- Удивительно, как ты после ссылки отыскал реликвии? Столько лет в тюрьме, лагерях. И кладбище, тем более, немецкое, могли снести, и ветлу срубить. Представляю, как с твоими ресурсами пришлось добираться до Энгельса. Возможно, это не имеет прямого отношения к делу.
- Имеет, обязательно имеет, - нетерпеливо согласился со мной Василаке, - в тюрьме я бредил родными местами, одна корысть, одно желание владело мной. Думал, откопаю реликвии, пойду на базар и продам.
- Продать реликвии?
- Сейчас нам с тобой это кажется странным, а тогда… Знаешь, о чем я в ту пору думал днем и ночью, чем бредил? Едой. Был готов сожрать быка вместе с хвостом, думал, никогда в жизни не почувствую себя сытым, так наголодался в местах отдаленных.
- Понимаю тебя, сам пережил блокаду в Ленинграде. Слушай, Вася, хочу удовлетворить профессиональное любопытство.
- Валяй.
- Много лет минуло с тех пор, как мы узнали о безвинно осужденных, расстрелянных, сосланных, но, наверное, дыма без огня не бывает. Тогда у твоего отца, как бы это помягче выразиться, были, возможно, связи, порочащие, на взгляд сотрудников НКВД, связи с немцами? - Запоздало спохватился, видя, как потемнели от гнева и без того черные глаза Василаке, - хотя… сам помню, в тридцатые годы, из нашего дома № 59 по Невскому проспекту в Ленинграде каждую ночь выводили из больших и малых квартир "врагов народа", усаживали в крытые автомобили, прозванные в городе "черными воронами", и увозили в неизвестном направлении. Мы, конечно, верили байкам, но однажды я подумал: "Неужели половина Ленинграда - враги народа?"
- Вот ты сам и ответил на свой же вопрос. Одного цыгана в нашей камере, помню, зеки спросили: "За что чалишься, Мора?" Цыган засмеялся: "За халатность сижу, братцы, за чистую халатность. Кобылу увел, жеребенка оставил". Так и нашу семью взяли "за халатность", точнее, за компанию, тогда поволжских немцев "мели под метелку", страшно вспомнить. Настоящий геноцид немецкого народа.
Василаке замолчал. Я тоже не торопил его. Стояло недопитое вино рубинового цвета и ошеломляющего вкуса, стыла на фарфоровой посуде деликатесная еда. После столь горестных воспоминаний еда и питье потеряли вкус, и даже цвет. И трудно было представить, что этот солидный, богатый господин, владелец судостроительных верфей, когда-то голодал, питался картофельной шелухой. Наверное, впервые в жизни и меня до глубины души затронуло ощущение безысходности тех лет. Безвинно расстрелянные! Безвинно осужденные и сосланные в тартарары! Эти слова на слух не трогают обывателя, но стоит каждому мысленно представить все, как это сделал я, и становится жутко. Звонок, входят люди в штатском, ничего не объясняя, начинают обыск - вываливают из шкафов и шифоньеров одежду на пол, корежат мебель, перерывают и швыряют, куда попало семейные фотографии и документы. Бесполезно задавать вопросы: "Кто вам дал такое право? Вы ошибаетесь!" Все равно этих чекистов не разжалобишь. Они - воспитанники железного Феликса Дзержинского. И сами не ведают, что завтра их тоже поставят "к стенке". Ваших родителей берут под белые ручки и увозят в небытие…
Россия - уникальная страна. Она испокон веку славилась жестокостью: и на кол непослушных сажали, и на колесе раскатывали. Упаси Боже, еще раз пережить подобное. Многие страны после войны стали богатыми и спокойными, а мы… Как в России может наладиться жизнь, коль в "верхах" идут сплошные "разборки".
Я легонько потряс головой, пытаясь отогнать "философские" мысли, ибо Василаке что-то горячо говорил, а я, занятый своими рассуждениями, его не слышал.
- Вася, а как ваша семья очутилась в России? - наконец-то я задал очень своевременный вопрос.
- О, мой отец был умница. Всю жизнь сочувствовал униженным и оскорбленным. Добровольно ушел на войну в Испании, встал на сторону республиканцев. Позже его избрали в состав Коминтерна. Помнишь, была такая организация - Коммунистический Интернационал. Перед самой войной ему предложили высокую должность в Международном Красном Кресте и… откомандировали в СССР, в Республику немцев Поволжья. Миссия предстояла благородная - представлять интересы немцев в Красном Кресте. Перед отъездом его принял в своей резиденции министр пропаганды Германии Геббельс. Наверное, это отца позже и сгубило. Н-да, Россия оказалась для нас мачехой.
- В нашей стране благие намерения и впрямь часто превращаются в дорогу, ведущую в ад…
- Едва началась война, отец заволновался. Ему предложили покинуть город Энгельс, вернуться на Кипр, в Грецию, но… благородство взыграло, не смог покинуть в беде немцев Поволжья. И дождался кары Господней. - Василаке вновь замолчал, не мог он безучастно вести рассказ о дорогом человеке, а, как известно, глубина и суть воспоминаний приходят к людям только в зрелом возрасте. Я терпеливо ждал, делая вид, будто рассматриваю фарфоровый сервиз греческой работы.
- Н-да, - вновь заговорил Василаке, - ждал отец и дождался. Однажды солнечным утром нас разбудил громкий, беспорядочный стук в дверь. Как сейчас помню: мне показалось, вот-вот наш дом рухнет от их стука и дикого топота. Дверь распахнулась, и я увидел на пороге людей в форме НКВД, лица их были искажены злобой. "Мы - чекисты! - строго сказал один из военных. - Вы - пособники фашистов. Даем двадцать четыре часа на сборы. С собой также можете взять по килограмму вещей, включая детей". - "О чем это вы? Куда собираться? - всполошился отец. - Никуда мы не поедем! Я - сотрудник международной организации, гражданин Греции!" - "Тем хуже для вас!" - отрезал старший чекист. - "А наша квартира, вещи, продукты питания? А казенное имущество? Куда их отправлять?" - "Квартиру займут более достойные люди, чем предатели родины, патриоты отечества!"
Очень скоро мы узнали новость, в которую трудно было поверить даже мне, мальчишке: ночью буквально всю Республику немцев Поволжья взяли в двойное кольцо войсковые части НКВД. Мужчин сразу же отправили в лагеря для военнопленных, вскоре большинство их расстреляли, стариков, женщин и детей погрузили в "теплушки", увезли на край света - в Казахстан, в Сибирь.
- Какие же обвинения вам предъявили? Неужели не приняли во внимание, что вы даже не немцы, а греки?
- Кто нас тогда слушал? Пытались доказать на свое горе. С нами поступили еще круче, чем с немцами. Буквально на второй день после приезда в Западную Сибирь нас начали ежедневно вызывать на допросы, "выбивали" признания, хотели получить подтверждения, будто отец по ночам принимал неких "гостей" из Германии, был связным между фашистским режимом и немцами Поволжья. А отца, как человека, "проникшего" в Советский Союз из-за границы, обозначили не иначе, как диверсанта и связника. В ход пошли любые обвинения, вплоть до нерусской фамилии. Раз - Василаке, значит, - враг. Неужели ты, Дылда, не слышал про трагедию немцев из Поволжья?
- Вспомни те времена, во все байки мы слепо верили. Все подавали людям так, как было угодно режиму. - Я не лукавил, слышал байки о немцах Поволжья, но… помню, собрал нас политрук ремесленного училища, где я тогда учился, поведал целую историю о том, как доблестные чекисты разоблачили "пятую колонну" в глубоком тылу. Будто бы для проверки лояльности поволжских немцев к фашистам, ночью был выброшен в пяти населенных пунктах Республики якобы немецкий десант. Солдаты десанта были одеты в немецкую форму, офицеры свободно говорили по-немецки.
- И вроде бы всюду фашистов поволжские немцы встречали с распростертыми объятиями, укрывали от властей, кормили и поили, - досказал за меня Василаке.
- Абсолютно точно.
- И разгневанный вождь всех народов товарищ Сталин приказал в двадцать четыре часа выселить изменников с берегов Волги. И выселили. - Василаке вновь примолк, было видно, как трогали его собственные воспоминания. Кому он мог здесь, на благополучном Кипре, "поплакаться в жилетку", как не мне, проверенному сотоварищу?
- Досказывай, дружище, - сочувственно попросил я, - все хочу о тебе знать.
- И рассказывать больше нечего. Мать умерла в ссылке, отца, сам понимаешь, расстреляли, - сказал Василаке печально, потом снова умолк.
- Сколько раз мы с тобой, Вася, на зверобое по душам толковали, и ты ни разу про семью не вспомнил.
- Боялся. Помнишь, как вся страна ходила на цыпочках, особенно те, кто был в оккупации, в плену, в ссылке, нас, "каторжников" даже в ассенизаторы не брали. Да, не думал, не гадал я, что снова все всплывет столь неожиданно. Учти, Дылда, кроме тебя на острове про мои советские "одиссеи" ни одна живая душа толком не знает.
- Натерпелся ты, брат, - с искренним сочувствием проговорил я, - зато сейчас ты в порядке, судьба, сам знаешь, зебра полосатая, то густо, то пусто.
- Меня одна твоя реплика насторожила, мол, острова, моря здешнего не видел. Сделаем поправку: я сейчас пару часов займусь делами, а тебя отвезут в мой яхт-клуб, позагораешь, расслабишься, к вечеру подъеду, и мы устроим ночное морское катание, не пожалеешь.
- Я, как юный пионер, всегда готов!
ВСТРЕЧА НА ДОРОГЕ
Видимо, мои "новые русские" хорошо знали дорогу в яхт-клуб господина Василаке. Адвокат и Миша хмуро поглядывали на меня, о чем-то тихо переговаривались. Наверное, столь любезное обращение всесильного некоронованного короля со мной их шокировало. Думали, везут на расправу пленника, а оказалось…
Неожиданно водитель, молчаливый грек, резко притормозил. Указал на новый знак: "Объезд. Ремонт дороги". "Симка" свернула на запасную дорогу, переваливаясь с боку на бок. Двинулась по дороге, которую в России назвали бы проселочной.
А я тем временем размышлял о сверхзадании, которое дал мне Василаке: отыскать алмаз "Костас". И еще нужно досье на бывших членов экипажа. Зачем ему оставшиеся в живых зверобои? Это выяснится скоро, а вот алмаз… Василаке привык считать, что деньги решают все, - сущая правда, только прошло почти тридцать лет, время все размывает. Ладно, не стоит умирать раньше положенного, тем более моя интуиция подсказывала, что сверхзадачу номер один - выбраться с этого трижды благословенного острова, я выполню. Наверное, самое разумное поддакивать Василаке, уверять в личной преданности, твердо обещая достать их семейную реликвию. Третьего не дано. Согласиться или… Характер нынешнего Васи-грека не столь мягок, как показалось при первом знакомстве. Да и с какой стати разочаровывать бывшего сотоварища? Тем более что Василаке в тысячу раз больше знает, чем говорит. И чем я вообще рискую, соглашаясь на сотрудничество, границы которого пока для меня размыты? Мне обещают хорошо заплатить. И в придачу я, несомненно, получу увлекательный жизненный сюжет для нового романа. Я напал на золотую жилу.
Увлеченный раздумьями, я и не заметил, как нашу автомашину остановила полиция. Рядом с двумя кипрскими полицейскими стоял черноволосый офицер в незнакомой мне форме. Я только услышал шепот адвоката: "А этому еврею что тут нужно?"
Водитель, переговорив с полицейскими, сказал своим спутникам: "Всем нужно выйти из машины". Адвокат начал было возмущаться, но подчинился. Выбрался на свежий воздух и я. И вдруг ощутил полную беспомощность, и даже страх: "Документов нет, языка не знаю, и вообще, кто я такой на здешней земле?"
- Мы нарушили скорость? - с ехидцей спросил Миша-островитянин на русском языке.
Вскоре выяснилось, что израильский капитан ищет человека, который двое суток назад бежал из тюрьмы города Хайфа, и, по сведениям оперативников, перебрался сюда, на кипрский Лимасол. Адвокат перевел мне слова израильского офицера, добавил, что желает осмотреть меня, беспаспортного. Я пожал плечами: "Пусть опознает, вот он я, душа нараспашку".
Израильтянин подошел ко мне вплотную, стал внимательно меня разглядывать, не произнося ни слова. Я нечаянно скосил глаза, заметил: кипрские полицейские то ли случайно, то ли специально отгородили нас от глаз адвоката и Миши. Возможно, мне это показалось, но тотчас в мою руку ткнулась рука офицера. Я машинально разжал ладонь, израильтянин ловко вложил в нее крохотный пакетик в целлофановой обертке. Еще раз глянул хитровато на меня, даже подмигнул мне, извинился, пожелал нам доброго пути. И кипрские полицейские отдали нам честь и удалились. Ни Миша, ни адвокат, к счастью, не заметили странной передачи.
Я - человек сверхчувствительный, с нервными причудами, любитель раздувать из мухи слона. И на этот раз мне почудилось, будто в ближних кустах мелькнуло чье-то лицо, мало того, знакомое лицо. Это уже было полнейшим бредом. "Опять пошли галлюцинации, - грустно подумал я, - либо переел, либо на солнце перегрелся, либо перепил".
Мы снова выехали на главную трассу, ни полицейских, ни встречных машин больше не увидели. Я сжимал в потной ладони странный дар, с нетерпением ждал момента, когда можно будет взглянуть на него. Все было обставлено столь таинственно, что нельзя было не волноваться. Я нисколечко не сомневался: вся эта наивная история с ремонтом дороги, с объездом, с бежавшим из тюрьмы преступником в Хайфе были частью продуманной операции ради того, чтобы передать мне некую информацию, но от кого именно? Кроме Васи-грека я на острове ни единой души не знаю, не считая, конечно, адвоката и Миши. Музыкант давно в Москве, в Израиле я друзей не имею, тем более в полиции, оставалось ждать удобного момента и не проявлять явного беспокойства. Оказывается, я тоже кому-то необходим…
Яхт-клуб господина Василаке буквально ошеломил меня нереальностью происходящего, я даже на мгновение забыл про "посылку", которую успел незаметно переложить в боковой карман пиджака, а сам пиджак перекинуть через руку. Представьте себе голубую бухту в форме огромной подковы, а по ней словно плывущие по воздуху две яхты. А у причала красовался "летучий голландец" изумительной голубизны с белыми снастями, корма была почему-то приподнята, серебряный винт слепил глаза. На палубе виднелись шезлонги под тентами.
Меня провели в так называемую комнату для гостей, стены - в картинах, окна в форме иллюминаторов. Наконец-то оставили одного, наказав с территории не отлучаться до прибытия в клуб хозяина. Разрешили гулять по причалам, пить вино и кофе под полотняными навесами, смотреть телевизор.
Проводив служек, я вошел в роскошный туалет, отделанный белым мрамором. Тщательно осмотрел все щели и закругления, ища "электронных сторожей", к счастью, их не обнаружил. Даже засмеялся: кто осмелился бы подслушивать самого Василаке?
С трудом сдерживая дрожь, осторожно развернул пакетик. В нем лежала самая обыкновенная конфета в красочной упаковке, осторожно развернув обертку, приметил чуть заметное красное углубление в середине, похожее на кнопку. В приложенной записке, на русском языке была инструкция: "В случае смертельной опасности нажмите красную кнопку. После сигнала, "конфету" немедленно съешьте, письмо уничтожьте сразу после прочтения. Друг! И помните, мы всегда рядом"…
ЧЕЛОВЕК ПОСТАРЕЛ В КОЛОДЦЕ
Начальник управления собственной безопасности Семен Семенович непростительно долго стоял перед зеркалом. Эта реликвия почему-то всегда напоминала его самого - внешне еще многообещающее, а внутри…И то правда, зеркало это в доме уже давным давно. Его конфисковали у одного богача в послевоенное время. Однажды к нему пришел работник музея и попросил продать зеркало, как раритет прошлого века. Зеркало он не продал, а вот себя…чувствовал, пора "продавать" старости, уходить на заслуженный отдых. Его дед и отец служили России в тайной полиции, в ЧК, и он стал сыскарем, не продажным, неподкупным, как нынешние некоторые, о нем в управлении легенды сочиняли. Да и мать, его идеал женщины, слыла болезненно справедливой.
Он часто вспоминал рассказ матери. После революции в Петрограде, мать, бывшая в ту пору телефонистской в Смольном, послали с двумя матросами в рейд по квартирам буржуев, бежавших за границу, чтобы составить опись найденных ценностей. И надо было такому случиться, в шикарной квартире на Невском, она увидела в груде золотых украшений крохотное колечко с бирюзовым камешком. моряки предложили ей взять крохотную вещицу на память. Она засомневалась, однако колечко прямо таки манило молодую женщину. И мать надела колечко на палец и пошла домой. За ужином бабушка увидела драгоценность и, узнав откуда взялось кольцо, строго потребовала вернуть чужое имущество. И мать, скрепя сердце, отнесла его на прежнее место и лично вписала в документ.
С тех пор даже сама мысль взять что-то чужое, приводило мать в состояние нервного срыва.
Как недавно все это было, но годы-летуны примчали его к неизлечимой болезни, к старости. А вокруг разворачивались такие страсти, о коих ни отцу, ни деду и не снилось. Раскрывая потрясающие дела, факты увода от налогов миллиарды долларов, Семен Семенович просто ужасался в душе: ладно бы воровали уголовники, так нет, появились, так называемые "оборотни", ворье в милицейских мундирах. Его братья по крови, коллеги, оперативники и сыщики, генералы и адмиралы, многие из высшего командного состава брали взятки, которые теперь скромно называют "откатами", не боялись ни закона, ни божьей кары. И невольно возникала в мозгу одна и та же мысль: "уйти на покой, чтобы меньше знать, да крепче спать, но… упорное прошлое в сознание брало верх. "Если не ты, то кто встанет грудью с ворьем?"
И в этот ветреный день. Семен Семенович, получив сигнал от экстрасенса по прозвищу Пахом, быстро собрался и помчался за город, в секретный городок, где под усиленной охраной жили так называемые нетрадиционные феномены Городок тот располагался на территории засекреченного ядерного центра.
В автомашине Семен Семенович еще два раза перечел "сводку самых запутанных происществий за неделю, а потом стал" припоминать про одного из самых загадочных российских ясновидящих Пахома… Боже мой! Каких только удивительных людей дарит нам российская природа! Это просто уму непостижимо: Пахом спрогнозировал более 40 случаев отказа космической техники, о чем свидетельствует официальная запись заместителя руководителя полетов "В декабре 1996 года Пахомов дал прогноз полета летающей лаборатории ТУ-144, организованной правительствами России и США. Предупреждение возымело действие. Лабораторию поставили на консервацию. Благодаря его предупреждению экипаж знаменитого летчика-истребителя, носящего в мире третий номер, избежал катастрофы при посадке. В сентябре 1997 года Пахомов дал прогноз по работе бортового компьютера космического орбитального комплекса "Мир", предупредил, что компьютер выйдет из строя через пять дней. Так и случилось". И таким же образом были подтверждены все 40 случаев.