- Может, раз или два за все время, - с минуту покопавшись в памяти, ответила Нина. - Как-то, еще осенью, заявился он к Ленке, а ее что-то не было. Сидел вот тут, дожидался. Зубы мне заговаривал. Пройдоха, сразу видать. Мне такие не больно нравятся…
- Сколько ему лет?
- Ну, может, года так двадцать два… Или двадцать.
- Внешность его можете описать?
- Ой, да где теперь!.. - слабо отмахнулась Нина Режикова. - Глаза как будто карие. Но не очень темные, а как бы коричневые с рыжиной. Нос обыкновенный. Зубы ровные, красивые, белые… Ничего, симпатичный. А больше не знаю, что сказать.
- Волосы?
- Кажется, шатен. Помню, одеколоном от него разило, только что, видать, из парикмахерской.
- Роста какого?
- Повыше среднего, - и опять губы трубочкой. - Уж не знаю, что там у них вышло. Может, Ленку не устраивало, что только по выходным могли встречаться, потому к Мишке и прильнула. А может, что другое, не скажу…
- Значит, он из Верхней Пышмы? - переспросил Орехов.
- По-моему, оттуда…
Тем временем Паша Савельев пообщался с Таней Судаковой, последней подружкой Михаила Студенова.
- Сбежала-то почему? - спросил у нее Паша.
Таня уронила голову и часто-часто заморгала густыми от туши ресницами.
- Сбежишь, пожалуй… - швыркнула носом, будто всхлипнула. - Кровища как брызнула, как брызнула! А я крови ужас как боюсь!..
Все-таки крикнула на бегу вахтерше: "Мишку убили!" - а уж затем, опрометью выскочив черным ходом из общежития, поехала к тетке на Посадскую. Там заночевала, а утром, не заходя в общежитие, сразу явилась на работу.
Как и Михаил, она раньше никогда не видела этого парня в дубленке, а Пономарёву знала только так: Пономарёва и Пономарёва. Ленка. Ну знала, конечно, что они с Мишкой встречались, так ведь и у нее самой, у Тани, в то время был парень. И Мишку она у Пономарёвой не отнимала. Потому что встречаться они, Таня с Мишкой, стали, когда Пономарёвой уже и след простыл.
А какая кошка между ними пробежала, она тоже не знает.
5
- Надо ехать в Верхнюю Пышму, - сказал Савельев. - Ты как?
- Поехали, - кивнул Орехов.
Со стороны начальства возражений не последовало, и за ними на весь оставшийся день закрепили служебную машину.
В 14:40 они припарковались у Верхнепышминского горотдела милиции. В тамошней уголовке у Савельева были знакомые ребята.
- Братцы, кровь из носу - нужен парень лет двадцати с хвостиком! Кличка Суслик. Возможно, судимый. Пользуется отверткой.
Верхняя Пышма - городок небольшой, здешних рецидивистов в уголовном розыске знают как облупленных. Екатеринбуржцам предложили на выбор сразу двух Сусликов.
Один сразу отпал: усатый-бородатый цыган тридцати двух лет.
Зато другой Суслик, Евгений Александрович Рябов, годился по всем статьям: 22 года, был судим за нанесение тяжких телесных повреждений. Правда, отвертка в уголовном деле не фигурировала, имело место жестокое избиение без применения каких-либо орудий, но долго ли в зоне переквалифицироваться!
6
Дом, в котором проживал Суслик-Рябов, имел несколько подъездов. Машину поставили возле первого, сами направились в пятый. Поднялись на нужный этаж, позвонили. Савельев держал наготове пистолет.
Дверь открыла дородная дама лет пятидесяти, в чалме из полотенца, под которым топорщились бигуди. На груди у нее уютно пристроился лохматый щенок.
- Здравствуйте! - беззаботно поприветствовал ее Орехов. - Женька дома?
- Нету, - ответила дама, пристально вглядываясь в лица незнакомцев и ласково поглаживая щенка.
- Скоро придет?
- Ничего не сказал. А вы откуда?
- Из Екатеринбурга, - честно ответил Орехов. - Мы кооператив создаем, так нам еще один партнер нужен. Женька говорил, что знает подходящего человека.
- Не знаю, когда придет, - и Орехову показалось, что в глазах у нее мелькнуло беспокойство. Что-то, видать, заподозрила.
- Вы его мать?
Дама молча кивнула.
- Ну ладно, мы попозже заглянем, - пообещал Савельев. - Нам еще в одно место заскочить надо.
- Заходите. Может, он к этому времени придет, - торопливо проговорила дама и захлопнула дверь. Последний взгляд, брошенный ею на детективов, не вызывал сомнений: она заподозрила неладное.
Орехов с Савельевым спустились вниз, сели в машину и отъехали от дома, но так, чтобы можно было видеть подъезд.
Прошел час, другой. Снова въехали во двор дома. Поднялись наверх и позвонили в квартиру. На этот раз дама ответила, не открывая двери:
- Еще не приходил!
Вернулись в машину и продолжили наблюдение. В подъезд изредка заходили люди. Мужчины и женщины. Однако Суслик не показывался. На дворе было уже совсем темно, поэтому подъехали ближе. У них были обыкновенные "Жигули", без мигалки и опознавательных знаков. Все же поставили машину так, чтобы на нее не падал свет из окон.
- Он может и вовсе не прийти домой, - высказал предположение Савельев. - Заночует у какой-нибудь молодки. Я бы на его месте вообще бы эти дни не показывался дома.
- Интересная мысль, - в тон ему проговорил Орехов. - А может, он со вчерашнего дня прячется дома и слышал все, что мы плели его мамаше?
- Может, и так, - легко согласился Савельев.
- И что тогда делать?
- Подождем еще немного и тогда решим, - рассудил Савельев.
На исходе был четвертый час ожидания, когда из-за угла дома показалась еще одна мужская фигура. Она приближалась спокойным размеренным шагом. Под ногами идущего человека поскрипывал снег.
- Опять мимо!.. - ворчливо обронил Орехов.
Но вот человек прошел через полосу падавшего из окна света, и сыщики увидели на нем коричневую дубленку и норковую шапку.
Орехов вопросительно поглядел на Савельева. Тот кивнул.
Они одновременно выскочили из машины и скорым шагом двинулись навстречу человеку в дубленке. Тот остановился.
- Чего надо?
Савельев раскинул руки, словно собрался заключить старого приятеля в объятия:
- Ба, Суслик?
- Ну допустим… - Суслик внимательно всмотрелся в одного, в другого. - А вы кто такие? Вроде не встречались…
Савельев достал из кармана удостоверение.
- Оперуполномоченный уголовного розыска, - и кивком указал на Орехова. - Это следователь, - сунув удостоверение в карман, он предложил Суслику пройти к машине. - Есть вопросы.
- Нет, а что случилось? - заупрямился Суслик. - Я уже исправился.
- Не шуми! - строго прикрикнул на него Савельев и ухватил за рукав. - Если исправился, то скоро будешь дома.
- А чего тянешь в машину? - продолжал упираться Суслик.
- Тебе русским языком сказано: есть вопросы!
- Ну так спрашивай!
Орехов только собрался ухватить его с другой стороны, как Суслик, ловко извернувшись, побежал через двор к темневшим неподалеку гаражам. Но у Савельева реакция мгновенная, и бегал он превосходно. Догнав Суслика, он подножкой повалил его в снег.
- Говоришь, исправился, а сам в бега!
- А чего лапы распускаешь? - огрызнулся Суслик.
Его впихнули в машину.
- И куда ж это вы меня волокете, мужики? - с надрывом в голосе спросил он.
- Потерпи, скоро все узнаешь, - пообещал ему Орехов.
На выезде из Верхней Пышмы он опять зашебутился:
- А где ордер на арест? Прошу предъявить!
- А мы тебя не арестовывали, Рябов! - разъяснил ему Орехов.
- Так дайте мне выйти! - потребовал Суслик и сделал попытку дотянуться до дверцы. - Если я не арестован!
Савельев отвел его руку.
- Побеседуем, а тогда и определимся, - сказал Орехов.
Суслик нервно всхохотнул.
- С каких это пор на беседу волокут под конвоем? Или я чего-то не понимаю. Хоть бы объяснили, чего я такого сделал.
- Ну, Рябов, ты ж не новичок!
- Старое вспомнили? - взорвался Суслик. - Так я давно исправился!
- …И должен знать, - продолжил Орехов, - что каждое сказанное тобою слово должно вноситься в протокол. А в машине писать протокол несподручно.
- На хрен мне ваш протокол, если я не виноват! - заорал Суслик. - Имею я право знать, за что вы меня замели?
- Не прикидывайся девочкой! - бросил ему Савельев.
- Только без намеков!
- Ведь прекрасно знаешь, что вчера натворил!
- Ну, гражданин начальник, это уже выходит за рамки! - Суслик чуть не задохнулся от возмущения. - Надо же: все-то они про меня знают! Да сколько ж вам надо повторять, что я давно не ссорюсь с Уголовным кодексом! Чту его, как папу своего покойничка. Честно, мужики: кодекс у нас замечательный, и если б не вы, работнички-уголовнички, то у меня к нему и претензий бы не было… Вы из него делаете пугало…
- Помолчал бы лучше, - цыкнул на него Савельев.
Но Суслика неожиданно поддержал Орехов:
- Ты, Рябов, интересно рассуждаешь, но однобоко. Я, со своей стороны, могу сказать, что не такой уж он замечательный, этот наш Уголовный кодекс. Если бы он соответствовал всем необходимым нормам, то ты, Рябов, все еще вкалывал бы на лесоповале. Тебе какой срок давали?
- Три года.
- А домой вернулся через год. Неправильно это.
- Вот здорово: ментам кодекс не нравиться! - с наигранным удивлением воскликнул Суслик. Похоже на провокацию, а?
- Ну вот тебе конкретный пример, - продолжал Орехов. - Предположим, ты поразил человека отточенной отверткой в самое сердце…
- А! Кажись, соображаю, что вы мне шьете! - яростно вскинулся Суслик. - Потому, значит, и пригласили побеседовать!
- Это же только пример! - сказал Орехов.
- Ладно! - энергично кивнул Суслик. - Тогда так: к примеру, кто-то из вас двоих шлепнул меня выстрелом в сердце. Отвертка вам ни к чему, у вас под мышкой по "макарову"…
- И если твоя жертва…
- Вон его жертва! - кивнул Суслик на Савельева.
- …скончалась на месте, мгновенно и безболезненно, то, согласно нашему замечательному Уголовному кодексу…
- Статья сто вторая! - мгновенно подсказал Суслик.
- Точно: если убийство умышленное: то вплоть до высшей меры, - кивнул Орехов. - А если ты ткнул человеку отверткой, предположим, в печень…
- Предположим, он мне ее продырявил! - опять показал Суслик на Савельева. - Плохо прицелился из своей пушки, мазила!
- …и жертва скончалась в страшных мучениях на второй или на третий день, то это, согласно нашему кодексу, уже не убийство, а всего только нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших за собою смерть. Даже если это сделано умышленно, больше двенадцати лет не получишь. Считаешь, это справедливо?
- Да, есть над чем поразмыслить, - согласился Суслик и поглядел в окошко. - Только зря вы на меня время тратите: я ни разу в жизни на "мокрое" не ходил!
Миновали железнодорожный вокзал и дальше покатили по улице Челюскинцев.
- Уже скоро, - сказал Орехов.
- А обратно тоже на "Жигулях"? - спросил Суслик. - Я ж не обязан тратить свои кровные на ваши тяпы-ляпы!
- Дай тебе Бог, чтоб мы ошиблись, - с усмешкой пожелал Суслику Савельев.
На протяжении всего этого разговора Орехов внимательно наблюдал за выражением лица задержанного, вслушивался в интонации его голоса и только поражался выдержке парня: ему прямым текстом обрисовали характер совершенного им преступления и даже назвали орудие, которым он воспользовался, - даже не вздрогнул. Еще и ерничает!
7
Когда прибыли в милицию, там лишь в дежурном отделении, за большим аквариумным окном, чувствовалось оживление. Две броско одетые пьяные девицы в окружении постовых милиционеров и дежурных что-то громко доказывали прокуренными голосами, а слушатели хохотали.
На третьем этаже, где находились кабинеты следователей, было пусто и тихо. Суслика усадили на стул, и Орехов устроил ему короткий допрос:
- Вам знакомо женское общежитие на улице Ясной?
- Ну допустим. Захаживал.
- Кто там у вас?
- Была одна.
- Кто именно?
- Ну, допустим, Лена. Пономарёва. А что такое?
- В какой комнате проживает?
Суслик наморщил брови.
- Кажись, в сто восьмой, - и опять спросил: А что такое?
Орехов и Савельев многозначительно переглянулись.
- Кого еще вы знаете в этом общежитии?
- Да больше никого!
- Может, кого-нибудь из подруг Пономарёвой или ее соседок по комнате?
Суслик потряс головой.
- Была там одна белобрысая кобыла… А что такое?
- Вы знаете Михаила Студенова?
Суслик удивленно вскинул брови:
- Кто такой?
- Короткая же у тебя, братец, память, - попенял ему Савельев.
- Не скажите! - обиделся Суслик. - Память у меня что надо! Только если я этого вашего Студнева…
- Студенова, - поправил его Орехов.
- Один хрен! - отмахнулся Суслик. - Только если я его отродясь в глаза не видел, то как, скажите, мне его помнить?
- Ох, Рябов, Рябов!.. - огорченно проговорил Орехов, подвигая на край стола листы с записью его показаний. - Прочитайте внимательно и напишите внизу: - С моих слов записано верно. И распишитесь.
Суслик сделал, как ему было сказано, и поднял на Орехова вопросительно-выжидательный взгляд живых, близко поставленных маленьких глаз, пошевелил остреньким, несколько вытянутым вместе с верхней губой носом.
- А дальше куда?
- Вперед, в кутузку! - сказал Савельев.
Суслик подпрыгнул со стула.
- За что?!
- Сам знаешь.
Суслик посмотрел на Орехова.
- Не надо загадок, гражданин следователь! Говори прямо: кого я убил?
- К счастью для него и для вас, не убили, а тяжело ранили Михаила Студенова, - ответил Орехов.
- Да вы что? - завопил Суслик. - Я ж вам… Я ж в глаза его не видал!..
- Вот завтра и разберемся, - сказал Орехов. - Если не виноваты, отпустим на все четыре стороны.
- Завтра! Вам хорошо говорить, а там мать всю ночь будет ждать меня! У нее сердце больное, может не выдержать…
- Дома есть телефон?
- У соседей, - Суслик сказал номер.
- Сообщим матери, - пообещал Орехов.
- Э!.. - встрепенулся Суслик. - Небось, скажите ей, что я арестован?
- Задержаны, - уточнил Орехов.
- Тогда уж не звоните совсем! - убито проговорил Суслик. - Лучше уж пускай думает, что я у Верки остался. А завтра вы меня так и так отпустите, я ж правда ни в чем не виноват!..
8
Утром следующего дня к Орехову явилась вызванная повесткой Таня Судакова. Узнав, что ей предстоит опознавать парня, который на ее глазах тяжело ранил Михаила, девчонка вся сжалась в комочек.
- Я его плохо… я не смотрела… - залопотала она тихим голосом. - Я… Я не смогу его узнать!..
- Но ведь он стоял рядом с тобой, и он к тебе обратился с просьбой! - уговаривал ее Савельев, который пришел сообщить, что для проведения процедуры опознания все готово, и нужно лишь пройти в соседний кабинет.
- Я… Я не видела его… Я на Мишу смотрела! - едва слышно лепетала Таня.
- Да ты вспомни: когда он попросил тебя позвать Пономарёву, в этот момент ты наверняка взглянула на него! - продолжал давить на нее Савельев.
- Не знаю!.. - Таня вскинула на него испуганные глаза. - Я же на Мишу только смотрела, и опять опустила голову, так что густая челка совсем закрыла глаза.
- А может, все же взглянешь на парней? - спросил Савельев. Ну не опознаешь и не опознаешь…
Однако девчонка была уже в слезах.
- Не надо! Я боюсь! Отпустите меня!.. - тихо подвывала она, некрасиво кривя рот.
Орехов шепнул оперу:
- Ладно, все, - сделал в повестке отметку и отпустил Таню с миром.
Когда она выходила из кабинета, он увидел мелькнувшие в коридоре белокурые патлы Режиковой и, подскочив к двери, не дав девчатам перемолвиться словом, позвал Нину в кабинет.
Она и глазом не моргнула, когда перед нею предстала троица разномастных обитателей кутузки: один, худой верзила с помятым лицом, угрюмо глядел поверх ее головы; другой, круглоголовый крепыш, криво улыбаясь и посверкивая золотой фиксой, мерил ее нагловатым раздевающим взглядом водянистых глаз. А третий…
Третьего Нина опознала без колебаний.
- Он и приходил тогда к Ленке, - пояснила она, когда парней увели. - С час дожидался ее в комнате.
- Не вспомните точно, когда это было?
Нина поглядела в потолок.
- Так… В середине июля я вышла из отпуска. Ну, где-то через неделю или две после этого.
- И потом еще видели его?
- Не помню уж… Нет, кажется, больше он не приходил.
Савельев несколько раз звонил на квартиру таксисту Шмелеву, который уже отработал ночную смену и ему давно полагалось быть дома. Но всякий раз трубку снимала его жена и неизменно сердитым голосом отвечала, что мужа нет.
- Он часто задерживается после смены? - решил поинтересоваться Савельев.
- Бывает, - коротко ответила жена.
Потом квартира Шмелевых перестала вообще отвечать. На квартире у сменщика телефона не было, а диспетчер таксопарка ничего не могла сказать о его местонахождении: где-то на линии.
В середине дня с разрешения главврача провели опознание в больнице. Перед койкой пострадавшего рядком посадили Суслика и еще двоих. Тяжелый взгляд Михаила Студенова прогулялся взад-вперед по лицам и мстительно уперся в Суслика:
- Этот!..
9
- В воскресенье семнадцатого января, около семнадцати часов, вы вошли в тамбур женского общежития на улице Ясной и после короткой перепалки со Студеновым ударили его в область печени острым предметом, причинив ему тяжкое телесное повреждение. После чего скрылись с места преступления…
- Мужики! - патетически воскликнул Суслик, нетерпеливо перебив Орехова. - Одно из двух: либо у меня, либо у вас крыша поехала!
- Тебе еще не надоело выламываться? - осадил его Савельев. - Тебя потерпевший опознал, соседка Пономарёвой опознала - чего еще надо?
- Не берите меня на понт! - пронзительно заорал Суслик. - Семнадцатого января я и близко не подходил ни к какому общежитию! Ни к женскому, ни к мужскому. А самый острый предмет, бывший тогда при мне, - это ключи от квартиры, которые вы у меня отобрали!
- В таком случае повторите еще раз, где вы находились семнадцатого числа после шестнадцати сорока пяти, - попросил его Орехов.
- В Екатеринбурге! Ходил по "комкам" и "толчкам", искал себе башмаки. Подходящих не нашел и часов в шесть вечера поехал на троллейбусе к железнодорожному вокзалу…
- А не на такси вы туда приехали?
- Нет! На троллейбусе.
- Жаль, что никто этого не может подтвердить, - сказал Орехов.
- С алиби скверно, это факт, - заметил Савельев.
Суслик весь ощетинился, глаза его засверкали.
- Факт, что у вас нет против меня фактов! Где тот острый предмет, которым я будто бы кому-то проткнул брюхо? А кровь на мне вы нашли? Ну понятно: если я признаюсь, то вы и без вещдоков обойдетесь! Уж хрен, тут я вам не помощник!
- Ошибаетесь, Рябов, - возразил Орехов. - Мы и без вашего признания обойдемся. Ведь мы только начали расследование. Появятся новые свидетели. И следы крови будут обнаружены, и "острый предмет", и другие вещественные доказательства, которые помогут установить истину.