Как понял Семакин, после развала банды страх Мухомора перед возможным расстрелом был настолько неистов, что он находился в состоянии, более близком животному, чем человеческому существу. А когда Филимонов начал свою охоту за ним, Мухомор совсем обезумел: купил у старых дружков паспорт на чужое имя, поехал в Алма-Ату, где, не остерегаясь, стал лазить по карманам. Он понял: отсидеться теперь можно только за решеткой.
Освободился Чертулов после войны, вернулся в родной город. Нинкины соседи сказали, что ее уж два года, как посадили за растрату. Мухомор решил затаиться. Пристроился дворничать, потому как жилье дают. Вот так и живет.
- Ну, что еще: Ряха в шестьдесят пятом меня сыскал. Нашел тут, по старым связям. Посидели, поболтали. Он больно старый, матерый стал, в морщинах, весь, но силешка была.
"Мне, - говорит, - теперь главное - Чибиса разыскать, должок с него получить. Тогда заживу-у я. Где-то поблизости должен он был осесть. В области, пожалуй. Волком по ней пробегусь - все равно сыщу!" На другой день собрался, поехал Чибиса искать. Каждую рожу, мол, проверять буду!
Через два года получил я от него письмо из заключения. Не успел, дескать, от тебя уехать - опять влип! Припаяли за разбой десять лет. Худо, пишет, мне здесь теперь, Мухомор, старею я, желудок болит, поди, и не выйду больше. Ну, ты про Леху не забывай, ищи, ищи его, где-то он там рядом с тобой ходит. И мою долю себе возьми. Приду - тогда отдашь, а не приду, так забирай! И все такое прочее. А года два примерно назад узнал я, что помер, значит, Ряха. В заключении. И Чибис мертвый на карточке у вас числится. А я вот живу все, ничего со мной не делается…
Мухомор замолчал. За окном синело. Бутылка с вином была пуста - Мухомор успел выпить ее всю и теперь сидел, трудно дыша и подмаргивая воспаленными глазками.
Филимонов резко поднялся со стула. Мухомор вздрогнул, снизу вверх посмотрел на него и осклабился - обнажились желтые, прокуренные корешки зубов.
- Я теперь об одном жалею, - глухо сказал Филимонов, - а именно о том, что я тебя тогда, в сорок третьем, не прихлопнул. Если бы знал… Сам бы под пулю пошел, а тебя бы не было, гада! - Пошли отсюда! - махнул старик Семакину.
На улице Филимонов остановился и протянул:
- Да-а… Жили они все, как собаки, и подохли точно так же. Или подохнут, сволочи. Нет им на земле места. Жжет она им пятки.
- Забыл! - вдруг хлопнул себя по лбу Семакин. - Забыл! - И бросился за вынырнувшим из подъезда Мухомором. Тот злобно шипел, отбивался:
- Закроют магазин-то, пусти, закроют!
Но инспектор, притиснув его к стене, успел сунуть под нос карточку:
- Узнаешь?
Мухомор долго разглядывал ее, то приближая, то отводя от глаз. Сказал хрипло:
- Нинка? Тебя-то как угораздило? Эх, Тюлька, Тюлька…
"Я твоя, Гено" - вспрыгнула в памяти Семакина наколка, идущая от бедра к паху убитой. Вот оно что! Он повернулся и пошел к автобусной остановке, где одиноко сутулился старый оперативник.
В городе Филимонов с Семакиным, не сговариваясь, нашли в скверике маленькую лавочку, сели. Закурили.
- Доволен теперь? - осторожно спросил Филимонов.
- С чего радоваться-то? - Семакин дернул головой, закашлялся. - Теперь - все! Все точки расставили, кроме одной. А к ней, похоже, вообще дорожка заказана: нету по этому делу больше людей. Столько лет прошло… Надо его тоже в архив сдавать. Концов нет - и хвататься не за что. Подумаешь, старое преступление размотали! Кто о нем теперь вспомнит?
Старик с удивлением посмотрел на него. Сощурился, буркнул:
- А ты не спеши. Прыткий какой! В кусты, да? Да за то, что ты сделал, я тебе спасибо скажу. Мало? Мне теперь похуже твоего будет. Тяжко свои ошибки сознавать. Да, проглядел тогда. Не смей это дело бросать, и не думай! Давай уж вместе покумекаем.
- А что теперь можно придумать? - скреб затылок Семакин. - Все, все погибли, один Мухомор…
- Я не знаю, чему и как вас теперь учат, - жестко сказал Филимонов, - а только я сейчас, будь на твоем месте, - ну, я постарше, понятно, у меня и мозги по-другому работают, - стал бы Ряху отрабатывать. Шансов маловато, но если один из тыщи выловишь - молодец будешь! Трудность есть, конечно: не допросишь теперь его, Ряху-то: поздно хватились! Ну да к обстановке применяться надо!
- Мало ли с каким он народом общался, - Семакин с ожесточением растоптал окурок, - где я весь этот народ искать стану?
- А я не сыщик теперь! - фыркнул старик. - Это ты у нас Пинкертон. Ты и ищи.
ГЛАВА VIII
Неделю капитан наводил справки об осужденном Трушникове. Затем выписал командировку. Перед отъездом зашел к Попову.
- Мухомора допросил?
- Допросил. Да он меня, правда, не интересует теперь. Ты мне вот что, если можешь, скажи: как Чибис с Нинкой вместе оказались - вот ребус-то!
- Ничего пока не могу сказать, сам голову ломаю. Ясно одно: надо этого паразита, что их убил, искать. Искать, искать!
- А может, плюнем, а? - хохотнул следователь. - Он ведь, по сути говоря, доброе дело сотворил: таких гадов уничтожил, что и пули-то жалко.
- Видно, молодой ты еще для этой работы, Юра, - глядя в окно, произнес Семакин. - Сам не понимаешь, что говоришь. И про кого. Ведь коли он просто так, почти профессионально, двух человек угрохал, так что мы от него завтра можем ждать? Чтобы он дочку твою убил? А ему это запросто, имей в виду. И потом два убийства нераскрытых. Что люди подумают?
Весь измученный, на третий день добрался инспектор до затерянной в необъятных лесах маленькой колонии и сразу завалился спать в комнате приезжих.
Утром долго брился и полоскался под краном, смывал дорожную грязь. Подождал, когда затихнет утренняя кутерьма с оперативками, проверками, разводами; постучался в кабинет заместителя начальника. Приоткрыл дверь:
- Разрешите?
Тучный, молодой еще майор внимательно выслушал Семакина, вызвал капитана и заставил инспектора повторить сказанное, после чего загудел внушительно:
- Надо бы, Николай Федорович, помочь товарищу, надо. Думай давай!
- Я думаю, - ответил капитан. - Пока сказать что-нибудь трудно. Четыре года прошло, как Ряха этот умер. Попробуй теперь найди кого! Здесь ведь как вопрос стоит: близкое окружение искать. Из его компании, из Ряхиной. А у нас эти компании подолгу не держатся - растаскиваем потихоньку. Мы-то оба, - он кивнул на зама, - люди новые, что тут до нас было - темный лес.
- Однобоко ты, Николай Федорович, на эти вещи смотришь, - постукивая карандашом по столу, бросил майор. У начальника оперчасти дернулось веко. - Зачем нам обязательно шайку в лагере искать? Он ведь и работать мог, этот Трушников. А если он работал, в коллективе был, это уже проще. Надо узнать, в каком отряде он числился. С начальником или с мастером поговорить. Пошли своих ребят в канцелярию. Или сам сходи.
Капитан вернулся минут через пятнадцать.
- Отряд Горобца, мастер Онорин, товарищ майор!
- Горобец у нас в отпуске теперь. Надо за Онориным послать.
- На лесосеке ведь он, работает, поди, - буркнул начальник оперчасти.
- Вызвать! Время не ждет! Товарищ вон - семь верст до нас киселя хлебал, и обратно хлебать надо, а мы из-за пары километров фыркать будем? Не годится так, Николай Федорович, нет, не годится…
Когда капитан вышел, майор сказал:
- Да! Об Онорине еще. Он из бывших заключенных, лет десять назад отбыл срок и остался по вольному найму. Семью выписал, живет. Работяга отличный, и осужденные его слушаются - в этом смысле претензий к нему нет. Только зашибает иногда. - Майор щелкнул себя по кадыку. - Но мы уж так здорово с ним не строжимся, такого работягу поискать надо! Это вам повезло, что Трушников за ним числился: он их всех колет, как орехи, старых-то урок. Слова, видать, знает!
Мастер Онорин оказался крепко сбитым мужиком. Вошел вразвалочку:
- Че? Негодно человека с работы срывать, непорядок это. Да запарка с планом такая, забодай его лешак! Ну, слушаю, начальники, что говорить будете?
Майор кивнул Семакину.
- Вот какое дело, - начал капитан. - Вы, Константин… э-э…
- Да ладно тебе! Зови дядя Костя, да и все тут! - хрипанул Онорин.
- Так вот: вы, дядя Костя, не знали такого Трушникова Геннадия Фролыча?
- Кого? Если про Генку покойного, - про него, точно? - знал, как же! Паханом был, крепкий ворюга. А что вы про него хотели?
Рассказ Онорина
- Расскажу, что вспомню. Я сам только-только освободился, когда он пришел. Ну, я их, старых паханов, нюхом чую - навидался! А я мастером на лесоповале устроился, потому как некуда ехать было - ни дома, ни родни. Переписывался в заключении тоже с одной горемыкой - мужик ее бросил, двое ребят. Написал я ей после освобождения: езжай-ко давай сюда! Чем у чужих людей по углам жаться. Вдвоем все спокойнее будет! Приехала, вот живем теперь. Сына мне родила… Ну, стал я тут работать. А этот Трушников - ни в какую на работу не ходит! Поговорил с ним раз, другой. Работать, - говорю, - давай, Генко, иди - чего тебе в зоне одному сидеть, когда на работе все? Там хоть на людях, глядишь. А то, что в законе, это ты брось, не те сейчас времена, сам видишь. Я когда в заключение попал, они, законники-то, толпами днем по лагерю шныряли, а теперь, как погляжу, один ты бродишь, слоны слоняешь. Работай-ко давай! Деньгу зашибешь! Он засмеялся: "Да ну тебя, Костя, к… Рассмешил, ей-богу. Деньги! Если и стану ходить - только компании ради. Деньга меня на воле ждет". Я уж не стал пытать, что за деньга его ждет. Дурит мужик, думаю. У нас есть такие, с приветом! Только и думают, как бы на воле миллион с неба свалился, нет чтобы о жизни подумать. Ну, такие почти сразу обратно приходят. Ладно. Генко стал со всеми на лесосеку ходить. Правда, больше у костра сидел, да и то дело: чайку, глядишь, вскипятит, огонек поддержит, сучьев натащит. А то крикну: Фролыч, пахан, иди помоги немножко! Топочет. Как он сразу сверзился? Все было нормально, вдруг увезли в больницу, и нет его. Я то время помню хорошо: один помер, другой пальцы на циркулярке обрезал. У нас бывает одно за другим, успевай отмахиваться. Ну и вот, помер ваш… наш, вернее, Генко. Таких, как он, не сыскать уж, наверно. Сейчас-то больше по глупости да по пьянке попадают, а раньше - о-о!! - знает он свое воровское дело - и баста! Всю жизнь ворует. Насчет того, с кем Генко водил компанию, не скажу, я с ним в бараке не жил, у костра с ним редко сиживал, черт его знает! Надо бы вам ребят из его бригады поспрошать, да я не припомню толком никого. Вроде не очень серьезный народ был. Все теперь разошлись, нет ребят с той бригады. Вот бригадир у них - дюже ладный был мужик! Фамилия чудная какая-то. Не вспомню! Из Днепропетровска. Позапрошлый год освободился. За него я спокойный - уехал, к себе на Украину, как собирался, теперь и не вспоминает, поди, ни зону, ни дядю Костю. Я этот народишко тоже не больно вспоминаю, а его не забыл.
- Может, вспомните фамилию? - перебил его Семакин.
- Нет, не вспомню, пожалуй. Да погоди! Я могу домой сбегать, у меня за каждый год книжки, с полным составом бригад, с выработкой - все дома лежит. Только, может, вечером? А то заговорился я с вами, а они там без меня покуривают, поди!
- Я убедительно попросил бы вас принести эти книжки безотлагательно, - тихо сказал инспектор.
Онорин внимательно взглянул на него, вдруг засуетился, затоптался, надел старую шляпу.
- Я сейчас! Быстро!
Прибежал, запыхавшись, обратно с замусоленным блокнотиком, тыкал черным ногтем:
- Вот! Ко-тыр-ло! Котырло. А звать Юра, я помню. Вы, если хотите с ним перетолковать, дуйте прямо в Днепропетровск. Он там, я знаю, никуда больше поехать не должен.
- Спасибо, дядя Костя, - сказал Семакин и обратился к майору: - Можно от вас разговор заказать?
Прямо из кабинета инспектор позвонил жене. Возбужденно закричал в трубку, уловив сквозь треск слабые токи ее голоса:
- Люська? Это ты, Люсь? Это ты, спрашиваю? Здравствуй. А это я, Михаил. Да муж твой! Поняла теперь? Ну, хорошо. Слушай, Люсь, немедленно мне вышли сто рублей. Плохо слышно, что ли? А тут вроде ничего. Сто рублей, говорю, вышли! На дорогу. Да никто меня не обворовал, с ума сошла. Надо на Украину скататься, в одно местечко. Зачем, зачем… Надо, если говорю! Да я знаю, а что делать, если надо? Ничего с этими деньгами не станет, приеду - получу. Конечно, оплатят, куда они денутся! Не на курорт еду, сама понимаешь. Нет! Только телеграфом. И срочно. Слушай адрес…
ГЛАВА IX
В управлении внутренних дел Семакину сразу выдали адрес Котырло Юрия Кузьмича, 36 лет. На всякий случай капитан решил подстраховаться. Сначала узнал и набрал номер телефона инспектора профилактики отдела милиции, на территории которого жил Котырло.
- Как же, знаем такого, - ответили, - на учете состоял, сняли мы его, правда. А что, не надо было?
- Вопрос серьезный, - сказал Семакин, - только я вряд ли на него отвечу. А вот на вашем месте ответил бы сразу. Так что вы уж себя спросите.
- Что вы лично хотите?
- У меня два вопроса. - Капитан вдруг почему-то заволновался, перешел на полушепот. - Первый: значит, как он вообще? Второй: работает где? Адрес предприятия, если возможно.
- Мужик неплохой вроде, черт его батьку знает. На меня лично он хорошее впечатление производит. Я его сам и с учета снимал, и на работу звонил, чтобы приняли, когда он освободился. Ему за то срок давали, что он парня возле кинотеатра избил, когда тот к жене его стал приставать. А пока он сидел, жена к другому ушла. Сильно переживал сначала, а теперь полгода уже, как снова женился, у его матери живут. Работает шофером в автобусном, а жена - продавцом в "Гастрономе", в бакалейном отделе. Она в положении у него, но не в декрете, я позавчера в магазин заходил, видел, работает еще. Если хотите ее увидать, я скажу, как к магазину проехать.
- Нет, пожалуй. Не хочу беспокоить. Лучше скажите, как их дом найти.
На звонок инспектора дверь открыла щуплая старушка, подслепо моргающая, седая.
- Вам кого?
- Мне бы гражданина Котырло, здесь живет, кажется?
Старушка прошла в конец коридора, приоткрыла дверь, крикнула:
- Юра! Вставай! К тебе!
В ответ послышалось:
- Бу-бу-бу… не могла сказать… бу-бу… ишачу… поспать не дадут…
Из комнаты выскочил лохматый детина, вытолкал мать из коридора, подошел к двери:
- Я Котырло. По какому вопросу?
Семакин предъявил удостоверение. Тот внимательно просмотрел, отдал.
Они прошли в комнату. Котырло сгреб с дивана одеяло с подушкой.
- Садитесь! Чем буду полезен? Вопрос попутно - корзинку собирать или нет? А то я матери скажу, она живо.
- Ну зачем так? Не надо никакой корзинки. Я ведь к вам, можно сказать, просто так пришел.
- Ах, просто та-ак! Ну, люди добрые, глядить на меня, смейтесь - милиционер ко мне в гости просто так пришел! Може, мне и горилки принести? - На лбу Котырло обозначилась недобрая складка.
- Чего вы кипятитесь? - нахмурился капитан. - Чуть на стенку не лезете.
- Полезешь тут. Как освободился - покою не дають: судимый да судимый! То участковый, то из розыска, вот как вы, лезуть, да еще на работе кадровик всю плешь переел: неи-искренний ты, Котырло, какой-то, откройся мне, може, полегчае. Тьфу! - Он развернулся и бухнул по стене кулачищем. - Щоб вы здохли!
- А ну сядь! - крикнул Семакин. - Чего тут расстукался! Я ради тебя за тыщи километров сюда примотал, а он, гляньте, какой петух! Да откуда ты можешь знать, зачем я пришел?
- А вот я и думаю, - глухо сказал Котырло, - шо я вам - бутерброд с медом, шо ли. Своих мало - аж с другой области приихалы, на Юру Котырло такого поглядеть.
- Вы не обижайтесь, Котырло. Я по важному делу приехал. Лично вы к нему отношения не имеете, я думаю. Просто кое-каких людей вы знали, так об них хочу спросить.
- Каких людей? В чем дело?
- Нас интересует личность Трушникова Геннадия Фролыча - помните? Он в колонии в вашей бригаде работал. Или числился, не знаю.
- Постой, постой. - Котырло вдруг успокоился, сел на стул, обхватил спинку. - Это вы не про Генку ли? Так бесплатный ваш номер, товарищ, помер Генка, от желудочной язвы, я точно говорю.
- Да это я знаю. Нам теперь важно выяснить его окружение: с кем связи поддерживал, разговоры вел, друзей его, короче. Поможете?
- Ну, если так. - Котырло встал, заходил по комнате. Несмотря на огромное тело, двигался он плавно и мягко. - Расскажу нашу тамошнюю жизнь. Службишка-то у вас трудная. Это же надо же куда притопал!
- Всяко бывает, - сказал Семакин. - Раз на раз не приходится. А вообще - трудная, да. Не легче твоей, пожалуй. Только на тебя, я думаю, так не ухают, как ты вначале на меня заухал.
- Тоже ухають, - виновато усмехнулся Юрий. - Горять нервные клетки, зараза! Ну, слухай!