* * *
Директор некоммерческого фонда "Узник совести", доктор философских наук Ибрагим Казиев сидел в плетеном кресле у бассейна с листком в руке, старательно зазубривая несколько предложений. Одеждой, кроме полотенца, прикрывающего гениталии, он не пользовался. Полностью погрузившись в непривычное дело, бандит не видел и не слышал ничего вокруг. В том числе и двух обнаженных русалок, которые резвились в бассейне. Губы Казиева старательно шептали слова, написанные на бумаге, а глубокие морщины на лбу выдавали недюжинное напряжение мысли. Компьютерная распечатка несла следующую информацию: "Дамы и господа, извините нашего кандидата. Она сегодня уже провела встречу с избирателями и, наверное, задержалась в пробках. Уверен, с минуты на минуту прибудет".
Казиев привстал с кресла и, не обращая внимания на упавшее к его ногам полотенце, громко вслух зачитал вышеуказанный монолог. Закончив чтение, посмотрел на бассейн и крикнул:
- Телки, я готов.
Русалки тут же выбрались из воды и встали возле Ибрагима. Казиев отложил листок на стул, поднял взгляд к потолку и попробовал произнести текст по памяти:
- Дамы и господа, извините, нашего кандидата. Она, бля, сегодня уже прове…
Договорить русалки не дали. Подскочив к чтецу, они спихнули его в бассейн и, радостно заверещав, прыгнули в воду сами. Казиев мрачно выбрался из бассейна, вытер полотенцем руки, взял листок, снова уселся в кресло и зашевелил губами:
- Уважаемые дамы и господа… - Бандит не был дебилом и столь несложный текст запомнил быстро, но произнести столько слов и не вставить между ними спасительную матерную добавку у него никак не получалось. Девушки должны были принимать экзамены и в случае неудачи устраивать "студенту" купание. Но тот продолжал упорствовать, они замерзли и попросили пощады.
- Хер с вами. Идите грейтесь.. - Смилостивился Казиев, и русалки тут же исчезли. Он решил и сам сделать перерыв, попариться с девушками, а потом взяться за дело с новыми силами. Но в это время к нему подошел секретарь и сообщил, что Корявый привел того самого мента.
- Тяни их сюда, и больше никого не пускай. - Приказал Казиев и снова прикрылся полотенцем. Подручный по кличке Корявый растительности на голове не имел, а кличку заработал за пристрастие прятать глаза за солнцезащитными очками. Их он не снимал, кажется, даже ночью. Небольшого роста, с длинными мускулистыми руками и шишковатым черепом, он производил по настоящему отвратительное впечатление. Но Казиев его примечал и много лет держал при себе. Недавно он поручил своему любимцу отыскать милиционера, уволенного из органов. Казиев затевал навестить ребят, открывших подпольный цех с фальшивыми дисками и, чтобы напугать владельца, желал иметь в банде настоящего мента. Помощник поручение Казиева выполнил. И сейчас происходило знакомство. Корявый подвел к хозяину плечистого русоволосого парня, с голубыми глазами и чуть застенчивой, едва заметной улыбкой.
- Мент? - Вместо приветствия, поинтересовался Казиев.
- Бывший. - Улыбнулся блондин.
- Ментов, бля, бывших не бывает, бывают только мертвые. Тебе Корявый объяснил, о чем базар?
- В общих чертах…
- Форму сохранил?
- Все он сохранил. - Ответил за своего протеже подручный Казиева: - И форму, и корочки. Только пушку сдал. Ему бабки нужны.
- Бабки, бля, всем нужны. Мент, а что ты вообще умеешь?
Блондин снова улыбнулся застенчивой улыбкой:
- Стреляю неплохо, машину вожу, могу с рацией на любую волну сесть, с взрывчаткой умею работать, сигнализацию немного знаю, в охране секу…
- Погоди, не тараторь. - Ибрагим задумался: - С взрывчаткой, бля, это хорошо. Ты, Корявый сколько ему обещал за цех с лохами?
- Пару штук обещал.
- Пусть корочки покажет.
Улыбчивый блондин засунул руку в карман и извлек милицейское удостоверение. Казиев раскрыл документ и внимательно рассмотрел. Блондин его успокоил:
- Настоящее, не волнуйся. Я его должен был сдать, да прикинулся, что потерял. Мытарили, но потом отмотался.
- Вот что, мент. Я тебя могу предложить десять штук баксов. Устроишь мне один салютик?
- За десять штук баксов он тебе Кремль подорвет, - ухмыльнулся подручный.
- На хера нам Кремль? У них, бля, свои заморочки, у нас свои. Ладно, дай ему штуку авансу, и пусть сидит ждет. А теперь идите на хер. Мне надо текст учить.
- Никак в школу намылился? - Удивился Корявый: - Зачем тебе? Ты же и так доктор наук.
- Я теперь, блядь, начальник избирательного штаба, а с этим народом матюгаться нельзя. Отучаюсь.
Подручный хохотнул для порядка и повел нового работника за собой. Казиев его остановил:
- Пусть мент в холле посидит, а ты мне еще, бля, нужен.
Корявый вывел блондина и быстро вернулся:
- Чего тебе?
- За что его уволили?
- Снял с казенной тачки движок и на свою поставил.
- На хера?
- Хотел пихнуть подороже. Он на игру подсел, долгов наделал. Сейчас в полной жопе.
- Значит, мудак. Слушай, Корявый, мне он нужен на один раз, а потом можешь его, бля, закопать.
- Нужно, закопаем. А что ты с ним задумал?
- Будешь, бля, много знать, яйца отсохнут, - ответил Казиев и снова принялся зубрить текст.
* * *
Мака на похороны своего бывшего телохранителя не явилась, ограничившись телеграммой соболезнования. Да и самих горожан проститься со своим мэром пришло немного. Даже из близких его проводила в последний путь только мама. Вдова лежала в больнице, а Руфина Абрамовна после известных событий слегла дома с сердечным приступом, и врачи ей вставать не разрешали.
Народ давно разошелся, и Голенев остался на кладбище один. Похороны Трофима его сердца не тронули. Отчима Ирочки он почти не знал, а вести о его пьянстве вызывали досаду. Но помимо свежей могилы последнего мэра, на глуховском кладбище покоился прах молодой жены Олега, Тони, друга детства Тихона Постникова и его приемной матери тети Гали. Женщина не надолго пережила Постникова. Узнав о трагедии с приемным сыном, сразу попала в больницу и больше из нее не вышла.
Все они были дорогие для Олега люди, и уход из жизни каждого из них оставил в его душе кровоточащий след.
Возле могилки Тони Олег стоял долго. Мысленно поделился с ней событиями своей жизни. Признался, что после ее смерти никогда не был до конца счастлив с другой. Еще раз попросил прощения. Вдовец продолжал винить в гибели молодой женщины только себя. Просветлив душу покаянными мыслями, отправился к Тихону. Ему требовалось пройти до конца аллеи и повернуть направо. Пока шел, с неба заморосил мелкий дождик. Поднял воротник куртки и, засунув руки в карманы, двинулся дальше. Повернув за угол, не узнал место захоронения друга.
На могиле Постникова горожане установили бронзовый памятник. Они собрали деньги и пригласили скульптора из Москвы. Мастер изваял бюст Тихона, точно уловив движение его головы. Это было особенно удивительно, потому что свою модель скульптор изучал только по фотографиям. Памятник Голенев видел в первый раз, и он ему понравился.
Обойдя монумент со всех сторон, медленно побрел по аллее к выходу. Покинув кладбище, решил не брать машину, а пройтись до Вороньего холма пешком. Хотелось побыть одному и подышать родным воздухом. Вчера он уже успел навестить Руфину Абрамовну, повидать Ирочку, которая, узнав о несчастье, примчалась из Москвы, вдову Постникова Татьяну и, конечно, Павла с Верой. Встречи отняли у него много эмоций, и психика требовала передышки. Особенно тяжело далось посещение больницы, где лежала Лена. Ему пришлось успокаивать Иру, которая ужасно переживала за мать. Олег обещал перевезти Лену в Москву к профессору Пучковой. Лена часто рассказывала об удивительном докторе, и это был некоторый шанс вернуть ее в реальный мир.
Размышляя о том, как это разумней сделать, дошел до набережной и по новой бетонке, проложенной на месте бывшего проселка, направился к своему дому. Вчера, впервые за много лет вернувшись в город, Голенев Вороний холм не узнал. Новые коттеджи тянулись по берегу Глуши, разительно изменив знакомый пейзаж. Вот и сейчас, поднимаясь к себе, он с интересом разглядывал терема и замки возникшего на берегу Макаграда. Судя по архитектуре, новые соседи - люди состоятельные, но страдающие полным отсутствием вкуса. После строгой и чопорной Англии, где он прожил много лет, это бросалось в глаза еще острее. Усугубляло картину жалкая растительность из недавно посаженных яблонек и вишен. Саженцы не успели вырасти и хоть немного прикрыть листвой изощренные архитектурные излишества владельцев недвижимости.
Грустно усмехнувшись своим наблюдениям, он добрался до ворот собственного коттеджа. В отличие от соседей, его дом успел обрасти зеленью, и на яблонях уже можно было заметить признаки будущих плодов. Голенев отпер ключом калитку и увидел Иру. Девушка его не заметила, продолжая поливать розы. Приезжая из Москвы, Ира всегда навещала его владения и, что особенно растрогало Олега, посадила куст роз на месте, где он похоронил Салана. Голенев никогда не забывал собаку, которая отдала за него жизнь.
- Привет, Ирочка. Рад тебя видеть.
Она вздрогнула и густо покраснела:
- Я тебя не заметила. Привет… Ничего, что я в купальнике?
- Нормально, если тебе не холодно…
- Не холодно. - Она бросила лейку и подошла к нему: - Олег, я боюсь одна в нашем доме. Можно я у тебя переночую?
- Конечно, можно. Почему ты спрашиваешь? - Голенев год не видел девушку. За это время она успела еще похорошеть, превратившись в настоящую юную леди. Вчера он не успел ее как следует рассмотреть и сейчас невольно залюбовался.
- Ты стала просто красавицей.
- Не смей меня смущать. Я и так красная как свекла.
Он удивился:
- Вот дурочка. Меня-то чего тебе смущаться?
Она не ответила и убежала в дом. Он остался в саду, медленно обошел деревья, обнаружил огород с зеленью и понял, что Вера с Павлом тут немало поработали. Газон в последний раз стригли совсем недавно, а садовые деревья выглядели ухоженными. Войдя в дом, застал Иру на кухне. Она уже переоделась в джинсы и трикотажную блузку, прикрыв их фартучком. На столе стояли приборы на две персоны.
- Садись обедать.
- Спасибо.
- Руки мыл?
Он улыбнулся и пошел в ванную. Улыбнуться заставила по-матерински строгая интонация Иры. Обедали молча. Олег выглядел рассеянным. Посещение кладбища навеяло воспоминания. Ира меняла тарелки с блюдами, иногда бросая в его сторону торопливые взгляды. Закончив трапезу, Олег поблагодарил молодую хозяйку и поднялся из-за стола. Она не ответила. Он посмотрел на нее и понял, что Ира плачет.
- Ты чего?
- Мамочку жалко. Мы, правда, заберем ее отсюда?
- Я же обещал. Завтра утром дозвонюсь в Москву и договорюсь с профессором.
- А что если она маму забыла?
- Не забыла. Лена уникальный случай в ее практике. Такое настоящие врачи не забывают.
- А вдруг она работает в другом месте или ушла на пенсию? Столько лет прошло.
- Давай не будем гадать. Завтра все выяснится…
До вечера они не общались. Ира ушла в гости к подруге, а Голенев прогулялся по застроенному коттеджами берегу реки. Добравшись до деревни Щеглы, спустился к лодочной станции. Ее владелец Солохин успел расширить свое хозяйство и построил рядом с беседкой ресторан. Больше на территории ничего не изменилось. Лишь обшитые досками стены уже не сверкали свежеструганным деревом, и крыльцо немного покривилась. Олег вышел на причал. Лодки отдыхающие уже разобрали. На воде остался один водный велосипед, поржавевший и пристегнутый цепью на амбарный замок. Голенев понял, что велосипед неисправен и ржавеет здесь давно. Он стал смотреть на омут, мысленно отыскивая место, где утонул Постников. За поворотом кружило несколько лодок. А над самим омутом возвышался огромный особняк-монстр с круглыми башенками и высоким глухим забором. Голенев догадался, что это и есть дом его подруги. Мака как-то сказала, что построилась возле бывшей мельницы Василия Прохорова и из окон спальни видит тихий омут реки. Голенев тогда спросил: "А черти в этом омуте водятся?", Мака только усмехнулась в ответ.
Он еще раз бросил взгляд на дом с башенками, постоял у причала, посмотрел на темную воду, принявшую душу Тихона и медленно побрел назад.
Ира вернулась, когда начинало темнеть. Спросила, не хочет ли Олег чая, и когда он отказался, поднялась в свою комнату. В этой комнате она когда-то жила с мамой. Опасаясь, что Ира опять начнет плакать, Голенев подумал, не зайти к ней поговорить, но застеснялся. В этот его приезд, девушка вела себя немного странно. Поглядывала на него исподлобья и почти с ним не общалась, хотя они год не виделись. Он помнил ее совсем другой. В его английском доме они просиживали за разговорами до глубокой ночи. Ира рассказывала Олегу самые сокровенные девичьи мечты, просила совета, как вести себя с очередным воздыхателем, и ему даже приходилось проявлять настойчивость, чтобы загнать ее в постель. А сегодня уединилась и больше из комнаты не вышла. Между ними возникло какое-то напряжение. Голенев поразмышлял о странных переменах в поведении девушки, но чувство, что Ира рядом, приятно успокаивало. Он улегся в своей спальне и без сновидений проспал до утра.
Глава 4
Утром позвонил в Москву. Через справочную нашел телефон института имени Ганнушкина. Опасения Ирины не подтвердились. Мария Васильевна продолжала заведовать отделением. Лену она тут же вспомнила и, хотя среди своих пациентов столь тяжелых больных не держала, сразу согласилась принять. Отделение профессора Пучковой занималось подготовкой выздоравливающих к выписке и адаптацией их к предстоящей жизни среди здоровых людей.
В девять утра они везли Лену в Москву в санитарной машине. Женщина не узнавала ни Олега, ни дочку. Она сидела на лежанке и всю дорогу тихо раскачивалась из стороны в сторону. Ира на маму старалась не смотреть. Она отвернулась к окну, чтобы Голенев и санитары не заметили ее слез.
В три часа дня прибыли на место. Теперь в психиатрическом институте имелось коммерческое отделение, и Голенев щедро оплатил лечение Лены и уход за ней. Пришло время расставаться. Ира со слезами на глазах пронаблюдала, как два санитара увели маму за железную дверь приемного покоя:
- Олег, ну за что мамочку так Бог наказывает?
- Все будет хорошо, дочка. - Обняв за плечи, попытался успокоить ее Голенев. Но результат получил обратный. Ира оттолкнула его и зло воскликнула:
- Какая я тебе дочка?! Ты же прекрасно знаешь, что мой настоящий отец погиб.
- Прости, Ира, я совсем не хотел тебя обидеть. - Растерялся Олег.
- Больше никогда не называй меня дочкой. Обещаешь?
- Обещаю, если ты просишь.
- Да, я прошу. Пойдем отсюда. Здесь тошно.
- Пошли.
Она взяла Олега за руку и решительно вывела на улицу. Шагая рядом с ним, вытерла слезы, и вдруг улыбнулась:
- Я знаю, мама скоро поправится. А этого мне совсем не жалко. Он баба.
- Ты о ком? - Не понял Олег.
- О Трофиме, о ком же еще?
Голенев возразил:
- Я очень мало знал твоего отчима, но мне показалось, пока он не пил, был вполне приличный парень. А я много разных мужиков повидал.
- Он трус. Он Маку боялся. Ты ее любишь? - Олег не знал, что ответить и достал расческу. - Ладно, не отвечай. Я тебя хочу попросить об одной вещи.
Он собирался сказать "проси, дочка", но вовремя спохватился:
- Слушаю.
- Обращайся со мной как с взрослой девушкой. Мне двадцать два года, я уже не ребенок. - Потребовала Ира и снова насупилась: - Я что, совсем не красивая?
Олег возмутился:
- С чего ты взяла? Я тебе еще вчера сказал, что ты очень красивая.
Она тут же повеселела:
- Тогда изволь за мной ухаживать.
- Пожалуйста, но как?
- Не знаю. Можешь пригласить меня обедать. Я есть хочу. Я сутки не ела.
- А почему вчера дома не поужинала?
- Не хотела.
- Хорошо, где ты хочешь обедать? Ты же у нас москвичка, а я житель провинциальный. Ничего у вас в столицах не знаю.
Ира вышла на проезжую часть и остановила машину. Они уселись на заднее сидение.
- Везите нас на Арбатскую площадь. - Бросила она водителю, и когда машина тронулась, положила голову Олегу на плечо: - Если б ты знал, как я по тебе соскучилась.
- Я тоже соскучился, моя девочка.
- Ты не так. - Она тяжело вздохнула. Они выехали на Садовое кольцо, и он почувствовал, как она дрожит:
- Что с тобой, Ирочка?
- Маму жалко. Помнишь, когда ты привел ее к бабе Вере с дедой Павлом, она мне родинку на плече показывала? А я, дура детдомовская, не могла поверить, что родную мать вижу. - Ира горько расплакалась. Олег достал платок, вытер ей глаза, нос и щеки:
- А говоришь, взрослая. Не плачь, эта тетка маму вылечит.
- Да, профессорша хорошая. Мама мне про нее много рассказывала. Когда она первый раз из больницы выходила, профессорша ей даже денег дала. Представляешь, какая баба!
- Нормальный человек. - Ответил Голенев. Он в поступке доктора ничего удивительного для себя не видел.
- Ты сам маленький. У тебя все люди хорошие, а они в основном гады. Когда хорошего человека встретишь, это праздник. Вот ты - мой праздник. - Она неожиданно сжала ладонями его голову, повернула к себе и долго поцеловала. Олег замер. Оттолкнуть девочку он не мог и не хотел, и пришел в совершенное замешательство. Она прервала поцелуй и отвернулась к окну:
- Теперь ты знаешь, что я тебя люблю. Понял, папочка?
- Ты сама не понимаешь, что творишь?
- Я все прекрасно понимаю. Сколько можно играть в ребенка и взрослого дядю? Я про тебя ночи напролет мечтаю. Не дождусь когда увижу, а ты "дочка"… - И она рассмеялась: - Может, ты дурак?
Машина остановилась. Ира посмотрела в окно и увидела ресторан "Прага":
- Приехали, папочка. Выходи. - Она взяла его под руку и повела по Старому Арбату. Олег шагал, пытаясь осмыслить, что происходит и вспомнил Тоню. Только рядом с ней он чувствовал нечто похожее. Но он тогда был молод, и все было закономерно и естественно. А это еще совсем девочка, целует его, признается в любви. Кошмар какой-то. Но этот кошмар ему нравился, только поверить и осознать происходящего он не решался. Уж слишком все произошло неожиданно. Но с другой стороны, он еще в прошлом году, когда Ира приехала в Англию, ощутил необычайный внутренний подъем. Казалось, что его дом стал светлее и наполнился праздником. И как он тосковал, когда она уехала. Вполне возможно, что он сам уже несколько лет испытывал к девушке вовсе не отцовские чувства, только не мог понять этого или не хотел признаться в этом даже самому себе.
Они шли сквозь строй художников, предлагающих прохожим свои услуги. Она узнала полного лысоватого шаржиста и потащила Олега к нему:
- Нарисуй мне этого мужика, да посмешнее. - Приказала она творцу и поставила перед ним Голенева, предварительно повернув к свету.
- Что ты задумала?
- Сейчас поймешь, - и звонко рассмеялась.
Художник старательно штриховал шарж на бывшего афганца, но ничего особо смешного не получилось. Только когда он пририсовал к голове натурщика маленькие кривые ноги, Ира наконец улыбнулась.
- Халтурите? Я тут однажды видела, как вы умеете по-настоящему. - Пристыдила она мастера.