- Петр Никифорович, я встречаю на базе упорное сопротивление. Вплоть до провокаций против меня. Вы, вероятно…
- Да-да, мне известно, - мягко подтверждает зампред.
- Отчасти потому я в цейтноте. Факт разгрузки злополучных вагонов с помидорами подтвержден. И есть еще подозрительный случай с черешней. Но чтобы проследить, куда сбыли, нужны люди.
Раздается телефонный звонок.
- Извините… - зампред берет трубку и, не интересуясь кто, говорит: - Попрошу через пять минут… - и снова Знаменскому: - Слушаю вас.
- Нужны человека три. Энергичных и сообразительных.
- Чтобы я понял смысл задачи. Коротко.
- Мною изъят журнал, где регистрируются номера выезжающих с базы машин. Надо отыскать по автохозяйствам соответствующие путевые листы. Затем в торгах, которые заказывали машины, проверить накладные на приемку груза. И через это сито отцедить…
Телефонный звонок.
- Извините… Попрошу через пять минут… Отцедить шоферов, возивших "налево"? - доканчивает зампред. - Добро.
Параллельно и Томин мобилизует силы. То распинается перед директором рынка, добиваясь, чтобы тот подсказал, куда откочевали его прежние перекупщики и как нащупать выходы на Шишкина. То встречает на Курском вокзале Панко и устраивает так, чтобы он был под рукой. То кого-то инструктирует, то кому-то докладывает: ОБХСС с его подачи готовит операцию против перекупщиков на рынках.
Периодически Томин крутит телефонный диск и взывает:
- Любочка! Удалось?
Он пытается разыскать Пал Палыча. Наконец Любочка "берет след".
- В антиалкогольном профилактории? - изумляется Томин. - Какая широта интересов… Ну, тогда, Любочка, отбой.
В саду при антиалкогольном профилактории картина не отличается от той, которую можно видеть при любой терапевтической больнице - вид на прудик, гуляющие пациенты.
Идя по аллее, Знаменский спрашивает встречных:
- Извините, где-то здесь Старухин Николай Яковлевич. Не подскажете?
Наконец кто-то реагирует:
- Вон там, под елкой сидел.
На скамье под елкой подремывает красноносый, рано одряхлевший человек. На плечах у него потертое пальто, в которое он зябко кутается.
- Здравствуйте, - говорит Пал Палыч.
- Здравствуйте… - моргает Старухин. - Но, извиняюсь, не узнаю. Память что-то опять…
- Я по поводу базы, - нащупывает почву Пал Палыч.
- А-а, - оживляется собеседник, - Без дяди Коли никуда? - он приосанивается. - Ладно уж, помогу. - Оглянувшись, отворачивает полу пальто. - Давай. В кармане не видно будет.
Знаменский переживает секунду растерянности - беседа развивается слишком стремительно и прямолинейно.
- Или не принес? - строго вопрошает Старухин. - Такого уговора не было! - и наполеоновским жестом запахивается.
- Перерыв, дядя Коля, - находится Знаменский. - Не смог.
- Ну и что - перерыв? Надо было зараньше.
- Через десять минут кончится и слетаю! - обещает Пал Палыч. - Какую хотите?
- "Сибирскую"! - твердо говорит Старухин. - Пора бы знать!
- Пока побеседуем? - предлагает Пал Палыч.
- Ты тут впервой, что ли?
- Впервой.
- А-а, интересно тебе… Ничего тут интересного. Манная каша да процедуры, да обратно манная каша.
- Не пойму, от чего вам лечиться, дядя Коля, вы же в порядке, - втягивает старика в откровенность Пал Палыч.
- От того лечусь, что пить нормально не могу, - сетует Старухин. - Раз! - и забываю. Вот на тебя гляжу - будто первый раз вижу.
- Надо же! Все забываете?
- Нет, ну главное помню. В городе я с любого конца домой доеду. - Мысли его внезапно перескакивают. - Эта вот сестра - самая вредная! - шепчет он, указывая куда-то в сторону. - Так уколет - три дня боком сидишь. Ты ей когда попадался?
- Я не здешний, дядя Коля. Насчет базы я. - Знаменский быстро вынимает голубой бланк акта и протягивает Старухину.
Тот пристально читает.
- Подписанный… - говорит он непонимающе. - Значит, я уж подписал?
- Это ваша подпись?
- Чья ж еще!
Старухин сует бланк обратно Знаменскому и поспешно ощупывает карманы пальто.
- А где же?..
- Вон как вы ее помните! - улыбается Знаменский. - А на память жаловались. Пожалуй, и Васькина по имени-отчеству помните?
- Васькина? Не, не помню.
- А Малахова?
- Малахова помню. Малахов Ваня. Он меня и рекомендовал по общественной линии. Малахов Ваня, как же.
16
Машина Томина, где кроме него и Панко сидят двое сотрудников ОБХСС, стоит неподалеку от рынка. Приметив проезжающий мимо грузовик с немосковским номером, нагруженный мешками, Томин спрашивает:
- Поглядим?
- Давайте, - откликаются сзади. - Похоже, первая картошка.
- Картошечка стандартная, через дуршлаг не проходит, - усмехается Томин и трогает следом за грузовиком.
Перед воротами рынка грузовик притормаживает, начинает осторожно маневрировать. Публика раздается в стороны, и тут к кабине подскакивают двое мужчин, делают знаки сидящему в кабине.
- Они! - возбужденно вскрикивает Панко, прилипая к ветровому стеклу. - Вот они ко мне и подходили тогда!.. Вот так же тогда взяли в клещи!..
- Ну наконец-то!
После энергичной жестикуляции один из перекупщиков влезает в кабину. Грузовик вползает в рыночные ворота. И вдруг обе дверцы его враз распахиваются.
- ОБХСС. Ваши документы, пожалуйста.
- А в чем дело? - говорит протестующе усталый человек за рулем. - Мы от колхоза, привезли молодую картошку. В чем дело?
- К вам лично никаких претензий, товарищ. Но, насколько я понимаю, картошку вы уже продали? Оптом. Верно?
- Ну, мы вроде условились.
- Чего условились? Чего условились? Ты чего болтаешь? - нервной скороговоркой врезается перекупщик. - Я тебя не знаю, ты меня не знаешь.
- А вас, гражданин, не спрашивают, - прерывает сотрудник ОБХСС. - Он не знает, так мы знаем.
- Нижайшая просьба, - говорит Томин человеку от колхоза, - подъедемте с нами к отделению милиции. Чтобы задокументировать эту сделку.
В лабораторию Томин входит с ощущением вчистую "отстрелявшегося" человека.
- Я тут немножко посижу, Зинуля.
- Тебя Женя Саковин ищет.
- Ничего. Подполковник Саковин подождет майора Томина. Пятиминутная передышка. - Закрывает глаза. - Я, Зинаида, становлюсь фаталистом. Будь что будет. На сегодняшний день сделал все, что мог. Друзья Шишкина взяты с поличным. Если с ними грамотно поработать - минимум полклубка можно размотать… А Пашу Саковин тоже ищет?
- Его тоже… Раза четыре звонил. И какой-то "раскочегаренный".
- Наверно, срок не терпит. - Томин с удовольствием вытягивает ноги. - Надо думать, наша история на контроле и тут, и там.
Звонит телефон.
- Опять! - восклицает Кибрит.
- Меня здесь нет еще целых две минуты.
- Так и сказать? - Снимает трубку. - Слушаю… Да, он здесь.
Томин показывает ей кулак.
- Алло… Паша, ты! - радуется Томин. - Нет, слушай, не надо, я тут так хорошо сижу… Гм… - он кладет трубку. - Паша спрашивает, не пройдусь ли я по коридору.
Он идет по коридору. Навстречу - Знаменский с Малаховым. Вот пары поравнялись и разминулись. Малахов никак не отреагировал на встречного. Разумеется, Знаменский проверяет не Томина, а Малахова.
Пал Палыч оборачивается и зовет:
- Александр Николаевич!
Томин возвращается. Он-то, конечно, узнал Малахова по совместной фотографии, но виду не подает.
- Хочу вас познакомить с моим лучшим другом, - говорит Пал Палыч Малахову. - Томин, Малахов.
- Очень приятно, - стеснительно произносит Малахов.
Томин отвешивает легкий поклон.
- Паша, мне тоже должно быть приятно?
- Очень … Хотя что я вас знакомлю, вы ведь встречались? - Вопрос обращен к Малахову.
- Нет. Откуда? - удивляется тот. - Первый раз.
- Пал Палыч, Саковин тебя обыскался, - говорит Томин.
- К нему и спешим, - с неожиданным для момента благодушием отвечает Знаменский.
- Разрешите? - входит он с Малаховым в кабинет Саковина.
- Где вы пропадали, Пал Палыч? - Саковин сердит.
- Хочу представить вам кладовщика Малахова, - спокойно отзывается Знаменский. - Он только что встретился в коридоре с Томиным и утверждает, что в жизни его не видел.
- Вы не имели права этого делать!
- Уверяю вас, через три минуты вы измените точку зрения.
- Будьте добры, оставьте нас вдвоем, - говорит Саковин Малахову.
Малахов делает движение к двери, но Знаменский его останавливает:
- Погодите, Иван Степаныч. Убедительная просьба, товарищ подполковник, разрешите один вопрос к Малахову в вашем присутствии.
- И что дальше?
- Дальше вам самому захочется задать второй и третий. А потом нам с вами понадобится тайм-аут.
Саковин смотрит на Пал Палыча с неодобрением, но и с любопытством.
- Хорошо, попробуйте.
Не садясь и не усаживая Малахова, Знаменский спрашивает:
- Скажите, где вы познакомились с неким Старухиным?
Малахов смущен и обстановкой и своей непонятной ему ролью.
- В Кащенке. В одной палате были.
Знаменский делает приглашающий жест - дескать, ваша очередь, товарищ подполковник.
- По поводу чего вы находились в Кащенко? - спрашивает Саковин.
- На экспертизе. Я в телеателье работал. Ну и с одним клиентом… Нервная работа. Понервничал.
- Подрались?
- Подрался. И еще словами.
- Вас судили?
- Нет. Домой отпустили. Порошки дали.
Саковин откидывается на спинку стула.
- Да, Пал Палыч, тайм-аут. Счет в вашу пользу.
- Вы, Иван Степаныч, немножко посидите, пожалуйста, там есть скамеечка в коридоре. Хорошо?
- Чего ж. Посижу, - соглашается Малахов и выходит.
- Под дверью Томин мается, - с вопросительной интонацией говорит Пал Палыч.
У Саковина, в сущности, камень с души, история обещает разрешиться "бескровно". Но есть неудовольствие, что как-то оно все без него сделалось.
- Ладно! Зовите.
Знаменский выглядывает в коридор, машет Томину. Тот входит, пытается сориентироваться. Саковин показывает жестом, чтобы сел и слушал. И обращается к Знаменскому:
- Вам известны подробности? Заключение медицинской комиссии?
- Подробностями драки не интересовался. А заключение… - читает по записной книжке: - "Признан невменяемым в отношении совершенного деяния".
- Малахов?! - вскакивает Томин.
- Да-да, Малахов, - обыденно подтверждает Саковин. Он успел уже свыкнуться с нежданной новостью.
- Надо было давно догадаться! Кто в трезвом уме станет давать Паше взятку!
- Садись. Побольше выдержки. Что еще вы можете сообщить, Пал Палыч?
- Естественно, я поговорил с врачом. Невменяемость Малахова, - дальше он читает, - "…была связана с началом психического заболевания, в основе которого лежали склеротические процессы и почечная интоксикация. Проведенное лечение дало более или менее устойчивое просветление сознания, возврат к трудоспособности".
- И с чем же мы сегодня имеем дело? - спрашивает Саковин.
- Отвечу, опять же цитатой: "Возможные дефекты психики: в состоянии резкого эмоционального подъема или спада может быть склонен плоды собственного фантазирования считать реально происшедшими событиями".
- То есть склонен бессознательно завираться?
- Оригинальные у него фантазирования! - снова не выдерживает Томин. - Сумасшедший-сумасшедний, а воровать ума хватало! И две с полтиной раздобыл и перевел куда надо.
- Даже не знаю, что делать, - озадаченно произносит Саковин. - Какой из него, к шуту, свидетель?.. Но, с другой стороны, кто сказал, что он и теперь "того?..
- Женя, надо поговорить! Нам бы какие-то зацепочки, дальше сами размотаем. Шишкин у меня уже на крючке.
- Я считаю, Евгений Николаевич, - поддерживает Знаменский, - надо попытаться добыть из Малахова истину. Пусть хоть искаженную. Если его начинает "заносить", это сразу заметно, мы сумеем отсеять фантазии.
- Ну… давайте попробуем, - соглашается Саковин.
- Разрешите предварительно один звонок. Это существенно.
Пал Палыч торопливо набирает номер.
- Знаменский беспокоит. Как у вас с шоферами?.. Да?.. Спасибо большое! - и кладет трубку очень довольный. - Помидоры вывезены на базар. Сданы Шишкину. И тогдашняя черешня тоже, - добавляет он для Томина. - И всем шоферам товар отпускал Васькин. Малахов сказал правду - при нем вагоны уже стояли пустые. А ведь все было подведено так, чтобы отвечал он!
- Один раз признали невменяемым… - подает голос Томин.
- Вот-вот! Для того и держали! Привезут груз при Васькине, он сразу кинет налево, сколько успеет, потом заступает на смену Малахов и… оформляет недостачу. Ценнейший человек.
- Женя, я зову? - не терпится Томину.
- Зови.
Малахов входит все такой же стеснительный, немного робеющий. Саковин мягко приглашает его взглянуть:
- Иван Степаныч, вот есть у нас одна фотография, - он кладет на стол снимок.
- Это вы, - изумленно смотрит Малахов на Томина.
- Вы и я.
- Загадка. Не встречались же, - округляет он наивные глаза.
- Но перед вами фотография, документ, - говорит Саковин. - Как вы можете это объяснить?
- Не знаю. А вы? - снова адресуется он к Томину.
- Я тоже забыл.
- Загадка. Улыбаюсь. Выгляжу хорошо, да?
- А вы часто фотографируетесь? - спрашивает Саковин.
- Нет. Зачем.
- Возможно, тогда вы вспомните… пусть не с этим товарищем, а еще с кем-то… но так же вот пожимаете руку… вас не фотографировали?
- Недавно. Для стенгазеты.
- С кем же?
- С Котей мы, - улыбается Малахов.
- Простите?
- С Васькиным, - объясняет Знаменский.
- Я в галстуке, - склоняет голову набок Малахов. Фотография интригует его. Он говорит о ней охотно.
- Поточнее не вспомните, когда именно вы фотографировались с Васькиным?
- Неделя. От силы - полторы.
- А по какому поводу?
- Выполнение соцобязательств. Вроде друг друга поздравляем.
- И помещена она в стенгазете?
- Нет еще. Скоро.
- Ну а кто вам предложил… кто сказал, что надо сняться?
- Котя. - И снова рука тянется потрогать фотографию, повернуть так и эдак. - Загадка! - смакует он.
- Иван Степаныч, фотограф был ваш, базовский?
- Нет. Приглашали. По трешке взял.
- Хорошо, с этим вопросом ясно, - подытоживает Саковин.
Знаменский поднимает палец, прося слова. Саковин кивает.
- Иван Степаныч, это вы привлекли Старухина для составления актов о недостачах?
- Я это.
- Но он же больной человек, подпишет что угодно.
- Нет, - встает Малахов на защиту Старухина. - Он когда как. Когда привлек, он в себе был. За три дома от базы. Скучает. Я и привлек. Без бюрократии. На свежем воздухе. Сиди, смотри. Чекушку поднесут. Но ребята портят. Нельзя ему много-то. Дяде Коле.
- Ясно, - говорит Саковин. И, видя, что Томин хочет спросить. - Давай.
- Что делает у вас на базе Викулов?
- Он бригадир. Над грузчиками.
- И все?
- Ну… Голова, вообще-то. Мозги в спецовке. Чего надо умное - к нему. Большой человек был. Юрист. Так и зовем. За справедливость пострадал, - переживает он за Викулова. - С горы - да к нам. Так человек пострадал! Страшное дело!
- Можно я про основное? - спрашивает Знаменский.
- Пожалуй… - соглашается Саковин.
Знаменский подходит к Малахову, садится рядом, дружески кладет руку на колено.
- Иван Степаныч, вы ведь добрый человек, это видно. Скажите, за что вы меня старались в тюрьму посадить?
Малахов очень расстраивается:
- Не старался! Что вы! Да боже мой!
- Но ведь мне за получение взятки полагается тюрьма. А вы мне эту взятку на книжку перевели. Перевели ведь?
- Перевел… - шепчет Малахов.
- Зачем? Я вас просил? Намекал? Был хоть какой-то разговор - мол, мне от вас что-то надо?
- Не было.
- Как же вам в голову пришла такая мысль?
- Это нет… - со стоном говорит Малахов, - не могу сказать!
- А номер сберкассы и счета вам тоже Котя продиктовал?
- Это юрист.
- Как он узнал номер счета? - вмешивается Саковин.
- Не знаю.
- Примерно тогда я брал зарплату. Кто-то мог просто стоять за плечом, - предполагает Знаменский.
- Все деньги ваши? - спрашивает Саковин.
- Половина.
Малахову стыдно, мучительно. Пал Палычу уже откровенно жаль его, а что поделаешь? Надо спрашивать.
- Тот, кто… вас надоумил, он объяснил, за что платить?
- Да вот те вагоны. Три вагона-то. Пропавшие. Говорит, неприятности будут. Полагается, говорит. Все берут. - Малахов вскидывает на Пал Палыча ясные глаза и спрашивает по-детски: - Нет? - И, прочтя на лице Знаменского ответ, отчаивается. - Ошибся. Не хотел плохого… Говорит, давай скинемся. Человек на одну зарплату живет. Жалко стало. Я и принес.
Воцаряется молчание. Томин давится подступающим смехом.
- Нам понятно, с кем вы скидывались, - говорит Саковин, - но, может, все-таки назовете имя?
- Что хотите! Не могу!
- Ну, хорошо, оставим… Вы знакомы с Шишкиным? - помолчав, продолжает Саковин.
- С рынка. Не люблю его.
- А откуда вы его знаете?
- Ходит к нам.
- Не слышали: был случай - он пять суток отсидел? - вставляет Томин.
- Слышал. Ох, злился! Ох, разорялся! - с переменой темы Малахов оживает. - Погоны, говорит, сниму! С опера того. Который посадил. Голым, говорит, в Африку пущу!
- Мерси, - фыркает Томин.
Малахов не замечает:
- Он такой. Если заведется. Азартный. Все просадит, чтобы по его!
- А почему вы его не любите? - интересуется Саковин.
- Ну… между нами. Боюсь за Котю. Плохо влияет.
- Ой, Малахов! - не выдерживает Знаменский. - Восьмое чудо света!
- Зачем? - Малахов готов, пожалуй, обидеться.
- Да я не в насмешку, Иван Степаныч.
Саковин забирает "бразды правления":
- Есть одна неясность. Ну рассердился, Шишкин, как вы выражаетесь, на опера. Решил отомстить, так?
- Так.
- Ну а Знаменского-то почему вместе припутали?
- Не понял?
Саковин в раздумье чешет подбородок и заходит с другой стороны:
- Не было слухов, что вместе с "опером" еще кого-то… в Африку?
- Это похоже. Опера сначала по бабьей линии хотели. Застукать - и жене. Или на выпивке. Чтобы начальству. Потом юрист говорит: лучше сделаем. Обоих в один мешок.
- Про кого? - "обоих"?
- Не знаю. Больше не знаю.
Саковин вздыхает, обводит всех глазами.
- Ну что, товарищи?
Томин поднимается.
- Я бы считал, пора кончать.
- Ох, Иван Степаныч, - встает и Знаменский. - Прибавили вы нам седых волос…
- Пал Палыч! - душевно говорит Малахов. - Я ведь предупреждал. Сразу же. Помните, говорил? Поостерегитесь, мол. Мафия. Империя. Не остереглись вы… И мам-Тоне небось неприятности.