* * *
От газеты пахло не типографской краской. Следственным изолятором в Лефортове. Окурком сигареты, выпрошенным у следователя. Тюремной парашей.
Конягин поморгал глазами, заставляя себя сосредоточиться на статье.
Как сообщил РИА "Новости" руководитель пресс-службы Минобороны России полковник Николай Дерябин, в самом ближайшем будущем министр обороны намерен посетить Северо-Кавказский военный округ. Такова официальная версия. Однако, согласно информации, полученной нами из достоверных источников, министр посетит СКВО вовсе не для того, чтобы уделить все свое внимание вопросам боевой подготовки в летний период и обустройству частей…
Конягин с силой потер занемевшую шею, погонял во рту подслащенную нитроглицерином слюну. Худо ему было. Пожалуй, даже хуже, чем когда увидел Ларочку, застывшую в луже крови. Несчастная девочка… Жила себе, радовалась, шоколадки кушала, к поступлению в институт готовилась и вдруг нате вам: допрыгалась… Подвела деда под монастырь, соплячка!
– Изучил? – нетерпеливо спросил Завадский.
– Я тебе что, скоростной сканер? – обиделся Конягин.
– Тогда читай, читай. У меня через два часа самолет.
"Чтоб ты не долетел", – мысленно пожелал начальнику Конягин. Но без злобы, машинально. На эмоции сил не осталось. Их едва-едва хватало на то, чтобы вникать в смысл статьи.
Один из аудиторов Счетной палаты России, с которым негласно встретился наш корреспондент, сообщил, что его коллеги зафиксировали крупные финансовые нарушения в ходе ревизии по Северо-Кавказскому военному округу. Только за период с октября 2002 года по май 2003-го общий объем хищений исчисляется в сотнях миллионов рублей.
Из них 497 млн. рублей составили нецелевые и нерациональные расходы, 120 млн. рублей утеряны из-за нарушений законодательства, 62 млн. руб. потрачены на квартирно-эксплуатационные расходы, не имеющие документального обоснования. Еще около 164 млн. рублей провалилось в "черную дыру" благодаря незаконному использованию федеральной собственности, предоставленной в пользование военных.
По информации аудиторов Счетной палаты, в 2002 г. из федерального бюджета Северо-Кавказскому военному округу было выделено порядка 12 млрд. рублей, что составляет пять процентов расходов на всю национальную оборону. Около трети этих денег были украдены. По словам сотрудника ревизионной комиссии, о результатах проверки было доложено министру обороны, который признался, что с такими откровенными хищениями Россия не сталкивалась с 1995 года…
– Ну, как тебе это? – мрачно спросил Завадский у задыхающегося Конягина, уронившего газету на стол.
– Клевета, – пропыхтел тот. – Наглый поклеп. Эти журналюги думают, что так легко миллиарды схлямзить. Ну, попользовались чуток, так большая часть средств все равно по прямому назначению пошла. – Конягин обиженно шмыгнул носом. – Разве ж я тут бы сейчас сидел, если бы такую хренову тучу денег отгреб?
Завадский согласно кивнул головой:
– Вот и я так думаю. Взять бы этих пепперони за жопу и в нашу гарнизонную тюрьму, недельки так на две.
– Папарацци, а не пепперони. Но взять бы их за жопу не мешало. Мы бы им свободу с гласностью показали, выродкам.
– Впрочем, сейчас не до праздных мечтаний, – напомнил Завадский, запуская палец в ухо. – Что-то предпринимать надо, Павлуша, стрелки переводить. Проверки сами по себе процедура неприятная, но по документам все чики-пики. Если и привлекут кого-то, то не нас с тобой.
– Не нас с тобой, – откликнулся Конягин эхом, впервые за весь разговор попытавшийся улыбнуться.
– При условии, что не всплывет твой долбаный компьютер!
Слабая улыбка на губах Конягина превратилась в болезненную гримасу.
– Черт, – сказал он. – Как же все это некстати.
– Не то слово, Павлуша, не то слово, – печально подтвердил Завадский. – Однако способ закрыть тему есть. Один-единственный.
– Какой?
– А как Александр Македонский рубил концы, помнишь?
– Он гордиев узел рубил, а не концы.
– Тем более! – воскликнул Завадский, воздев перепачканный желтым палец. – Мы тоже должны действовать решительно. По-македонски. – Генеральская ладонь рассекла воздух столь воинственно, что на столе зашевелились бумаги, тронутые воздушным вихрем. – Высадим в Чечне десант. Небольшую группу из 10-5 человек. Задача перед бойцами должна быть поставлена, сам понимаешь, какая. Сколько времени тебе понадобится на то, чтобы сформировать такую зондер-команду?
– Это будет не зондер-команда, – прошептал Конягин, подчиняясь внезапному наитию.
– Не команда? – Завадский заинтересованно пошевелил бровью. – А кто тогда? Эскадрон гусар летучих?
– Эскадрон нам ни к чему. Чем больше людей будет задействовано в операции, тем больше языков станут болтать о ней, согласен, Николай?
– Резонно. Что же ты предлагаешь? Снарядить в Чечню какого-нибудь супермена-одиночку? – Завадский хохотнул, давая понять, что лично он в суперменов не верит.
– Нам нужен спецназовец ГРУ, – произнес Конягин тихо. – Один такой парень роты десантников стоит.
– Ты в своем уме, Павлуша? Доверить разведчику компромат на самих себя? Да спецназовец твой компьютер в два счета раскурочит, информацию своим сольет, а нас с тобой – под колпак. – Завадский тяжело задышал. – Пригласили, понимаешь, волка овечкам подсобить. Бред, полный бред. Ни в какие ворота не лезет.
– А если спецназовец не вернется с задания? – предположил Конягин. – Если он с компьютером сгинет? Тогда как?
Завадский подпрыгнул так резво, словно из сиденья его кресла внезапно высунулся острый шип:
– Нет, ты определенно спятил! ГРУ как дракон о ста головах. Одну срубишь, а остальные в тебя вцепятся и порвут, как Тузик – грелку. Что за нелепые идеи? Сколько вчера на грудь принял, признавайся?
– Норму, – отрезал Конягин, взгляд которого стал застывшим, как у человека, находящегося в гипнотическом трансе. – Это к делу не относится. Ты вникай, вникай, Николай. Спецназовца нужно нанять бывшего. Уволенного в запас не по состоянию здоровья, а, к примеру, за дисциплинарные взыскания. Мы его не приказом на задание пошлем, смекаешь? Денег посулим, восстановить на службе пообещаем. Списанный служебный пес, забытый всеми волкодав. Кто такого хватится?
– Так. – Завадский заерзал на месте. Если в его кресле и торчал шип, то теперь он как бы вминал его задницей обратно. – И что, есть у тебя на примете такой герой?
– Есть.
– Кто таков?
– Сейчас узнаешь, – пообещал Конягин, вставая. – Схожу к себе за личным делом одного прелюбопытного товарища. Я давно за ним наблюдаю. Как чувствовал, что однажды пригодится. – Он направился к выходу.
– У тебя и на меня дело заведено? – крикнул Завадский ему вдогонку.
Заместитель замер. Обернулся через плечо и отрицательно покачал головой. А начальник штаба вместо облегчения почувствовал такой приступ изжоги, что, оставшись один, согнулся пополам в своем кресле, нашептывая искривившимися губами:
– Ох, доля моя проклятая. Устал я жить в этом сраном гадюшнике, ох устал. Помереть бы, да так, чтобы разом, без боли… Но ведь не дадут, не позволят…
Кого он имел в виду? Уж не ангелов ли небесных, в которых сроду не верил?
* * *
К тому моменту, когда Конягин возвратился в кабинет с тощей папочкой в руках, генерал-майор Завадский успел не только справиться с припадком отчаяния, но и опрокинуть полстакана неразведенного спирта. Точнее говоря, сначала он принял на грудь, а потом уж расслабился. Свекольная окраска генеральской физиономии сделалась от этого только интенсивнее, зато на сердце полегчало. Хоть песни пой. Из полей уносится печаль, из души уходит прочь тревога…
– Ну, что там у тебя? – спросил Завадский, перемалывая зубами миндальный орешек. – Хвастайся, заместитель.
Ноздри Конягина чутко шевельнулись:
– Кажется, водочкой попахивает.
– У тебя одно на уме, Павлуша. – Тон начальника был сух и укоризнен. – Не до водки сейчас. Излагай.
– Вот, тут все написано.
Представив себе, как он станет читать дело, отлавливая одним глазом расползающиеся строчки текста, Завадский возвратил придвинутую папку обратно:
– Доложи устно. Ты же знаешь, я на слух лучше воспринимаю.
– Да знаю, знаю, – проворчал Конягин, косясь на шкаф, в котором начальник держал запасы спиртного, пополнявшиеся столь же регулярно, сколь и опустошавшиеся.
– Тогда докладывай, – поторопил Завадский, тоже поглядывая в сторону заветного шкафа. – Четко и ясно, без лирики. А то начнешь заливать, как тот соловей российский, славный птах…
Лицо заговорившего Конягина сделалось недовольным, но по мере того, как он заново знакомился с делом Михаила Алексеевича Хвата, кислая мина сходила на нет.
– Начинал в Афганистане… Три ордена… Два ранения…
– Угу, – благосклонно кивал Завадский, – угу… угу…
На самом деле он внимал заместителю вполуха. Какая разница, где воевал и чем занимался этот капитан Хват, если жить ему осталось всего ничего? Как и Конягину. Таких проколов прощать нельзя, не то за первым последует второй, а там пошла писать губерния… Или плясать?.. Гадая об этом, он пропустил почти весь текст объективки и вынырнул из хмельной задумчивости не раньше, чем Конягин провозгласил голосом председателя трибунала:
– Уволен из рядов армии во время боевых действий в Чечне.
– О как! – восхитился Завадский. – Так наш майор, оказывается, дезертир?
– Наш капитан не дослужился до майора, – возразил заместитель. – Как в той песне Высоцкого…
– Отставить песни. По существу давай.
Конягин оторвался от дела Хвата и, немного рисуясь, доложил:
– По существу я при этом инциденте лично присутствовал. Еще будучи полковником.
– Ну-ка, ну-ка… – Заинтригованный Завадский прочистил сразу оба уха одновременно и откинулся на спинку кресла.
– Он шибко принципиальным оказался, наш капитан, – ухмыльнулся Конягин. – Вообрази: начало девяносто пятого года, город Грозный, сепаратисты нас чешут в хвост и гриву, Ельцин через каждый час в штаб названивает, приказывает сломать хребет чеченской гадине, понимаешь. – Он довольно похоже изобразил гнусавый голос негодующего президента. – А тут какой-то капитанишко возникает, как… как…
– Чирей на заднице, – подсказал Завадский.
– Точно, – подтвердил Конягин. – Он роту самовольно распустил, представляешь? Ему пополнение прислали, курсантиков спецназовских. Давай, мол, Хват, покажи, на что твои орлы способны, веди их на штурм аэропорта. А он в ответ: в бой молодняк не пошлю, требую хотя бы две недели на подготовку личного состава к ведению боевых действий.
– Требует он! – возмутился Завадский так, словно строптивый капитан лично ему осмелился норов показывать.
– Между нами, девочками, говоря, – Конягин понизил голос, – решение Хвата было обоснованным. Ну спецназовцы, ну уже чуток натасканные, так ведь еще не настоящие, пороху не нюхавшие. Их покрошили бы в первый же день, всех сразу… и покрошили, только чуть позже, когда капитана уволили.
– За что?
– А за что солдат убивают? Доля у них такая. Аты-баты, шли солдаты, аты-баты, на войну…
– Я спрашиваю, за что Хвата турнули? – поморщился Завадский, которого мало интересовала судьба рядового состава. – По какой статье?
Конягин нахмурился:
– Выгнали его с позором, как законченного труса и дезертира. Чтобы другим неповадно было.
– Почему под суд не отдали?
– Сжалились, все-таки геройский был офицер, бедовый. Кроме того, в ГРУ у него высокие заступники нашлись, вмешались, дело велели спустить на тормозах… Так что официальной причиной увольнения капитана стали, э-э… так называемые "действия, повлекшие угрозу для жизни подчиненных".
– То есть еще и поддели его на прощание? Его же салом по его же мусалам, так?
– Вроде того.
– Восстанавливаться Хват пытался? Жалобы строчил?
– Нет, – покачал головой Конягин. – Гордый очень. Патриот, мля.
– Это хорошо, – кивнул Завадский. – Нам это на руку. Хвата надо не только материально заинтересовать, но и на его патриотической струнке сыграть. "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой" и тому подобное. Улавливаешь мою мысль?
Ноздри Конягина, втянувшие все усиливающийся запашок перегара, затрепетали.
– Улавливаю, – подтвердил он. – Конечно, улавливаю.
– Где сейчас этот Хват находится? – продолжал расспрашивать Завадский. – Чем занимается?
– Проживает в столице вместе с сестрой, холост, подрабатывает в различных охранных агентствах. В свободное время попивает и дурью мается.
– Это само собой, это я понимаю. – Побарабанив пальцами по столу, Завадский решил, что самое время проинструктировать заместителя и отправиться на военный аэродром, а оттуда на простор речной волны. – Значит, так, подход к капитану ищи уважительный, нахрапом не действуй. Непременно аванс выдай, но не забудь намекнуть, что ему поручается дело государственной важности…
– Насчет аванса, – быстро сказал Конягин. – По какой статье деньги проводить?
– По карманной статье, Павлуша, по карманной. Заплатишь Хвату из личных сбережений. Это твоя головная боль. – Предвидя возражения, Завадский насупился: – Не вздумай жмотничать. Упустишь капитана – сам в Чечню полетишь, в качестве Рэмбо. Кстати, в деле его фотографии имеются?
– Имеются, – буркнул Конягин. Подъем, который он испытывал еще минуту назад, сменился полным упадком. Годы брали свое.
– Дай-ка взглянуть, – потребовал Завадский, протягивая руку с требовательно шевелящимися пальцами.
– Пожалуйста.
– Спасибо, Павлуша. За все спасибо.
Завладев снимками, хранившимися в специальном конверте, генерал-майор разложил их перед собой и сосредоточенно засопел. Капитан Хват не производил впечатление отчаянного головореза, способного в одиночку расправиться с Черным Вороном. Симпатягой он тоже не был. Даже на групповом снимке боевых офицеров, где все жизнерадостно скалились в объектив, этот тип сохранял отстраненное, замкнутое выражение лица.
Приподнявшись с места, Конягин навис над столом, ткнул пальцем в одну из фотографий и прокомментировал:
– Это он в Балашихинском учебном центре "Вымпел". Обрати внимание на его глаза. Так обычно хищник зыркает, а не человек, это я тебе как бывалый охотник говорю. Я как снимок увидел, так и решил: этот Хват нам однажды пригодится, еще тот зверюга. Зенки-то у него рысьи.
– Вот и запрягай его, своего человека с глазами рыси, – распорядился Завадский, отодвигая фотографии подальше. – А потом о его дальнейшей судьбе не забудь побеспокоиться. Меня больше в эти дела не впутывай. Я, Павлуша, рыбак, а не охотник. Меня Волга-матушка дожидается. Моя удочка торчком, девки падают ничком, хе-хе.
– Остался бы, Николай, – просительно прогудел Конягин. – Вместе оно как-то надежней.
– Ага, нашел дурака. – Завадский опять захихикал, грозя заместителю пальцем. – Знаешь, какие на Волге белорыбицы обитают? Как возьмешь такую за жабры… у-у, ни в сказке сказать, ни пером описать. Титьки – двумя руками не обхватишь.
– У белорыбицы? – усомнился Конягин. – Титьки?
– Еще какие!
– Где это видано?
– Места надо знать, Павлуша, заповедные места. – Завадский встал, давая понять, что разговор закончен.
Он выглядел вполне беспечно, только подвижный бледный нос по-прежнему ходил ходуном, как у принюхивающейся крысы.
Впрочем, негоже сравнивать русского генерала с каким-то там беспородным пацюком. У крыс не бывает лоснящихся щек бурячного цвета. И погоны они не носят, и спирт не употребляют, и штабами не командуют. Жрать да пакостить – вот их единственное призвание. Имеются в виду крысы. О генералах разговор особый.
Глава 7
Традиционные рецепты кавказской кухни
– Ну? – Руслан Гелхаев вопросительно посмотрел на племянника, возникшего в дверях тренажерного зала.
По утрам здесь надлежало крутить педали бесколесного велосипеда и перебирать ногами на полосе беговой дорожки, не ведущей никуда. Руслан терпеть не мог физических упражнений, но заниматься спортом ему порекомендовали в президентской клинике, а разве можно не доверять тамошним врачам, берущим за прием четыреста долларов?
За право консультироваться у них пришлось выложить кругленькую сумму на закупку медицинского оборудования да еще заплатить за рекомендации двум заслуженным артистам и одному ничем не прославившемуся госчиновнику из Министерства культуры. Затраты того стоили. Теперь Руслан имел доступ в самую элитарную больницу столицы, поддерживал в организме витаминный баланс и начинал каждое утро в собственном тренажерном зале. А какой-то двоюродный племянник, седьмая вода на киселе, осмеливался прерывать процесс оздоровления организма. Мнил себя дядиным любимчиком. Хлопал своими телячьими глазищами и требовал к себе внимания.
– Ну! – раздраженно повторил Руслан, переставая вращать педали.