизившись, засунул правую руку в карман и сказал тихо - Спекулянтка!
Она не услышала, что он сказал, только увидела его руку в кармане. "За ножом полез", - испуганно подумала лотошница и, прикрыв ящик с деньгами, завопила таким пронзительным криком, что у самой мурашки, побежали по спине:
- Караул! Убивают!!
Морозу, очевидно, надо было бы попытаться успокоить ее, но он не снизошел до подобного унижения.
Процедив стереотипную фразу: "Кому это нужно!", спокойно уселся рядом со стариком и снова заговорил с ним о Марсе.
Лотошница решила, что Мороз дожидается ее, чтобы потом, когда она пойдет домой, ограбить по дороге, поэтому подозвала к себе сына, который играл недалеко от лотка, и послала его за участковым уполномоченным.
Вокруг начала собираться толпа.
3.
Сергея увидели не сразу, когда же увидели, все с готовностью расступились, глядя на него с нескрываемым любопытством.
- В чем дело, Сара Исааковна? - стараясь не выдать своего беспокойства, негромко спросил Голиков.
- Товарищ участковый… Сергей Борисович, миленький, уби-и-ли! - запричитала лотошница. - Я слабая, беззащитная женщина. Некому заступиться за меня. Если бы не мой несчастный сирота… Сергей Борисович, как же я буду дальше жить?
Из толпы полетели, перебивая друг друга, запальчивые, возмущенные голоса:
- Бандит он. Мороз этот, арестовать его надо!
- Милиция виновата. Не принимает к нему никаких мер, вот он и распустился. Скоро никому не будет проходу давать.
- Милиция? Что с нее толку-то! На рынке спекулянтов хоть пруд пруди! Все видят это, только милиция не видит.
- Невыгодно, вот и не видит.
- Знамо дело.
- Были бы у меня права, я бы…
- Не "быкуй". Еще неизвестно, кто виноват. Я Мороза хорошо знаю. Не поднимет он руку на человека. Не такая у него душа. Скорее всего, сама Сара виновата…
- Защищай, защищай! Один тут недавно защищал такого же… Сейчас в больнице лежит.
- Неужто ножом ударил? Господи Иисусе Христе, времена-то какие настали. Из дому выйти нельзя!
Голиков нервно переступал с ноги на ногу. Ему было неприятно видеть озлобленные лица людей.
- Товарищи, говорите по очереди, - попросил он. - Что сделал Мороз? Кто видел его?
Стало тихо. Те, что минуту назад обвиняли милицию, незаметно отходили в сторону.
- Я вас слушаю, товарищи, что же вы умолкли? Сара Исааковна, расскажите все по порядку, - повернулся участковый к лотошнице.
- Жизни нет, Сергей Борисович. - заголосила она снова. - Куда мне податься от него? К кому, скажите, обратиться за помощью? Я женщина беззащитная. У меня никого нету…
- Что он с вами сделал?
- Не видите разве? У меня все руки в синяках. Деньги отбирал. Что же это получается? Как я буду жить дальше? Он обязательно что-нибудь сделает со мной!
Расталкивая собравшихся, к участковому подошел Мороз.
- Слезы? Кому это нужно? - посмотрев на Сару Исааковну, удивленно произнес он и обратился к Голикову - Товарищ участковый, вы сейчас посадите меня в тюрьму или разрешите сходить домой за бельем?
- Ага, появился! Держите его! Держите! - закричала лотошница.
- Я никуда не убегал, сидел рядом с порядочным человеком, - Жан указал на деда у весов. - Мы разговаривали с ним о возможности жизни на других планетах. В частности, нас интересовал вопрос, могут ли на Марсе существовать животные с такими красными щеками и такими толстыми бедрами, - кивнул он в сторону лотошницы. - Кстати, мой собеседник считает, что подобные существа водятся только на нашей грешной земле… Старина, подойдите сюда и подтвердите свою гипотезу нашим уважаемым слушателям!
В толпе захохотали.
Сара Исааковна завыла истошно, схватившись руками за голову:
- Хулиган! Пьяница!
Голиков не верил ей, не раз уже она вводила его в заблуждение.
- Чего говорить бесполезно, - подошедший старик явно подражал голосу своего юного собеседника. - У страха глаза велики. Женщина, ежели испужается, беды не оберешься. Наговорит семь верст до небес и все лесом… Жинка у меня такая была, прости меня грешного… Он, конечно, сказал что-то Саре Исааковне, потому как она принародно обозвала его всякими недозволенными словами. Я так считаю, сынок, - обратился он к участковому, - судить надобно ее, чтобы другие не нарушали спокойствия… На Марсе, конечно, таких существов не водится. Мне Мороз очень даже хорошо описал этот самый… Марс.
Лучше бы старик молчал - сидел бы около своих весов и взвешивал янгишахарцев. Сара Исааковна призвала на помощь весь свой талант и дала старику такую характеристику, что его немедленно надо было отправить в психиатрическую больницу. Но к своему ужасу она заметила, что окружающие приняли сторону Мороза.
- Забери ты ее, Сергей Борисович, - посоветовал кто-то из толпы.
- Знаю я ее, - поддержал другой. - Она всегда чем-нибудь не довольна. Я покупал сегодня у нее мороженое - на две копейки обсчитала. Когда же сказал ей об этом, так она как только не обзывала меня - и жуликом, и крохобором, и еще черт его знает кем… Сделайте милость, товарищ участковый, избавьте нас от нее!
Дело приобретало неожиданный оборот - Сара Исааковна поняла это и переменила тактику. Улыбаясь во весь свой большой красный рот, она сказала, что пошутила над Морозом: ей хотелось, чтобы он обратил на нее внимание…
- Тьфу ты, проклятая баба! - зло сплюнул весовщик.
Мороз безразлично проговорил:
- Миф какой-то
- Товарищ Розенфельд, придите завтра к одиннадцати часам в отдел милиции… Ты тоже, - отвернувшись от лотошницы, бросил участковый уполномоченный Морозу.
Сара Исааковна недовольно повела широкими плечами и что-то быстро проговорила про себя. Жан Мороз развернул брошюру и зашагал медленно по улице. Провожая его взглядом, на театральной площади, у небольшого фонтана, напоминающего коробочку хлопка, старший лейтенант увидел Катю Мезенцеву. Она шла в его сторону, задумчиво глядя под ноги Слегка декольтированное платье плотно обтягивало ее стройную фигуру, и Катя выглядела совсем юной.
У Сергея учащенно забилось сердце.
КАТЯ МЕЗЕНЦЕВА
1.
Увидев Сергея, Катя остановилась, подняла голову и застыла, не спуская с него радостных глаз:
- Ты?
- Я.
- Гуляешь? То есть, прости…
- Ты с работы, из больницы? - пожал Сергей протянутую руку.
- Да.
- Устала?
- Что ты! Я готова отдежурить еще две смены!
- Устала, вижу! - повторил Сергей. Ему хотелось подольше побыть с ней, и он растягивал время, еще не зная, о чем будет говорить.
- Ничего ты не видишь, милый Сережа! - Катя по-детски оттопырила нижнюю губу.
- Вижу!
- Не видишь! - закрутила она головой. Ей тоже было хорошо с ним. Правда, она стеснялась его милицейской формы. Он больше нравился ей, когда на нем был штатский костюм. - Сегодня в парке новая кинокомедия. Пойдем?
- Катя, ты же знаешь…
- Молчу, молчу! Ты не можешь, у тебя нет свободного времени. Тебе надо ловить преступников. - Катя легонько дотронулась до его руки и с укором взглянула ему в глаза. - На участке же есть дружинники, Сережа!
Голиков поправил планшет:
- Уговорила!
- Ты, оказывается, совсем ручной! Нет, тебе лучше уйти из милиции… Молчу, молчу, - опять оттопырила она нижнюю губу. - Ты любишь свою работу. У тебя оперативный талант… Слышала, слышала! До вечера.
- Я тебя провожу.
- Не надо. Еще подумают, что ты меня арестовал, - в уголках ее глаз засверкали веселые огоньки.
С запада надвигались плотные грозовые облака. Дул жаркий июльский ветер. Он трепал листья молодых деревьев, окружавших фонтан. Над театром в просвете облаков поднималась полная луна. Около нее дрожали слабые звездочки.
Разговаривая, Голиков и Мезенцева пересекли площадь и, немного пройдя по главной улице, свернули в узкий, еле освещенный переулок.
- Сережа, какая здесь прелесть! - воскликнула
- Да, - согласился он.
Одинаковые одноэтажные домики переулка, отгороженные от дороги густыми деревьями и неширокими звонкими арыками, ровно уходили вдаль, к ярко озаренным корпусам хлопкоочистительного завода. Казалось, они боялись наступающей темноты и спешили туда, зажигая в окнах один за другим разноцветные огни - красные, голубые, желтые…
- Катя!
- Что Сережа?
- Ты не видела Абдуллу Зияева?
- Что-нибудь случилось?
- Не-ет, - протянул Голиков.
"Что эго я? Зачем мне понадобился Абдулла? Как будто не о чем больше ее спросить! Черт бы побрал проклятую нерешительность!"
Он поправил волосы, выбившиеся из-под фуражки, бросил взгляд на Катю. У нее был грустный вид. Какие мысли беспокоили ее? Не обидел ли ее кто-нибудь на работе? Нет, наверно, просто устала.
- Катюша!
- Что, Сережа?
И вопрос, и интонация голоса были прежними. Как будто не было этих проклятых минут молчания.
- Я хотел сказать тебе… Вернее, спросить тебя… Возможно, мне, действительно, уйти из милиции?
- Зачем? Чудак! Я же пошутила, - улыбнулась Катя.
Сергей хотел сказать что-то, но не успел: Катя остановилась, схватила маленькими сильными руками его за плечи, посмотрела в глаза пристально, тревожно, словно перед нею был больной:
- Что с тобой, Сережа?!
- Ничего, ничего… Прости, я думал… Хожу все время, как во сне…
- Ну, что же ты?!
Сергей умолк, и Катя нетерпеливо дернула его за рукав. Она знала, что он хотел сказать, знала и боялась этого.
- Понимаешь… - беспомощно пролепетал Сергей.
Налетевший ветер поднял столб пыли и с силой швырнул на деревья, дома, корпуса завода. Какая-то птица метнулась к дубу, возле которого они остановились, но не долетев, с криком устремилась в сторону, под бала. хану. Вверху, над головами надсадно грохнуло, и на землю упало несколько крупных капель дождя.
- Бежим, Сережа! - блеснула голубыми глазами Катя.
- Куда? - изумленно отозвался Сергей. Он ничего не видел и не слышал.
- Ко мне! - крикнула она ему в лицо.
Они никуда не побежали. Почти тотчас вторично ударил гром, и все потонуло за густой завесой воды и ветра.
Катя вскрикнула. Сергей, должно быть, сам не сознавая того, что делал, схватил ее за плечи и вместе с нею встал под дерево.
- Осторожнее, медведь! - шутливо проговорила она, но не отстранилась.
Сергею показалось, что у него на миг остановилось сердце. Может быть, Катя так же, как и он, любила и тоже боялась сознаться ему в этом? Возможно, все его страхи были напрасными? Интересно, что хотела сообщить ему Рита? Она была настроена враждебно. Ей отчего-то не нравились его встречи с Катей. Не знала ли она что-нибудь о ней? "Ты выкинь из головы Катю!" Почему?..
Дождь усиливался. Он пригнул к земле траву, переполнил арык, лился беспрерывным потоком в лужи, появившиеся на дороге. Неба не было видно. Оно, казалось, обрушилось вниз вместе с ливнем и затопило все своей мутной теплой водой.
Сергей прислушался: откуда-то, заглушая шум дождя, доносились ритмичные глухие удары: тук, тук, тук… Он посмотрел Кате в глаза - радостные, возбужденные, блестевшие, как две огромные искры, в темноте.
"Это же бьется ее сердце! Какое оно сильное! Неужели Катя тоже любит меня?"
Сергей несмело обнял ее. Она прильнула к нему теплым упругим телом и, улыбаясь, прошептала:
- Дуралей ты мой, милый дуралей…
Дождь перестал, тучи потянулись на восток. В просветленном небе вспыхивали крупные, будто только что зажженные, далекие звезды. Луна, участливо подмигнув счастливой паре, скрылась и стала похожа на размытое бледное пятно.
- Пойдем, Сережа.
- Куда?
- Домой…
- Никуда я не пойду, - по-мальчишески задорно отозвался Сергей. - Мы будем сегодня вместе охранять общественный порядок.
Она тихо рассмеялась.
- Ты что?
- Нам нужно переодеться, милый!
Он отстранил ее от себя и только теперь заметил, что они были совершенно мокрые.
- Катюша, родная!
Такой красивой, какой показалась она ему сейчас, он никогда ее не видел.
- Сереженька!
Катя плакала от счастья. Плакала, всхлипывая, не стесняясь ни его, ни первых пешеходов, появившихся на улице. Сергей успокаивал ее, гладя мокрые волосы горячей ладонью…
2.
Они подошли к дому Кати. Утопая в зелени, он стоял особняком, выступив на тротуар углом. На улицу смотрели залитые ярким светом окна. Широкими полосами свет падал на тротуар, пересекая арык, и уходил на дорогу, сливаясь там с тусклым освещением электрических лампочек, висевших над серединой улицы.
Под старым лапчатым карагачем, окруженным молодыми деревцами, где даже днем было темно, Сергей остановился и положил руки на Катины плечи. Катя подняла голову и глядела на него долго, будто собиралась уйти навсегда и никак не могла расстаться. Ее заплаканные глаза были удивительно чистыми, и Сергей подумал, что в них затерялась частица жаркого южного неба.
- Может, зайдешь к нам на минутку?
- Лучше встретимся у кинотеатра, Катюша. В одиннадцать часов.
- Хорошо.
Сергей зашагал по тротуару. Вскоре его высокая подтянутая фигура скрылась за деревьями.
Катя, постояв некоторое время у дома, неторопливо вошла во двор. Какое-то беспокойное чувство охватило ее, едва она очутилась на узкой бетонированной дорожке между домом и густой стеной виноградника, тянувшегося в глубь двора. Ей казалось, что вот-вот должно случиться что-то неприятное, и она была бессильна что-либо предпринять.
"Боже мой, что это со мною? - подумала Катя с тревогой. - Раньше ничего подобного не было".
- Папа! - внезапно громко, не веря своему голосу, закричала она и бросилась вперед, к крыльцу, закрыв лицо руками.
В коридоре горел свет. Из кухни доносился острый запах жареного мяса.
Хлынуло чувство радости.
"С ума сошла, - закрывая за собой дверь, с облегчением подумала Катя и закружилась на месте, вспомнив слова Сергея. - Любит, любит! Люблю, люблю!"
Ей стало легко и весело. Все приобрело свои прежние краски. Не переодеваясь, она вбежала на кухню, поцеловала в лоб отца, сидевшего у газовой плиты, заглянула в кастрюли и весело рассмеялась.
- Смотри, как бы плакать не пришлось, - убавляя газ, сухо проговорил Иван Никифорович. Он был чем-то расстроен.
- Я так счастлива, папочка! - обняла Катя отца.
- Взрослые счастливыми не бывают, дочка, - не менял тона Иван Никифорович.
- Бывают. Ты ничего не знаешь, папа! Ничего, ничего! - Она снова поцеловала отца и побежала к себе, в спальню, переодеваться.
- Стрекоза! Вся в мать, - с любовью произнес Иван Никифорович, провожая дочь взволнованным взглядом.