"А вот ребенку явно не хватает общения. Запереть его в этой крохотной квартирке и навязать свое исключительное общество - это жестоко. О сыне бы хоть подумал этот разочарованный странник. Компьютер друзей не заменит, - вздохнул Алексей и подмигнул забавному мальчишке. Тот сразу же шмыгнул за кухонную дверь. - Совсем одичал. Да, надо будет обязательно позвонить Ирине Сергеевне насчет Глебова", - подумал Леонидов, когда за ним щелкнул дверной замок.
Взгляд его упал, на соседнюю дверь, обитую дешевым дерматином. Цифра 48 была ровненько выбита декоративными гвоздиками. Леонидов нажал белую пуговку звонка.
Раздалась поддельная соловьиная трель, затем послышались шаги грузного человека. Он возник на пороге, огромный, мясистый, в белой, не очень свежей майке и тренировочных штанах с лампасами, из тех, что продают цыгане в переходах.
- Василий?
- Он самый.
- Я из милиции, по поводу вашего соседа.
- Борьки? Смеетесь, что ли? Милиция - и Борька! - Мужчина заколыхал внушительным животом, изображая подобие смеха. - Чего он там натворил?
- Ничего не натворил. Мне хотелось бы, чтобы вы только подтвердили, что двадцать девятого августа в районе девяти часов отдали Борису Аркадьевичу магнитофон в починку и видели его в это время дома.
- Магнитофон? Какой магнитофон? А, да, заносил. И в девять, точно, как раз "Новости" начались, это точно. Ну, они там дают в Думе, а?
- Вы точно помните, что это было двадцать девятого августа?
- А то! У жены тридцатого день рождения, ну там родственники, друзья должны подойти, все как положено. Я заранее к такому делу готовлюсь. Сунулся, а агрегат не фурычит. Заглянул к Борьке, так он и правда быстро наладил. Голова! А!
- Спасибо, Василий, больше вопросов не имею. Соседа-то уважаете?
- Я ж говорю: голова!
…Леонидов спускался по лестнице. Разговор с Глебовым оптимизма не прибавил, во рту остался какой-то кислый привкус, и хотелось активно подвигаться, чтобы стряхнуть с себя сонное оцепенение, навеянное в напоминавшей стоячее болото квартире.
"Не достал, значит, Глебов взрывчатку. А вот насчет Коваленко - это уже интересно. Темпераментный, значит, мужчина. Морду управляющему бить - это уже способность к активному действию. Надо обязательно проверить этого защитника справедливости. Да, но это завтра, сейчас хорошо бы пожрать чего-нибудь и - спать. Спать, спать и еще раз спать. Только никаких Ляль и макарон", - подумал Леонидов и побежал в булочную.
Глава 7 ЕЩЕ ОДИН ВЕРНЫЙ СЛЕД
"Ох, утро туманное", - вздыхал Леонидов, сидя в четырехсотом автобусе, ехавшем в сторону Зеленограда около девяти часов зарождавшегося дня. Алексей жил как раз в районе "Речного вокзала", вечерами ему не раз приходилось наблюдать огромную очередь на этот автобус, и чего бы он себе никогда не пожелал - так это стать ее участником. Поэтому утренняя поездка его более чем устраивала: народ оттекал в совершенно противоположную сторону и в салоне было достаточно свободно.
Мысли в голове Леонидова шевелились, как клубок не совсем проснувшихся змей, вяло и нецеленаправленно. После подтверждения алиби Елистратова дело зашло в тупик. Людей, которые жаждали смерти удачливого бизнесмена, находилось предостаточно, но все они, как назло, имели именно на тот вечер железное "не мог". Вчера вечером Алексею удалось наконец дозвониться еще по одному из обозначенных в списке телефонов и услышать Ларису Никольскую. Та должна была прийти сегодня в два часа в управление и дать показания. Лилия Мильто, как удалось выяснить у ее недовольной мамаши, дома с недавних пор не проживала, и найти ее нынешнее местонахождение становилось проблематично. Адрес, по которому некогда обреталась Анна Гладышева, тоже оказался неверным. Трубку сняла квартирная хозяйка и тоном "отвяжитесь от меня" заявила, что квартирантка съехала в неизвестном направлении пару месяцев назад и никакого нового адреса, естественно, не оставила. Таким образом, оставалось только надеяться, что некогда весело проводивший с очаровательными девушками время Михаил Коваленко не утратил с ними связь и может помочь в поисках. Поэтому Леонидов мужественно боролся со сном в полупустом автобусе и тешил себя надеждой, что не пропадет его скорбный труд.
В дверь звонить пришлось долго. Если бы Глебов не сказал с такой уверенностью, что Михаил не просыпается раньше десяти, Леонидов давно бы прекратил сражение с дребезжащим звонком. Но он давил шатающуюся кнопку до тех пор, пока за дверью не послышались спотыкающиеся шаги и заковыристый мат. Наконец в слегка приоткрывшуюся дверь просунулась часть опухшего лица:
- Здравствуйте. Коваленко Михаил Анатольевич здесь проживает?
- Ты кто такой…?
- Капитан Леонидов Алексей Алексеевич. Московский уголовный розыск. Попрошу открыть дверь, - резко заявил Алексей и сунул удостоверение в заспанную физиономию. Физиономия отпрянула куда-то внутрь.
Дверь открылась. Коваленко стоял перед Леонидовым во всей своей красе, а именно: в полосатых, почти до колен трусах и- популярной у мужского населения футболке с надписью "Планета Голливуд". Серые волосы клочками торчали на большой, почти квадратной голове, лицо не отражало ни малейшего движения мысли.
Обозрев всю эту панораму, Леонидов сделал попытку привести объект в чувство:
- Вы в состоянии общаться, Михаил Анатольевич, или предпочитаете проехать в соответствующее учреждение?
Неизвестно, про какое учреждение подумал Коваленко, однако он, пробормотав что-то не поддающееся слуховому определению как слова, немедленно скрылся в ванной. Алексей прошел на кухню.
Если здесь когда-то и ели, то это было очень давно. Возле основательно подсохшей корки хлеба шмыгала стайка отъевшихся тараканов. В раковине лежала кастрюля с остатками древней пищи непонятного происхождения, основную же часть интерьера составляли водочные бутылки, преимущественно из-под "Смирнов-ки".
В ванной настойчиво булькала вода. Хрипение труб перемежалось с фырканьем просыпавшегося человека. Наконец он объявился на пороге, застегивая джинсы:
- Извиняюсь, погудели вчера маленько в кабаке. Приехал часа в два, или не в два, черт его знает. А сейчас сколько?
- Достаточно для начала рабочего дня. Моего, по крайней мере. Значит, хорошо вчера приняли, Михаил Анатольевич?
- Чего?
- Приняли, говорю, хорошо? Соображать можете? Речь мою воспринимаете или как?
- Да, вполне. Погодите, вы кто? Из какой милиции?
- Из уголовной. Занимаюсь расследованием убийства вашего бывшего шефа Серебрякова. Помните такую личность?
- А я-то здесь при чем?
- Вас уволили месяц назад, насколько мне известно. А убийство, как правило, вещь не случайная, мотив его зреет не один день. Возможно, вы поможете установить лиц, которые могли быть к этому причастны, угрожали, преследовали, ненавидели. Ну, наконец, объясните свою неприязнь к убитому. Кстати, где вы были вечером двадцать девятого августа?
- Я? Ха-ха-ха! Серьезно? Шлепнул Серебрякова? Двадцать девятое августа? Где был? - Он ржаво засмеялся, скрипя ссохшимся горлом.
- А разве вы не заимели на шефа зуб, когда он распорядился насчет увольнения вас и еще нескольких сотрудников, с которыми вы, Михаил Анатольевич, были в дружеских отношениях?
- Ха! Да я бы и сам ушел из этого гадючника. Охота смотреть на Валеркину харю! Баб нормальных - и тех не осталось. На рожи эти, что ли, смотреть? Никакой эстетики. А мужик без эстетики что конь без этого самого. Никакой работы, когда нет рядом красивых баб. Сплошное гестапо осталось, это если даже очень много выпить - все равно не поможет. Андестенд ми?
- Чего?
- Это по-английски. Понимаете меня, спрашиваю?
- Произношение ваше здорово смущает.
- Это во рту у меня как в туалете. Язык к небу прилип, а похмелиться нечем. Надо бы в магазин сгонять.
- Успеете. Как мужик мужика я вас понимаю. Значит, отсутствие эстетики, как вы это называете, и было основной причиной, по которой вы собирались уйти?
- Да причин было много на самом деле. Главное - неохота торчать целый день в магазине с этими отморозками. На работу - вовремя, с" работы - по звонку, как в собачьем питомнике, день пропустил - управляющий докладную строчит, покурить вышел - опять докладная. Не работа - каторга. А я личность, противодействующая угнетению, во мне такие порывы заложены! А тут весь день занят, никакой личной жизни, да и зарплата такая, что душе не развернуться. Да я схалтурю больше. У меня клиенты - кому софт на компьютер поставить, кому агрегат посмотреть, почему зависает, кому графику трехмерную запустить, детишки на ней помешались. В компьютерах я понимаю больше, чем в пылесосах, да и сканер могу посмотреть, принтер тоже не проблема. Эта пластмасса ломается нынче, как семечки. Вот и выходит - там десять баксов, там двадцатка, посерьезнее - так можно и полтинник срубить. А в магазине, в связи с кризисом, у меня последнее время за месяц только триста пятьдесят набегало. Ну, есть справедливость? Сто пятьдесят за квартиру отдай, а на остальные крутись как хочешь. Все выходные приходилось халтурить по частной клиентуре. Так и существовал: неделю на работе упахива-ешься, в выходные по своим. А жить когда?
Пока был коллектив нормальный, можно было еще терпеть. После работы отрывались. Здесь ведь как? То праздники, то дни рождения, то юбилеи, то просто конец рабочей недели - уж раза два в неделю найдется повод погудеть. Девки красивые - опять же есть обо что потереться. Когда в кладовочке, по пьяному делу, и перепихнешься. А мужику - много ли ему надо? У нас с Серебряковым, царство ему небесное, отношения нормальные были, он на это дело глаза закрывал. А если бы я не выпивал - быть бы мне управляющим, народ-то за меня стоял. Но - не могу не халявить. Слабость такая, понимаете? Если надо мной никого нет, так я волю сразу чувствую. Жизненный график их для меня как удавка: срывался иногда и давай гудеть! Конечно, на следующий день опоздание, выговор, снятие премии и все такое разное. В зарплату хлоп - опять стольника нет. А этот урод Валера сек каждый день. А сам такой дурак, что всю работу в магазине завалил. Поэтому я не стал дергаться, когда Паша сказал, что работы в торговом зале осталось только на одного менеджера, потому что был уверен, что оставят Борьку. И ушел я спокойно, у Бориса-то семья, ребенок, ему вкалывать надо, а я птица вольная. Да мне и по фигу, что эта работа, что другая. Потом звоню как-то раз: "Как там, Борис, в нашем магазинчике-то?" - а он мне спокойненько отвечает, что, мол, проработал немногим больше меня, через два дня выперли. Ну, я поинтересовался, что ж там, глобальное сокращение штатов, что ли, управляющий сам принтера выносит с пылесосами? А мой бывший коллега и заявляет, что взят вместо нас двоих один менеджер, мужик тупой, но свой, Валеры двоюродный братец. Тут я психанул, конечно, хотел идти бить рожу этому жирному борову, да тут халтурка подвернулась, день за день, забегался, а потом и остыл вовсе.
Конечно, другана мне жалко стало, хотел Бориса в долю взять, мужик он головастый, да совсем, видать, расклеился: ковыряется на каком-то складе с коробками, от людей шарахается. Не понимаю я его философию. Кому он чего докажет, если будет со своими мозгами и образованием в чернорабочих сидеть. Это как в анекдоте: назло кондуктору пойду пешком. Раза два я еще до Борьки домогался, а потом плюнул, вижу, жмется он, слова едва цедит, так дело у нас с ним и заглохло окончательно.
- А управляющему по морде проехались все-таки разок?
- А, это, наверно, Борис подсуетился рассказать? Было, было. Но я мужик горячий, но отходчивый: на потом ничего не переношу. Обидели меня - так сразу по мордам, а чтоб там счеты втихую сводить или интригами заниматься, так это увольте. Валера и сам на свою голову приключений найдет: чем больше деркма людям делаешь, тем больше его к тебе плывет. Захлебнется он рано или поздно и без моей помощи.
- А все-таки, Михаил Анатольевич, где вы были двадцать девятого августа в районе этак часиков десяти вечера?
- Ну, спросили. Я по вечерам дома не сижу, а главное, чисел не соблюдаю. У меня зарплата не по первым числам идет, мне все едино, что двадцать девятое, что пятое. Какой хоть день недели это был?
- Понедельник, говорят.
- А по понедельникам у меня обычно отходняк. Дурной день, никчемный. Спал, наверное, где ж я был? Двадцать девятое, двадцать девятое… Так, двадцать седьмого гуляли у Аньки на свадьбе, это я точно помню, в ресторане гуляли. А в воскресенье похмелялись уже у них дома, это тоже помню. Ну да, а как раз в понедельник я поехал к той бабе, что в ресторане снял, на этой самой свадьбе, показалось, что ничего себе телка. Сколько же я выпил, интересно? И чего только спьяну не померещится? Короче, оставила она мне свой телефончик, а я, не долго думая, взял да и звякнул в понедельник. Думаю, куй железо, пока горячо, а то потом и не вспомнит. Деваха эта вспомнила меня, конечно, ти-ли-вили, трали-вали, свидание назначили, я с утра подхалтурил маленько, побрился, одеколончиком дорогим себя облил. Приезжаю к метро, между прочим, не ближний свет: Матерь Божия! На полголовы выше меня, ноги худые, нос длинный. Но вечерок пришлось перекантоваться, не бежать же сразу, сам виноват. Но больше ни-ни. Эта мисс не в моем вкусе.
- Значит, вечер вы провели с той девушкой? У нее дома?
- Смеешься! Чего мне с ней дома делать? Я ж говорю, ошибочка вышла. Ну, повел ее в ресторан, в качестве компенсации, да и самому развлечься, чтоб вечер не пропадал.
- Во сколько вы были в ресторане?
- Да с девяти, кажется, и сидели.
- Телефончик не потеряли знакомой этой? .
- Забыл, как страшный сон. Хотя в записной книжке вроде остаться должен, не вычеркивать же. Постой, как там ее, Вика, Вера… Валя! Я же помню, что на "В". Где там они у меня, которые на эту букву? - Коваленко нашел записную книжку, зашелестел засаленными страницами. - Так, нашел, записывай, милиция.
- Ладно, проверим. - Леонидов сделал пометку в своем блокноте. - А у какой Ани вы так здорово на свадьбе погуляли двадцать седьмого числа? Не у вашей ли бывшей сослуживицы Анны Васильевны Гладышевой?
- Во! Все-то вы знаете! Проверяли, что ли, уже?
- Да нет, у вас хотел поинтересоваться. Она съехала с прежней квартиры и адресочек не оставила. Не подскажете, как ее можно отыскать?
- Анька-то вам зачем? У нее нынче медовый месяц. Они куда-то в однокомнатную с мужем переехали, тоже где-то в Строгино. А то Анька с теткой какой-то жила, молодой семьей не очень удобно, ну и съехала.
- Значит, Анна вышла замуж?
- Ну да. И фамилию поменяла, все как положено. Гуляли же мы, елки! Анька меня давно уже пригласила. Мировая баба! И мужик у нее классный. У Аньки все хорошо, так что вы ее не очень-то дергайте.
- Ее новый адрес и телефон у вас есть?
- Конечно, на букву "А" в той же книжке. - Он опять зашелестел затертыми страницами. Книженция была довольно пухлой.
- У вас что же, на каждую букву алфавита женщины есть? - не выдержал Леонидов.
- А на "Щ" разве имена бывают? - засмеялся Коваленко. - Я человек общительный и безотказный. Это что касается бабского пола.
- А Лилии Мильто, случайно, не было на той свадьбе?
- Как же без Лильки-то? Я с ней и пошел поначалу. Она девка красивая, проверенная, не то что та кикимора, на которую я спьяну польстился. У нас с Лилькой еще в магазине шуры-муры были, у нее насчет комплексов полный порядок: иначе говоря, полное отсутствие, но мужик я для нее не очень-то подходящий. Она ж с размахом мыслит, сразу же подцепила какого-то хмыря в костюмчике, с сотовым телефончиком, все как полагается для солидной жизни. Но я не в обиде, все правильно: девочке свое будущее надо устраивать. Мы друг к другу безо всяких там претензий: встретились, разбежались, никаких взаимных обязательств. Мне дорогих баб содержать не по карману, а жениться вроде бы рановато. Молодой я еще. - Он вздохнул и потер лысеющий, покрытый взъерошенными волосами череп.
- Адрес Лилии у вас есть?
- Да она же на Фрунзенской живет, с родителями.
- Как выяснилось, уже не живет. Во всяком случае, мама ее это отрицает.
- Ну да, там, конечно, мама! Экземплярчик, доложу я вам, еще тот. А мне Лилька ничего не сказала. Вот змея! Думает, я к ее хахалю заявлюсь, что ли? Дура!
- Значит, я правильно понял, что адрес и телефон ее вы не знаете?
- Правильно. Ну, дает деваха! Загуляла. Нашла себе "сотового" мужика, значит. Видали бы вы, в каком она прикиде на работу ходила, мужики так и сыпались! Ну, потом, как полагается, визиточки, сувенирчики, звоночки. Но не везло. Лильке все хочется сразу: чтоб в готовом виде принц с лимузином - сел и поехал в супермодный круиз. А там бац-бац - ив дамки: шиншилловые шубы, бриллианты, квартира, тачка. С размахом девушка, я же говорю. Значит, кто-то клюнул, раз она ушла от своей мамаши.
- Что ж, спасибо, Михаил Анатольевич. Комментарии ваши я во внимание приму. Поправляйтесь тут. - Леонидов со значением кивнул на внушительную батарею водочных бутылок под столом. На них лежал основательный слой пыли, видно, до сдачи посуды в целях поправки здоровья хозяин еще не опустился, тара шла прямиком в мусоропровод, когда на кухне не оставалось свободного места.
Коваленко вздохнул с явным облегчением и повел Алексея к дверям. Конечно, в подозреваемые он не очень-то годился, но алиби проверить стоило. К тому же информация о двух девушках была Леонидову не лишней. Как знать, куда мог этот следок привести.
Было половина одиннадцатого, в двенадцать должны были прийти два подростка, также получившие свою долю несправедливости от империи Серебрякова. Они действительно пришли ровно в двенадцать.
"Ответственные ребята", - подумал слегка опоздавший Леонидов, разглядывая двух удивительно похожих парней, с одинаковыми стрижками, открывавшими бритый затылок, в одинаковых тяжелых башмаках, только один, посмелее, был с серьгой в ухе. Ребята были крепкие, накачанные, под легкими куртками угадывался каскад внушительных мышц. Они озирались.
- Проходите, молодые люди, - кивнул запыхавшийся Леонидов.
Парни боком протиснулись в кабинет.
- Стульчик второй поближе поставьте и поближе ко мне, ребята, - попросил парней Алексей. Кинулись оба. "Дети еще", - подумал Леонидов, хотя "дети" были покрупнее его и на полголовы выше.
- Ну, кто из вас Николай Петрович, кто Иван Александрович?
- Я Харламов Иван, - подал голос тот, что с серьгой. Второй промолчал.
- Ну, а ты, значит, Иванов? - спросил его Алексей.
Парень молча кивнул. Ноги размера этак сорок четвертого он поджал под стул, взглядом уперся приблизительно туда же.
- Коля, а ты управляющему вашему бывшему, случаем, не родственник?
- Был бы я родственником, он бы меня попер? - хмыкнул застенчивый юноша.
- Однофамильцы, значит? Сколько ж вам лет, ребята?
- Девятнадцать, - откликнулся Харламов.