– Можешь смеяться сколько угодно, но попробуй найти хоть один пункт, который подкрепил бы твои подозрения. Тебе это не удастся. Неужели ты думаешь, что британская разведка не проверяла Эдит перед ее поступлением на государственную службу? Там нельзя получить ни одного солидного места, если не пройдешь через службу безопасности.
– Могу назвать тебе несколько человек, которым это удалось.
– Я тоже, но это исключения.
– Об этом я и говорю. Могу я на некоторое время оставить материал у себя?
– Да, – ответил Вилли и нахмурился. – Но, если… ну… Я кивнул.
– Не беспокойся, ты пожнешь все лавры. Станешь героем дня.
Но он по-прежнему был серьезен.
– Я и о тебе кое-что узнал.
– Что именно?
– Кажется, ты довольно важная персона.
– Вот как!
– Не хочешь мне ничего рассказать?
– Теперь понимаю, почему ты иногда неожиданно исчезал. Я посмотрел на него.
– Для тебя было бы лучше молчать на эту тему.
Вилли кивнул. Я поблагодарил его за материалы и встал. Он сидел в кресле нахмурившись. Я знал, о чем он думает. Может быть, стоило ему рассказать всю историю? В конце концов, ему тоже нужна была толика разнообразия в жизни.
На следующий день мне пришел вызов от Томаса Уотфорда. Следовало явиться в нью-йоркское бюро ЦРУ и дать отчет о перестрелке в отеле. Вызов был передан через Туми, с которым Уотфорд поддерживал связь, и тон его был таким, что не пойти было нельзя.
Когда я вошел в комнату, Уотфорд не затруднил себя представлением членов бюро. Они уже сидели за столом для заседаний. Во главе его стоял один пустой стул, на который Томас мне и указал. Я уселся, воображая себя подсудимым.
Мои судьи не относились к типу педантов и чиновников. Двое из них были умелыми практиками, двое других – близки к ним. Пятый, здоровый мужчина с тяжелыми плечами, твердым взглядом и ртом, во время войны был генералом, а теперь консультировал президентов и послов по вопросам холодной войны. Должно быть, они заседали уже в течение нескольких часов: на столе не было почти никаких бумаг, но стояла полная окурков пепельница, а в комнате повис дым. На то, что здесь велся серьезный разговор, указывали также два графина со льдом – один совсем пустой, второй – наполовину. Я приветствовал их коротким поклоном и сел.
– Мы хотим получить от вас объяснения по поводу вчерашнего происшествия, – сказал Уотфорд.
– Все очень просто. На меня напали.
– Почему?
– В нашей профессии всего можно ожидать.
– Пожалуйста, без уверток. Вы сняли на чужое имя вторую комнату, вас видели, когда вы в нее лезли. Следовательно, можете сказать нам больше.
– Возможно.
– Кто были эти люди?
– Пули осмотрены?
– Да, – Уотфорд откинулся на спинку стула, – и мы знаем, откуда были выпущены две последние.
– Туми передал вам найденный револьвер? Томас кивнул.
– Он не зарегистрирован. Иностранного производства. После войны многие оставили себе такое оружие в качестве сувениров.
– Это не сувенир, револьвер был ввезен контрабандой, – сказал я.
– Возможно. – Он обвел взглядом собравшихся. – Что вы можете сообщить нам по поводу первого случая?
– Можно позвонить по телефону? – спросил я.
– Уж не собираетесь ли вы связаться с адвокатом?
– А разве похоже?
Он указал на телефон на соседнем столе. Я встал, набрал номер Туми и спросил:
– Вы получили экспертизу по поводу пистолета?
– То же оружие, что и в первом случае, вы были правы.
– Благодарю. – Я положил трубку и вернулся к своему стулу. – Это та же банда, что и в первый раз.
Теперь заговорил сидевший напротив тяжеловесный мужчина. Он наклонился вперед и пристально посмотрел на меня.
– Не в наших привычках, мистер Манн, открывать перед кем бы то ни было свои карты, но в данном случае придется делать исключение. Я могу только гадать, как вашей группе удалось добиться такого внимания. Мне это не нравится. Но в данный момент я получил инструкции работать вместе с вами.
– Очень рад.
Он игнорировал таившийся в моих словах сарказм.
– Мы тоже исследовали этот револьвер. Выяснилось, что из него были убиты наш курьер и два младших сотрудника британского посольства.
– Младших сотрудника?
– Они имели отношение к Интеллидженс Сервис.
– Теперь, по крайней мере, я понимаю, на чьей стороне стою.
– Мы не нуждаемся в вас, мистер Манн.
– Но, тем не менее, хотите выпустить кота из мешка.
– Мы очень заинтересованы в том, чтобы найти убийцу. И здесь вы можете нам помочь, послужив в качестве подсадной утки. Что при этом произойдет, нас не интересует. Вы влезли в это дело, сами теперь и расхлебывайте. Мы пользуемся вами только как приманкой, если вы погибнете, то мы достигнем двойной цели. Во-первых, нападем на след человека, которого ищем, и, во – вторых, избавимся от вашего назойливого любопытства. Я выражаюсь достаточно ясно?
– Абсолютно, сэр, – ответил я. – Только вы забыли одно.
– Что?
– Открыть карты, как вам было приказано. Сердито покраснев, генерал сказал:
– Один из англичан успел перед смертью описать своего убийцу. По его словам, это был худощавый человек среднего роста с высоким лбом и длинными темными волосами. Особая примета: нажимает курок пистолета средним пальцем – указательный у него не сгибается.
– Что-то слишком подробные наблюдения для умирающего.
– Он был опытным сотрудником. Сообщник убийцы немного выше ростом и более крепкого сложения, а главное, – у него круглый рот. Довольно странное описание, но наш человек умер, прежде чем успел что-либо добавить.
– Но ведь это не все?
– Есть еще имя. Мы предполагаем, хотя точно не знаем, что первого зовут Видор Чарис. До сих пор полем его деятельности была Южная и Центральная Америка. – Он испытующе посмотрел на меня. – Странно, что вы не знаете его, мистер Манн.
Я твердо выдержал его взгляд.
– Да нет, я слышал о нем.
Слышал? Не то слово! Я охотился за ним в течение двух лет. Мне было известно, почему он не может нажимать курок указательным пальцем: его повредила моя пуля. Тогда Видор Чарис безуспешно пытался взорвать один объект. Именно из-за этой неудачи он впал в немилость у начальства и вынужден был выслуживаться, занимаясь черновой работой. Не удивительно, что он спит и видит меня убитым.
– Вы нам больше ничего не сообщите? – спросил генерал.
– Нет. Я пришел, вы сделали мне милое предложение. Я согласен. А теперь я могу идти?
– Катитесь ко всем чертям! – взорвался Уотфорд.
Я оглядел сидящих, стараясь запомнить их лица. Они ненавидели меня, нуждаясь во мне.
Я встал, выпил несколько глотков воды со льдом, коротко кивнул и вышел.
8
Наступила пятница. Дождь прекратился, и над двадцатыми этажами повис туман. Но прохожие все еще оставались в плащах и с раскрытыми зонтиками в руках: они не очень доверяли погоде.
Перед зданием ООН была стоянка такси, машины быстро разбирались служащими. Я подождал десять минут.
Наконец вышла Рондина с высокой брюнеткой в желтом пальто. Эту брюнетку я уже видел один раз. С ней ездил обедать в Гринвич-Виллидж Бертон Селвик. Когда они поравнялись со мной, я сказал:
– Привет, Рондина.
Она должна была бы испугаться, но этого не произошло. Рондина прекрасно владела собой.
– О, Тайгер… – сказала она.
Я бросил вопросительный взгляд на брюнетку.
– Тайгер Манн, Грэтхен Ларк, – представила нас Рондина.
– Очень рада, мистер Манн, – сказала та. – Тайгер – это ваше прозвище?
– Нет, настоящее имя.
– Очень оригинально. Вызывает определенные ассоциации, – с улыбкой заметила она, потом вопросительно посмотрела на спутницу. – А Рондина?
– Вот это прозвище, – пояснил я. – Мы старые друзья. Она подняла брови и понимающе улыбнулась.
– Ну, тогда я исчезаю и оставляю старых друзей наедине.
– Но… – сказала Рондина.
Я подмигнул Грэтхен и взял Рондину под руку. Мне показалось, что она сейчас вырвется, и я крепко прижал ее локоть к себе.
Повернувшись к брюнетке, она сказала:
– Я позвоню тебе завтра, Грэтхен.
– Хорошо. До встречи, Тайгер.
– До встречи, – сказал я.
Большая часть служащих уже разъехалась. Мы быстро взяли такси и отправились в "Блю Риббон". Я откинулся на подушки. Рондина сидела рядом.
Это была романтическая поездка, почти такая же, как и двадцать лет назад. Тогда мы сидели в темноте, касаясь друг друга, и я чувствовал, как во мне просыпается любовь. Мы молчали, слова были не нужны… Я закрыл глаза и с трудом удержался от желания взять ее за руку.
Такси остановилось на перекрестке, и я услышал ее прерывистое дыхание. Рондина дрожала от страха. Она понимала, что скоро умрет, но не знала, когда. Я мрачно усмехнулся.
У ресторана мы вышли. Я расплачивался, а она стояла рядом и наверно спрашивала себя, не здесь ли это произойдет.
В ресторане мы заняли столик в нише, заказав виски с содовой и бифштексы.
– Ты делаешь большую ошибку, Тайгер.
– За свою жизнь я сделал только одну крупную ошибку – поверил тебе, но это больше не повторится.
Вдруг лед в ее глазах растаял, они стали теплыми и влажными. Это был старый трюк Рондины. Она закинула голову, а я искал взглядом шрамы от пластической операции.
– Мне непонятно твое поведение, Тайгер, – сказала она. – Ты все еще хочешь убить меня?
– Да.
– Зачем же тогда этот поход в ресторан?
– Чтобы ты немного рассказала о себе. Как тебе это удалось, Рондина?
Она свела брови:
– Что?
– Войти в семью Кенов?
Она твердо посмотрела мне в глаза.
– Я родилась в ней, можешь справиться – и тебе подтвердят.
– Мне и подтвердили, но я на этот счет другого мнения.
Рондина вынула сигарету и подождала, пока я дам ей прикурить. Глядя на меня поверх пламени спички, она задумчиво спросила:
– Как же, по-твоему, это произошло?
– Допустим, живет почтенная семья с гордыми традициями и незапятнанной репутацией. И вдруг кто – то обнаруживает "скелет в шкафу" – пятно на родовом гербе. Как поступит семья в таком случае? Вероятно, всеми силами постарается замять дело. Старый трюк, дорогая?
Рондина побледнела, и я понял, что попал в цель. Она нервно смяла сигарету, но взяла себя в руки.
– Чем ты шантажировала Кенов, Рондина?
– Как бы мне хотелось задушить тебя, – процедила она сквозь зубы.
– Я понимаю.
– Почему бы тебе не спросить у самих Кенов?
– Я непременно это сделаю. И уже разослал твои фото специалистам по пластическим операциям. Рано или поздно, я узнаю, кто ее тебе сделал. А может, нашлись специалисты в России?
Она улыбнулась.
– Это тебе придется установить самому, Тайгер.
Официант принес бифштекс. Подождав его ухода, мы снова принялись за игру в вопросы и ответы. Это было похоже на фехтование на шпагах. Я любовался Рондиной. Как и раньше, когда мы были одновременно любовниками и врагами.
– Родители? – спросил я.
– Ричард и Агнесс Кен. Отец родился в 1892 году, умер в 1951. Мать родилась в 1896, еще жива. Сестры: Рут, Патриция и Диана. Братья: Вернон и Джон. Диана и Джон погибли во время войны. Точные даты…
– Не нужно. Фамильный герб?
– Два единорога держат пурпурный щит с поперечными полосами, под ним свиток с надписью…
– Здорово вызубрила, – прервал я ее. – У тебя всегда были большие способности. Ты еще помнишь Кола Хаггерти, Рондина?
Она вопросительно посмотрела на меня:
– Кого?
– Ну, может ли человек так лицемерить? Ты убила его. Сразу после того, как выстрелила в меня.
Вилка задрожала в ее руке.
– Тебе неприятно об этом вспоминать? Черт возьми, а вот я совершенно спокойно думаю о тех, кого убил. Они заслужили это. По твоему мнению. Кол и я тоже заслужили, так что сентиментальность тут ни при чем. – Я взял стакан и сделал несколько глотков. – Или ты теперь сама боишься?
Рондина вновь овладела собой.
– Нет, – сказала она, – не боюсь.
– Напрасно. У тебя есть все основания бояться.
Я расплатился, и мы вышли. Нас можно было принять за супружескую чету. Никому бы и в голову не пришло, что рядом идут палач и жертва.
На углу Бродвея я остановил такси и назвал водителю адрес Рондины. Она положила между нами свою сумочку. Я прижал ее бедром и понял, что в ней пистолет. Для меня не составляло большого труда незаметно открыть ее, вытащить из пистолета обойму и положить ее себе в карман. В свое время Корбинет хорошо обучил нас.
Она не стала возражать, когда я вышел из машины и последовал за ней в дом, но остановилась около швейцара и портье, перекинувшись с ними парой слов. Оба мужчины имели достаточно времени, чтобы рассмотреть меня. Кроме того, она спросила их о времени и подвела свои часы. Таким образом, два свидетеля могли опознать меня и назвать точное время нашего прихода.
Но Рондина не знала, что сегодня я не собираюсь ее убивать. Пока еще нет.
Она нажала на кнопку двенадцатого этажа.
– Неплохо сработано, Рондина, – заметил я. Она поняла, что я имею в виду.
– Ты считал меня бездарной?
– Ни в коем случае. Однако за время нашей разлуки ты усовершенствовалась.
Рондина загадочно улыбнулась. Она так держала свою сумочку, чтобы в любой момент выхватить из нее пистолет. Правда, это мог заметить только профессионал.
Она вошла в комнату, оставив дверь открытой, и спросила:
– Выпьешь на дорогу, Тайгер?
– Охотно.
Она повернула выключатель. В разных концах комнаты загорелось несколько ламп и из скрытого динамика послышались первые аккорды симфонии Брамса. Рондина сбросила пальто на спинку кресла, положила сумочку, подошла к бару и начала что – то смешивать. Подав мне стакан, она прошла в спальню и через минуту вышла в голубом стеганом халате, под которым – я знал – больше ничего не надето. Я был разочарован. Нет, не внешностью Рондины – она была так же хороша, как и прежде, а тем, что она сочла меня простаком, способным клюнуть на ее старые приемы. Во всяком случае, она облегчила исполнение моего намерения.
– Прелестно, – сказал я. – Ты можешь заработать кучу денег, позируя для журналов.
Она улыбнулась.
– Спасибо. Ты допил?
– Я жду добавки.
– Сейчас.
Она не заметила, что первый стакан я вылил, и приготовила мне вторую порцию. Я сделал глоток и подошел к окну. Ее квартира выходила окнами на Центральный парк, с двенадцатого этажа был хорошо виден весь его громадный прямоугольник.
– Славная квартирка, Рондина. Наверно, стоит не меньше тысячи в месяц. Если учесть твое жалование в ООН, она тебе не по карману.
– У меня есть рента, а положение обязывает поддерживать определенный статус. Семья считает точно так же.
– У меня другое объяснение.
– Какое же?
Я повернулся и посмотрел на нее.
– Да, у тебя есть побочный доход, но его источник не семья, а враждебное правительство.
Она покачала головой.
– Допустим, ты сказала правду, но только наполовину. Возможно, Кены и дают тебе деньги, но только, чтобы ты не обнародовала какую-то их тайну. – Я торжествующе улыбнулся. – Остроумный шантаж – отличное алиби для денег.
Она снова побледнела.
– Через несколько дней я узнаю тайну этой семьи, – продолжал я. – То, что смогла сделать ты, смогу и я. У меня есть парни, которые раскопают все, что угодно.
– Тайгер…
– Что произошло с твоим братом и сестрой, которые якобы погибли во время войны?
– Дьявол! – Она швырнула в меня стакан. Он ударился о стену и разбился. Я не шевельнулся. – Они мертвы! Оставь мою семью в покое! Я улыбнулся.
– Дорогая, у тебя плохая память. Ты совсем забыла своего Тайгера. Неужели не помнишь, что я ничего не бросаю на полдороге. Я разузнаю все до конца. Я слишком сильно любил тебя и потому теперь так сильно ненавижу. Вспомни, о чем мы мечтали и конце войны: иметь домик у моря и детей. Сколько детей ты хотела? Ах, да, четверых! Боже, как я был тогда счастлив… и как глуп. Я совершенно ослеп от любви… Я подарил тебе жизнь и забыл о деле, а потом ты захотела убить меня. Любовь? Черт возьми, да ты не знаешь, что это такое.
Взгляд Рондины стал печальным.
– Ты меня еще любишь, Тайгер? – Она по-прежнему была великолепной актрисой.
Я ответил не раздумывая:
– Конечно, и никогда не перестану. Но это не помешает мне убить тебя. В душе у меня все перегорело.
– Ты действительно этого хочешь?
– Да. И убью, как только все узнаю.
Симфония приближалась к торжественному финалу. Наступил подходящий момент. Я уселся на ручку кресла и посмотрел на Рондину.
– Сними халат.
Ее руки непроизвольно потянулись к вырезу халата и стянули его на горле. Я сделал несколько шагов к ней. Она стала медленно отступать, пока не оказалась около софы.
– В чем дело, моя радость? Разве я не видел тебя обнаженной? Я знаю каждый сантиметр твоего тела, так что не разыгрывай из себя недотрогу.
– Тайгер… – Она вцепилась в спинку кресла.
– Сними, – сказал я, – или это сделать мне?
Вряд ли она испугалась бы больше, если бы я направил на нее пистолет.
– Прошу тебя, – сказала она. – Зачем… Я усмехнулся.
– Ты решила, что я собираюсь тебя изнасиловать? Нет, я только хочу увидеть результаты пластической операции.
Прошло несколько секунд. Закусив губу, она стала нащупывать застежку пояса, расстегнула ее, одним движением сорвала с себя халат и вызывающе посмотрела на меня.
На секунду я вернулся в прошлое, в тот день, когда мы прятались в сарае, а снаружи нас искали французские партизаны. Они ничего не заподозрили. Сильный ливень смыл все следы. Убедившись, что опасность миновала, мы начали плясать от радости. Рондина танцевала на земляном полу, сбрасывая с себя одежду…
Но сейчас она дрожала всем телом, и это была дрожь ненависти.
– Да, хирурги неплохо поработали. – Мне было нелегко говорить. – Парафиновые впрыскивания, невидимые швы, строгая диета, регулярная гимнастика и массажи могут стереть следы многих лет, но воспоминаний они не уничтожат.
Я отвернулся и пошел к двери.
– Тайгер!
Я оглянулся. В руке она держала пистолет, а открытая сумочка валялась в кресле.
– Я могу убить тебя, если захочу.
– Нет, не можешь, ты многое забыла. – Я вынул обойму из кармана и швырнул к ее ногам. – Вот. Попробуй, если хватит силы воли.
Она изумленно посмотрела на бесполезный кусок железа в своей руке и, опустившись на колени, зарыдала как ребенок.
В этом была вся Рондина. Больше всего она огорчалась, если ее перехитрили.
Я покинул квартиру, добрался до ближайшего угла и несколько минут поджидал свободное такси, но вес проезжающие машины были заняты, и я пошел пешком по Бродвею. У меня из головы не выходила картина: она обнаженная стоит на коленях и плачет.