Заезд на выживание - Дик Фрэнсис 29 стр.


- Если захотим, - продолжил далее я, - можем назвать им имя Трента в качестве подозреваемого. Но уж определенно не станем сообщать им, что, по моему мнению, он приехал в Лэмбурн угрожать тебе. Иначе я могу проиграть дело Митчелла.

- Нет, - со всей решимостью ответила Элеонор. - Мы этого делать не станем.

Умница девочка, снова подумал я. А потом позвонил отцу.

- Привет, - сказал он.

- Привет, пап. Ну как поживаешь? Как тебе солнечный Девон?

- Надоел до чертиков, - ответил он. - Когда можно будет поехать домой?

- Скоро, - ответил я. - Дам тебе знать. И, пожалуйста, прошу, наберись терпения и побудь там еще немного.

- Но почему? - воскликнул он. - Почему я должен торчать здесь?

Я ничего не сказал ему о Джулиане Тренте. Возможно, следовало бы, просто не хотелось его волновать. Я отнял у него привычный мир, где он жил в свое удовольствие, возясь с цветами в саду, играя в бридж с соседями. К чему забивать ему голову какими-то маньяками, орудующими бейсбольными битами?..

- Все расскажу, обязательно, прямо на следующей неделе, - обещал я. - А тем временем, может, съездишь куда-нибудь? Взять машину и прокатиться в Дартмур?..

- Я там уже был, - ответил он. - К чему переться второй раз?

Тут я окончательно сдался.

- Ну, тогда просто останься в Сидмауте еще на несколько дней, - резко заметил я.

- Не смей указывать мне, что делать! - огрызнулся он.

- Пожалуйста, папа!.. - взмолился я.

- Странный ты все же мальчик, - пробормотал он в ответ. То был вполне обычный и частый его комментарий.

- Возможно, - согласился я. - Но только очень прошу тебя, пап, останься. Это важно. Пожалуйста, сделай, как я прошу.

- Ладно, - нехотя буркнул он. - В конце концов, ты за все это платишь.

Что правда, то правда, а проживание в отеле "Виктория" в Сидмауте дешевым не назовешь. И мне пришлось сообщить ему по телефону данные моей кредитной карты, а также выслать подписанный мною факс, гарантирующий полную оплату.

Зная, что каких-то пятнадцать минут назад Джулиан Трент находился в Лэмбурне, мы с Элеонор немного расслабились. Спокойно и неспешно перенесли из ее машины в гостиницу все наши вещи, затем портье отогнал автомобиль на стоянку.

Я плотно закрыл и запер изнутри дверь в камеру и впервые за довольно долгое время почувствовал себя в безопасности. Потом позвонил дежурной в холле и попросил принести в номер бутылку красного вина и бокалы. Итак, нам с Элеонор предстояло просидеть взаперти в камере весь уикэнд, но это вовсе не означало, что мы не могли позволить себе хотя бы небольшие удовольствия и развлечения, чтоб скоротать врет.

И вот официант принес нам вино, мы заказали еще и еды. Затем я позвонил дежурной и попросил проследить за тем, чтоб нас не беспокоили и по телефону ни с кем не соединяли.

- Будет исполнено, сэр, - ответила она.

- Так расскажи мне, - попросила Элеонор спустя некоторое время. - С чего это ты вдруг решил, что мне грозит опасность от Джулиана Трента? Ведь до этого он ничего такого в мой адрес не предпринимал.

- Да с того, что нескольким свидетелям разослали повестки с требованием явиться в суд и дать показания. И теперь он точно знает, что его приказания я не выполню. Думаю, он попытается использовать тебя как еще один аргумент в этом нашем с ним споре.

- Похоже, ты прав, - кивнула она. - И что же теперь?

Я оглядел наш номер-камеру. Его создали, соединив три старые камеры, уничтожив между ними перегородки. А вот решетки на высоких окнах остались, и нам, как и прежним обитателям, это давало возможность видеть свет, но не пейзаж. К счастью, здесь выгородили место для самого современного туалета с ванной, так что выносить ведро не приходилось.

- Вот что, Элеонор, - начал я и заглянул ей прямо в глаза. - Ни один человек на свете, даже ты, никогда до конца не поймет, с какими страшными людьми нам пришлось иметь дело. Хотя теперь, думаю, ты начинаешь понимать. И существуем мы не в какой-то там телевизионной драме, где вместо крови клюквенный сок и где большинство героев ведут себя достаточно прилично. Это история шантажа и убийства, где главными героями являются по-настоящему опасные люди, готовые прихлопнуть человека как муху. - Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза. - Но я не собираюсь позволять им делать это и далее.

- Но как? - спросила она.

И я ей рассказал. Кое-что она уже знала, обо всем остальном даже не догадывалась. Я говорил больше часа, и все это время слушала она очень внимательно, не перебивая.

И лишь когда я наконец умолк, она задала мне всего один, но очень важный вопрос:

- Почему ты не хочешь обращаться в полицию?

- Потому что мне нужен еще один день в суде, - ответил я. Мне не хотелось признаваться в том, что на протяжении довольно долгого времени я подвергался угрозам и никому об этом не сказал. Я слишком дорожил своей карьерой.

И я рассказал Элеонор, что собираюсь делать в понедельник, когда в суде с утра возобновятся слушания.

- Если только мы с тобой доживем до этого понедельника, - заметила она.

Теперь уже она меня пугала. Ради разнообразия, наверное.

Глава 20

- Всем встать! - объявила секретарь суда.

Судья вошел через свою дверь, слегка поклонился всем присутствующим, занял свое место на возвышении. Все остальные тоже сели. Процесс начался.

- Мистер Мейсон, - обратился ко мне судья.

- Да, ваша честь, - поднялся я.

- Сэр Джеймс Хорли по-прежнему отсутствует? - спросил он, приподняв брови.

- Да, ваша честь, - ответил я.

- И вы, и ваш клиент согласны продолжить слушания и довести дело защиты до конца, действуя практически в одиночку?

- Да, ваша честь, - сказал я.

Стив, находившийся в стеклянной клетке, тоже кивнул в знак согласия.

- И мне нет необходимости напоминать о том, что этот факт не сможет послужить основанием для пересмотра дела? - спросил судья.

- Никакой необходимости, ваша честь, - ответил я.

Судья кивнул, словно в подтверждение этих слов, и стал перелистывать бумаги, лежащие перед ним на столе.

- Ваши свидетели присутствуют? - спросил он.

- Насколько мне известно, да, ваша честь, - ответил я. На самом деле я не выходил и не проверяд, но, судя по довольному лицу Брюса Лайджена, свидетели были на месте.

Я вообще никуда не выходил с вечера пятницы.

А в пятницу, ровно в десять тридцать вечера, в моем гостиничном номере вдруг зазвонил телефон.

- Я же сказал, ни с кем не соединять! - сняв трубку, заметил я оператору гостиницы.

- Да, мистер Мейсон, нам страшно не хотелось беспокоить вас, извините, - затараторила девушка. - Но тут звонит ваш племянник, страшно нервничает, уверяет, что ему крайне необходимо связаться с вами. Не хотелось бы огорчать вас, но он говорит, что ваш пожилой отец неудачно упал и его забрали в больницу.

- А вы подтвердили моему племяннику, что я нахожусь здесь? - спросил я.

- Конечно, - ответила она. - Так вас соединить?

- Да, пожалуйста, - сказал я. В трубке послышался щелчок, потом - еще один, но со мной так никто и не заговорил. Что неудивительно: Джулиан Трент уже получил нужную ему информацию. После этого мы с Элеонор ни разу не выходили из номера, просидели в нем весь уик-энд, даже не пошли прогуляться по маленькому тюремному дворику, размять ноги. Впрочем, мы компенсировали прогулку, физической нагрузки нам вполне хватило в постели. Еду мы заказывали только по телефону и всякий раз просили официанта убедиться, что он подходит к нашей двери один и в коридоре больше никого. Наверное, весь обслуживающий персонал гостиницы счел нас сумасшедшими; впрочем, даже если и так, вели они себя безупречно вежливо, ни разу не дав понять, какого о нас мнения.

Я позвонил Брюсу и долго обсуждал с ним проблему того, как бы безопаснее мне добраться до суда в понедельник утром. Не выдавая истинной причины своей озабоченности, я сказал, что мне не хотелось бы сталкиваться с двумя моими свидетелями до того, как их вызовут в зал заседаний. А потому мне нужен некий надежный транспорт, который мог бы доставить меня от гостиницы до здания суда. И тут Брюс выдал гениальную идею попросить одно из частных охранных агентств прислать за мной тюремный фургон. Выяснилось, что главный управляющий этой фирмы - близкий друг Брюса, ему-то и пришла в голову эта светлая мысль вместе с намерением содрать с нас за услуги весьма приличную сумму.

И вот в понедельник, ровно в девять утра, мы с Элеонор быстро, насколько позволяли мне костыли, прошли по галерее крыла "А", затем спустились вниз в лифте и оказались в вестибюле. Выходить пришлось через главную дверь гостиницы, что мы и сделали, затем преодолели еще футов шесть по тротуару и оказались в белом фургоне с затемненными стеклами, напоминающем по форме продолговатую коробку. Брюс все это время стоял на стреме. Сотрудники гостиницы наблюдали за этим спектаклем, раскрыв рты от изумления. Наверное, они приняли нас за беглых преступников, или безумцев, или и то, и другое вместе.

Нет необходимости говорить, что Джулиана Трента в этот момент нигде не было видно. И все равно - береженого бог бережет.

Тюремный фургон доставил нас прямо к зданию суда. Мы подъехали к нему с тыла, через ворота во дворе, так обычно в суды доставляют под охраной заключенных. В зал под номером один мы прошли по коридору подвального помещения, мимо камер, потом поднялись наверх. Элеонор позвонила к себе в ветеринарную больницу и предупредила, что сегодня не придет. И вот теперь она сидела в зале суда прямо позади меня, рядом с Брюсом.

- Что ж, прекрасно, - сказал судья. Кивнул судебному приставу, тот отправился за присяжными.

Пока мы их ждали, я оглядывал зал, украшенный большими портретами ныне покойных главных судей графства Оксфордшир. На стене, над тем местом, где сидел судья, красовался королевский гербовый щит с девизом: "HONI SOIT QUI MAL Y PENSE". "Горе тому, кто вынашивает злые замыслы" - то был перевод со старофранцузского, средневекового языка норманнов и династии Плантаге-нетов, правивших в ту пору Англией. Лично я переделал бы эту надпись. Как насчет: "Горе тому, кто творит зло"? По-моему, в самый раз. И куда больше соответствует этому месту.

Народу в ложе прессы набралось немало, но все же меньше, чем в самом начале, неделю назад. Интерес публики тоже немного угас, и из тридцати мест была занята лишь половина. В первом ряду, как всегда, сидели мистер и миссис Барлоу.

И вот в зал вошли пятеро мужчин и семь женщин и заняли свои места слева от меня, на скамье присяжных. Матери и отцы, братья и сестры, интеллигентные образованные люди и простые работяги - все они попали сюда волею случая. Ни в одном из них в отдельности не было ничего необычного или экстраординарного, но вместе им предстояла сложнейшая из задач - истолковать факты и решить, виновен ответчик или невиновен. Их никто никогда специально не готовил к выполнению этой задачи, у них не было инструкций, как действовать в том или ином случае. Вся наша судебная система опирается именно на такие группы людей, вершащих "правое" дело, прежде до суда ни разу не видевших друг друга, вместе принимающих исключительно важные решения по вопросам, не имеющим ничего общего с их опытом и повседневной деятельностью. Это одна из самых сильных сторон нашей системы и, одновременно, в ряде случаев - одна из слабейших, особенно на процессах, связанных с мошенничеством, где улики сложны и запутанны, недоступны пониманию простого человека.

Я всматривался в лица присяжных и наделся, что они успели хорошо отдохнуть за четыре дня. Потому как сегодня им понадобится проявить особое внимание и сосредоточенность, вникнуть в значение каждого представленного факта и прозвучавшего слова.

- Мистер Мейсон? - судья смотрел на меня со своего возвышения.

Настал мой час.

- Спасибо, ваша честь, - сказал я и поднялся. - Защита вызывает… - И тут вдруг во рту у меня пересохло, а язык стал казаться большим и неповоротливым. Я отпил глоток воды из стакана. - Защита вызывает мистера Роджера Рэдклиффа.

Роджера Рэдклиффа ввел в зал заседаний судебный пристав, указал ему, где занять место. А затем попросил назвать полное свое имя.

- Роджер Кимбл Рэдклифф, - уверенно и громко произнес свидетель.

Затем ему подали Новый Завет, попросили поднять над книгой левую руку и прочесть вслух с карточки: "Клянусь всемогущим Создателем нашим, что все, сказанное мной здесь, будет правдой, только правдой и ничем, кроме правды".

Вашими бы устами да мед пить, подумал я.

И поднялся, но, прежде чем успел что-то сказать, Рэдклифф обратился к судье.

- Ваша честь, - сказал он, - лично я понятия не имею, по какой причине меня вызвали сюда сегодня. Со Скотом Барлоу знаком не был. Хотя, конечно, знал, кто он такой. Ни разу не говорил с ним, а он не пользовался ни одной моей лошадью. Ваша честь, я человек занятой, у меня большое хозяйство, которым надо управлять. И совершенно нет времени ходить по судам.

Он стоял, выпрямив спину, и смотрел на судью с обиженным лицом человека, которому совершенно беспричинно доставили большие неудобства. Всем своим видом он давал понять судье, что лучше бы его отпустить, и немедленно, позволив вернуться к неотложным делам.

- Мистер Рэдклифф, - сказал судья, - сторона защиты имеет полное право вызвать любого свидетеля, кого считает нужным, при условии, что данные им показания будут иметь отношение к делу. О последнем пока что судить не могу, поскольку мистер Мейсон еще не задал вам ни одного вопроса. Но будьте уверены, - тут судья даже слегка повысил голос, - если я сочту ваше присутствие здесь напрасной тратой вашего времени или же времени участников процесса, вас немедленно отпустят. Только решать это буду я, а не вы. Вам ясно?

- Да, ваша честь, - ответил Рэдклифф.

- Мистер Мейсон? - обратился ко мне судья.

- Спасибо, ваша честь, - сказал я. Весь уик-энд я не думал ни о чем другом, кроме как лучше провести этот допрос, проработал всю тактику. И вот теперь, когда возможность представилась, вдруг растерялся. Ведь первым делом я хотел спросить, насколько хорошо он знал Скота Барлоу, но теперь необходимость в этом отпала.

Я отпил еще глоток воды. В зале стояла мертвая тишина, глаза всех присутствующих были устремлены на меня. Все ждали.

- Мистер Рэдклифф, - начал я, - не могли бы вы пояснить суду, чем именно занимается ваша компания?

Этого вопроса он явно не ожидал и, похоже, немного расслабился, перестал злобно щурить глаза, морщинки на лбу разгладились.

- Мой основной бизнес, - начал он, - состоит в управлении Центром по размножению лошадей.

- Не могли бы вы пояснить присяжным, в чем именно заключается работа вашего центра? - спросил его я.

Роджер Рэдклифф покосился на скамью присяжных.

- Это имеет отношение к делу? - тут же спросил судья.

- Да, ваша честь, - ответил я. - В ходе дальнейшего допроса я постараюсь показать, какое именно отношение к делу это имеет.

- Хорошо, продолжайте, - кивнул судья. И посмотрел на присяжных. - Прошу, отвечайте на вопрос, мистер Рэдклифф.

Роджер Рэдклифф раздраженно высморкался.

- По-моему, это очевидно из самого названия.

Я молча ждал продолжения. И ему пришлось продолжить.

- Каждый год к нам привозят около двухсот кобыл. Жеребята появляются на свет в соответствующих условиях, под присмотром ветеринаров и целой команды специально обученных конюхов. Наш центр стал весьма популярен среди конезаводчиков и владельцев лошадей, они вполне довольны уровнем обслуживания и заботы, которые получают поступившие к нам животные.

Двести кобыл - это примерно в два раза больше того числа, что выдал мне Ларри Клейтон десять дней тому назад, сидя закинув ноги в ковбойских сапогах на стол. Однако я не стал уличать Роджера Рэдклиффа в столь незначительном преувеличении и саморекламе, которые он только что продемонстрировал.

- И как долго существует ваш бизнес? - спросил я.

- Лет семь-восемь, - ответил Рэдклифф. - Но он все разрастается и расширяется, особенно в последнее время.

- И каковы же причины этого расширения? - спросил я.

- Просто мы работаем на совесть, - ответил он. - И потом за последний год я смог сделать в бизнес значительные инвестиции.

- И наличием средств для этих инвестиций вы, судя по всему, обязаны успехам своего жеребца по кличке Перешеек? - спросил я.

- Да, - ответил он. - Именно так.

- Мистер Рэдклифф, - начал я, - некоторые из членов жюри присяжных не слишком разбираются в скачках. Так что, может, вы расскажете им о своем Перешейке поподробнее?

Я взглянул на судью. Он смотрел прямо на меня, приподняв кустистые брови, отчего они практически слились с пышным париком из конского волоса.

- Строго говоря, Перешеек уже не является моей лошадью, - ответил Роджер Рэдклифф. - В конце прошлого года его отправили на конезавод, и теперь акции на него принадлежат другим людям и организациям. Я сохранил лишь две акции из шестидесяти.

- Но во время его карьеры, то есть выступлений на скачках, именно вы являлись его владельцем, ведь так?

- Да, так. - Он улыбнулся каким-то своим приятным воспоминаниям. - И это я вывел и вырастил его. Мне принадлежала его мать, и родился он у нас в центре. И я решил оставить его у себя на какое-то время. И теперь рад, что поступил именно так.

- Значит, он успешно выступал на скачках? - спросил я.

- Да, весьма успешно, - ответил Рэдклифф. - Он выиграл чемпионат для двухлеток, а в 2007-м был назван Лошадью Года. Но особенно удачным был прошлый год. - Рэдклифф явно упивался собой и окончательно расслабился. - В мае он выиграл приз в две тысячи гиней на скачках в Ныомаркете, затем в июне - Дерби в Эпсоме и, наконец, в октябре прошлого года получил кубок "Классика породы" в Калифорнии. Так что, как видите, очень удачный выдался год. - И он широко улыбнулся присяжным. Многие из них ответили улыбками.

В зал заседаний на цыпочках вошла Никки, присела рядом с Элеонор.

- Все готово, - шепнула она мне в спину. Я обернулся к ней, наклонился.

- Хорошо, - шепнул я в ответ. - Глаз с двери не спускай. Я дам тебе сигнал. А теперь иди.

Она поднялась, поклонилась судье и тихо вышла.

- Мистер Мейсон, - сказал судья, - уверен, и мне, и присяжным страшно понравился этот маленький экскурс в историю коневодства. Но прошу вас придерживаться темы нашего заседания, иначе мне придется отпустить мистера Рэдклиффа к его многотрудным делам и обязанностям.

- Да, ваша честь, - покорно пробормотал я. Роджер Рэдклифф продолжал стоять с гордо поднятой головой. Он явно упивался моим смущением. Что ж, подумал я, пришло время стереть эту насмешливую ухмылку с его физиономии.

- Мистер Рэдклифф, - начал я, - мы уже слышали здесь, что вы едва знали жертву убийства. Но насколько хорошо вы знакомы с ответчиком, мистером Митчеллом?

- Ненамного лучше, чем с Барлоу, - ответил он. - Митчелл был чемпионом по скачкам с препятствиями среди профессионалов. Лично я никогда лошадей для стипль-чеза не разводил, но был немало о Митчеле наслышан. Может, и встречались несколько раз на всяких там мероприятиях. Сколько точно, не помню.

- Ну, а теперь о мисс Милли Барлоу, сестре Скота Барлоу. Вы ее знали?

От внимания моего не укрылось, как натянулась у него кожа в уголках глаз. Он занервничал.

- Нет, не думаю, - спокойно ответил Рэдклифф.

Первая ложь.

Назад Дальше