Полицейские с минуту постояли у дверей и, выключив фонарик, двинулись в глубь сада, рискуя наткнуться на деревья. Дело серьезное, решили они. Не зря так переполошились в управлении.
Сержант Кемпес и Ривас не спускали глаз с окон дома. И, хоть не было указаний, решили, что если гость будет уходить, они задержат его. И еще их удивило, что им не разрешили схватить гостя самим, а велели ждать оперативную бригаду.
- Оставайся здесь. Смотри за выходом и окнами, а я пройдусь вокруг дома, - Кепмес нырнул в темноту. Ему пришлось продираться сквозь разросшийся кустарник, которого, очевидно, никогда не касалась рука садовника. К тому же приходилось двигаться в полнейшей тьме, ибо свет фонарика мог вспугнуть преступника. В то, что это злоумышленник, Кемпес уверовал на все сто, ибо никто другой не мог проникнуть за опечатанную дверь. Итак, ругаясь и проклиная весь свет, он все же двигался вдоль бетонного забора. Потом Кемпес услышал шум автомобиля и вернулся назад. Там уже инспектор Фогс и капитан Питер Сорелло осматривали печать на створках двери. Вместе с ними был и капитан Суарес.
- Печать как будто цела, - Сорелло повернулся к Фогсу и передал ему фонарик.
- Вы уверены, что там кто-то есть? - обратился он к Кемпесу.
- Да, сеньор капитан, мы видели, что кто-то внутри передвигался с фонариком. Может быть, он использовал свечу.
- Какая разница: свет фонарика или свечи. Главное, что кто-то был за опечатанными дверями дома, где произошло самоубийство… Или убийство, - произнес капитан и решительно сорвал гипсовую печать.
- Как он сюда вошел? Печать цела, дверь заперта… - размышлял Фогс, вставляя ключ в замок двери.
- Сержант! Вы осмотрели коттедж снаружи?
- Нет, сеньор капитан, мы не успели.
- Плохо. А вы не вспугнули его? Он мог уйти, как и вошел… В первую очередь надо было поискать запасной выход или прикрытое окно, - Фогс осторожно открыл дверь. - Оставайся здесь! - приказал он Ривасу.
Втроем они двинулись вперед, освещая дорогу фонариком. На первом этаже было несколько подсобных комнат. Все они были опечатаны, и полицейские прошли мимо них, дабы не терять времени. Затем поднялись на второй этаж, где в одной из комнат патрульные видели свет. На этом этаже было пять комнат, и вот незадача: все они были опечатаны.
- Сержант, где вы видели свет? - шепотом спросил Фогс.
- В шестом и седьмом окне, сеньор капитан, - так же тихо ответил сержант.
- Значит в этой комнате или той, - Фогс указал на соседнюю дверь.
- Что будем делать? Даю голову на отсечение, что этого малого там нет. Он ушел тем же путем, как и вошел, - Фогс наклонился к Сорелло. Они сорвали печать и вошли в комнату. Фогс щелкнул выключателем, зажегся свет. Они увидели, что комната пуста, а одно окно приоткрыто. Ветер, проникая в комнату, заставлял раму тихо скрипеть.
- Что я говорил! - вскричал Фогс. Он подбежал к окну и посмотрел вниз. Толстое дерево находилось рядом с окном, и преступнику ничего не стоило, отжав защелку на раме, проникнуть в комнату.
- Упустили молодца! - он отошел от окна и плюхнулся в глубокое кресло.
Фогс понимал, что осмотр комнаты, в которой был преступник, ничего не даст, ведь ранее здесь уже все проверили. Но что искал полуночный посетитель? Тайника или что-то другое? И нашел ли? Успел найти?
"Может, дружок, ты и не успел найти то, что искал, тогда нам повезет…" - подумал Фогс. Он подошел к столу и выдвинул верхнюю шуфляду. Там было полно беспорядочно набросанных бумаг. Он просмотрел их. Ничего интересного. Так же было полно бумаг и в нижнем ящике. Он закурил и подошел к окну. Только теперь он заметил, что стекло разбито. Впрочем, отверстие в форточке было невелико, но достаточное, чтобы просунуть руку.
Утром, когда дон Винченцо потягивал кофе и просматривал газеты, раздался телефонный звонок. Дон Винченцо поднял трубку.
- Доброе утро, дон Винченцо. Мне кое-что надо вам сообщить, - не представляясь, произнес звонивший.
- Валяй! - добродушно произнес дон Винченцо, по голосу узнав капитана Суареса.
- В доме одного нашего бывшего знакомого были "ночные гости", - сообщил тот.
- Если ты думаешь, что я любитель шарад, то сильно ошибаешься, дружок, - ласково произнес дон Винченцо.
- Дом Санчеса этой ночью кто-то посещал. Гость явно что-то там искал.
- Да?! Вы сцапали этого визитера? - воскликнул Дон Винченцо.
- Нет, он ускользнул от нас.
- Как это? Обычно вам удаются такие дела. Но ты непременно держи меня в курсе дела, - произнес дон Винченцо и повесил трубку.
Глава 23
"Пора вставать, - Дорис глянула на часы. Около семи, а солнце было уже высоко. Чувствовалось, что и этот день будет таким же знойным, как предыдущий. - Сегодня придет Энрико", - у девушки учащенно забилось сердце. Она встала, накинула легкий шелковый халат и, сунув ноги в шлепанцы, вышла из комнаты. В этот час весь второй этаж виллы казался вымершим. Она прошла по длинной светлой комнате, служащей одновременно коридором, и спустилась по мраморной лестнице в сад. В нем все благоухало. Терпкий запах цитрусовых и приторно-сладкий аромат каких-то цветов вызвали легкое головокружение. Она быстро справилась с собой и пошла по аллейке, ведущей в оранжерею. Здесь, сняв шлепанцы, она ступила на газон и вскрикнула: утренняя роса была словно лед. Дорис, стиснув зубы, прошлась по траве и почувствовала, как холод отступил, и ей стало приятно и легко. Сад, наполненный разными звуками и тончайшими ароматами, как бы слился с ней воедино. Ей показалось, что язык всех обитателей сада вдруг стал понятен ей. Вон та оранжевая бабочка с белыми пятнышками, что вьется над цветком, и птицы, щебечущие в зеленых кронах, - все говорят, поют, думают о любви.
"Все здесь наполнено любовью, - подумала Дорис, и душа ее ликовала. Она вся наполнилась чувствами, доселе не испытанными ею. - Как прекрасно вокруг!" - ей хотелось петь. Она подошла к кусту огромных алых роз и погладила нежные лепестки, раскрывшиеся навстречу утреннему солнцу. На них блестели капельки росы.
Когда Дорис вернулась к себе, часы показывали, что прошло только минут тридцать, а она думала, что гораздо больше. Она взяла полотенце и пошла в ванную. Под душем она с наслаждением почувствовала, как приходит свежесть, энергия наполняет все ее тело. С полотенцем, обмотанным вокруг головы, Дорис вошла в свою комнату, где ее уже ожидал обязательный стакан апельсинового сока. Стекло стакана запотело. Тереза принесла сок прямо из холодильника. Дорис взяла стакан, поднесла ко рту, но передумала и поставила стакан на столик. Затем подошла к зеркалу и сняла полотенце. Волосы рассыпались по плечам. Тогда Дорис взяла фен и начала сушить их.
"Зря я не пользуюсь косметикой. Что обо мне подумает Энрико?" - с сожалением подумала она и решительно взяла помаду. Но, вообще-то, слой крема и краска на лице всегда вызывали у нее отвращение (одно время она даже думала, что это связано с Шарлотой). Вздохнув, она решила не лицемерить перед Энрико. Он должен видеть ее такой, какая она есть. Что касается платья, то его она долго не могла выбрать. Ей нравилось зеленое, но ткань очень плотная, и оно скорее вечернее. В итоге она надела легкое лиловое платьице, но потом и его забраковала: оно показалось ей коротким. Дорис надела простенькое батистовое голубое платье с белой окантовкой. Она не надевала его года два. Тогда платье было ей великовато. Сейчас же, стоя перед зеркалом, Дорис поразилась: оно было точь-в-точь на нее и смотрелась неплохо. "Может, надеть более дорогое?" - подумала она, но отбросила эту мысль: Энрико должен оценить ее, а не платье.
- Доброе утро, Дорис! - услышала она. Обернувшись, Дорис увидела Шарлоту, которая незаметно вошла в комнату.
- Здравствуй, Шарлота, - произнесла девушка, застегивая платье. - Ты что-нибудь хотела?
- Одолжи, пожалуйста, фен, а то мой не работает, - она странно посмотрела на Дорис.
- Пожалуйста! - девушка протянула ей фен.
Когда та ушла, Дорис глянула на часы. "Ого! Уже почти десять", - она подумала, что скоро придет Энрико и глянула еще раз в зеркало.
- Как будто все! - пробормотала она.
Еще оставалось время до прихода Энрико. Чтобы занять себя, она раскрыла любимую ею "Джейн Эйр" и углубилась в чтение. Но вскоре пришла Тереза и сказала, что молодой человек просит разрешения видеть ее.
- Скажи, что я скоро спущусь в гостиную, - сказала девушка.
Она отложила книгу, посмотрелась еще раз в зеркало и вышла. Когда Энрико услышал на лестнице легкие шаги, он готов был пойти навстречу, но на верхней ступеньке стояла… Шарлота.
- Здравствуйте, сеньора, - неуверенно протянул Энрико.
Та лишь улыбнулась, кивнула головой и прошла мимо, оставив после себя легкий аромат духов. Энрико подумал, что Шарлота не так общительна, как прежде. Он решил, что бледность ее лица говорит о плохом самочувствии. Увидев Дорис, Энрико шагнул ей навстречу.
- Здравствуйте, Дорис! - он поцеловал протянутую руку.
Девушка явно засмущалась.
- Это тебе! - он протянул букет гладиолусов.
- Спасибо! - она взяла и прислонила их к груди.
- Может, пойдем в сад, здесь очень душно, - произнес Энрико.
Она в ответ кивнула головой. Они вышли в сад и прошли по ухоженной аллейке к беседке. Здесь Энрико предложил Дорис присесть, сам сел рядом.
- Как хорошо, что мы встретились. Я часто о тебе думал.
- С вами что-то случилось? - она подняла на него огромные глаза.
- А, это… Повздорил с одним негодяем, - он прикоснулся пальцем к синяку под глазом.
- Ты лучше скажи, как дела у тебя?
- Ничего. Спасибо, - грустно улыбнулась она.
- А отец, сеньор Перес, как его здоровье?
- Нормально. Он уже несколько дней в Боготе на конференции, звонил оттуда.
- Он часто покидает Перу? - спросил Энрико, скорее, чтобы не молчать.
- Да. Несколько раз он брал меня в Рио.
- И тебе понравилось? - он коснулся ее руки. Девушка вспыхнула, но рука Энрико осталась на прежнем месте.
- Да, очень!
- Я много раз был в Рио, и он меня всегда поражает. Лазурный океан, золотой песок, зелень парков, небоскребы, залитые солнечным светом… Но более всего влекут пляжи. Тысячи загорающих на белом нежном песочке. Пляжи еще славятся своими прибрежными течениями. Движение воды хорошо видно с крыш отелей. Два потока воды встречаются и, развернувшись у берега, возвращаются в океан. И вот, если попадешь в этот поток, сразу почувствуешь, как течение стремительно уносит тебя в океан. Неопытный пловец пугается, начинает грести против течения и быстро выбивается из сил… - он вдруг умолк и глянул на Дорис.
- А тебе понравилась Копакабана? Ведь всякий побывавший в Рио непременно бывал на Копакабане.
- Да, я была там и скажу, что я вовсе не в восторге. Правда, мне тогда нездоровилось… Оттого, видимо, и впечатления не из лучших. А вот карнавал мне понравился, - улыбнулась она.
- Дорис, тогда в саду… Меня мучает одно: чем ты была расстроена? - Энрико сильно рисковал, ибо мог прервать намечавшуюся непринужденность девушки. Дорис могла замкнуться, и тогда нужно было все начинать сначала.
- Тогда ты была чем-то расстроена, - произнес он и с удивлением увидел, что его рука лежит на руке девушки.
- Да… - Дорис махнула рукой, - было что-то такое… - грустно улыбнулась она.
- Может, это неким образом связано со мной? - произнес Энрико, хорошо зная, что это не так.
- Что вы! - воскликнула она, глядя на него с удивлением. - Просто… просто мне было почему-то грустно… Не знаю, право, отчего. Возможно, оттого, что я вспомнила Луизу… Она была мне как мать.
- А кто она?
- Наша служанка, очень хорошая женщина. Ее выгнала Шарлота…
- За что?
- За то, что она любила меня…
- Да?! Надо сказать, что ты удивительно не похожа на тех девушек, которых я знал, - неожиданно для себя произнес Энрико.
- А именно? - удивилась девушка.
Энрико задумался.
- Не знаю… Непосредственная, что ли… Не избалованная светом, бесхитростная какая-то, в тебе нет ни капли фальши…
- Так что, это плохо? - она осторожно высвободила руку.
- Нет, нет, что ты! Как раз наоборот! Ты не испорчена обществом. Почти всем в нашем обществе правит расчет, а чувства - это на втором, десятом плане. Фальшь и расчет царят в нашем мире. И распознать их порой нелегко, ибо они скрываются под маской искренности. И я - продукт моего общества, поэтому и восхищаюсь тобой, девочка. Я тут много несвязно говорил, а можно было сказать просто: ты непосредственна и искренна, и в этом твоя сила и привлекательность. Разумеется, ты и внешне очень привлекательна…
- Ну, к чему комплименты… - прервала его Дорис, покраснев при этом.
А тот в порыве нежности обнял девушку и притянул к себе. Горячие губы коснулись ее щеки.
- Что вы, что вы! Пустите! - она попыталась освободится.
Молодой человек тут же отрезвел:
- Прости… Прости, Дорис. Сам не знаю, как это получилось.
Дорис встала. Поднялся и Энрико. Они молча направились к выходу.
- Ты не сердишься на меня, Дорис? - он на миг задержал ее, но она мягко отстранилась и молчала. Энрико следовал за ней, коря себя за горячность. Но едва они вошли в дом, как поняли, что случилось нечто неординарное, из ряда вон выходящее. Мимо них, что-то крича, промчалась Тереза, исчезнув в недрах второго этажа. Дорис бросилась за ней следом. Энрико растерялся. Он быстрым шагом поднялся по лестнице на второй этаж. Шум доносился из комнаты, дверь которой была полуоткрыта. Он заглянул туда. В просторной светлой комнате было несколько человек. Они стояли у кровати, на которой лежал мальчик. Энрико подошел поближе. Джонни был необычайно бледен, а глаза его закрыты.
- Джонни! Джонни! Мальчик мой, что с тобой? - причитала над ним Шарлота. А Дорис плакала и гладила ручку мальчика.
"Они вызвали врача? - подумал Энрико и подошел к Дорис. Очевидно, положение мальчика было серьезным. Может, не стоит дожидаться "неотложки", а везти его в больницу?" - подумал он. Но потом отбросил эту мысль, ибо, если это сердце, то до приезда врачей мальчика лучше не трогать.
Вскоре приехала "неотложка". Врач осмотрел мальчика и снял кардиограмму.
- Доктор, что с ним? - мокрое от слез лицо Шарлоты было жалким.
Доктор молчал, изучая кардиограмму.
- У него ведь больное сердце, не так ли, сеньора?
- Да! Но нам врачи сказали, что он выздоровел.
- Где он лечился?
- В лечебнице Химеса.
- О, это очень солидная клиника. Я ничего вам определенного не могу сказать, сеньора Перес. Но не буду скрывать, что положение очень серьезное. Его нужно срочно госпитализировать.
Глава 24
Весь остаток дня Энрико не находил себе места. На сердце тяжким камнем легла тревога. То и дело он корил себя. Ему бы следовало быть там, в больнице с Дорис, он наверняка поддержал бы ее в трудную минуту. Около десяти вечера он решился и набрал номер виллы Переса. Долго не отвечали, наконец сняли трубку. Голос явно не принадлежал ни Шарлоте, ни Дорис.
- Добрый вечер, сеньора. Пригласите к телефону сеньориту Дорис.
- Госпожи нет дома, - как-то нерешительно произнесли в трубке.
- Тогда скажите, пожалуйста, мальчику лучше?
- Не знаю. Теперь все хозяева там, в клинике.
- Извините, извините, за беспокойство, - Энрико положил трубку.
"Что же теперь делать?" - перед глазами Энрико стояла заплаканная девушка.
- Бедная, бедная Дорис, - прошептал он. - Раз все в больнице, то и вправду дело плохо… Будь что будет! Надо ждать, - он откупорил бутылку водки, хлебнул из горлышка и поставил бутылку обратно в холодильник. Почему-то он вспомнил первую встречу с Дорис. По правде говоря, сразу она не произвела на него впечатления, и влечение к ней появилось позже. Возможно, это была реакция на ее необъяснимое поведение, когда она впервые увидела его. Правда, тогда он почувствовал дискомфорт и объяснил его банальной усталостью. "Я чувствовал, что должно было случится что-то страшное, и это сквозило в поступках обитателей дома… Вся его атмосфера была пронизана этим. И вряд ли мальчик избежит фатального исхода". Ему стало нестерпимо жаль Дорис, и он понял, что ему далеко не безразлична ее судьба. С этими мыслями он и уснул.
Проснулся Энрико рано, с головной болью, и долго лежал в постели, выкуривая одну сигарету за другой. Ему хотелось позвонить Дорис, но он подумал, что она еще спит, ведь было только семь часов утра. Тяжело было томиться в неизвестности и, чтобы как-то развеяться, Энрико включил телевизор. По пятому каналу показывали американский боевик, и Энрико рассеяно смотрел на экран, но не мог вникнуть в сюжет. Вскоре фильм закончился, стали передавать хронику. Энрико собирался переключить канал, но тут диктор произнес:
- Как нам только что сообщили, сегодня ночью скончался сын сенатора Хайме Переса Джонни Перес. Мальчику исполнилось одиннадцать лет, и у него давно были проблемы с сердцем, - голос диктора звучал твердо и бесстрастно.
Диктор перешел к следующему сообщению, но Энрико его не слышал. Потрясенный, он вскочил с постели, и первой была его мысль о Дорис. Он быстро оделся, проверил, на месте ли ключи от автомобиля, шагнул, но вдруг передумал и уселся в кресло. "А стоит ли в такой момент ехать к сенатору? Кто я? Близкий им человек?" - подумал он. Сердце его разрывалось. Ему хотелось обнять и успокоить Дорис, но непонятная робость заставляла его сидеть в старом кресле и горевать вместе с семейством Пересов.
В таком заторможенном состоянии он провел день, но утром, когда свинцовые тучи обложили все небо и накрапывал мелкий холодный дождик, его "форд" притормозил у дома Пересов. На душе Энрико скребли кошки. Он долго сидел в машине, наконец вылез, подошел к калитке и нажал кнопку звонка. Никто не отвечал. Энрико толкнул калитку - она оказалась открытой. Он с трепетом подошел к двери и непослушной рукой позвонил. На сей раз дверь отворилась, и служанка в темном одеянии, не произнося ни слова, провела его в вестибюль. Там было немного народу. Все толпились вокруг постамента, где в гробу, усыпанном цветами, лежал бедный мальчик. Казалось, он спит. Он лежал в капитанской форме, и фуражка, расписанная золотом, лежала у его головы. Справа стояли сенатор Перес и Дорис. Энрико подошел к ним.
- Мы… Я и мой отец выражаем вам искренние соболезнования, - взволнованно произнес он. Перес лишь чуть кивнул головой, и на глаза его навернулись слезы. Он готов был разрыдаться, но взял себя в руки. Удивительно, но Шарлоты рядом не было.