- Слушайте, что расскажу, - говорит он. - Подкидина милиция замела!
Сема присвистывает. Илья напуган.
- Как думаешь, это ничего? - трепещет он.
- А ты как думаешь? - испытующе прищуривается Марат.
- Не знаю…
- Может, мы перемудрили? - спрашивает Сеня.
- То есть я перемудрил? Иными словами, напортачил?
Сеня молчит, замявшись. Марат внешне хладнокровен, в душе взбешен. В нем усомнились?!
- Слушайте. Касается всех. Сема, оставь в покое бутылку. Зачем были подброшены вещдоки? Отвечайте!
- Чтобы не искали мотоцикл, - гудит Сема.
- Правильно, чтобы отвлеклись на ложные улики. Судя по результатам, цель достигнута?
- Да, но… - мямлит Илья. - Понимаешь…
- Понимаю. Ты не ожидал от милицейских особой прыти. Сражен их успехом. А вот я рад ему. Я учитывал такой поворот. И кого я им предложил в награду за усердие? Бывшего уголовника. Их любимое блюдо. Пусть едят!
- А если у него алиби? Свидетели? - возражает Сеня.
- Ну и что? Свидетели говорят одно, улики другое. Что, по-твоему, будет?
- Нне пойму… Не то сажать, не то отпускать…
- Вот именно! А в подобных случаях прекращают за недоказанностью. Кое-что я в этом смыслю!
- Хорошо бы прекратили… - неуверенно тянет Илья.
- Слушай, сирота, ты хочешь без малейшего риска? Тогда надо аккуратно ходить на службу. Давайте внесем окончательную ясность, - Марат не меняет жесткого тона. - Работать вы не расположены.
- Естественно, - буркает Сеня.
- А наслаждаться жизнью очень расположены.
- Само собой!
- Вывод, надеюсь, понятен?.. До меня вы прозябали, промышляли по мелочам. Но всем грезились вольные деньги. Получили вы их или нет?
- Получили, - признает Сеня.
- И еще получите. Я разрабатываю новый план. Будет великолепная, грандиозная операция! Все должны верить мне абсолютно!
10
Утро. Знаменский и Томин встречаются на улице недалеко от Управления внутренних дел. Друзья здороваются.
- Мне с тобой надо перемолвиться. Сядем поговорим? - предлагает Томин, рассчитывавший на эту встречу.
Они находят скамейку на бульваре. Нетрудно догадаться, что Томин сильно не в духе.
- Ну-у, на себя не похож. Не потряхиваешь гривой, не грызешь своих удил!
- Прав ты, Паша, был - не к тому берегу. Мой грех, - говорит Томин. - Надо отпускать Подкидина.
- Вот как!.. Мы уже ничего не имеем против Подкидина?
- Имеем, но…
- Больше имеем за Подкидина?
- Больше. Прошел я за ним все годы, что он на воле. Резюме такое: человек в кровь бился, чтобы не возвращаться к старому. Детали есть, каких не придумаешь… Хороший, в общем, мужик. Вот мой рапорт. - Он передает Пал Палычу три листа машинописного формата. - Решай.
Подготовленный прежними сомнениями, Пал Палыч переживает новость легче, чем Томин. Прочитав рапорт, говорит:
- В итоге ни садовода у нас, ни маляра. И Подкидина нам… подкинули. Изобретатели, чтоб их!.. Подстраховались. Не заметим, мол, окурков - нате вам перчатку. Мало перчатки - поломайте голову над записной книжкой.
Томин вздыхает, лезет за блокнотом и вырывает из него исписанный листок.
- Знакомые Подкидина. Где галочка - те бывали у него дома. На обороте - те, кто посещал соседей, - лаконично отвечает Томин на невысказанное обвинение в неполноте списка.
Подкидин отодвигает от себя томинский список. Подальше - на сколько достает рука.
- Никого не подозреваю!
- Чего-то вы недопонимаете, Подкидин. Если вещи были взяты у вас и нарочно подброшены… - Выражение лица Подкидина заставляет Пал Палыча замолчать. - Вы не верите, что я так думаю? - догадывается он.
- Нашли дурака! Кто заходил, да когда заходил… Это нашему брату разговор известный: давай связи! Ищете, кого мне в сообщники приклеить!
Пал Палыч качает головой: ну и ну!
- Почему вы говорите "нашему брату", Подкидин? О вас хорошие отзывы, товарищи вас уважают, начальство ценит.
- Ка-акой тонкий подход… Они-то уважают, а вы их вон куда пишете! - Он негодующе указывает на томинский перечень. - Клопова записали! Мы с ним из одной деревни, парень - золото. А у вас Клопов на заметке!
- Да не хотим мы зла вашему Клопову! Здесь просто перечислены все люди, которые… А, десятый раз объясняю! - опять прерывает себя Пал Палыч, видя ту же мину на физиономии Подкидина. - Ну как вы не хотите поверить, Виктор Иваныч?!
- Уже по имени-отчеству, - констатирует Подкидин, словно подтвердились худшие его опасения. - Последнее дело. Вы по имени-отчеству, я по имени-отчеству, мигнуть не успеешь - и там! - Пальцы его изображают решетку.
Комизм заявления не оставляет Пал Палыча равнодушным.
- Не знал такой приметы. Наоборот, освобождать вас собирался! - произносит он, скрывая смех. - Извиняться и освобождать. Вот постановление.
"Не иначе, новая уловка. Подкидина не проведешь!"
- Эти штуки и фокусы я знаю!
Однако бланк в руке Пал Палыча все же приковывает взгляд Подкидина.
- "Освободить задержанного… - читает он с великим изумлением. - Освободить в связи с непричастностью к краже…" Я могу уйти?!
- Забирайте вещи в КПЗ - и скатертью дорога.
Входит вызванный Пал Палычем конвойный.
- Слушай, извини, - бросается к нему совершенно ошалевший Подкидин. - Это что?
Тот заглядывает в бланк.
- Отпускают. Читать не умеешь?
Ноги у Подкидина готовы сорваться, но что-то принуждает топтаться на месте. Попрощаться? Даже извиниться, пожалуй, ведь хамил…
Он возвращается к столу Пал Палыча, прокашливается. Но способность к членораздельной речи его покинула. Безуспешно открыв рот несколько раз, Подкидин садится.
И нерешительно, конфузливо протягивает руку за списком.
Пляж в пригородной зоне отдыха. Среди купающихся - Сеня. Он выбирается на берег, фыркая и отплевываясь.
Мимо гуляющим шагом идут двое. Если б нам не был основательно известен облик Томина, мы бы и взгляда на них не задержали - настолько оба органичны на здешнем фоне. Вдруг эти двое останавливаются около Сени, как раз когда он снимает резиновую шапочку.
- Закурить не найдется? - спрашивает один, будто не видит, что на Сене лишь мокрые плавки.
- Некурящий я, некурящий, - отвечает тот, стремясь поскорее добраться до полотенца и одежды.
- Даже некурящий! - укоризненно произносит второй, то есть Томин. - А зачем окурки воруешь? - и крепко берет Сеню за плечо. - Зачем, спрашиваю, окурки-то воровать?
- Какие окурки… у ккого… - лепечет Сеня, начиная сразу отчаянно мерзнуть.
- У Подкидина, у кого же. У Виктора Подкидина, который проживает в квартире с твоей теткой, - веско разъясняет Томин. - Взрослый парень - и крадет окурки! Это хорошо? Я спрашиваю - хорошо? - будто речь и впрямь об одних окурках.
Сеня стучит зубами. Он голый, мокрый и беззащитный. Происходящее столь неожиданно для него, что он не способен к сопротивлению. В полном смысле слова застали врасплох..
И когда Томин тем же укоризненным голосом осведомляется:
- Записную книжку с перчаткой в тот же раз взял? Заодно?
Сеня без спору подтверждает:
- Ззаодно…
- Тогда поехали.
- Штаны… - просит Сеня, далеко не уверенный, что дозволят.
- Как считаешь? - оборачивается Томин к своему спутнику.
- Штаны, я думаю, можно, - серьезно отзывается тот.
- Спасибо… - потерянно благодарит Сеня. Сеня, теперь подследственный Калмыков, относится к той разновидности преступников, которые, коли уж попались и проговорились, не запираются и впредь. Таких, как правило, используют для изобличения сообщников. Потому логично, что мы застаем Калмыкова на очной ставке с Тутаевым.
Тутаев мрачен и воспринимает поведение своего тезки как предательское.
- Деньги мы поделили по дороге обратно. Заехали в кусты, там пересчитали, понимаешь, и поделили… на три части, поровну. - Калмыков ловит взгляд Тутаева, моргает - обрати внимание - и повторяет: - Поровну, значит, на троих… Вот так было совершено преступление… По глупости, конечно.
- Что скажете? - спрашивает Пал Палыч Тутаева.
- Плетет незнамо что! Псих какой-то…
- Кому принадлежала идея бросить в универмаге чужие вещи? Тутаев?
- Не понимаю вопроса.
- Калмыков?
- Кому принадлежала… забыл, кому первому. Но вещи я взял случайно в квартире у тетки… то есть у соседа.
- Совсем случайно?
- Ну, точней, с целью ввести в заблуждение товарищей из милиции.
- Понятно. Как, Тутаев, все никак не припоминаете этого гражданина?
- Первый раз вижу! - глупо упорствует тот.
- Хотя полгода работали в одном цеху радиозавода и считались приятелями. По какой причине уволились? - Снова оборачивается Пал Палыч к Калмыкову.
- Мы с Семой…
- За себя говори!
- Поскольку на очной ставке, я должен за обоих. Правильно понимаю, гражданин следователь?
- Правильно.
- ОТК часть контактов бракует, отправляет на свалку. А на каждом контакте - чуток серебра. Если паяльничком пройтись - можно снять. Мы с Семой и занялись… для одного ювелира. Нас, гражданин следователь, бесхозяйственность толкнула, - поспешно добавляет Калмыков. - Серебро, понимаешь, на помойку!
- Отчего же прекратилось ваше… хм… общественно полезное занятие?
- Ювелир сел. Если б не это несчастье, разве б я поднял руку на кассу? Что вы! У вас обо мне превратное мнение!
Не дослушав, Пал Палыч обращается к Тутаеву:
- Подтверждаете показания Калмыкова?
Тот злобно смотрит на закадычного дружка:
- Знал бы, какое ты дырявое трепло, - я бы от тебя на другой гектар ушел!
А Сеня Калмыков окончательно вошел в роль "чистосердечника", и ему уже рисуется обвинительное заключение, где черным по белому записано, как его показания помогли следствию.
Теперь он взывает к Илье Колесникову:
- Я, Илюша, во всем признался: как втроем забрались в магазин, втроем выручку делили в кустах… не помню, сколько отъехали… как на даче у тебя гуляли… втроем, после дела. Семе я сказал и тебе говорю: чего, понимаешь, темнить…
У Колесникова шкура потоньше тутаевской и нервы пожиже. Он уже, собственно, "готов", но Сеня еще не исчерпал запас красноречия:
- Вот суд будет, а статья-то, она резиновая. Есть верх, есть низ. Надо адвокату чего-то подбросить, понимаешь, для защиты. Мы молодые, первый раз, по глупости… Пожалеют…
11
В сарайчике у Ильи опрокинут набок ИЖ - так, чтобы колясочное колесо свободно крутилось и было доступно для осмотра. Кибрит медленно вращает его, сравнивая с увеличенной фотографией слепка, снятого со следа у шоссе.
- Вот это место отпечаталось! Узор в точности совпадает: расположение трещин, потертости… Да, Шурик, безусловно, он!
- Отлично! - восклицает Томин. - Нужно быстренько оформить это для Паши.
- Разрешите присутствовать на очной ставке? - Томин входит и кладет на стол перед Пал Палычем заключение экспертизы.
Сеня зябко вздрагивает (видно, вспомнилось задержание на пляже), но с подобием радостной улыбки говорит Томину:
- Здрасте! (Смотрите, переродился с той минуты, как рука закона ухватила меня за плечо!)
- Ну вот, Колесников, на дороге остался след вашего мотоцикла. Подтверждаете вы показания Калмыкова?
Илья Колесников прерывисто вздыхает и выдавливает:
- Подтверждаю…
- Теперь по порядку. Где познакомились? - Это к Калмыкову.
- В бане. Когда ювелир сгорел и нас поджало, мы Илюхе в бане и предложили: давай махнем одно дело… втроем.
- Правильно, Колесников?
- Дда… правильно.
- Прошу прощенья, не понял, - подает голос Томин. - Вы случайно мылись, что ли, вместе? Один намыленный другому намыленному говорит: айда что-нибудь ограбим? Что позволило вам и Тутаеву обратиться к незнакомому человеку с подобным предложением? Можно такой вопрос, Пал Палыч?
Тот кивает.
- Почему ж незнакомый? - возражает Калмыков. - Мы с Семой попариться уважали, а Илюха всегда там находился, на месте.
- Работал в бане? - уточняет Томин.
- В общем, да, - говорит Калмыков.
- По моим сведениям, Колесников ушел из лаборантов, жил на даче, полученной в наследство от родителей, городскую квартиру сдавал, тем и подкармливался. Верно я говорю?
- Все верно, - подтверждает Пал Палыч. - Вы, Александр Николаич, не в курсе банных тонкостей…
- Где уж нам! На службу бежишь - бани закрыты. Домой - хорошо бы на метро успеть. Извините за серость, моюсь в ванне.
- А есть люди, которые имеют досуг, в баньку ходят ради удовольствия. И желают, Александр Николаич, получить все двадцать четыре. И пар, и веничек, и кваску, и пивка, а к пивку воблочки.
- Гм… - выразительно произносит Томин.
- Тут и нужен молодец на все руки. Со своим запасом напитков и прочего. Без должности, конечно. Просто за определенную мзду Колесников со товарищи допускаются к обслуживанию посетителей. Как обстояло с нетрудовыми доходами?
- В среднем… трояк с клиента, - сиротским голосом сообщает Колесников.
- А бани не пустуют, - добавляет Пал Палыч. - Так вас не удивило предложение двух… намыленных?
- Нне очень… У голых, знаете, все проще. Чего надо, то и спрашивают. Принесешь пива, а он, к примеру, говорит: "Как тут насчет валюты?"
- Вспомнил! - вклинивается Калмыков. - Вот почему мы к Илюше: он помянул, что у него, понимаешь, есть мотоцикл, а у нас уже универмаг был на прицеле!
Успел Сеня добавить заключительный штрих к картине сговора, в которой не должно быть места для Марата!
А что Марат? Как он относится к провалу своих подручных?
Он как раз звонит:
- Сему, будьте добры. - Ответ приводит его в замешательство. Буркнув "извините", он поспешно нажимает рычаг аппарата. После короткой паузы вновь набирает номер: - Сеню можно? - И уже не дослушав, бросает трубку. - Влипли!.. Надо посоветоваться с умным человеком… - медленно произносит он. Выходит в переднюю, зажигает свет над большим зеркалом. Пристально вглядывается в себя. - Что будем делать?.. - спрашивает у отражения. - Успокойся, успокойся, Марат… - приказывает он сам себе, сгоняя тревогу с лица и постепенно обретая обычный невозмутимый вид. - Это не твой просчет. Их подвела какая-нибудь глупость. Тебя это не касается. Все к лучшему. Людей надо менять. Тебя не назовут… Ты им нужен на свободе. У тебя их деньги. Ты их надежда. Никто не выдаст. Все к лучшему… Ты человек умный. Ты поступаешь, как хочешь… Ты выше преград. Преград нет…
С улицы появляется сильно взволнованная Вероника Антоновна.
- Марик! Нам необходимо поговорить!
- Матушка, я сосредоточен на важной мысли. Будь добра…
- Нет, я не буду добра! - перебивает она и весь дальнейший разговор проводит сурово и с достоинством, не пасуя, как обычно, перед сыном.
- Что на тебя накатило? - недоумевает Марат.
- Всю жизнь я гордилась тобой. А сегодня мне было стыдно! Многое могу простить, но нечистоплотность - никогда! Час назад я встретила Антипова.
- Кого? А-а, сам играет, сам поет? - пренебрежительно вспоминает Марат, еще под впечатлением, что он "выше преград".
- Какое ты имел право от моего имени занимать у него деньги? Да еще такую сумму! Зачем тебе, на какие нужды?
- Не мне, выручил одного человека, - врет Марат.
- Но срок твоей расписки истек! Между порядочными людьми…
- Между порядочными людьми можно и подождать.
- Сколько именно? Когда твой один человек вернет долг моему товарищу по работе?
- Сейчас он в командировке. Приедет - отдаст.
- Когда он приедет? - неотступно требует Вероника Антоновна.
- Десятого или двадцать пятого! - жестко отвечает Марат, называя дни выдачи зарплаты в НИИ, где работал Илья Колесников.
Рядом со станцией метро с выносного прилавка торгуют апельсинами. В хвосте очереди стоит Стелла. Барсуков, ждущий кого-то у станции метро, решает пока тоже запастись апельсинами. Во все глаза смотрит он на Стеллу. Это же она! Та самая!
- Мы снова встретились! - говорит он радостно.
- Встретились? Мне казалось, я просто стою в очереди.
- Мы немножко знакомы. Вы меня не узнаете?
- Боюсь, что нет! - Взгляд у нее смеющийся.
- Недавно в прихожей… вы уходили от Быловой… Я друг ее сына…
Со Стеллой совершается разительная перемена, и язык Барсукова липнет к зубам.
- А-а… - неприязненно произносит она и быстро отворачивается.
- Простите… послушайте… - теряется Барсуков. Он забыл посматривать на выходящих из метро, и плаксики налетают и виснут на нем совершенно внезапно. Следом приближается Анна Львовна.
- Два дня не видались, а уж визгу-то! - смеется она.
Стелла становится свидетельницей нежной сцены.
- Ну-ка, ребятки, становитесь за этой красивой тетей. Вы приглядите за ними чуточку? - доверчиво обращается к Стелле Анна Львовна. - Будьте добры! - Она отводит Барсукова на несколько шагов:
- Тут их бельишко. Залатала, заштопала, пока подержится. - Она достает из сумки довольно объемистый сверток.
- Спасибо, Анна Львовна.
- А еще думала я насчет юга. Как мы-то без него выросли, Леша?..
…Тем временем плаксики тоже вступили в беседу.
- Деточки, вы крайние? - игриво наклоняется к ним подошедшая женщина.
- Мы не крайние.
- Мы за красивой тетей.
- Ой, - говорит женщина Стелле, - а я подумала - ваши.
- Нет, не мои.
- А чьи же вы, деточки?
- Мы папины!
- И бабушкины!
- А мамины? И мамины небось?
- Не-ет, мы не мамины.
- Ишь какие! Обидела вас мама или что?
- У нас мамы нет.
- У нас папа.
- Никак сироты… - кивает женщина Стелле. - Ах, бедные!..
- Ну если уж надо, Леша, я поеду, - вздыхает Анна Львовна. - Не представляю только, зачем ему ради чужих детей…
- Анна Львовна! Вы его просто не видели!
- Может быть, может быть, - соглашается она, направляясь к очереди. - Пора мне, Леша. - Простившись с детьми и зятем и пожелав всего хорошего Стелле, Анна Львовна спешит обратно в метро.
Продавщица отвешивает килограмм Стелле, два - Барсукову.
Перекинув через плечо сумку, раздувшуюся от белья и апельсинов, а ребят подхватив на руки, Барсуков нагоняет Стеллу.
- Простите, можно мне спросить?
- Спросите, - пожимает та плечами.
- Вы имеете что-то против Быловой?
- Нет.
- Значит, против Марата. Странно. Такой интересный и сердечный человек.
- О, еще бы! - саркастически роняет Стелла.
Барсуков опускает плаксиков и шагает рядом со Стеллой.
Через минуту она останавливается.
- Вы хотели что-то спросить или собираетесь тащиться за мной?
- Тащиться, - признается Барсуков.
- Зачем?
Барсуков смотрит на нее достаточно красноречиво, но сказать словами: "Затем, что вы мне до смерти нравитесь!" - не может. Тут плаксики кидаются вбок, и Стелла вскрикивает:
- Держите их!
Испуг ее оправдан: ребята бегут к огромной собаке, которую прогуливает по улице хозяин.
- С этой собакой они приятели, - успокаивает Барсуков.