- Но въехать-то…
- Зачем же я расспрашивал об этом шофере с детьми, как думаешь?
- Марат, ты гений!
- Не исключено.
- Паша, ты в этом году хоть раз плавал? - вопрошает Томин, входя к Пал Палычу в приподнятом настроении.
- Довольно регулярно.
- Да не в бассейне - в реке!
- А ты?
- Сегодня, с утра пораньше. Травка на берегу, пернатые поют, и девушки загорают… Райские кущи!
- Если купался - так с уловом?
- Ох, как грамотно покупался!.. Предлагаю задержать В. И. Подкидина, тридцати четырех лет, ранее судимого.
- А что мы имеем против В. И. Подкидина?
- А вот слушай. Поехал я под Звенигород к инженеру Макарову. - Томин вынимает пресловутую записную книжку и раскрывает на закладке. - Он тогда по вызову не явился - сидит в отпуску на садовом участке. Телефон свой записал сюда сам, с нашим "садоводом" общался на почве какой-то безусой земляники. Подкидин - бригадир-строитель, занимается отделочными работами. Так что за другом-маляром дело не станет. С участковым я в темпе созвонился, он в темпе прощупал квартирных соседей. Описывают Подкидина в самых мерзких тонах. Одно, говорят, спасенье, что увлекается сельским хозяйством и летом пропадает в деревне у родителей. Давай его изымать из оборота, а? Пока тихонько, чтобы дружки не запаниковали. Медлить нечего.
- Да, пожалуй…
- Опять в сомнениях? Купаться надо, Паша, купаться!
8
На сквере рядом со сказочными избушками и прочими подобными атрибутами в песочнице весело возятся оба маленьких Барсукова. Сам он, сидя на скамейке, слушает по транзистору репортаж о футбольном матче. Марат следит за Барсуковым, выжидая удобного момента для знакомства. Взглянув на часы, подходит.
- По-прежнему три - два? - азартно спрашивает он. - Минуты полторы до конца?
Барсуков кивает. Марат присаживается рядом, оба поглощены событиями на стадионе. Но вот раздается рев болельщиков - матч окончен. Барсуков выключает приемник, и они с Маратом обмениваются обычными в таких случаях фразами.
Тут плаксики, надумав что-то новое, приносят и складывают к ногам отца ведерки и лопатки.
- Пап, мы на горку!
- Валяйте.
- Неотразимая пара! - говорит Марат. - Люблю ребенков, а своих нет.
- Отчего? - без особого интереса спрашивает Барсуков.
- Не женат. То есть был, но… жестокая это проблема… А почему они не в детском саду?
- То и дело простужаются. Отведу завтра.
- Простуда - бич городских детей. Единственное радикальное средство - несколько сезонов подряд на юге.
- У всех свои рецепты.
- Нет-нет!.. Простите, как вас зовут?
- Алексей. Леша.
- Марат.
Он протягивает руку, и Барсуков отвечает тем же.
- Поверьте, Леша, юг - это спасение. Меня самого только тем на ноги и поставили. Во младенчестве был довольно хилым существом. Не похоже?
- Да, теперь не скажешь.
- Сначала гланды, потом бронхи, потом легочные явления.
Марат напал на безошибочную тему: Барсуков обеспокоился, затосковал.
- Я готов ради них в лепешку, - говорит он. - Но несколько сезонов…
- Леша, если упустите сейчас, то на всю жизнь угнетенное дыхание, серьезный спорт недоступен. А ведь растут будущие мужчины!
- Несколько сезонов на юге я не осилю. Организационно, материально, всяко, - хмуро говорит Барсуков.
- Вы считаете мое поведение навязчивым?
- Да нет, ни к чему не обязывающий разговор.
- Не совсем так, Леша. Я действительно могу вам помочь!
Подкидин беззаботно идет по улице, и все вокруг вызывает его доброжелательный интерес. Повернув за угол, он сталкивается с Томиным. Порой случается, что наткнувшиеся друг на друга пешеходы не могут сразу разойтись, вместе делая шаг то в одну сторону, то в другую. Внешне и Томин с Подкидиным без толку топчутся у края тротуара, но к этому добавляется короткий тихий диалог:
- Подкидин?
- И что?
- Уголовный розыск. Вы нам нужны. Садитесь в машину!
Машина без опознавательных милицейских знаков уже притормозила около них, и задняя дверца приглашающе распахнута.
И еще один человек, оказавшийся за спиной у отшатнувшегося Подкидина, говорит ему в затылок:
- Спокойно, Подкидин, без глупостей.
Обмякший, посеревший, садится он в машину. Человек, стоявший сзади, садится рядом с ним, Томин впереди. Машина отъезжает, не привлекая ничьего внимания.
В кабинете Знаменского - Подкидин, Томин, у двери - помощник инспектора и понятые.
- Подпишите протокол задержания.
- Ничего не подписываю! - Подкидина трясет как в лихорадке.
Томин вносит соответствующую пометку в протокол, отпуская понятых, засвидетельствовавших отказ.
- Сейчас придет хозяин кабинета, следователь по особо важным делам. Он задаст вопросы, которые его интересуют.
- По особо важным?! Да за мной никаких дел, не то что важных! Вот встану и уйду! Стрелять, что ли, будете? - Он и впрямь встает и делает движение к выходу.
Страж у двери преграждает ему путь.
- Плохо начинаете, Подкидин, - предупреждает Томин. - Себе во вред. Вы ведь задержаны как подозреваемый.
- По-до-зре-ва-емый! В чем же, хотел бы я знать! - Подкидин возвращается и стоит лицом к лицу с Томиным.
- Я сказал: кража. Подробней объяснит следователь.
- Понятно… Нашли меченого… Эти штуки и фокусы я знаю! Я вам не помощник на себя дело шить! Все! Рта не открою, слова не скажу! - Он опускается на место, вынимает пачку "Беломора", щелкает зажигалкой.
Пал Палыч молча проходит и садится за стол, заполняет бланк допроса. Произносит, как положено:
- Я, следователь Знаменский… такого-то числа в помещении следственного управления допросил… Как вас зовут?
- Никак не зовут, - говорит Подкидин, пуская дым в потолок. - Показаний не даю, объяснений не даю. Будьте счастливы своими подозрениями… Это я выражаюсь культурно, на русский язык сами переведете.
- У вас нет оснований принимать в штыки следователя, - изумляется Пал Палыч.
- Можете записать в протокольчик, что я вас… обожаю! - Это звучит не лучше, чем оскорбление.
- В подобном стиле намерены разговаривать и дальше? - холодно, но с любопытством наблюдает его Пал Палыч.
Подкидин молчит.
- Если вы отказываетесь защищаться от наших подозрений… - Пал Палыч делает выжидательную паузу, но, не дождавшись ни слова, договаривает: - тогда нам остается вас изобличать.
- Дав-вай-те! Изобличайте! Горю нетерпением!
Что испытывает Подкидин на самом деле, выкрикивая эти рваные фразы, неведомо, но выглядит он донельзя развязно и нагло.
Вероника Антоновна Былова в волнении ведет крайне важный для нее разговор с бывшей женой сына.
- Да, - горячо говорит Вероника Антоновна, - да, я боялась гор! Какая мать не боялась бы, Стелла? Особенно после той трагедии. Колю и Дашеньку Апрелеву я любила как родных. Такие были чистые, счастливые! Помнишь, как Дашенька чудесно смеялась?
- Помню, - с едкой горечью произносит Стелла. - А Коля был хирург божией милостью. Он мог бы спасти сотни людей.
- Да, смерть не выбирает. Невыносимо знать, что Коля с Дашенькой погибли!.. А Марик был рядом, его чудом миновало! Я до сих пор боюсь, что он не устоит и опять пойдет "покорять вершины"!
- Не бойтесь, не пойдет, - с презрением к Марату произносит Стелла.
- Но ты же ходишь?
- Я - да.
- Стелла, - приближается Вероника Антоновна к главному, - он винит меня в том, что вы разошлись!
- Вас? К вам я не имею претензий, - бесстрастно возражает Стелла.
- Но если все-таки я была неправа перед тобой… в чем-то… то по неведению, по недомыслию…
Сказано столь искренне, что Стелла смягчается.
- Вероника Антоновна, разве мы когда вздорили? Зачем этот покаянный тон? Со мной вы были ласковы и терпеливы. Я же не умела простых вещей. Норовила все состряпать из консервов и крупы. Словом, не подарок в дом.
- О, ты очень скоро научилась, дружочек!
- Положим, не скоро, но научили меня вы. Как-то ухитрились между гастролями.
Подобие прежней близости объединяет женщин, и Вероника Антоновна приободряется.
- Знаешь, даже когда ты замороженная, как ледник, я могу с тобой разговаривать… Стоит заговорить с Мариком - и сразу… глупею, что ли? Чувствую, что надо бы иначе, но слова пропадают, мысли пропадают.
Стелла понемногу отворачивает от нее вновь каменеющее лицо.
- Послушай, недавно он вдруг… ты ведь знаешь, как он владеет собой, а тут - больно вспомнить - вдруг с такой горечью о вашем разрыве… С таким сожалением! Стелла, он любит тебя! У него нет другой, и ты не замужем. Вернись к нам, Стелла!
Та ожидала чего угодно, только не призыва в лоно семьи. Однако недоумение ее проступает словно из-под слоя льда.
- Марата я вычеркнула из жизни.
- Но ты же пришла… я попросила - и ты пришла!
- Атавизм: реакция на крик из-под трамвая. Кидаешься, хотя известно, что нужна реанимация.
- Это… случайное сравнение?.. Кому нужна реанимация? Марику?
- Не суть важно.
- Не уклоняйся. Ты всегда козыряла прямотой. Я хочу откровенности! Марику - реанимация? Почему? Он не умирает! Что ты думаешь о Марике? - Вероника Антоновна повышает и повышает голос и даже ногой напоследок топает. И у Стеллы вырывается:
- Марат - это лопнувший супермен. Его уже нет, не существует!
- Бог мой, опомнись! Нет, в тебе просто говорит оскорбленная женщина. Как это он не существует?! Не знаю, из-за чего вы разошлись, у тебя характер ой-ой, а может, и Марик поступил неладно, допускаю, но нельзя же хоронить заживо! Он яркий, гордый, одаренный человек, у него блестящее будущее! Бывает эгоистичен, согласна, но в корне - хороший! Одно то, что ради моего покоя пожертвовал альпинизмом и всеми друзьями…
- Пожертвовал ради вас? Забавно!
- Забавно? Стыдись!
Помолчав, Стелла унимает раздражение:
- Простите, Вероника Антоновна! Зря я, не обращайте внимания.
- Твои слова… Понятно, что сгоряча, но он действительно какой-то опустошенный. Нерадостный. Бедный мой мальчик!.. Что мне делать, Стелла? Посоветуй что-нибудь, ты умная!
- Мне нечего советовать.
- Тогда хоть расскажи попросту, без реанимаций, что у вас произошло? Почему он изменился?
- Не могу…
- Что же, тогда извини, что побеспокоила! - С неостывшей обидой Вероника Антоновна провожает Стеллу к двери в прихожую и видит входящих в квартиру Марата и Барсукова.
Встреча со Стеллой - неожиданная и болезненно неприятная для Марата.
- Добрый вечер, - бормочет он и скрывается в своей комнате.
Приотставший Барсуков засмотрелся на Стеллу и, заметив, что она потянулась к вешалке за курткой, бросается помочь.
- Разрешите?
- Благодарю.
Только всего и сказано, но вот уже Стелла коротко простилась с хозяйкой, вот хлопнула за ней дверь, а Барсуков все стоит в передней, и лишь окрик Марата сдвигает его с места.
- Марат, кто она? - первым делом интересуется Барсуков.
Марат смотрит в пространство.
- Это к матери… Так на чем мы остановились?
Оба не сразу могут вспомнить, потому что думают о Стелле - каждый свое.
- Кажется, по поводу прежней работы… инженер-испытатель…
- Да, - кивает Барсуков. - Гонял тяжеловозы, новые модели. Автодром, пробеги через полстраны, разные дороги. Мне нравилось. И деньги другие… Из-за плаксиков бросил. Пока устроился простым шофером - только бы рядом с домом.
- А случались опасности, риск?
- Когда участвовал в ралли, то… - Он улыбается воспоминанию: - "И какой же русский не любит быстрой езды!.."
- …как сказал Николай Васильевич Гоголь. Певец тройки, на которой катался господин Чичиков… Насчет ребят, Леша, я закинул удочку. Поворошил старые связи в курортном управлении. На словах твердо обещали. Собирай справки и ходатайства.
- Ох, если б выгорело!.. - И внезапно: - Марат, она тоже певица?
Марат дергается.
- Почем я знаю!
9
Несколько человек сидят на стульях поодаль друг от друга. Подкидин в их числе.
- Вы утверждаете, что это не ваша? - говорит ему Томин, показывая записную книжку.
- Не моя.
Томин выглядывает в коридор.
- Прошу!
Входит проводник со служебно-розыскной собакой.
Подкидин меняется в лице.
- На столе лежит записная книжка, - объясняет задание Томин. - Собака должна определить владельца.
Проводник дает овчарке понюхать книжку и командует:
- След!
Собака методично обнюхивает всех, начиная с Томина. Напротив Подкидина садится и лает.
Тот вжимается в спинку стула.
- Цыц, паскуда! - кривится Подкидин.
Собака снова лает.
- Ну моя она, моя, моя!.. - кричит он тогда, словно признаваясь персонально овчарке…
- Считаешь, псина отобьет у тебя хлеб? - шутливо спрашивает Пал Палыч у Кибрит.
- Собачье опознание экспертизу не заменит.
- Экспертизу, Зиночка, ничто не заменит! Изымем образцы почерка Подкидина и отдадим тебе в белы руки. Саше просто не терпелось поскорей переломить его настроение.
- Повернись-ка, нитка прилипла. - Она снимает с пиджака Знаменского нитку, скатав ее в комочек, хочет кинуть в пепельницу, но приостанавливается. - Кто это курил?
- Подкидин.
Она садится, придвигает пепельницу и рассматривает два окурка.
- Любопытно… тоже "Беломор". Даже очень любопытно, Пал Палыч! Где наше заключение по окуркам?
Пал Палыч раскрывает папку с делом. Кибрит проглядывает текст, сверяясь глазами с тем, что видит в пепельнице.
- Дай что-нибудь… хоть карандаш. - Она поворачивает окурки так и эдак. - Я же чувствую - знакомый прикус! Щербинка на зубе… вон она, отпечаталась точно так же.
- Не может быть!
- Почему? Советую направить к нам в НТО. Думаю, у тебя будет одним доказательством больше.
Пал Палыч отнюдь не проявляет энтузиазма.
- Больше не значит лучше.
Смысл афоризма Кибрит не успевает выяснить, так как Томин вводит Подкидина и торжествующе подмигивает из-за его спины. Да результаты понятны и без того: Подкидин валится на стул, как человек отчаявшийся и обреченный.
- Зина, если можешь, погоди, не исчезай, - говорит Знаменский и оборачивается к Подкидину: - И стоило напрасно отпираться, Подкидин?
Подкидин молчит.
- Не хотите сказать, при каких обстоятельствах потеряли книжку?
- Не терял я… не должен был… берег…
- Пал Палыч, можно вопрос? - говорит Томин.
- Пожалуйста.
Томин берет со стола конверт, вынимает из него кожаную перчатку.
- Вот еще кто-то тоже потерял. Не ваш приятель-маляр?
Подкидин вытаращивается на перчатку.
- Ччертовщина! И она у вас?
- Угу. Чья это?
- Моя!
Томин озадаченно поднимает брови, Знаменский хмурится.
- А не приятеля? - осторожно спрашивает он.
- Какого еще приятеля? Моя и есть.
- Не торопитесь, Подкидин.
- Говорю "не мое" - не верите. Теперь говорю "мое" - опять не верите. Что я, свою перчатку не знаю? Моя и есть.
- Где могли обронить?
- Понятия не имею… А где нашли?
Томин подсаживается поближе.
- Разреши! - просит он, и Пал Палыч уступает ему следующие вопросы, пристально наблюдая за реакцией Подкидина.
- Ваша, значит? А левая цела?
- Выкинул.
- Выкинули… Так вот, правую нашли на месте преступления. Кто-то, представьте себе, обворовал магазин! - И без паузы: - Где вы были двадцать восьмого прошлого месяца, в субботу?.. Отвечайте на вопрос! - добивается Томин. - Где были в субботу днем?
Подкидин загнанно озирается и почему-то начинает сбивчиво рассказывать Кибрит:
- Непричастен я… вот что хотите! Надо сообразить, где был двадцать восьмого… двадцать восьмого… - Но продолжает о другом: - Перчатка у меня пропала недели три уже… нет, четыре. И книжка примерно. Хватился про рассаду звонить - нету! Всю комнату перерыл, даже мебель двигал… Выходит, все улики против меня?..
- Я прерываю допрос, - говорит Пал Палыч Томину.
Тот протестующе вскидывается, но - что поделаешь - подчиняется.
- Пойдемте, - кладет Томин руку на опущенное плечо задержанного.
После их ухода Знаменский шагает по кабинету в раздумье.
- Пал Палыч, ты меня сбил с толку, - признается Кибрит.
- Я сам, Зиночка, сбит с толку! Концы с концами не сходятся!
Томин возвращается один.
- Так и что? - произносит он с порога.
- Что-то не так, Саша. Прибило нас течением не к тому берегу.
- Если можно, без аллегорий.
- Да ведь сам понимаешь!
- Нет, не понимаю!
- Пока он отказывался, я подозревал. А признал, что улики против него, - и подозрения мои рассыпались!
- Ты хочешь зачеркнуть все сделанное? Такой клубок распутали, вагон работы - и кошке под хвост?!
- Да, под хвост! А работа только начинается!
- Шурик, Пал Палыч! Без драки, пожалуйста!.. Я тоже не понимаю, - смотрит Кибрит на Знаменского, - почему "больше не значит лучше"?
- Даже афоризм припас! - фыркает Томин.
- Зина, у тебя за другими делами вылетело из головы. Один был у двери. Он оставил окурки и перчатку. Но книжку-то нашли на втором этаже! Около кассы!
- Однако не обязательно это были разные люди. Допустим, в шайке друг другу не доверяют. Приемлешь такую смелую мысль?
- Приемлю.
- Тот, кто на стреме, нервничает, как бы не утаили от него часть добычи.
- Ну?
- Постоял, покараулил, а потом его по уговору сменили, отпустили потрошить кассу. Имеете возражения по схеме?
- Он выкурил три папиросы. Не было времени бегать наверх.
- Да и стоял, по-моему, спокойно, - добавляет Кибрит. - Когда человек нервничает, он прикуривает одну от другой, бросает, не докурив.
- Хорошо. Не нравится - не надо. Выдвигаю новый вариант. Думаете, зря я спросил про левую перчатку? Говорит, выкинул. Стало быть, ее нет, заметьте! Найденную перчатку сравнить не с чем. Он признал ее своей, но так ли это?
- Соврал? - непонимающе спрашивает Кибрит.
- Туго соображаешь, Зинаида. Паша вон смекнул.
- Чтобы не идти по групповому делу, решил взять все на себя, - поясняет Пал Палыч. - В принципе не исключено. Теоретически. Но…
- Опять "но"?! - всплескивает руками Томин. - Будь добра, поделись, - обращается он к Кибрит, - как тебе показался этот гражданин? Он ведь удостоил тебя особой откровенности!
- Впечатление неоднозначное. Можно поверить всему, можно половине…
- Можно ничему, - договаривает Пал Палыч.
- Вот! - удовлетворенно восклицает Томин. - А то - "не к тому берегу"!
- Этот вопрос отнюдь не решен.
- Что тебе еще нужно для его решения?!
- Все о Подкидине. Не знаем мы человека, потому и гадаем. Все о Подкидине, Саша! - повторяет Пал Палыч.
Марат, Сема и Илья прохлаждаются на природе. Появляется запоздавший Сеня.