- Ну пойдем. Только не долго, а то мне скучно станет.
- А ты иди с Сережкой к игровым автоматам.
- Ладно.
Они провели в главном здании еще полтора часа. Возвращаться обратно в свой номер никому не хотелось.
"Долго еще этот Семеркин будет допрашивать народ? Пойду все-таки. Сколько же можно прятаться?" - решился наконец Алексей.
Он отыскал Сашу и Сережку и повел их в гардероб получать одежду. Как ни медленно они шли обратно, оттягивая момент возвращения, все равно тропинка привела к красному кирпичному зданию, у подъезда которого стояли милицейская машина и "скорая помощь". Алексей со вздохом начал подниматься по ступенькам. Плохое предчувствие поселилось где-то в животе, рядом с желудком.
Людей, обладающих даром интуиции, предчувствие редко обманывает. Сейчас оно материализовалось в виде разъяренного Семеркина, бросившегося навстречу Алексею аж с самой середины холла.
- Что же вы, а?
- А в чем, собственно, дело?
- У меня на территории маньяк разгуливает, полгода поймать не можем, куча трупов со следами насильственной смерти, бог знает сколько дел в процессе расследования, а вы мне мозги канифолите!
- Погодите, погодите. Незачем так орать. Что случилось-то?
- Ну, как же? Это же никакое не убийство!
- Как? - Леонидов даже замер от неожиданности.
- Да все говорят!
- Не кричите вы так, Вячеслав Олегович. Отойдем, люди на нас смотрят. - Алексей подтолкнул старшего лейтенанта в сторону боковой комнаты и, когда тот вошел, плотно прикрыл дверь.
- А теперь спокойно и подробно: что говорят все?
- Что этот Иванов сам с балкона свалился.
- Каким образом?
- Ну, это он, оказывается, убил Сергеева Павла Петровича, а потом, когда понял, что есть свидетели и дело труба, спрыгнул с балкона. Самоубийство.
- Так. Что, кто-то видел, как это произошло?
- Ну да. Вчера вечером, когда отдыхающие после ужина остались в холле, Иванов напился как свинья. Потом неожиданно поднялся на балкон и спрыгнул вниз.
- На глазах у изумленной публики?
- Что?
- Кто при этом присутствовал?
- Так, сейчас посмотрю… Вот, у меня все записано: Константин Петрович Манцев, жена покойного Татьяна Иванова, Ольга Николаевна Минаева, Акимцева Наталья Андреевна, Глебов Борис Аркадьевич, Рыженкова Елизавета Валентиновна, Липатов Андрей Леонидович, Марина Сергеевна Лазаревич, Александр Витальевич Иванов…
- Так, почти вся компания. Ясно. Барышева не было?
- Нет, Сергей Сергеевич Барышев с женой ушел раньше, чем все это произошло.
- Очень интересно. А Ирина Сергеевна Серебрякова?
- Ее не было, но она подтверждает, что отношения между Сергеевым и Ивановым были очень напряженные. Они были врагами.
- Вы же утверждали, что с Сергеевым произошел несчастный случай?
- Ошибся. Знаете, как бывает. Несколько человек мне подробно рассказали, что Иванов и Сергеев пошли беседовать на балкон. А после случившегося двоюродный брат Иванова первым выбежал из этой комнаты и видел, как управляющий спустился вниз и нагнулся над телом.
- Да, но ведь Саша Иванов не один был в той комнате.
- Ну да, со своей невестой. Она тоже все подтвердила.
- Что?!
- Эльза Шеина ждет ребенка от Александра Иванова, они собираются пожениться. Эльза Карловна, услышав звук глухого удара, вышла вместе со своим женихом, и она полностью подтверждает его показания.
- Не может быть!
- Как это не может? У меня все записано. Вот. - Семеркин яростно зашуршал какими-то бумажками.
- Бред какой-то!
- Почему это бред? Очень даже не бред. Дело я оформлю, как положено, и закрою. - Вячеслав Олегович довольно облизал мясистые красные губы.
- А почему Иванов никакой записки не оставил?
- Слушайте, а что, так вот все самоубийцы и делают?
- Большинство.
- Ну, значит, он не большинство.
- А как же экспертиза? - А что экспертиза?
- На теле двойной удар на виске и синяк на шее.
- А это уже вы придумали. Коля мне так и сказал: приезжий капитан из МУРа велел написать. Слушайте, чего это вы лезете? У меня тут куча показаний, в которых все так ясно и понятно. Чего тут копать?
- Слушай, Семеркин, да ты сам-то веришь, что можно с такой точностью попасть на угол стола, спрыгнув с этого дурацкого балкона? Ну, в худшем случае будетперелом ноги. И то если здорово постараться. Можно и ушибами отделаться.
- А Сергеев, значит, мог попасть на этот угол?
- Да, случайно попал.
- Ну и Иванов случайно попал. Если можно один раз попасть, почему два нельзя?
- Потому что есть такая штука, как теория вероятности. Ты математику в школе изучал?
- Мало ли кто чего изучал.
- И почему такой странный способ покончить с собой? Петля на шее куда надежнее.
- Кому как нравится. Я тут психологией заниматься не собираюсь. Факты есть факты. Все. Кроме вас, мнение у всех единое. А вы спали.
- Вот это-то меня и пугает. Единственный свидетель, который нисколько не заинтересован в делах фирмы и мог бы дать наиболее объективные показания, оказывается без грамма спиртного в полном отрубе. А если мне в чай снотворное подмешали?
- Докажите. У кого есть снотворное?
- У одной девушки были таблетки, которыми можно слона свалить, но она отбыла с предыдущим мертвым телом.
- Вот именно, отбыла. Вместе с таблетками.
- Постойте, есть еще моя жена! Как я забыл! Саша! Она что говорит?
- Ничего. Спала, ничего не слышала.
- А удар? Такой грохот должен был ее разбудить, а она ничего не слышала. Значит, ничего не было! Ладно, я вам найду еще свидетелей.
- Слушайте, вам копать не надоело? Так все хорошо складывается. Ведь такое про этого Иванова рассказывают! Оставьте вы все как есть. А, капитан?
- И много дел вы уже таким образом подогнали?
- Я, между прочим, при исполнении. - Семеркин встал, расправил плечи. Поправил зачем-то брючный ремень. - У меня взысканий в деле нет, одни благодарности.
- Не сомневаюсь. Ладно, свободен.
- У меня, между прочим, есть свое начальство.
- Да все у тебя между прочим. - Леонидов отшвырнул хлипкий стул и вышел в коридор.
Последовала немая сцена, как в гоголевском "Ревизоре". Присутствующие замерли, разглядывая Алексея. Кто-то держал у рта недопитый стакан и не спешил из него отхлебывать, кто-то не донес до рта зажженную сигарету.
- Что, довольны? Поздравляю! Похоже, я здесь лишний. Счастливо насладиться плодами собственной гнусности!
- Эй, Леха! Леонидов! - дернулся было за ним Ба-рышев.
Алексей хлопнул дверью перед его носом и устало прислонился спиной к холодной стене.
Саша пришивала пуговицу к Сережкиной рубашке. Она подняла на вошедшего мужа печальные синие глаза.
- Что случилось?
- Нет, ты слышала? Все присутствующие, за редким исключением, заявили, что у них на, виду Иванов сам спрыгнул с балкона!
- Ну и что? - Саша зубами откусила нитку, отложила в сторону рубашку.
- Как что? Но ведь это же неправда!
- А ты знаешь правду?
- Узнаю! - Он упрямо мотнул головой.
- А кому, кроме тебя, эта правда нужна?
- Людям.
- Ой ли? Да им плевать и на твоего Иванова, и на то, кто будет впаривать покупателям очередные утюги и пылесосы. А те, кому не наплевать, свой выбор сделали. Так что успокойся.
- Но ведь управляющего убили? А кстати, ты же сказала, что ничего не слышала. Во сколько ты ушла спать?
- Около двенадцати.
- Вот! Пока косметику смыла, пока волосы расчесала. А ничего не было слышно в коридоре. Нн-че-го! Тишина. Это ты пойдешь и сейчас подтвердишь, а там посмотрим, как этот Семеркин завертится.
- Нет, - тихо сказала Саша.
- Не понял?
- Никуда я не пойду. Можешь сейчас кричать, ругаться, даже матом, разводом угрожать… Но если меня попросят еще раз дать показания, я скажу, что ошиблась.
- Как это - ошиблась?
- Я слышала звук глухого удара от падения Иванова.-
- Что ты сказала?
- То, что слышал. Поэтому если не хочешь, чтобы я врала, не мешай тому милиционеру. Пусть делает, что считает нужным. Пусть в деле останется тот скромный факт, что я просто спала и ничего не помню.
- Ты дура!
Сережка испуганно заревел. Леонидов схватил его в охапку^ быстро-быстро заговорил:
- Извини, извини, извини… Я не хотел. Чушь какая-то! Кто тебя попросил? Анька? Барышев?
- Никто.
- Ты врешь. Ты добрая, хорошая, честная. Я тебя полюбил за то, что ты была лучше, чем они все. Ты что, притворялась, что ли? Нарочно?
- Я человек. У м. еня тоже бывают подленькие мыслишки, и хочется сделать хорошо именно для себя, а не для дяди или тети. Только не сейчас. Ты не прав, Леша. Они хорошие.
Он рухнул на кровать, отвернулся к стене. Несколько минут прошло в напряженном молчании. Саша не выдержала:
- Леша! Поговори со мной.
- Слушай, да отстань ты от меня! Надоело!
Он вскочил, чувствуя, что не может больше оставаться здесь, в этой комнате, в этом доме, в этой стране. И вообще на этом земном шаре. Выскочил в коридор, на лестницу, потом из коттеджа. Тело Валерия Иванова грузили в машину. Окружающие, вяло переговариваясь, топтались в ожидании, когда же все кончится. Самое странное, что ни жена, ни любовница сопровождать Валерия Иванова в морг не собирались. Они стояли почему-то рядом, чуть ли не обнявшись, и лица у обеих были какие-то умиротворенные.
Леонидов решительно зашагал в сторону леса, спотыкаясь о твердые ледяные комья. Холода он не чувствовал, только странную пустоту внутри.
Почему никто не любил Иванова? Эльза говорит, что любила. Сама она не знает, что это у нее было, раз сгоряча захотела отмщения и в течение двух часов передумала. Жена открестилась, любовница предала, коллеги покрывают убийцу. Жил человек, в душу всем плевал. А я правды для него хочу. Правды! Почему хочу? Потому что я такой хороший? Нет! Просто доказать, что прав. Иногда человек рогом упирается не из-за материальных благ, а из чего-то непонятного, что называют принципами. Какие к черту принципы? Ослиное упрямство. Я не пойду против, никого не стану сажать и ничего не буду доказывать. Я просто сегодня все выясню и им всем скажу. Просто скажу. От этого мне станет хорошо. А накажут они себя сами. Вот так.
Алексей уходил все дальше в лес, чувствуя, что начинает замерзать. Сзади раздался какой-то топот. Он оглянулся и увидел Барышева с теплой курткой.
- Леха, постой!
- Чего тебе?
- Да так, переживаю.
- По поводу?
- Подумал, что ты пошел вешаться.
- Я бы лучше с балкона спрыгнул, как бедняга Иванов. Согласно, теории вероятности, все, что оттуда сваливается, точнехонько попадает виском прямо об угол стола.
- Ладно, брось.
- Слушай, я ведь было подумал, что ты мне друг.
- А что изменилось?
- Скажи честно: твоя работа?
- Ну, хорошо. Чем тебе поклясться, что я никого в этом санатории не убивал? Или ты совсем никому не веришь?
- Почему? Верю.
- Хочешь, я тебе одну правду скажу, только ты не обижайся.
- Ну, говори.
- Знаешь, Леха, людей нормальных на этой планете нет, это факт. У каждого свой пунктик имеется. Если не знаешь про этот пунктик, то человек тебе вроде бы кажется нормальным. Но все равно он втайне свою страстишку лелеет. Один, например, по бабам с ума сходит, меняет их, думая, что следующая будет той самой-самой. Другой на машинах помешан, вылизывает железную голубушку, последние бабки в нее вкладывает. Третий марки собирает или еще какое-нибудь дерьмо. И каждый про другого думает: дурак он, что ли? А бывают тронутые своей работой: дом для них так, перевалочный пункт. Вот намаяться где-то, чтобы конечности гудели и башка была чугунная, - это кайф! У тебя вот кайф приходит, когда ты до истины докапываешься. Ты хоть интересуешься иногда, чем все кончилось, когда дело к следователю ушло? Уверен, что нет. Тебе главное - найти. Решить очередную задачку. Да и решай ты их себе на здоровье, только прежде чем свои выводы обнародовать, подумай о тех, кому с этим жить.
- Ну, спасибо, просветил. А у тебя, прости за нескромность, какой пунктик? Не поделишься или стыдно?
- Почему? Я, например, жену свою очень люблю.
- Так и я люблю. Это неинтересно.
- Любить по-разному можно. На меня собственная сила давит, поэтому все маленькое и слабое вызывает потребность защищать. А чтобы кайф сильнее был, я эту потребность не распыляю, а концентрирую на одном объекте.
- Я не знал, Барышев, что ты такой философ.
- А ты думаешь, что иметь мозги - твоя привилегия? Всякий дурак иногда бывает очень мудрым. Так что ты дурить кончай. Пойдем в коттедж, представители власти уже убрались со своим трофеем, завтра с утра и мы двинемся. Отдохнули, нечего сказать.
- Да, все правильно, все хорошо, только жить почему-то не хочется.
- А ты живи. Ищи, ради Христа, свою истину. Может, ты и есть пророк в своем отечестве. А? - Барышев слегка подтолкнул Алексея в бок. - Ну что, мир?
- Сам не знаю. Я так сразу не могу.
- А ты попроще. Теорию разумного эгоизма все в школе изучали. Если тебе хорошо, то и другим нормально.
- Что-то я сомневаюсь в правильности твоего изложения. Надо у жены поинтересоваться, что она там преподает.
- Сашку ты зря обижаешь. Повезло тебе, а ты ее все время вроде как золотую монету на зуб пробуешь: настоящая или нет. Может, хватит?
- Все, сдаюсь! Достал ты меня, честное слово.
- Пошли в картишки перекинемся. Это у тебя здорово получается.
- Должен же и я какие-то таланты иметь.
- Ладно прибедняться. Ты, как красивая девка, на комплимент, что ли, напрашиваешься?
- А ты только гадости умеешь говорить?
- Это лучше у моей жены поинтересоваться, чего я там умею говорить.
Так, подкалывая друг друга, они добрели до своего коттеджа. Там уже царило оживление. После того как исчез источник напряжения, людей охватила эйфория. Кто-то уже сообразил накрыть злосчастный угол чистым полотенцем, кто-то собирал с народа деньги на поход в местный бар, кто-то тащил к столу продуктовые запасы. У Леонидова возникло впечатление, что сотрудники "Алексера" собираются праздновать удачно провернутое дело. Алексея замечали, но делали вид, что ничего не случилось. Он тоже сделал вид, что принимает правила игры, и пошел искать Александру.
Жена сидела в их номере в кресле с какой-то книжкой в руках и делала вид, что читает. По ее щекам стекали слезы и капали вниз, оставляя следы на серой бумаге. Саша молчала, старательно листая страницы. Сережку она отпустила, и он убежал к детям, но реветь в голос Александра стеснялась. Алексей стремительно выхватил у нее книгу, шлепнулся на колени возле кресла и уткнулся головой в Сашин согретый мягким шерстяным свитером живот.
- Саш, ну не реви. Прости, а? - Он поднял лицо, по-собачьи пытаясь заглянуть в ее мокрые испуганные глаза.
- Ты меня совсем-совсем не любишь? - хлюпнула она.
- Ну вот, опять. Люблю. Тысячу раз сказать? Хочешь, буду здесь сидеть и бубнить: люблю, люблю, люблю, пока не охрипну? Тебе легче будет?
- Легче, - по-детски протянула Саша.
- Я начинаю. Люблю, люблю, люблю, люблю… - Он перевел дыхание.
- Что ж ты остановился?
- Жду, может, ты меня пожалеешь. Разве недостаточно знать, что я могу сделать то, что пообещал? Ведь если мужчина обещает всю жизнь носить женщину на руках, не заставит же она его в конце концов надорваться? Если любит, конечно.
- Ладно, Лешка, ты всегда вывернешься. - Саша перестала реветь, вытерла лицо подвернувшимся под руку полотенцем и потянулась за зеркалом.
Алексей перехватил ее руку, прижался губами к холодной шершавой коже.
- Сашка, я больше не буду.
- Будешь. Через день опять все начнется снова: ты будешь злиться, говорить гадости, а я прощать.
- Ты добрая, а я злой.
- Ты злой, пока я остаюсь такой доброй и пока тебе все это позволяю.
- Не позволяй.
- Бить тебя, что ли?
- А я сильнее.
- Что? Да мы с тобой почти одного роста!
- Почти не считается. К тому же у меня мускулы.
- Ну-ка, где там твои мускулы? - Саша попыталась повалить мужа на постель.
- Не дергайся, женщина. - Алексей быстро перевернулся вместе с ней, оказавшись сверху и прижав всем телом Сашины плечи. - Можно тебя поцеловать?
- Ты же меня держишь. Целуй.
- А насильно неинтересно. Я хочу знать, что ты меня простила.
- Простила. - Саша вывернулась и потянулась к его губам.
Они целовались нежно и долго. Алексей терся носом о нежную, прохладную кожу и вдыхал, вдыхал родной любимый запах. И тут в дверь неожиданно постучали.
- Не откроем? - шепнула Саша.
- У нас еще вся жизнь впереди. - Алексей чмокнул ее в нос и спрыгнул с кровати.
В дверях стояла засмущавшаяся вдруг Анечка Барышева.
- Помешала?
- Почти. Заходи, помириться мы все равно уже успели.
- Ой, а я подумала, может, вы голодные? Там ребята на стол накрывают.
- Мы в столовую ходили, старший лейтенант сжалился. Разве только за компанию.
- Чайку попьете.
- Попьем. Сейчас. - Алексей покосился на Сашу. Она поспешно припудривала нос и подкрашивала губы. Анечка извинилась еще раз и исчезла.
- Сашка, кончай марафет наводить, там никого нет во фраках.
- Хочешь, чтобы все знали, что я ревела? - Она наконец встала и подтолкнула мужа к дверям.
Они тихонечко прошли к столу. В углу дивана сидела Ирина Сергеевна, рядом с ней оставалось пустое пространство. Алексей решительно протиснулся к ней.
- Не прогоните?
Серебрякова попыталась выдавить из себя какую-то любезность и чуть подвинулась. Поскольку Калачевы уехали, а все начальство мужского пола отправилось в морг, застольем заправлял молоденький Коля. Остальные мужчины вели себя вяло, стесняясь воспользоваться поводом напиться и снять напряжение. Юный Коля решительно управлялся с бутылками и стаканами, игнорируя неубедительные отговорки народа. При этом он бубнил себе под нос; "Ломаются все, подумаешь, чего ломаются?"
- Можно, я за вами поухаживаю, Ирина Сергеевна? - спросил Алексей Серебрякову. - Вы выпить хотите? За помин души?
- Хочу, - неожиданно ответила женщина.
- Что налить? Вина?
- Водки. Соком только разбавьте.
- Не знал, что вы употребляете столь крепкие напитки.
Она ничего не сказала, молча взяла стакан. Леонидов сделал себе такую же смесь, налил немного десертного вина жене. За столом возникла пауза. Пить без вступительного слова было неловко, высказаться по поводу причины застолья присутствующие не решались. Леонидов решился.
- Я как самый виноватый. Чокаться все равно не положено, так что поднимем стаканы молча. Для надгробного слова время еще не пришло, да и прав у меня таких нет, чтобы эти речи произносить. Сейчас мы выпьем за то, чтобы не чувствовать себя виноватыми. Возражения есть?
Все молчали, шаря глазами по стенам, разглядывали друг друга. Алексей решительно влил в себя содержимое стакана и сел. Серебрякова тоже выпила до дна. Ее примеру последовали остальные. Леонидов снова перехватил инициативу: