- Да хватит вам уже, - сказал Леонидов. - У меня тут в связи с вами со всеми странные ассоциации возникают, фильм один вспомнил, документальный, из мира животных. Оказывается, наши предки, какие-то там обезьяны, питаются не просто мясом, а мясом своих сородичей. Так вот там, в этом кино, голодная стая наметила в жертвы мартышку, из своих. Они совсем озверели, все зажимали ее на дерево, окружали, рычали, ревели, а потом, когда загнали совсем, просто разорвали на куски.
Саша Иванов сорвался на крик:
- Ты сам мартышка. Такие всегда лезут, куда их не просят. И, между прочим, из-за вас все так по-дурацки заканчивается.
Семеркин влез в разговор, явно торопясь поскорее закруглиться:
- Отношения свои потом можете выяснить, все это милиции не интересно, нам факты нужны.
- Ирина Сергеевна, я вас отвезу? Вы впереди сядете, а Леонидовы сзади. Сережу на руки возьмут, доедем как-нибудь, - засуетилась Марина Лазаревич.
- Хорошо, Мариша. Вызывайте дежурную, через час будем сдавать коттедж.
- А кто за телом приедет? - вмешался Семеркин. - Родители у нее где?
- Да кто их знает, - заметил Манцев.
- У меня есть телефон, - вздохнула Марина. - Ольга давала мне свой адрес, это где-то в Подмосковье. Маленький такой городок. Я позвоню, когда приеду, скажите только, где тело забирать. И когда.
- Вот сегодня вскрытие сделаем, надо же причину смерти… - заикнулся молоденький эксперт.
- Значит, завтра, - еще раз вздохнула Марина.
- Все, уносим, мужики, - велел Семеркин, и они пошли за носилками.
Минут через десять Саша уже лихорадочно запихивала в объемистую сумку тряпки. Она бегала из ванной комнаты то к тумбочке, то к. креслам, заглядывала под кровати, пыталась сдвинуть мебель.
- Да не суетись ты так, - не выдержал Алексей. - Все равно раньше Серебряковой не уедешь, а она отправится последней, потому что все бумаги у нее.
- Как бы чего не забыть.
- У тебя что, золотой запас России с собой, что ли? Ну, забудешь какую-нибудь ерунду, не велика потеря. Что ты так нервничаешь?
Саша села на кровать и заплакала.
- Ну, вот опять. Слушай, ты дома столько не ревешь, а здесь сплошное озеро Байкал. Ну что теперь?
- Леш, ты меня простишь?
- За что?
- Я не знала, что это они Валеру убили. Мне Аня сказала, что была драка.
- Значит, я был прав?
- Да.
- Бедная Анечка! Значит, для всех добреньких была разработана именно эта версия, и ты, дуреха, вместе со своей Анькой на нее попалась. А ей кто доложился?
- Муж.
- Серега? Значит, он все знал?
- Хочешь, я пойду в милицию и во всем признаюсь?
- Куда?! Сиди, идеалистка. Знаешь, что после драки не делают?
- Я думала, что Валера здесь самый плохой. Его так все ругали.
- Глупая моя девочка. Ну когда ты перестанешь так по-дурацки, без оглядки верить людям? Так и не научила тебя ничему жизнь. Саш, ну сколько можно быть ребенком?
- Он Аню уволил.
- Ане твоей еще достанется. Что еще показалось тебе таким мерзким в управляющем, кроме огромного живота? Когда ты поймешь, что не все физически симпатичные люди добрые и милые? Это только в твоей литературе лицо - зеркало души.
- Да не лицо, ты путаешь.
- Какая разница? Да что там говорить, Барышев - и то попался…
Тут раздался стук в дверь, и голос Сереги Барышева прогудел:
- Леха, ты еще здесь? - Барышев просунул в дверной проем голову. - Можно?
- Чего тебе?
- Мы сейчас уезжаем.
- На чем?
- Да у меня старый папашин "жигуль", милая сердцу "копеечка". Хотел тебя захватить, только подумал, что ты больше к серебряковскому "пассату" привычный. Мы остальных дожидаться не будем, наши комнаты все равно на первом этаже, а там уже тетка с ключами шурует. Что, не увидимся больше?
- Как не увидимся? - вмешалась Саша. - Разве вы к нам в гости не придете? Аня обещала.
- Леха, ты как? - попытался заглянуть в глаза Леонидову Сергей.
- Чем же они тебя купили?
- Кто?
- Иванов и компания. Ты же знал, что Валеру убили?
- Да ради Аньки все. Сашка Иванов пообещал, что Татьяна уволится, ей теперь все равно, а про Пашу я и правда толком ничего не знал. До того, как Костя не раскололся.
- То-то ты сначала с таким рвением за это дело взялся.
- Лех, ты прости. Ну рвется она на работу. Молодая, красивая, найдется какой-нибудь дурак, будет потом реветь, я же не могу ее весь день караулить. А там все знакомые, все меня знают, и я знаю, что никто не посмеет тронуть.
- Что ж ты по такому случаю сам Валеру не придушил? Тебе бы и по башке бить не понадобилось, знаешь небось, куда давить. Я когда синяк увидел на шее, грешным делом на тебя подумал.
- Я не могу. Одно дело, когда приказ, когда чужие, а здесь - свои.
- Ладно, чего теперь.
- Ну, так ты меня простишь?
- Погоди, дай улежаться. Не сразу же?
- Что, значит, не придете на старый Новый год?
- Не знаю. Но на Восьмое марта приедем точно. Барышев рассмеялся:
- Спасибо, не до лета будешь дуться, благодетель.
Не хочу по-плохому расставаться: хороший ты мужик, Леха. Руку-то пожмешь на прощанье?
- Если ты меня инвалидом не оставишь.
- Как можно? При жене?
Они протянули друг другу руки, рассмеялись напряженно, но уже по-доброму, Барышев подмигнул Александре и пошел выносить из своего номера вещи.
Леонидов взял у жены сумку и начал складывать кое-как в нее вещи.
- Что ты делаешь? - закричала Александра. - Они же так все не влезут!
- Это у тебя не влезут. - Алексей прыгнул на баул и стал топтаться на нем, уминая вещи. Жена с отчаянием смотрела на это безобразие, с трудом сдерживая слезы. Сережка же, наоборот, довольно заулюлюкал и тоже изо всей силы пнул ногой сумку.
- Можно, я тоже? Можно?
- Ну, вот и все, - сказал Леонидов, с трудом затягивая "молнию".
По коридору пробегал народ, кто-то искал стаканы, кто-то полотенца.
- Вы свою мебель не выносили? - спросил тащивший к выходу две большие сумки Коля. - А посуду?
- Елки! Александра, что там у нас было?
- Сейчас тетка со списком придет, все с вас спросит! - крикнул Коля уже с лестницы.
- Утешил, - вздохнул Леонидов. - Пойду возьму хоть стаканы, пока все не растащили.
- Какие стаканы, ты же их вчера побил.
- Да? Тогда сядем подождем.
Саша расположилась на диване, Алексей стал помогать мужикам растаскивать по комнатам казенную мебель. Наконец объявилась толстая тетка с не менее толстой тетрадкой и стала визжать дурным голосом:
- Да что ж это здеся такое творится? Ладно, они тут все друг друга поубивали, милиция кажный день подъезжает, а тут еще мои мебеля! Где стаканы граненые - три штуки в каждой комнате? Где тумбы прикроватные три штуки? Полотенца - на лицо по одному? Где? Сдавайте мне номера, я вас никуда не выпущу!
Леонидов поморщился при виде этого приступа должностного рвения и попытался было влезть, но из своей комнаты появилась измученная Серебрякова.
- Алексей Алексеевич, не поможете мне вынести сумки?
Он послушно пошел за ее вещами, услышав за спиной негромкое:
- Не надо так кричать, сколько я вам должна?
- Да вы о чем себе понимаете? Это же казенное имущество.
Раздалось шуршание купюр, и визжащий голос стал постепенно сходить на нет:
- Я сама, что ли, буду все покупать?..
Видимо, тетка получила еще одну, самую окончательную бумажку, потому что сразу затихла и пошла закрывать комнаты.
- Все? - спросил Леонидов, вынося серебряковскую сумку.
- Да, пошли к машинам, - ответила Ирина Сергеевна.
- Ну, слава богу! - вздохнула Саша.
Из дальнего конца коридора выволакивал вещи Юра Клинкевич, за ним шла Наташа, пытаясь пристроить на плечо сползающий ремешок сумки.
- Все, что ли? - крикнула тетка. - Закрываю!
- Да сделайте одолжение, - не выдержал Алексей.
Они пошли к лестнице, оставив позади себя растерзанную, загаженную пустоту старого паркета и тишину, прерываемую только скрежетом запираемых замков.
На первом этаже уже никого не было. На салатной стене давно остановившиеся часы показывали вечные два пятнадцать. Леонидовы и Ирина Сергеевна вышли на улицу. Коттедж величественно выступал из сугробов, которые подтачивала капающая с крыш влага, над ним низко стелилось дымчатое небо. Мерзкая, как и настроение у отъезжающих, погода. Впереди маячило несколько знакомых фигур, направляющихся к воротам. Алексей тащил две огромные сумки, как можно быстрее, - женщины и Сережка с трудом поспевали за ним.
Наконец они вышли к воротам. Сотрудники фирмы и сопровождающие их лица переминались с ноги на ногу, дожидаясь сигнала садиться по машинам. Уехали только Барышевы, прихватив с собой семью Глебовых.
- Как размещаться будем? - спросил кто-то из молодежи.
- Да прыгайте куда придется, все равно на похороны ехать. А там разберемся, - сказал Манцев.
- Мы с детьми никуда не поедем, - сразу заявила Юлия Николаевна Казначеева. - Мы возьмем Валерию Семеновну, Павлика - и по домам. Кто-нибудь один может сесть в нашу машину.
Никто не выказал желания, и Казначеева пошла заводить свою "восьмерку". Татьяна Иванова повернулась к Эльзе:
- Я могу тебя и Лизу захватить. И Саша с нами сядет. Мы, наверное, поедем, все-таки надо, чтобы кто-то с работы был. Ну что?
- Да, конечно, - поддержал ее Иванов-младший. - Сама поведешь?
- А у тебя что, права есть? - съязвила Татьяна.
- Представь себе, позаботился.
- Ну, заводи тогда. - Она бросила Иванову ключи. - Синяя "ауди", помнишь хоть, на чем мы сюда приехали?
- Разберемся. - Саша рысью побежал на стоянку. Манцев без всяких комментариев вывел свои далеко не новые "Жигули", кивнул Наталье Акимцевой, Юре и Липатову:
- Чего стоите? Все едут на похороны.
- А ты что, уже начальник? - огрызнулась Наташа. Липатов полез в машину молча. Ему в спину уперся неприязненный взгляд Ирины Сергеевны.
- Ну а мы как? - спросила она Алексея.
- Сережку не хочется тащить. Если мы их с Александрой завезем домой, то я к вам присоединюсь.
- Нам не очень большой крюк делать, завезем конечно, - отозвалась Марина. - Ирина Сергеевна, как?
- Ключи возьми, Марина. Помнишь мой "пассат"?
- Конечно.
Марина тоже направилась на стоянку. Леонидов провожал глазами отъезжающие машины. Его мучило ощущение страшной пустоты. Действовало на нервы все: ненужные обязательные слова, растекающаяся под ногами грязь, вонь сгорающего в двигателе бензина, усталые глаза Серебряковой. Жена нерешительно топталась рядом, стесняясь первой лезть в дорогую блестящую машину.
- Давай залезай в середину, - подтолкнул он ее.
- Я к окошку, - заканючил Сережка. Серебрякова молча открыла переднюю дверцу.
- Ну теперь уже точно все, - сказала она. - Поехали, Марина.
Красные кирпичные дома мелькнули за стеклом и остались на поле, а машина поползла по мокрой дороге в сторону леса. Там, среди елок, смотреть на окружающий мир стало уже не так противно. Изморось затянула стекло, Марина поежилась и включила печку и магнитолу. Под уютное тепло и мягкие звуки ласкающей музыки Леонидов задремал, прижимая к себе Сережку. Ему уже стало легче.
Вместо эпилога
Коммерческий директор фирмы "Алексер" Павел Петрович Сергеев лежал в гробу, одетый в свой самый дорогой и красивый костюм. У ворот кладбища стояла его дорогая, красивая блестящая машина, на которой привезла родню Сергеева красивая и тоже дорогая женщина, при жизни бывшая его любовницей. Все эти ценные вещи, включая двухкомнатную квартиру в престижном районе столицы, он оставлял здесь, на земле, в наследство своим многочисленным, переминающимся от нетерпения у гроба родственникам. Павел Петрович выглядел великолепно, как, впрочем, всегда старался выглядеть при жизни: над лицом тщательно поработал гример, рана на виске была замазана, волосы уложены волосок к волоску.
Народу на кладбище приехало не так уж много, в основном родственники, ничего еще не подозревающие о долгах покойного, привлеченные, блеском его показного благополучия. Единственная женщина, которая пыталась немного любить Пашу, лежала в провинциальном морге; многочисленные любовницы, вовсю пользовавшиеся при жизни коммерческого директора его красивым и щедрым телом, на кладбище явиться не соизволили, а может, им просто помешали ревнивые или влиятельные мужья, испугавшиеся огласки стать причисленными к породе рогоносцев.
Женщина, официально считавшаяся Пашиной подругой, активно строила глазки не скрывающему больше своих симпатий Манцеву. Леонидов был просто уверен, что на кладбище тот приехал исключительно из-за нее. Да еще затем, чтобы лишний раз повилять хвостом перед Серебряковой.
Группа коллег во главе с владелицей фирмы "Алексер" Ириной Сергеевной Серебряковой с грустным видом ждала, когда церемония закончится. И винить их в этом было никак нельзя. Вскоре им предстояли еще одни похороны. Ясно было, что Ольгу родители наверняка увезут из столицы и похоронят где-нибудь на тихом местном кладбище, без лишнего шума. А вот Валерия Валентиновича придется проводить в последний путь по всей форме. Покойный управляющий так много сил отдал процветанию "Алексера" и так старался навсегда остаться в анналах его истории, что заслужил торжественное "прости" отправивших его на тот свет подчиненных.
Серебрякова плакала искренне. Она, пожалуй, была самым несчастным здесь человеком. Кончалась целая эпоха ее жизни, в которой всем заправляли люди, расставленные по ключевым постам еще покойным мужем, прикормленные, прирученные и запуганные им, которые помнили, как все начиналось, и несли в себе уверенность в том, что они своими руками создали это дело, и создали не зря. Ирина Сергеевна оставалась совсем одна со своими большими деньгами, со своим вечным страхом, что занимается делом, к которому не лежит душа, со своим одиночеством и неумением принимать важные решения. Если кого Алексею и было жаль, так это ее. Он дождался, когда гроб с Пашиным телом опустили в глубокую, пахнущую сыростью яму, и подошел к Серебряковой.
- Пойдемте, я вас до машины доведу. Вам, видно, совсем худо.
- Да, мне худо, Леша, - впервые назвала она его просто.
- Рад бы вам помочь.
- Я знаю. Я тебе только сейчас и верю.
- Что ж теперь будет с вашей фирмой?
- Что было, то и будет.
- Может, новых людей найдете?
- А ты уверен, что они будут лучше старых?
- Да, все возрастает в геометрической прогрессии, в том числе и человеческая подлость. Вместо Сергеевых и Ивановых приходят Манцевы и Ивановы иного масштаба. Да, жаль мне ваш "Алексер".
- Кому верить, кому верить? - как заговоренная бормотала она. И вдруг посмотрела на него другими, просветлевшими вдруг глазами. - А может… - и неуверенно остановилась.
- Что "может"?
- Я тебе верю, Леша. Ты честный, ты умеешь просто молчать и делать свое дело, и если тебе так жаль мою фирму, принимай дела.
- Да вы смеетесь? Я же мент.
- Ты человек. Что, у тебя образования нет? Самое нужное, юридическое. Валера Иванов с грузчиков начинал. Не важно, что человек заканчивал, важно, как он будет относиться к своему делу. Ты умный человек, девочек моих тебе жалко, не все же у нас плохие. Вспомни Марину Лазаревич, Наташу, Елизавету. Юлия Николаевна тебе с финансами поможет. Да что я говорю… Разве ты захочешь в это дело лезть…
- Я даже боюсь подумать.
- Что, страшно?
- Да не то что страшно. Боюсь, и меня сожрет эта ваша система. Я не так уж крепок на все эти дорогие штучки, попробую хорошей-то жизни и тоже стану людей за мусор считать. С чего мне придется начать? Уволить тех, кого я считаю подлецами?
- А ты их пойми.
- Ну уж нет. Извините, Ирина Сергеевна, но…
- Все ясно. - Она потухла, словно вспыхнувшая от порыва свежего воздуха и задавленная духотой свеча, потом подошла к машине, спросила: - Домой тебя отвезти?
- Нет, если не возражаете, я пешком.
- Как хочешь. - Она замерла, прислонившись спиной к холодному капоту и глядя пустыми глазами куда-то вверх.
Леонидов пошел прочь, огибая машины. В кроссовку попал неизвестно откуда взявшийся камень. Алексей потряс ногой, пытаясь его вытряхнуть, потом нагнулся, получилось так, что его не стало видно за чьим-то чёрным "мерседесом". Пока Леонидов шарил в поисках коварного предмета, совсем близко раздался знакомый голос Иванова:
- Так что мы там договорились насчет подставного лица?
- Да с Андрюхой сподручнее, - отозвался Манцев. - Он товарищ проверенный, как и моя звезда.
Где-то совсем рядом захихикала Нора.
- Что, Сашка, завидуешь? Тебе-то еще такую бабу себе искать теперь придется.
- Ничего, на фирме еще есть красивые девочки.
- На Маринку, что ли, теперь глаз положил?
- Хотя бы.
- А если она тоже траванется? - заржал Манцев.
- А я теперь умнее, на рожон лезть не буду, потихонечку, потихонечку, потихонечку буду девочку приручать…
Леонидов выпрямился, посвистел троице:
- Что, строите план захвата Парижа?
- Тебе-то что? - ухмыльнулся Иванов. - Ты так - какашка. Какую речь толкнул на прощанье, а кто тебя послушал? У нас зга все заплачено, так что гуляй.
Алексей резко развернулся и зашагал назад. Ирина Сергеевна садилась в машину. Мотор уже урчал, темно-зеленый "пассат" готовился к нелегкому путешествию по запруженным автомобилями московским улицам.
- Ирина Сергеевна! Подождите! Она обернулась.
- Подождите, Ирина Сергеевна, я хочу подумать. Над вашим предложением подумать, - сказал он, подбегая к машине, и увидел, как просветлело ее лицо.