Итак, подумал я, конюха звали Джек Ренсбург, он был южноафриканцем, любил крикет и уехал из Аффингтона года два-три назад. Отправился в отпуск, из которого так и не вернулся. Да молодые люди по всему миру, особенно живущие вдали от родины, только и знают, что уходить в отпуска и никогда из них не возвращаться. Ведущий кочевой образ жизни молодой экспатриант мужского пола не представляет собой ничего такого особенного. Может, девушку встретил и остался с ней, может, вернулся домой к родителям и близким.
Элеонор появилась ровно в восемь, а я в этот момент полусидел на барном табурете и допивал "Мерло", уже второй стаканчик.
Она подошла, чмокнула меня в щеку. Уселась на табурет рядом и заказала бокал белого вина. Ну, что за поцелуй, разочарованно подумал я?..
- Удачный был день? - мрачно спросила она и отпила глоток.
- Ну, в общем, да. Прикупил себе шмоток в Ньюбери, помылся, побрился, словом, привел себя в порядок. И еще, - с улыбкой добавил я, - узнал имя того человека на снимке.
- Ого! - с усмешкой воскликнула она. - Стало быть, мальчик даром времени не терял. - Она улыбнулась, и мне показалось, что солнышко взошло.
- Вот так-то лучше, - заметил я, улыбнувшись ей в ответ. - Ну а ты чем занималась?
- Большую часть дня следила за состоянием двухлетки, которого привезли вчера на операцию. Ну и обсуждала его будущее с владельцем. - Она возвела взор к потолку. - Он бы предпочел, чтоб я усыпила животное, вместо того чтоб спасать.
- Как это? - спросил я.
- Ну, он у него застрахован только на случай смерти. А не против того, чтоб стать бесперспективной лошадкой.
- А он теперь бесперспективная лошадка? - спросил я.
- Может стать после вчерашнего. А возможно, вообще не сможет принимать участия в скачках. Так что выгоднее было бы его усыпить.
- А что, кровотечение в легких часто случается у лошадей?
- Довольно часто, - ответила она. - Но, по статистике, на первом месте ВПЛК. Причем хроническое.
- ВПЛК? - спросил я.
- Прости, - улыбнулась Элеонор. - Это вызванное перенапряжением легочное кровотечение.
Лучше б я не спрашивал.
- У большинства лошадей во время интенсивных физических нагрузок открывается кровотечение в легкие. Но слабенькое, и оно быстро проходит само по себе, без каких-либо вредных последствий для внутренних органов. Легкие у лошадей большие, работают напряженно, иначе они не смогли бы скакать. Скаковой лошади нужно, чтоб в Мышцы подавались огромные объемы кислорода, с тем чтоб бежать быстрей. Сам видел, как они тяжело дышат после финиша. - Она умолкла на секунду-другую, перевести дух. - Во время скачек сами эти физические действия помогают лошадям дышать. Растягивая задние ноги, лошадь помогает тем самым своим легким втягивать воздух и эффективнее выдыхает, когда подбирает ноги к туловищу. Особенно хороший результат достигается в галопе, когда задние ноги движутся ритмично и одновременно, накачивая воздух в легкие, как насосы. Но это, в свою очередь, означает, что воздух, вдыхаемый и выдыхаемый с такой частотой, порой повреждает внутреннюю оболочку легких. Она по определению слишком тонка и хрупка, чтоб пропускать такие объемы кислорода в кровеносную систему,
Я сидел, слушал ее и понимал каждое слово. И Элеонор страшно нравилась мне. Ни разу со дня смерти Анжелы не доводилось мне наслаждаться разговором с умной, образованной и красивой женщиной, с таким жаром описывающей мне нечто сложное, то, что действительно ее интересовало и волновало. А вовсе не потому, что я попросил рассказать ее о чем-то, что нужно мне по делу.
- Так получается, статическое кровотечение гораздо хуже? - спросил я.
- Не обязательно, - ответила Элеонор. - Просто оно чаще приводит к ВПЛК. А лошадей, у которых после скачек замечают кровь в ноздрях, могут не допустить к дальнейшим соревнованиям, а в некоторых странах вообще навсегда отстраняют от скачек. Говорят, что у этих лошадей разрыв кровеносного сосуда, или же они склонны к кровотечениям из носа.
Я часто слышал эти термины на ипподроме.
- Но дело тут не в кровеносных сосудах, - продолжила меж тем она. - И кровь идет не из носа, а из альвеол в легких. В Америке используют специальный препарат, "Лейзикс", он помогает предотвратить подобные явления. Но у нас на скачках его применение запрещено.
Мне хотелось слушать ее дальше. Но тут подошел хозяин паба и спросил, готовы ли мы отобедать. И нам пришлось перейти за столик в углу помещения.
- Расскажи мне о человеке на снимке, - попросила Элеонор.
- Ну, рассказывать особенно нечего, - ответил я. - Имя Джек Ренсбург, он южноафриканец. Какое-то время работал у Рэдклиффов, а потом уехал.
- Куда? - спросила она.
- Этого пока что я еще не выяснил, - ответил я.
- Но он вернется?
- Тоже пока не знаю. Но сомневаюсь. Уехал года два с лишним назад.
- Словом, ни к чему эта ниточка не привела, - заметила Элеонор.
- Да, - согласился я. - И все же попрошу Артура заняться этим, прямо в понедельник. Он обожает сложные задания.
- Артура? - спросила она.
- Да. Он главный секретарь в моем заведении. Знает все на свете, ходит по воде - словом, уникальная личность.
- Да, полезный, судя по всему, человек, - заметила она, но улыбка на ее лице увяла.
- Однажды входит в бар лошадь, - начал я.
- Что? - удивилась Элеонор,
- Входит как-то в бар лошадь, - повторил я. - Бармен и спрашивает ее: "Эй, а чего это у тебя физиономия такая вытянутая? Чем недовольна?"
Она засмеялась.
- Старые анекдоты самые лучшие.
- Так почему физиономия вытянутая? - посмеиваясь, спросил я.
Она перестала хохотать.
- Да ничего, все нормально, - ответила она. - Просто дура я, вот и все.
- Если не секрет, объясни почему.
- Нет, - ответила она шутливо и одновременно серьезно. - Это очень личное.
- Может, я сделал что-то не то?
- Нет, конечно, - ответила она. - Пустяки. Забудь.
- Не могу, - сказал я. - Впервые за семь с лишним лет не чувствую себя виноватым за то, что встречаюсь с другой женщиной. А потом вдруг что-то пошло не так. Ну и я беспокоюсь, может, чем-то обидел, ляпнул что-то лишнее?
- Джеффри, - начала она и взяла меня за руку. - Ничего плохого ты не делал. Ничего подобного, - и она рассмеялась, закинув голову.
- Тогда в чем дело? - не унимался я. Она придвинулась поближе.
- Просто не тот день месяца, - сказала она. - Я так боялась, что ты захочешь переспать со мной, а я не смогу из-за этого.
- О, - смущенно протянул я. - Извини, ради бога.
- Это не болезнь, сам знаешь, - усмехнулась она, а в глазах вновь вспьгхнули веселые искорки. - Все будет в норме, к понедельнику или вторнику.
- О, - произнес я снова. - К понедельнику или вторнику…
- Причем оба эти дня свободны от дежурства, - хихикнула она.
Я не знал, что и ответить на это. Смутился, растерялся.
Но тут к столу подошел хозяин заведения, чем спас меня от смущения. Следом за ним подошел какой-то мужчина.
- Вот он играл с Джеком в крикет, - сказал хозяин. - Может, сумеет чем помочь.
- Огромное вам спасибо, - сказал я. Мужчина пододвинул стул, уселся за наш столик.
- Питер Рич, - представился он. - Слыхал, вы ищете Джека Ренсбурга.
- Да, - сказал я. - Позвольте представиться, Джеффри Мейсон. А это Элеонор.
- А зачем он вам? - осведомился Пит.
- Видите ли, я адвокат. И хотел бы с ним поговорить.
- У него неприятности?
Вот уже второй человек считает, что у Джека Ренсбурга могли быть какие-то неприятности.
- Нет, - ответил я. - Ничего такого. Просто хотел побеседовать с ним.
- Тогда, наверное, дело в наследстве? - спросил он. - Какая-нибудь тетушка оставила ему кучу денег, да?
- Ну, что-то в этом роде, - уклончиво ответил я.
- Да, вот жалость-то. Потому как не знаю, где он сейчас.
- А когда вы последний раз его видели? - спросил я.
- Несколько лет назад, - ответил Пит. - А потом он уехал в отпуск и так и не вернулся.
- Вы знаете, куда он поехал?
- Какое-то экзотическое место, - пробормотал в ответ Пит. Я подумал, что любой населенный пункт за пределами Оксфордшира может казаться ему экзотикой. - На Дальний Восток или что-то в этом роде.
- А вы не можете уточнить, когда именно это было? - спросил я.
- Во время последнего турнира, когда англичане отправились в Южную Африку, - уверенно ответил он. - Помню, мы с ним еще поспорили насчет результата. А он так и не вернулся и деньги не отдал. Я-то ставил на англичан.
- Турнир по крикету? - спросил я.
- Ну да, - ответил он. - Джек был просто помешан на этом крикете. Вообще-то звали его Жак, по-французски, ну, как знаменитого игрока в крикет из ЮАР, Жака Калли. Он страшно этим гордился. А мы называли его просто Джек.
- Что еще вам о нем известно? - спросил я. - Может, у него была здесь семья? Или же он владел домом, автомобилем?..
- Понятия не имею, - ответил он. - Просто он какое-то время жил здесь, ходил в крикетный клуб. Только и знал, что шары катать. Ну и болтал об этом самом крикете как заведенный.
- Что ж, спасибо вам, Пит, - сказал я. - Вы очень помогли.
Но Пит не выказывал ни малейшего намерения встать из-за нашего столика.
- Простите, - только тут я сообразил. - Разрешите угостить вас выпивкой?
- Это было б в самый раз.
Я махнул рукой, подошел хозяин заведения.
- Пожалуйста, принесите Питу выпить, я угощаю, - сказал я. - И себе тоже.
Они вместе отправились к бару, и вскоре Пит уже приветственно поднимал кружку пива, поглядывая в нашу сторону. Я ответил ему кивком и улыбнулся. Элеонор просто со смеху умирала.
- Прекрати, - сказал я ей, изо всех сил сдерживаясь, чтоб не присоединиться к ней. - Ради бога, перестань. - Но на нее, что называется, нашло, и она еще долго хихикала, сгибаясь чуть ли не пополам.
Такси приехало за мной ровно в десять пятнадцать, и я сел в машину и отправился в Оксфорд. Элеонор еще долго махала мне вслед со стоянки перед пабом. Вечер пролетел как один миг, и мне страшно не хотелось уезжать, когда за мной зашел водитель. Но он дожидаться не стал. У него было еще несколько вызовов, кроме моего.
- Теперь или никогда, - строго заметил он.
Меня так и подмывало сказать "никогда", но все равно пришлось бы ждать до понедельника или вторника.
Мы с Элеонор поцеловались на прощанье, крепко, по-настоящему, в губы. Просто какое-то открытие после стольких лет воздержания. Все так и всколыхнулось во мне, и я страшно неохотно забрался на заднее сиденье машины, которая должна была увезти меня от нее в Город Дремлющих Шпилей. И я ехал, пребывая в мечтах о будущем, о быстром наступлении понедельника или вторника.
Глава 15
В субботу я проснулся рано и примерно час торчал в Интернете, просматривая свою почту, оплачивая счета и вычисляя, какой урон нанес разгром в квартире моему бюджету. Не поленился также посмотреть, когда последний раз англичане выступали на крикетном турнире в Южной Африке. Оставшуюся часть утра провел за разбором и подготовкой бумаг к процессу. Содержание многих из них я успел выучить наизусть, но попались один или два новых документа, которые я тщательно просмотрел.
После еще нескольких грозных запросов банк наконец-то представил данные по счетам Милли Барлоу, и я довольно долго изучал их. Получалось, что да, действительно, Милли регулярно получала пополнения на свой счет, помимо зарплаты, которую перечисляли из ветеринарной больницы. А судя по данным по Скоту Барлоу, выходило, что деньги поступали не от него или, по крайней мере, не с его банковского счета.
Сами суммы были не так уде и велики, несколько сот фунтов ежемесячно, и, согласно документам, выданным банком, кто-то начал помогать Милли финансово за полтора года до ее смерти. Прежде этой информации у нас не было.
Я вспомнил день, когда мы с Брюсом заходили в дом Скота Барлоу, где познакомились с родителями девушки. Неужели все же они посылали дочери деньги? Как знать… Их дешевая, плохо сидящая одежда, простые манеры и прочее вовсе еще не означали, что свободных денег у них не было. Возможно, чета Барлоу отличалась особой бережливостью, а это, как известно, не преступление.
Скот же меж тем, можно сказать, процветал. Большое спасибо, а то мы без вас не знали. Почти все поступления были от "Уэзербис", администрации скачек, они выплачивали зарплаты и премиальные не только жокеям, но и владельцам лошадей и тренерам. Было у него на счету и несколько других поступлений, но суммы незначительные.
Скот занимал верхнюю строчку в рейтинге среди наездников-профессионалов и зарабатывал соответственно своему статусу. Словом, ничего необычного или подозрительного я в его счетах не обнаружил.
С Брюсом Лайдженом мы встретились в субботу днем, еще раз проанализировали все материалы прокуратуры, и оба довольно мрачно смотрели на перспективы дела. Но это только на первый взгляд. Да, конечно, материалы, собранные стороной обвинения, просто подавляли, однако чем дольше я смотрел на них, тем больше верил, что у нас все же есть шанс. Все улики косвенные. Ни одного твердого, неоспоримого доказательства в деле, что наш клиент когда-либо заходил в коттедж "Жимолость" и уж тем более - убивал владельца этого самого коттеджа.
- Однако все свидетельства показывают, - заметил Брюс, - что тот, кто убил Барлоу, использовал в качестве орудия преступления вилы Митчелла. Мало того, на ногах у него были сапоги Митчелла, а также именно он, по всей вероятности, перегнал машину Митчелла с места преступления. И, наконец, - особо подчеркнул он, - имел доступ к корешкам от платежных чеков Митчелла.
- Но это вовсе не означает, что убил именно Митчелл, - возразил ему я.
- А что бы ты подумал, будучи членом жюри присяжных? - спросил он. - Особенно с учетом того факта, что Митчелл ненавидел Барлоу. Все об этом знали. Люди часто слышали, как Митчелл угрожал убить Барлоу именно таким способом.
- Именно поэтому мы с самого начала должны оспорить утверждения стороны обвинения, доказать, что Митчеллу отвечать не за что. Что дело против него сфабриковано, - сказал я. - Если все эти материалы дойдут до жюри, мы в полной заднице.
В воскресенье я сел в поезд и отправился к отцу на ленч, в маленькое его бунгало на окраине деревни Кингс-Саттон. Он заехал за мной на станцию в стареньком своем "Морисе Майноре". Он очень любил эту малолитражку, и не было для него занятия слаще, чем поднять горбатый капот и часами копаться в древнем моторе.
- Все еще бегает, как молодая, верно? - заметил я, когда машина резво, без всякого напряга, поднялась по холму от станции.
- Лучше не бывает, - ответил он. - Вот одометр только что наладил. Работает как часы.
Я перегнулся через сиденье и увидел, что скорость составляет двадцать две мили.
- Сколько раз уже чинил? - спросил я.
- Точно не помню, - ответил отец. - Раза три-четыре как минимум.
Машина была единственной радостью его жизни, он был "женат" на ней дольше, чем на маме, и в "браке" этом было больше страсти.
То была первая машина, за руль которой я сел. Уверен, Совет по охране здоровья и безопасности граждан никогда бы не одобрил этого поступка, но до сих пор помню, как радостно было мне сидеть на коленях отца и крутить баранку, причем я был еще в том нежном возрасте, когда ноги не достают до педалей. Удивительно, подумал вдруг я, почему мне захотелось стать жокеем, а не автогонщиком.
Каменное бунгало отца угнездилось в тупике, на самом краю деревни, в окружении шести таких же бунгало, почти ничем не отличавшихся друг от друга по дизайну. В доме было четыре спальни, хотя снаружи он казался небольшим; одну, самую маленькую комнату превратили в кабинет, где все полки были заставлены книгами по юриспруденции и инструкциями по эксплуатации "Мориса Майнора".
Поскольку отец после смерти Анжелы крайне редко навещал меня в Лондоне, мне приходилось ездить к нему сюда, в Кингс-Саттон, за последние три года я навещал его раз шесть или пять. Надо признать, мы с отцом никогда не были особенно близки, даже когда я был совсем маленьким. Думаю, мы любили друг друга несколько по-другому, чем свойственно большинству детей и родителей; и, наверное, мне будет не хватать его после смерти, если, конечно, Джулиан Трент не разделается со мной первым. Но настоящей близости и особых, теплых родственных отношений не существовало между нами никогда.
Впрочем, в это воскресенье я прекрасно провел с ним время. Сидел в гостиной, с аппетитом поедая ростбиф, йоркширский пудинг и четыре вида разных овощей - словом, вкусный и сытный ленч, приготовленный отцом.
- Да, это было нечто, - сказал я, откладывая вилку и нож. - Вот уж не ожидал, что ты так хорошо готовишь.
- Тебе надо бы почаще приезжать, - с улыбкой заметил он.
За ленчем мы не обсуждали ни дела Митчелла, ни какие-либо другие судебные дела. Думаю, что, в конечном счете, он был все же рад, что я стал барристером, но за долгие годы мы успели наговорить друг другу столько гадостей, обсуждая мою профессию, что теперь оба сожалели об этом. И никогда не заводили разговора о моей работе и карьере.
- Сделаешь мне одно одолжение? - спросил я отца уже за кофе.
- Смотря какое одолжение, - ответил он.
- Сможешь уехать отсюда на пару недель?
- Это еще зачем? - спросил он.
Как мог я объяснить, что это необходимо для его же безопасности? Разве мог я сказать отцу, что его используют как рычаг давления на меня? Чтоб вынудить сделать то, чего я не хотел.
- Просто хочу устроить тебе хорошие каникулы, - ответил я.
- С чего это вдруг? - подозрительно спросил он. - И потом, куда я поеду?
- Да куда захочешь, - ответил я.
- Но я не хочу никуда ехать, - проворчал он. - Если и впрямь собираешься сделать мне подарок, лучше дай денег. И я перекрашу рамы окон, ставни и водосточные желоба.
- Будет безопасней, если ты уедешь, - выдавил я.
- Безопасней? - удивился он. - Это почему?
И мне пришлось объяснить, что кое-какие люди пытаются повлиять на исход процесса, заставить меня сделать то, что я не мог и не хотел.
- Ты должен пойти в полинию и все им рассказать.
- Знаю, - ответил я. - Так и сделаю. Но позже. А пока будет лучше, если эти самые люди не будут знать, где ты находишься.
- Не смеши меня, мальчик, - сказал он, подпустив в голос командные нотки. - Кому, черт побери, есть дело до того, где я живу?
Я достал из кармана снимок, протянул ему. На нем отец в зеленом джемпере с дыркой на локте стоял у двери в дом.
Он долго изучал снимок, затем поднял на меня глаза.
- Хочешь сказать, это их рук дело? - спросил он. Я кивнул.
- Прислали в прошлом ноябре. Помнишь, я звонил и спрашивал тебя про дырку на локте?
- Припоминаю, - пробормотал он, продолжая разглядывать снимок.