* * *
Эдуард Соловьев понял, что окончательно сошел с ума.
Странно, но это открытие его совсем не смутило. Он, казалось, был даже рад этому. Во всяком случае, это объясняло все.
Он сидел на своем любимом диване, в своей квартире, где еще совсем недавно он испытывал если не счастье, то, во всяком случае, что-то очень похожее на это.
Голос Богдана наполнял все вокруг. Он напевал какую-то незамысловатую мелодию, то появляясь, то исчезая из виду. Но он все время был рядом. Богдан всегда был разным: сердитым и веселым, несчастным и беззаботным, злым и милым. Иногда его было целых два, взаимно противоположных, и оттого еще более мистических. Хватит обманывать самого себя…
Недолгое тюремное заключение, когда менты прихватили его по подозрению в убийстве Богдана, не прошло бесследно. Эдик сходил к врачу и потом тупо смотрел на бумажку, на которой был страшный приговор. Врач что-то говорил, но в его голосе Эдуард Соловьев слышал издевку. Врач презирал его. Он всегда его презирал, а теперь еще больше. А все потому, что среди тех урок в КПЗ оказался какой-то урод, заразивший его СПИДом.
Эдуард любовно поглаживал висок стволом своего пистолета. Теперь он ни расставался с ним ни на миг. Это его судьба и его возмездие. За ту ночь, за боль маленького мальчика, в котором Эдик боялся увидеть самого себя. Хватит…
С чего все началось? Наверное, с зека-соседа, который вернулся после очередной отсидки в их коммуналку. Тощему, но жилистому сорокалетнему мужику с оскалом хищницы-гиены, приглянулся пухлощекий тринадцатилетний мальчуган по имени Эдик. Мать Эдика каждый день отправлялась учительствовать в соседнюю школу. Возвращалась она поздно, на сына, учившегося в первую смену, времени почти не было. Эдик возвращался из школы, оставаясь в пустой квартире с плотоядно ухмыляющимся дядей Костей.
Однажды Эдик уснул, придя домой. Это случалось не в первый раз. Как и большинство учащихся первой смены, он вдоволь не высыпался, посему восполнял недосып после обеда. Он проснулся оттого, что шершавые чужие руки полезли к нему в трусы. Открыв глаза, Эдик с ужасом увидел склонившегося над собой дядю Костю, ухмылявшегося всеми своими железными зубами…
Странно, но Эдику это понравилось. Потом дядя Костя приходил к нему каждый день и они отправлялись в постель… Впрочем, это звучало слишком возвышенно. Если говорить откровенно, то дядя Костя просто трахал Эдика, не особо заботясь о том, чтобы доставить ему наслаждение… Эдику это нравилось, нравилось, черт побери, но этого было мало.
А потом дядю Костю посадили снова. Эдик не знал, за что, но в восторг он от этого не пришел. Ему нужен был секс, он стал искать другие способы удовлетворения…
С годами он преуспевал в бизнесе и ни в чем не знал себе отказа. Но особенно его возбуждала групповуха, с элементами насилия. Почему? Он боялся признаться в этом даже себе. Вот и в ту ночь он и еще трое его приятелей накинулись на беззащитного Богдана… Хватит об этом…
Соловьев нажал на кнопку дистанционного управления, и из динамиков музыкального центра зазвучал грустный голос Лары Фабиан. Эдуард не знал французского, но мелодия и одно понятное ему слово объясняли все. Певица пела о танго. Соловьев потушил сигарету и зажег новую. Во рту было сухо и как-то мерзко. Когда он успел поставить этот диск? Какая теперь разница!
Тень у окна зашевелилась, и из ее темных недр вылез черт с неоновыми рогами. Эдуард захихикал и погрозил черту пистолетом. Черт глубоко оскорбился, но не ушел, а сел на краешек письменного стола, помахивая лазурным хвостиком, от которого в воздухе шли искрящиеся разводы. Эдуард затянулся и покосился на последнюю фотографию Богдана. Хватит обманывать самого себя…
В ту ночь они сильно повздорили с Богданом. Он что-то кричал, грозился уйти. Эдику это было неприятно. И когда Богдан начал скидывать в сумку свои вещи, разум у Соловьева помутился. Он достал ружье и выстрелил Богдану в лицо. Наверное, было так.
В окно вплывала медуза, переливающаяся всеми цветами радуги. Кресло начало пузыриться. Из него полезли фиолетовые грибы. Глубокая тень под креслом шевельнулась и глухо рыкнула. Из-под него, натужно скрипя, полезли черные древесные корни, опутанные паутиной зеленых веточек, на которых росли алые шарики. Ветви прошли сквозь музыкальный центр, который почему-то не сдвинулся с места. Соловьев засмеялся. Теперь его никто не напугает.
Когда он убил Богдана, он попытался замести следы. Он имитировал нападение маньяка, стер отпечатки пальцев, увез компьютер и вынул из сейфа деньги, кредитку и документы. Деньги со счета снял кто-то из его подручных, какая-то нанятая им девушка… Наверное, было так, раз ее никто не нашел… Но милиция ему не поверила. Ему никто не верил, даже собственный адвокат. Когда он выспрашивал Эдуарда в тюрьме об алиби, говорил об уликах, Соловьеву померещился его взгляд: презрительный и жалкий.
Соловьев нажал на кнопку, и Лара Фабиан вновь начала страдать под ритмы танго. Грибы на кресле выросли до исполинских размеров. Их шляпки стали открываться, подобно жадным голодным ртам, внутри которых поблескивали металлическим блеском три ряда зубов и раздвоенные языки. Тень у окна вновь шевельнулась, обретая форму. Теперь это был Фредди Крюгер, с изуродованным лицом и ножами вместо пальцев. Он засмеялся, и жуткий клокочущий хохот откатился резиновым мячиком от стен. Эдуард приветственно помахал ему пистолетом. Все вранье…
Соловьев не помнил, с какого момента началась ложь. С какого мгновения полилась кровь. Он не помнил ничего, но зато отчетливо понимал, что будет дальше.
Эдуард Соловьев понял, что он окончательно свихнулся.
Это его кара.
Лара Фабиан начала петь свою песню в третий раз. Змеевидные головки, вытянувшиеся из фиолетовых грибов, подбирались к горлу Соловьева. Крюгер плотоядно улыбался. Его полосатый свитер как-то странно перекатывался радужными волнами, из-под которых тоже полезли хищные оскаленные головы космического монстра из фильма "Чужой". Когда одна из оскаленных тварей приблизилась на расстояние вздоха, Соловьев трижды выстрелил в нее и дважды в самый большой гриб. Но отброшенная тварь, агонизируя, вновь ринулась в атаку. И тогда Эдуард послал последнюю пулю себе в висок.
Его уже мертвая рука упала на пульт, в последний раз надавив на кнопку. Диск остановился. Танго закончилось.
* * *
Простившись с Игорем, Милена села за руль красного "Ауди" и поехала домой. Было ей как-то тревожно и неспокойно все это последнее время. Подозрения, страшные догадки терзали ее душу, словно орел печень Прометея. С каждым часом жжение в груди все усиливалось. Может быть, поэтому Милена все сильнее вдавливала в пол педаль газа.
Белый "Фольксваген", вывернувший из-за угла с бешеным скрежетом тормозов, вдруг пристроился сзади. Может быть, Милена не обратила бы внимания на этот маневр, но в этот вечер она пребывала в столь взвинченном состоянии, что оставить без внимания этот факт было просто невозможно. Белый автомобиль неуклонно приближался к "Ауди".
Ловя в зеркале отражение железного монстра, преследующего ее по пятам, Милена запаниковала. Поначалу ей показалось, что ее, как ненужного свидетеля просто хотят убрать. "Фольксваген" догонял. Милена отчетливо понимала, что такому паршивому водителю, как она, уйти от преследования не удастся.
Белый автомобиль вдруг резко рванул вперед и ударил "Ауди" в бок. Машина вильнула в сторону, едва не снеся столбики бокового ограждения, но каким-то чудом Милене удалось избежать аварии. Выровняв машину, Милена затравленно огляделась по сторонам. Пустая дорога, ни одной машины, ни одного пешехода, полночь и, как назло, ни одного гаишника. А белый монстр вновь упорно шел на сближение.
– Ой, мамочки! – закричала Милена. "Фольксваген" вновь врезался в левый бок ее автомобиля. На долю секунду Милене удалось вырваться вперед, но "Фолькс" все-таки достал ее, врубившись в бампер. Несчастную "аудюху" закружило по скользкой дороге и ощутимо ударило о бордюр. Милену шваркнуло о руль. На какой-то момент она почувствовала, как мир кружится вокруг ее головы, а на губах отчетливо ощутился солоноватый вкус крови. Милена потрясла головой. Подушки безопасности в машине не было. Богдан в свое время не удосужился ее установить, теперь Милена сожалела бы об этом, только вот на сожаления не было времени. Девушка отчетливо поняла, что если не начнет шевелиться, то жизнь ее закончится на этой дороге.
Стоящий впереди "Фольксваген" ждал. Он замер, словно притаившийся в буреломе тигр, рыча мотором. Его фары не горели, разглядеть, кто сидит за рулем, не представлялось возможным, но Милена даже не пыталась угадать это. Вместо бесполезных рассуждений в голову холодной змеей вползла мысль: она сидит в машине на мосту. От обрыва ее отделяют даже не метры – сантиметры пространства и ветхие столбики. Из-под капота пробивался дымок. Что повреждено в автомобиле – неизвестно, но вряд ли она сможет двигаться. Милена попробовала снова завести молчавший мотор, но он оставался мертвым. И в это время враг, очевидно заметивший ее трепыхания, взревел мотором и ринулся в атаку, ослепляя ее блеском фар.
Дальнейшее Милена видела как в замедленной съемке. Странно, но именно в этот момент к ней пришла способность здраво рассуждать. За считанные секунды ей удалось отстегнуть ремень безопасности, рвануть правую дверь и, убедившись, что она плотно прижата к столбику моста, ужом выскользнуть в разбитое правое окно. И в тот момент, когда она уже кубарем катилась вниз в овраг, белый "Фольксваген" врезался в брошенную на произвол судьбы "Ауди".
Машину не удержало ветхое заграждение. Она с натужным жалобным стоном полетела вниз, вслед за своей хозяйкой. Милена, опередившая автомобиль на несколько метров, с ужасом обнаружила, что железная махина несется прямо на нее. С отчаянным воплем, Милена сумела выполнить сложнейший пируэт и откатиться в сторону. В ту же секунду на то место, где она лежала, с грохотом упали останки ее автомобиля.
Наверху хлопнула дверь "Фольксвагена". Над обрывом показался человеческий силуэт. Фары автомобиля освещали его со спины. Любой сторонний наблюдатель, случайно оказавшийся на этом месте, мог понять, что роль автомобильного террориста исполняла женщина. Она стояла, широко расставив ноги, обутые в туфли на высоких каблуках. Легкий ветер трепал ее рыжие волосы. Женщина напряженно всматривалась в темноту, стараясь разглядеть внизу машину или Милену. Потом она нервно поводила головой, словно взявшая след гончая.
– Бензин? – хрипло усмехнулась она. – Бензин – это хорошо.
Женщина наклонилась и щелкнула вынутой из кармана зажигалкой. У ее ног нехотя занялся огонек рыжего пламени. Затем этот крохотный огонек переродился в тоненький ручеек, потекший вниз с невероятной скоростью. Вскоре он достиг дна оврага, расплываясь в огненное озеро вокруг искореженного остова автомобиля. Яркая вспышка и глухой удар заставили женщину отпрянуть от обрыва. Автомобиль Милены пылал, словно подожженная новогодняя елка.
– Покойся с миром, – хрипло рассмеялась женщина, нелепо топая на месте. Женщина плюнула вниз и побежала к своему автомобилю. Яркий красный шарфик на шее развевался, словно крылья невиданной бабочки. "Фольксваген" утробно заурчал и тронулся с места. Через минуту на мосту уже никого не было.
Милена, лежащая в густой полыни, слышала шум удалявшейся машины. Вскоре стало тихо. Только журчала вода в неглубокой канаве, куда свалилась девушка. Милена выждала еще несколько минут, а потом со стоном попробовала подняться. Получалось неплохо, несмотря на то, что все тело саднило. К своему удивлению, Милена обнаружила, что намертво сжимает в руке сумку с документами, ключами от квартиры, косметичкой и прочей дамской мишурой. Когда она успела ее схватить, Милена не понимала.
Охая, Милена попробовала вскарабкаться наверх. Это занятие было отнюдь не из легких. Одна туфля безвозвратно сгинула где-то в овраге, искать ее в темноте было делом зряшным. Недолго думая, Милена сбросила и вторую туфлю. Проку от шпилек в таком деле было немного, только мешать будут. Влажная трава была плохим помощником. Милена поскользнулась и съехала вниз, еще дальше, чем была, почти впритык к горящему автомобилю. Плача от боли, обиды и невыносимой злости, Милена отчаянно лезла наверх. Только на полпути к вершине, она сообразила, что по-прежнему сжимает в руке сумку, что изрядно затрудняет ее передвижение. Секунду она тупо смотрела на небольшой кожаный мешочек в своей руке, а потом, судорожно всхлипнув, она поднесла сумочку ко рту и зажала ее зубами. Крохотный ридикюльчик не имел длинного ремня и не был предназначен для носки его на плече. Милена карабкалась наверх, иногда размазывая текущие по лицу кровь и слезы. Дважды, в попытке найти подходящую опору, она хваталась за тоненькие колючие кустики, одергивала руку и едва не падала вниз. Колени и ладони нестерпимо ныли. Мельком Милена смогла разглядеть свою окровавленную ладонь. От этого хотелось выть, или, по крайней мере, остановиться, переждать, может быть, кто-нибудь проехал бы мимо, но позволить себе даже минутную слабость, было совершенно невозможно. И Милена поднималась все выше, превозмогая боль, издавая редкие стоны, заглушаемые зажатой в зубах сумочкой.
Разумеется, на этом неприятности не закончились. Остановившись на передышку, она обнаружила, что по какой-то причине сотовый телефон, болтавшийся на шейном шнурке, не работал. Впрочем, Милену это отнюдь не удивляло. Телефон был мертв. Видимо, он не выдержал удара о какой-нибудь валун. Милена нервно трясла крохотный "Сименс", надеясь возродить в нем хоть искорку жизни, но все было тщетно. Милена всхлипнула и отшвырнула телефон в сторону. Потом охнула: в телефоне было столько нужных номеров. Черт с ними! Лишь бы выбраться… Совершив последний рывок, Милена вскарабкалась на шоссе, в паре метров от моста. Оставались только два варианта: идти по дороге или ждать помощи.
Идти Милена не смогла. Израсходовав остатки сил на подъем, она рухнула на обочину. Оставалось ждать.
К счастью, ждать пришлось недолго. Два ярких луча фар высветили скрюченную фигурку. Шофер давно заметил горевшую в овраге машину, поэтому ехал медленно. Девушку он заметил сразу: белый костюм Милены сразу бросился в глаза.
– Эй, ты живая? – спросил он, наклоняясь.
– Вроде, – слабо прошелестела ему в ответ Милена.
– Тебе в больницу надо, – бесполезно посоветовал парень. Милена не нашла сил на усмешку. Осознав всю глупость сказанного, парень помог ей подняться, и повел в машину.
– Коля, что там? – послышался с заднего сидения испуганный женский голос.
– Девчонка раненная, – ответил шофер. – Небось, из машины выпрыгнула.
– Пьяная, поди, – недоверчиво произнесла женщина. Милена попыталась мотнуть головой, но у нее это вышло неубедительно. Однако Коля ответил своей спутнице.
– Да вроде не пахнет от нее.
Милену усадили на переднее сидение. Она откинулась на спинку сидения, а водитель Коля сунул ей в руки сумочку.
– Держи, не посей. Как же тебя угораздило?
– Гад какой-то подрезал, – пробормотала Милена.
– Ну, дела! Еще кто в машине есть?
Милена отрицательно мотнула головой.
– Вы не думайте, – горячо зашептала она. – Я не пьяная и езжу всегда осторожно. Меня с дороги столкнули.
– В милицию надо, – посоветовала невидимая Милене женщина с заднего сидения. Милена согласно кивнула и отключилась.
Дальнейшее Милена помнила плохо. Ее привезли в больницу. Там ее кто-то осматривал, задавал какие-то вопросы. Милена помнила только то, что ее столкнул белый автомобиль, а потом она погрузилась в сладкую дрему.
Очнулась она вечером, что ее крайне удивило. Красные лучи солнца освещали больничную палату. На соседней койке лежала пожилая женщина, с нескрываемым интересом поглядывавшая в сторону Милены. Рядом с ней на тумбочке стояла банка варенья, чайная чашка с забавной мордашкой и открытая книжка в бело-розовой обложке. Ну, разумеется, и тут любовный роман.
– Ну, с добрым утром, – весело произнесла она. – А я уж думаю, что-то долго ты спишь!
Милена дважды хлопнула ресницами и попыталась подняться. Тело зудело и ныло, но в целом боль была вполне терпимой. Милена откинула одеяло и быстро осмотрела себя на предмет переломов. Гипса нигде не было. Голова тоже не "порадовала" повязкой.
– Да целехонька ты, – засмеялась женщина. – Ушибы только. Тебя как зовут-то.
– Мне домой надо, – произнесла Милена и вскочила. Сделала она это резко, да так, что мир вздыбился и покачнулся. – Где здесь доктор?
– Да куда ж тебе домой? Тебя ж трясет всю! – всполошилась женщина. Но Милена не стала слушать. Обнаружив, что на ней нет никакой одежды, кроме ее же белья, Милена схватила с постели простынь и, замотавшись в нее словно в тогу, вылетела из палаты. Соседка Милены, чопорно поджав губы, недовольно посмотрела на дверь. Вот уже три дня она лежала в палате одна, подыхая от скуки. И вот потенциальная собеседница тоже унеслась прочь. Придется дочитывать книгу, хотя уже сейчас ясно, что они поженятся, наплодят кучу детишек и будут жить долго и счастливо. Может, даже умрут в один день. Эх, надо было детектив взять. Устинову, например.
Больничные правила не подразумевают выписку поздним вечером, но иногда для больных делают исключение, особенно если они подкрепляют это весомыми аргументами. У Милены этих весомых аргументов было аж три штуки – три красивые стодолларовые купюры. Денег не было жалко. Ей было крайне необходимо выбраться из больницы и попасть домой. Врач долго не соглашался, потом его совесть, к которой взывала беззащитная девушка, запертая в пустой квартире собака, и три портрета президента США сделали свое дело. Выписывать ее он отказался, но решил закрыть глаза на то, что она удерет. А девушка пообещала, что конечно свяжется с милицией, но сделает это чуть позже.
Спустя четверть часа Милена уже спускалась по больничным ступенькам, а еще через пару минут ехала домой в такси. Сомнений, что ее только что хотели убить, у Милены не было никаких. Весь долгий путь домой она размышляла об этом, строя предположения, самые разные, отгоняя самую реальную догадку, от которой так и не удалось отмахнуться. Догадка назойливой мухой зудела в голове, превращаясь в уверенность.
Лифт не работал, еще одна неприятность. Милена с трудом поднялась по лестнице, сунула ключ в замочную скважину. Дверь открылась, ротвейлер встретил ее радостным лаем, но у Милены не было сил выводить его на прогулку. Голова болела, ее поташнивало и покачивало из стороны в сторону.
– Иди гуляй, – произнесла Милена. – Двери тебе вахтер откроет, а потом я тебя заберу.