- Следовательно, в тот вечер вы не пробовали его, например, искать?
- Пал Палыч, я-то всю ночь не ложилась, но люди же спят. К кому пойдешь?..
- Хорошо. Записываю: "После ухода мужа не отлучалась из дому до утра".
Но он еще не писал, еще ждал, оставляя ей возможность опровергнуть ложь. И Миловидова этой возможностью воспользовалась:
- Н-нет, раз вы спрашиваете, значит, что-то не так. Я могла куда-то выходить… Могла забыть за всеми переживаниями.
- Ясно, - сказал Пал Палыч. - Как вы объясняете, что Миловидов спокойно пошел к Горобцу, хотя после профактива тот бросался на него с кулаками?
Уже "Миловидов", а не "ваш муж"! В чем дело?! Перемена в следователе все больше тревожила женщину, хотя за ответом в карман она не лезла, правдоподобные ответы запасены были, кажется, на любой случай.
- Вероятно, он думал уговорить Горобца честно признаться. Сережа был такой идеалист!
Знаменский с каменным лицом занес ее слова в протокол. Она беспокойно следила за авторучкой, быстро и разборчиво выписывавшей строку: "…так как, по мнению жены, был идеалистом".
В равнодушии следователя Миловидова чувствовала неведомую опасность, нечто надвигающееся. Нельзя дольше делать вид, будто не замечаешь, что тебя допрашивают, и с подозрением.
- Пал Палыч, вам нездоровится? Или что-то случилось?
Да, случилось, мог бы ответить Знаменский. Обидно и неприятно убеждаться в ошибке. Не столько даже обидно, что как несмышленыша обвели вокруг пальца, обидно, что верил и сострадал женщине, которая того недостойна, конечно, степень вины пока не ясна, но образ чистой, безмерно горюющей вдовы - насквозь фальшив.
- Да нет, ничего, - отозвался Пал Палыч с горчинкой.
- Но Томин определенно дал мне понять, что есть новости, - схитрила Миловидова.
- Вы говорите неправду.
- Пусть неправду! Да, неправду, потому что вы что-то скрываете! Вы сегодня другой… Пал Палыч, мне очень нужна поддержка, я на пределе, а вы… Вот я плачу, а у вас глаза холодные. Почему вам меня не жалко?!
Ладно, карты на стол. Нет настроения подлавливать ее с разными экивоками.
- Алена Дмитриевна, где вы провели ночь со среды на четверг?
Вот оно - то, что надвигалось. Миловидову накрыло волной страха. Если сейчас ошибиться, потом не выплывешь. С минуту она рыдала уже по-настоящему, искренне и некрасиво.
Пал Палыч ждал.
Она кое-как задавила рыдания, высморкалась и заговорила очень медленно, следя за реакцией Знаменского:
- Я поехала ночевать к маме… после опознания рубашки перестала ждать Сережу… Это была ужасная ночь… самая тяжелая… Мне не хотелось никого видеть и разговаривать… и я от мамы ушла… Но я не вернулась домой… до утра бродила, не знаю где.
Знаменский дрогнул бровями: неглупо. Вроде и придраться не к чему. Он записывал - она облегченно передыхала: выкрутилась!
- Еще вопрос. Горобец отрицает, что звонил вашему мужу и приглашал его. Придется устроить очную ставку. В какое время завтра вам удобнее?
Очная ставка была Пал Палычу не нужна, просто он избрал такой способ непринужденно сообщить об освобождении арестованного.
- Да хоть сейчас, - возразила Миловидова. - Пусть его только приведут.
- Горобец дома. Я пошлю повестку.
- То есть как… Вы его отпустили?! Вы отпустили Горобца? Вот в чем суть!.. - Миловидова спохватилась и поспешила замаскировать растерянность возмущением: - Такого бандита! Чтобы он дальше ходил убивал? Не понимаю, как вы могли! Зачем вы его выпустили?!
- За недостаточностью улик.
- Недостаточность? Да мне фабричный юрист сказал: "Нерасторжимая цепь улик!.." Вам надо тело найти, да? Но ведь бывает же - не находят, а все равно судят за убийство!
В дверь заглянула Кибрит:
- Можно, Пал Палыч?
- Разумеется.
Зина не стала бы мешать допросу, если бы не имела новостей, непосредственно этого допроса касающихся.
- Опять не удастся проверить методику мультгрупп, - сказала она. - Прочти, телефонограмма из Москвы.
- Ай да сюрприз в коробочке! - воскликнул он, прочтя листок. - Присядь, сама объяснишь. - Знаменскому понадобились секунды три-четыре, чтобы переварить новость и вернуться к прерванному разговору: - Да, действительно бывают так называемые "убийства без трупа". Но в данном случае сам факт убийства нельзя считать установленным.
- Что?.. Я на вас удивляюсь… Человека же нет!
- Закон предусматривает подобные ситуации. Когда розыск не приносит результатов, дело передается, так сказать, гражданскому ведомству. Через год исчезнувшее лицо может быть признано безвестно отсутствующим, а через три года суд по гражданским делам может признать его умершим.
- С ума сойти… Зачем вы эти ужасы рассказываете? Ведь на рубашке была Сережина кровь, вы экспертизу делали!
- Простите, я вам о результатах экспертизы не докладывал. Откуда вы получили сведения?
Видя, что следователь уже в открытую уличает ее, Миловидова вскипела:
- Если человек исчез и нашли рубашку, в которой он из дому ушел, то дураку понятно, чья кровь и что вообще стряслось!
Пал Палыч хладнокровно переждал ее вспышку.
- Товарищ эксперт, прошу.
- В телефонограмме, которую я только что получила… - начала Кибрит.
Продолжить ей помешало появление Томина.
- Минутку, - он взял телефонограмму, проглядел и возвратил: - Мило. Но с этим подождите, посмотрите, кого я вам привез.
Он вышел и вернулся с "хахалем" Миловидовой, привезенным из Лесных полян.
- Сережа! - отчаянно вскрикнула она.
- Спокойно, Алена, - глухо произнес тот.
- Рекомендую - Сергей Иванович Миловидов. Вот он, Алена Дмитриевна, жив-здоров. Странно: я так старался, а вы и не рады?
- Прошу вас, побудьте в коридоре, - распорядился Пал Палыч, адресуясь к "вдове".
Миловидова вышла, зажав рот рукой, на шатучих, будто чужих ногах, и никто не поглядел вслед, кроме мужа.
- Как прикажете понимать? - обратился к нему Знаменский.
- Как шутку. Хотел разыграть друзей.
- Необычайно смешно. Поскольку мы не принадлежим к числу ваших друзей, не трудитесь нас дальше разыгрывать. Сядьте.
Миловидов опустился на стул, где только что сидела его Алена. Вероятно, сиденье было еще теплым, и снова он тоскливо оглянулся на дверь.
- Часто у вас идет носом кровь? - жестко спросил Знаменский.
Недавний покойник вздрогнул.
- Не обращал внимания.
- Что вы говорите! Можете наконец высказаться, товарищ эксперт.
Кибрит взяла телефонограмму.
- Кровь, изъятая с вашей рубашки, была проверена на биологические примеси. И вот заключение: "Проведенные анализы позволяют категорически утверждать по наличию специфических отслоений и слизи, что источником крови явилось ее истечение из носа, каким страдает ряд людей".
- Благодарю. Итак, Миловидов, кто подбросил рубашку Горобцу - вы или жена?
Тот понял, что проиграл окончательно и бесповоротно. Долго молчал, обводя взглядом присутствующих. Наконец обратился к Знаменскому:
- Простите, забыл ваше имя-отчество.
- Понятно. Не думали, что понадобится. Пал Палыч.
- Пал Палыч… - Он всматривался в Знаменского, оценивал противника. - Вас ведь больше устраивает, чтобы я честно рассказал все как есть?
- Тонко подмечено. Вранье меня действительно не устроит.
- Тогда если я где-то оговорюсь и вместо "я" скажу "мы" - не ловите на слове. Мужики делают ошибки - им и расплачиваться.
- Покупаете на благородстве?
- Алена ни при чем. У вас против нее ничего реального, кроме моих показаний, быть не может. А я их не дам!
Томин и Кибрит потихоньку вышли. Они свое сделали, очередь за Пал Палычем. Из коридора Кибрит оглянулась: ей импонировало, что в такой момент Миловидов совершенно не думал о себе.
Пал Палыч тоже на глазок оценивал противника, взвешивал его решимость. Решимость была свинцовая. И, очевидно, родилась задолго до "гибели", со времен благополучного сбыта "левака". Потому что риск есть всегда, и трезвый, не слабонервный человек планирует возможность провала и свое поведение "в случае чего".
Миловидов был крепок, упорен и, судя по разработанности "розыгрыша", умен. Либо сейчас, спасая жену, он раскроется и отдаст Знаменскому все нужное для окончания следствия, либо вступит в борьбу, где каждый факт и каждую деталь придется отвоевывать у него день за днем, неделя за неделей. Для Миловидова время теперь не имеет особой цены. Для Знаменского - в свете разъяснений Скопина - неожиданность захода на начальственных покровителей фабричного воровства могла оказаться чрезвычайно ценной.
Отвергнуть этот торг, чтобы непременно покарать женщину, ложно обвинившую Горобца и обманувшую Знаменского и его друзей? Или стрясти с ушей навешенную лапшу и предоставить Миловидову ее судьбе?
- Ладно, - решил Знаменский, - не стану ловить вас на оговорках.
- Тогда спасибо, - Миловидов расслабился, сел поудобней.
- Рассказывайте.
- Спрашивайте, Пал Палыч, так будет легче.
- Хорошо… Способ хищения в общем ясен. Состав группы тоже… Традиционный вопрос: с чего начинали, что толкнуло?
- А, давно толкало. Сколько можно мимо открытого амбара ходить? Вот однажды и перестал сдерживаться.
- Но был момент, когда вы решали: да или нет?
Сколько перевидал Знаменский людей, и все они ему интересны, самому порой удивительно.
Миловидов едко усмехнулся:
- Был, помню… Прихожу домой раньше обычного - Алена что-то в тазу стирает. Хозяйственным мылом. И запах висит в кухне… не переношу его! Она знала и так виновато-виновато глянула. Вот в тот момент я понял: на все пойду, а этот рай в шалаше - побоку! Чтоб ей на мыле не экономить. Носков моих не штопать!
- Понял, - Пал Палыч слегка вздохнул. - А когда вас осенило "погибнуть" от руки Горобца?
- Надоело все. И захолустье это, и фабрика… Обозначать, будто что-то там меня волнует в производственной жизни. Торчи на собрании и слушай, как очередной дуб тебя экономике учит… а у самого до получки трояка не хватает. Ну а главное - вы, в смысле, следствие. Чувствую: пора обрываться. Я закурю?.. Спасибо. От районных проверяльщиков я бы, пожалуй, отмазался. А к вам сунуться - вы бы ведь послали?
- Послал бы.
- То-то и оно. Пора было закругляться. Но - с умом. И как раз - бац! - кровь носом. И вот стою перед зеркалом и размышляю: моя рубашка, моя кровь. Соблазнительно. Вызвать Горобца на угрозы, натаскать Алену… извиняюсь, оговорился. Ну и еще кое-что сошлось…
- Что влюбленный киномеханик подозрительно уехал?
- Значит, вам все известно?
- Теперь-то да. Задумка не лишена была оригинальности. Дескать, если меня тут убили - это событие сугубо местного значения. Когда я где-нибудь за тысячу верст вынырну - там никто не удивится: вы, мол, гражданин, давно зарезаны… Но вы ведь собирались улизнуть не только от нас, но и от подельщиков! Угадал? Слишком они по вас сокрушаются.
До сей поры Миловидов был откровенен, теперь отвел глаза.
- Да им только на руку: свалили бы на меня вину, с покойника взятки гладки.
- Сергей Иванович, не будем недооценивать друг друга. Я отдаю должное вашей изобретательности, но и вы не считайте меня дурнем. Что вы прихватили под занавес?
Миловидов молчал, хрустел пальцами.
- "Черная касса" была?
- То есть? - сделал вид, что не понял.
- То есть средства на общие расходы по вывозу "левака" и прочие расчеты. - Не дождавшись ответа, Пал Палыч продолжил: - Знаю, была, и держали ее вы. Вы были "верхний компаньон". Но "черная касса" - не великий куш, а вам устраиваться на новом месте. Что-нибудь еще вы придержали. А? Не Зурин, так Валетный выдаст. Говорите лучше сами.
Видя, что деваться некуда, Миловидов признал:
- Да, набежали некоторые платежи, и я не пустил их в обычную дележку.
- Выходит, Горобец должен был убить для вас двух зайцев: безнаказанность и деньги.
- Я, конечно, бледно выгляжу… - покривился Миловидов, - нечестно и все такое. Но Горобец мне за последние годы так опостылел, что… А компаньоны мои… если рассудить, что я уже все равно преступник, должен скрываться и так далее, а им все равно сидеть, и деньги конфискуют… они же пропали бы!
- И какую сумму вы "притормозили"?
- Отвечу так, Пал Палыч: что найдете - ваше. Но если что заваляется у мышки в норке - немножко - пусть попользуется.
Опять не о себе он печется: отсижу, выкопаю кубышку. Нет, все для нее и о ней, об Алене Дмитриевне. Всей душой устремлен туда - в коридор. Надо дать ему разрядиться, чтобы эта устремленность схлынула.
Знаменский встал.
- Вас мы арестуем, супругу отпустим.
И пригласил Миловидову.
- Разрешаю попрощаться в моем присутствии. Коротко и без разговоров по делу.
Она уже взяла себя в руки и изумилась слову "попрощаться":
- Как? Почему?
- Я арестован, Алена.
- Не может быть! За что же?.. Пал Палыч! Я не понимаю… Я глубоко благодарна, что вы нашли Сережу, но…
- Я вам не задаю никаких вопросов. И не надо театра, - сухо прервал Знаменский.
- Но объясните же…
- Ладно, Алена, - шагнул навстречу жене Миловидов. - Давай прощаться.
Их душевное состояние было совершенно разным. Он уже прошел допрос, признался, отстоял непричастность ее к делу. Она же, сидя в полной неизвестности, переживала главным образом то, что его умудрились найти.
- Что случилось? Ты куда-то пошел? Как тебя схватили? - спрашивала она тихим сдавленным голосом.
- Приехали и забрали. - Он испытывал досаду от бессмысленного выяснения подробностей в эти последние минуты. - По-твоему, я должен был отстреливаться?
- Но если ты не выходил, откуда узнали?
- Я не выходил, но ты приходила. Да какое это теперь имеет значение!
- Ты думаешь… из-за меня? - отшатнулась она. - Я виновата?!
- Не знаю. Знаю, что мне надо было сразу уехать. Немедленно!
- Нет, я не могу так! - страстно запротестовала она. - С этим нельзя жить, если из-за меня!..
- Прощай, Алена! Живи…
Не получилось прощания, не получилось человеческого разговора. Миловидов устало и разочарованно отступил и обернулся к Знаменскому, давая понять, что свидание окончено.
- Погоди… - бросилась Миловидова к мужу. - Так немыслимо… Расстаемся, как чужие… Сережа!
Они обнялись и уже забыли о Знаменском, который не имел права даже отвернуться.
Стой, смотри и слушай. Такая твоя окаянная обязанность. Один знакомый следователь позволил себе роскошь потупиться - тоже при расставании задержанного с любимой женой, а наутро задержанный попал в больницу. Там возможности контактов с волей пошире, а охрана послабее. Словом, больной сбежал. После жена (без свидетелей, разумеется) призналась, что передала мужу какое-то ядовитое средство, вызывавшее недолгие, но тяжелые симптомы. А бывали случаи и сговора стремительным шепотом: где спрятаны ценности или кому что открыть или скрыть.
Правда, встреча Миловидовых слишком была неожиданной, и вряд ли они могли сейчас замыслить и привести в исполнение какую-либо уловку. Но, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть.
А красивая какая пара, незаурядная. И горе сокрушительное. Невольно жаль обоих…
- Прости меня, Ленушка.
- Нет, ты прости… Я виновата, что не отпустила тебя!
- Выкинь из головы. Во всем моя вина. Я заварил историю, я тебя уговорил.
- Сережа… Сереженька!
- Алена…
- Голубчик мой…
Старший следователь Знаменский, не поддавайтесь эмоциям, вы на работе!
- Ленушка…
- Неужели ничего нельзя спасти?!
- Прощай, Ленушка… не забывай.
- Господи, что мы наделали! Если б вернуть!
Лицо Миловидова передернула судорога. Согласиться, что своими руками все погубил?
- Что вернуть? Снова жить на сто восемьдесят рублей?
- Но ведь было счастье! За чем погнались? Я без тебя умру…
Миловидов страдал "всухую", но тут не выдержал. Поползла по щеке "скупая мужская". Запросил пощады:
- Ленушка, а если поменьше дадут… если лет десять… может быть… может, дождешься, Ленушка?
Десять лет? Миловидова ужаснулась названному сроку, он не умещался в ее воображении. Десять лет ожидания. А жизнь будет уходить. Десять лет одиноких дней и ночей! Широко раскрытыми мокрыми глазами смотрела она на мужа, немея от неспособности сказать "да".
- А то и восемь, - цеплялся он за далекую надежду. - Попадется ходовой адвокат…
Восемь! Самое, значит, малое - восемь. Сколько ей тогда будет? Она зарыдала в голос и непроизвольно отстранилась. И он, поняв, что расставание окончательное, отрезвел.
- Ну, полно, Алена, иди!.. Иди же, что друг друга мучить!
- Но мы еще увидимся… мы поговорим… - задыхаясь, пообещала она. - Или я тебе напишу… Я лучшего адвоката… я все сделаю!
Она пошла к двери, дернула ручку на себя, сообразила, что отворяется наружу, и в дверном проеме - уже за порогом - обернулась и застыла. Прощальный запоминающий взгляд.
- До свидания, Сережа…
Он кивнул, дверь тихо закрылась.
Миловидов обессиленно повалился на стул.
- До свидания… нет, Алена, прощай. Найдешь ты себе лодку, найдешь и парус…
Пал Палыч нарушил его забытье, сев на свое место.
- Все, Пал Палыч, конец! - с вымученной, сумасшедшей улыбкой проговорил Миловидов.
- Тюрьма - не могила, Сергей Иванович, - серьезно возразил Знаменский.
- Без Алены везде могила. Вы не понимаете, что она такое. Вы же не знаете ее совсем. Видели только, как ломала перед вами комедию… верней трагедию. А она… это не женщина - солнце! Тут ей не место. Просто смешно! Я обязан был рискнуть, обязан!
Он убеждал не Пал Палыча - самого себя.
А в дежурной части, через которую выход на улицу, освобождали парня, в начале истории посаженного за хулиганство.
- Ремень. Галстучек… - выдавал ему дежурный отобранные вещи.
- А-а, Нефертити! - воскликнул парень, завидя Миловидову. - Не нашелся твой фараон?
- Нашелся, - ответил за нее дежурный.
- А что ж ты тогда плачешь? - удивился парень. - Морду надо набить, из-за кого такая баба плачет!