- Восемнадцать, - подал голос застенчивый Коля с мускулатурой штангиста.
- Чем занимались в "Алексере"?
- Да на складе мы были. Мишка Коваленко нас сосватал, он с Коляном в одном доме живет. Правда, Колян?
Колян кивнул.
- Ба, Коля, ты тоже из Зеленограда. Надо было к тебе с утра зайти, да не сообразил я, что вы с Михаилом соседи. Ну, хорошо, что к себе позвал. Значит, это Коваленко вас сагитировал на ту работенку в "Алексер"?
- Да надо было пару крепких ребят на склад: коробки там таскать, сортировать, принтеры в одну сторону, утюги с пылесосами и телефоны в другую, помочь там, подсчитать, сколько чего осталось, какого товара не хватает, чтобы подвезти с других складов. Мишка обещал нас с Коляном натаскать в менеджеры, все показывал, что сам знал. Мы в институте вместе учимся, ну и подрабатывали в магазине, заодно и практиковались. Мишка нас и на компьютере учил, игрушки давал всякие.
- Коля, а ты ничего не добавишь?
- Чего добавлять-то? Ванька правильно все говорит: Михаил - мужик хороший.
- А как же он вас так кинул: пообещал в менеджеры, а вас коленом под зад, а?
- Да его и самого кинули. Патрон обещал управляющим назначить, а потом передумал, да еще поставил над всеми этого… - Подходящих слов, поддающихся цензуре, для определения личности управляющего в лексиконе подростка не нашлось.
- А чего же Серебряков обещание свое не сдержал?
- А он любил народ заманивать. Скажет, бывало: "Ты поработай здесь маленько, а я потом тебя продвину". Ты пашешь, пашешь, упираешься, шеф и рад. А как об обещании речь заходит, так. сразу, что, мол, кем же я тебя заменю, такого незаменимого? Любил отделываться мелкими подачками, а слова не держал.
- Что, Вань, обидел тебя покойник?
- А кого он не обидел? Акула империализма ненасытная. Правильно, что его шлепнули. Я раз так спину потянул, когда коробки эти волок, что три дня на работу не мог выйти. Запарка была, так я таскал по пять коробок зараз, а они не легонькие. А Серебряков, зараза, за три пропущенных дня с меня до копеечки все в зарплату вычел.
- Что ж ты больничный не взял?
- А кому он нужен, больничный этот? Задницу подтирать? У нас такие вещи не оплачивались. "Алексер" - частная лавочка, платили за то, что работал.
- А тебя, Коль, шеф тоже затирал?
- Как всех.
- Значит, тоже не любил кровопийцу?
- А он в нашей любви не очень-то нуждался. Ему бабок хватало, чтобы телок себе молодых покупать, - прорезался голос у юного Коли Иванова.
- Ты конкретно кого-то имеешь в виду?
Коля смущенно засопел, но тут на выручку пришел ведущий главную партию в этом дуэте Ваня:
- Это он про Лильку говорит. Нравилась она ему, вот Колян и злится. Конечно, она на нас ноль внимания, фунт презрения, зеленые, мол, еще, но все равно обидно.
- Это вы говорите про то, что у Серебрякова была связь с продавщицей магазина "Алексер" Лилией Мильто? Правильно я понял?
- А то. Шеф не дурак был насчет красивых баб.
- А потом?
- Потом все кончилось. Разбежались - и все.
- Почему же он Лилию не уволил?
- А зачем? На нее клиент шел. Лилька - девка бойкая, красивая, все с шуточками, с заигрыванием, мужикам нравилось. А у Серебрякова шкура была толстая, ему все эти сплетни что комариные укусы: отмахнулся и дальше пошел. Да мы с Коляном особо и не вникали во все это дело, просто весь офис гудел. Всякое говорили.
- А кто говорил?
- Ну, Анька, Лариса - Лилькины подружки. А нас Лилька только подкалывала, что, мол, в матери годится. Тоже мне мамаша нашлась. Сама-то недалеко ушла. Мне-то что, вот Коляна жалко, он по ней сох. Правда, Колян?
Колян совсем сник, явно не желая развивать щекотливую тему. Леонидов понял, что и так узнал достаточно. Свет на подобные" взаимоотношения лучше и подробнее проливают языкатые сослуживицы.
- Ну, спасибо, ребята. Осталось уточнить про тот вечер, двадцать девятое августа. Вот, хожу, всех опрашиваю, как в том кино: "Где вы были с восьми до одиннадцати?" Только меня время интересует часиков этак с девяти.
- А какой это был день недели?
- Понедельник.
- Колян, где мы с тобой были в прошлый понедельник, не помнишь?
Колян наморщил лоб:
- На работе, где ж еще.
- А, да, - вспомнил и Ваня, - фура же пришла. Ну, точно! Все выходные ее растаможить никак не могли, а в понедельник вечером новый хозяин нас и вызвал - до ночи коробки таскали: здоровая, зараза! Всякие там консервы, банки… Мы с Коляном, да еще два мужика были, неплохо заработали. Правда, Колян?
- Угу, - мотнул головой его неразговорчивый напарник.
- И много там народу было кроме вас?
- А как же? Шофер сидел ждал, начальник склада бегал со своими бумажками, да и эти два мужика до конца упирались.
- Значит, работали? Так и запишем. Что ж, не имею к вам больше вопросов. Ладно, ребята, идите. Если понадобитесь, позвоню. Давайте пропуска подпишу. - Леонидов поставил неразборчивую закорючку и вздохнул вслед поспешно убегающему подрастающему поколению: акселерация, тут уж ничего не поделаешь.
Что ж, беседа принесла-таки определенные плоды: на горизонте следствия обозначилась фигура Лилии Мильто. Еще одна женщина в жизни Александра Серебрякова, скорее всего бывшая для него мелким рядовым эпизодом, но на судьбе девушки роман со столь неординарным человеком вполне мог как-то отразиться. "Хорошо, что на сегодня я вызвал Ларису Никольскую", - подумал Алексей и определил для себя, что чашку кофе выпить по такому случаю вполне успеет.
Лариса Никольская опоздала на целых полчаса, и вовсе не потому, что была красивой женщиной и взяла себе привычку брать непременный тайм-аут у ожидавших счастливого мига кавалеров. Просто Лариса Никольская родилась с талантом опаздывать. Даже если она выходила из дома за час до назначенного времени в место, куда можно было вполне добраться пешком за десять минут, непременно случалось происшествие, задерживающее ее в пути. Сегодня как раз полчаса Лариса провела в вагоне метро, в поезде, ни с того ни с сего остановившемся посреди тоннеля. Фатальная привычка опаздывать и была той мелочью, которая постоянно портила Ларисину карьеру на многочисленных фирмах, где ей пришлось поработать за свою короткую жизнь. Лариса была невероятно исполнительна, добросовестна и трудолюбива. Она смотрела начальству в рот и никогда не просила прибавки к заработной плате, и так небольшой из-за многочисленных вычетов за непременные опоздания. К тому же Лариса имела счастливую внешность: ни одна из жен начальников ни разу не заподозрила в ней конкурентку.
Ни на одной работе не было человека, который отозвался бы о ней плохо: несмотря на молодость, ее звали "мамочкой" за уютную полноту и неизменную доброжелательность и готовность выслушать любую историю несчастной любви или потерянных финансов. Женщины не видели в ней соперницу, только сопереживательницу, мужчины не видели объект сексуальных домогательств, а только советчицу, как эти домогательства успешно осуществить по отношению к другим. Поэтому Ларисе целыми днями приходилось выслушивать жалобы на мужей, детей, любовников и начальников от одного пола и неизменные сетования на хроническое безденежье, занудность жен и жадность любовниц от другого. Лариса родилась той жилеткой, к которой безвозмездно приходили плакаться толпы обделенных жизнью людей, и на личную жизнь у нее просто не оставалось времени. Всегда на первый план выходила какая-нибудь подруга, переживающая в данный момент семейную драму, или сослуживец, в один прекрасный день обнаруживший на голове обширные ветг вистые рога. Все это так поглощало Ларисино личное и рабочее время, что свободного и в первом и в другом случае практически не оставалось. Зато она была в курсе всего, что творилось на работе. Со склада "Алек-сера" новый управляющий выгнал ее как раз за организацию на рабочем месте так называемого клуба по интересам, где в уютном закутке под неизменно закипающий чайник исповедовался в очередных грехах кто-нибудь из сотрудников.
Глядя на милое круглое лицо со скорбными глазами, увеличенными стеклами плюсовых очков, Алексей почувствовал, как в нем возникает желание поставить на стол облупленные учрежденческие чашки и поведать о своей несчастной личной жизни. Повинуясь инстинкту, он потянулся к шкафчику:
- Лариса Михайловна, давайте с вами чайку, что ли, попьем? Что-то я совсем забегался, даже позавтракать толком не успел, а сейчас уже и обеденное время подошло.
- Что ж вы так за здоровьем-то не следите? Так и до язвы недалеко. Давайте-ка я сама тут все накрою и разолью. - Она привычно взялась за ручку треснувшего глиняного чайника.
- Сколько вам лет, простите за нескромный вопрос? - неожиданно для себя поинтересовался Леонидов.
- Двадцать девять, - не задумываясь ответила Лариса.
"Ничего себе "мамочка"! - подумал Алексей, разглядывая пухлую аккуратную фигурку в простом сером свитере домашней вязки. - За что ж она так себя не любит? Симпатичная ведь девушка, а прическа как у старушки и одежда словно у опустившихся домохозяек", - продолжал он рассуждать в ожидании чашки крепкого душистого чая. Наконец Лариса присела на краешек стула.
- Вот, Лариса Михайловна, моя хорошая, только вы мне можете помочь, - пожаловался Леонидов, наблюдая, как ловкие руки размешивают, наливают, подают.
- У вас что-то случилось? - Лариса привычно приготовилась слушать.
- Да у всех у нас что-то случается. Счастье - это только миг, а вся остальная жизнь - сплошная неприятность, вот такая философия. Но не в этом сейчас моя проблема. Я ищу убийцу, а убит не кто иной, как господин Серебряков. Помните такого?
- Да, конечно.
- Вы проработали на фирме около года. Подозреваю у вас талант самого благодарного слушателя, помогите мне понять, кто на протяжении многих месяцев мог так тщательно вскармливать свою ненависть к вашему бывшему хозяину. Сотрудники вам свои секреты доверяли?
- Даже и не знаю, что вам сказать, Алексей Алексеевич. Разве бывает так, что на любой работе не найдется хотя бы одного человека, который не любил бы свое начальство? А если еще это начальство в упор никого не видит и не способно ни на какие человеческие чувства? Серебрякова все считали монстром.
- А вы? Тоже недолюбливали?
- Я разговаривала-то с ним всего один раз, когда на работу устраивалась. Но я столько про него выслушивала, что как будто каждый день за одним столом с ним сидела. И я не согласна, что Серебряков был чудовищем. Представьте себе сами: у человека фирма, куча людей, которым надо получать зарплату, "крыша", которой тоже надо ежемесячно платить, налоговая инспекция, которая норовит урвать кусок пожирнее. И все эти бесконечные проблемы, переговоры, встречи. Он просто не успевал быть человечным.
- А как же Лилия Мильто? Он ведь ее бросил, насколько я понимаю, и просто сделал вид, что ничего не произошло?
- Да, у них был одно время роман, это правда. Лилечка так страдала. Она такая фантазерка, эта девочка, все время навоображает себе то, чего на самом деле и не было. У Лили в семье не все в порядке, ей тяжело приходится жить с родителями. Нет, не то что они пьяницы какие-нибудь или больные, наоборот, вполне приличная семья. Просто у них разные взгляды, конфликт поколений, как сейчас любят говорить, ссорятся из-за мелочей. Вот Лиля и мечтала любыми путями вырваться из дома. А Александр Сергеевич поначалу был к ней очень добр: снял квартиру, давал деньги. Но это недолго продолжалось.
Лиля стала часто плакать, приходила ко мне и рассказывала, что Серебряков стал плохо к ней относиться. Он начал избегать встреч с Лилей, перестал приглашать в рестораны, урезал, как всем, зарплату, короче, поставил в одно положение с другими сотрудниками. Нет, он не грубил, к себе не вызывал, замечаний при всех не делал, просто стал смотреть на нее как на пустое место. И на работе стал обращаться на "вы", как будто между ними ничего и не было. Серебряков прекрасно умел держать людей на расстоянии, показать, кто здесь хозяин.
- Насколько серьезными были их отношения? Они состояли в интимной связи?
- Да, конечно. Лиля любила рассказывать самые, знаете ли, сокровенные вещи. Она выставляла напоказ свою связь, ни от кого ничего не скрывала, наоборот, подчеркивала особое отношение к себе шефа.
Знаете, мне, конечно, приходилось выслушивать только одну сторону, но у меня создалось такое впечатление, что Александр Сергеевич бросил Лилю именно из-за ее нескромности. Все-таки он был женат, и Ирина Сергеевна - женщина такая хорошая, я ее видела несколько раз. Вот уж она не боится быть доброй. Удивительно, но это как вторая половина Серебрякова, она компенсировала его жесткость и бесчувственность. Жаль, что от Ирины Сергеевны мало что зависело на фирме, пока Александр Сергеевич был жив: она бы не допустила тех увольнений, что сделал Валерий Валентинович.
- Вернемся к отношениям Серебрякова и вашей подруги. Итак, он ее бросил, а что было потом?
- Потом все ждали, что Лиля уволится. Она и собралась, даже заявление написала, а потом вдруг передумала. Перестала постоянно реветь и вообще очень изменила свое поведение. Я ее похвалила даже: девочка наконец-то взялась за ум. Главное, что она перестала постоянно говорить про Александра Сергеевича. А то было совсем невыносимо глядеть, как ее целиком поглощает эта тема. Причем она столько грязи выливала, что сама ею захлебывалась.
- И когда же Лиля переменилась?..
- Полгода назад примерно.
- И все эти полгода она была тише воды, ниже травы?
- Нет, конечно. Знаете, мы часто устраивали вечеринки. Сама я почти не пью, но мало ли кто переберет… Да, все бывает, вот я и оставалась, чтобы помочь кому до дома добраться или в офисе уложить. Лиля никогда не отказывала себе в маленьких радостях.
- Например, могла напиться, а спьяну никому не отказывала в интимной близости?
- Ну, зачем вы так категорично. Работа у нас была на фирме тяжелая: целая неделя с десяти утра до семи вечера, и практически без обеда, в выходные дни скользящий график. У. меня, например, даже по магазинам не было сил ходить. Так, схватишь что-нибудь в палатке, а там все дороже, конечно, чем на рынке. Деньги утекали, как вода. Получается вроде бега по замкнутому кругу: чем больше работаешь и больше зарабатываешь, тем больше приходится тратить. В ночных-то магазинах все еще дороже, да и к тому же если так работаешь, то трудно себе в чем-то отказать. Думаешь: "Что, я себе такую мелочь не могу позволить?" Впрочем, простите, это я отвлеклась. Просто я хотела сказать, что если на такой работе не расслабляться, то можно быстро сгореть. Поэтому ребят осуждать не стоит. Я сама плохо переношу похмелье, а как выпью, так сразу засыпаю, вот и стараюсь ни капли в рот не брать. Да и танцевать с моей фигурой не очень-то интересно.
- А Лилия высказывалась враждебно в адрес Серебрякова?
- Ругала самыми последними словами. Дня не проходило, чтоб не помянула недобрым словом. В основном нецензурным, но, когда выпьешь, чего только не скажешь. Лиля - девочка хорошая, не злая. Просто у нее очень строгая мама, и девочке приходится отчитываться за каждый шаг, проведенный вне дома.
Уж очень Лилечке хотелось выйти замуж или найти обеспеченного человека, который помог бы решить ее проблемы. Девушка она красивая и вполне может на это рассчитывать. Но постоянные неудачи приводили Лилю буквально в бешенство.
- Неужели не находилось достойного покровителя у такой привлекательной, как вы утверждаете, особы?
- Да, к сожалению. Не могу это ничем объяснить. Мне кажется, мужчины должны за ней косяками ходить. Такая яркая девушка! За ней, конечно, многие ухаживали, но быстро остывали. Смотришь - прошел месяц-другой, а у Лили опять новый мальчик, хотя она без ума была от предыдущего. Потом, конечно, Лиля начин. ала рассказывать, что это она сама его бросила, что он подлец и ничего собой не представляет и что она в очередной раз жестоко ошиблась. А Анечка, напротив, говорила, что это Лилю всегда бросали. Если смотреть на случай с Александром Сергеевичем, то оно, скорее всего, так и было.
- Анна Гладышева - близкая подруга Лилии?
- Да. Они вместе учились в одном институте и, кажется, жили в одной комнате. Но они такие разные девочки, вы себе не представляете! Анечка, несомненно, лучше меня в курсе всех дел Лили, они постоянно секретничали, постоянно были вместе. Да, Анечка знает правду про все Лилины подвиги, - с уверенностью заявила Лариса Никольская.
- Что ж, придется поговорить с ней… А кто еще из бывших коллег вызывает ваши опасения?
- Да упаси меня боже кого-нибудь подозревать. Я не умею видеть в людях плохое, вы уж меня простите.
Леонидов чуть не засмеялся при этих словах.
- Это вы меня простите за следующий вопрос, Лариса Михайловна. Сами вы где провели вечер двадцать девятого августа? - спросил Алексей и сам застеснялся: ну грех у такого человека еще и алиби спрашивать на момент убийства.
- Знаете, Алексей Алексеевич, у меня подружка тяжело заболела, двадцать шестого августа ей сделали операцию, а она, бедная девочка, совсем одна. Я неделю в больнице дежурила, мне там раскладушку в палате поставили.
- А как сейчас здоровье вашей подруги?
- Поправляться начала, мое присутствие ночью уже не требуется, вот хотела вплотную заняться поисками работы.
- Так вы месяц уже не работаете?
- У меня были небольшие сбережения. Я сама неплохо шью, а ем очень мало, не смотрите, что такая пышка. Врачи говорят, что это просто от неправильного обмена веществ.
- Неужели никто из многочисленных знакомых не может помочь вам с работой?
- Сейчас всем тяжело. Многие друзья сами остались без работы, у меня хоть семьи нет, а у кого дети? И к тому же квартира своя, маленькая, но своя. А работа меня любая устроит: могу и полы помыть, если больше ничего не найдется, могу и за больными ухаживать. На хлеб хватит, а остальное все есть.
- Ах, милая Лариса Михайловна, если бы все были столь нетребовательны к себе! Вы удивительная женщина! - не сдержался Леонидов.
- Да это очень просто: надо всегда помнить о тех, кому сейчас еще хуже, чем вам. Телевизор чаще смотрите, Алексей Алексеевич, хоть программу "Новости". У меня, например, сразу аппетит пропадает, как послушаю, что где-то люди живут и без света, и без воды. Мы-то здесь, в Москве, как у Христа за пазухой. Думайте о том, что вы еще не потеряли, и потерянного не жалейте, вот и все. Когда мне совсем себя жалко становится, я начинаю заглядывать в глаза бездомным животным.
- Спасибо, Лариса Михайловна, я это запомню. Большое спасибо.
- Я пойду?
- Да, конечно, до свидания.
Маленькая женщина неслышно исчезла в дверях.
Когда Лариса ушла, Леонидова охватило странное оцепенение. Он по-прежнему сидел за столом и чувствовал, как лучшая его половина отделяется от бренного тела и устремляется к потолку, словно шарик, наполненный гелием. Тот, шариковый, полый Леонидов парил над кипой бумаг, настольной лампой и скрипучим стулом, заглядывая в пыльные углы. И так ему было хорошо и пусто, что пустоту эту начали заполнять чужие, ставшие вдруг значительными фразы: "…Покой - это и есть состояние счастья…" "…Бывает такая болезнь: "аллергия на людей" называется…"
"…Я - личность, противодействующая угнетению…" "…Я начинаю заглядывать в глаза бездомным животным…"