Слова его действительно как будто сбывались. Обыск шел уже часа два, но ничего пока не дал. Все комнаты, чердак, кладовки дачи были осмотрены, подполье обследовано дважды, но ничего, что интересовало муровцев, не было. Ни одного лоскутка кожи, ни одного сомнительного куска меха. Котиковая шуба? Жены. Соболья накидка? Тоже ее. Еще каракулевая шуба? Дочкина же это, дочкина.
…Майор в задумчивости стоял около летней веранды и жадно курил сигарету. Подошел Стежков.
- В чем же дело, товарищ майор? Может, их хаза в другом месте?
- Вероятнее всего - здесь. Искать надо, искать.
Стежков отошел от майора и, круто поворачивая на тропинку, ведущую к огороду, задел ногой железную бочку. Таких бочек на территории дачи стояло пять штук. Лейтенант прошел уже дальше, чертыхаясь на хозяев-куркулей, которые так лелеют свое огородно-садовое хозяйство. Прошел и остановился. Вновь вернулся к бочке, легонько носком ботинка пнул ее. Раздался негулкий, но чуть звенящий звук… Почему такое? Она ведь с водой? Стукнул ладонью по боку верхнего звена. Вот здесь понятно, звук короткий, быстро глохнущий.
Стежков позвал Дедковского.
- Подозрительны мне эти бочки. Разрешите, опрокину одну?
- А в чем дело?
- Слушайте, - и Стежков повторил свой опыт.
- Действительно, что-то не так. А ну-ка, перевернем.
От крыльца к ним спешил хозяин, истошно крича о том, что нельзя этого делать. "Воду для полива нам приходится носить из соседнего водоема, а это нелегко, надо уважать людской труд".
Дедковский и Стежков, не обращая на него внимания, тщательно осматривали бочку. Стежков разыскал какую-то деревянную планку и резко опустил ее в воду. Планка стукнулась о металл где-то в середине бочки.
- Двойное дно. Факт, - он опрокинул бочку.
Посудина была сделана мастерски. Дно, которым она ставилась на землю, прикрывалось точно подогнанным металлическим кругом, покрытым черной, смолистой мастикой. Под мастикой обнаружилось кольцо. Стежков дернул его, и металлический круг вышел из пазов. Там была вторая крышка, плотно прижатая к стенкам тонкими распорными пружинами. Сняли и эту крышку. Всю емкость нижнего звена бочки занимали… аккуратно свернутые хромовые кожи.
Дедковский велел позвать понятых. Началось вскрытие остальных четырех, бочек. Еще в двух из них были опять-таки кожи, а в остальных двух - тюки с лисьими шкурками…
- Отар Давыдович, мой вам совет, расскажите сами, где и что лежит. Иначе и нам работу затрудняете, и своему ранчо вред наносите. Будем вынуждены разобрать и перекопать все…
- Можете делать что угодно, но больше ничего нет. А по кожам и шкуркам я дам исчерпывающее объяснение.
- Насколько оно будет исчерпывающим - посмотрим. Обыск начинаем вновь…
Время близилось уже к полудню, а обследование все еще продолжалось. Дедковский прошел в самый конец сада, где двое сотрудников уголовного розыска вынимали землю между внешним забором и сараем.
- Как доберетесь до заднего угла сарая, так идите вглубь, может, придется копать метра на два, на три, - сказал им Дедковский.
- В том-то и дело, товарищ майор, что до этого самого угла еще далековато. И надо же такой сараище отгрохать. Роту солдат поселить можно.
Дедковский посмотрел на молоденького, веснушчатого милиционера, на сарай, о котором шла речь, и торопливо пошел к его дверям. Догадка подтвердилась довольно быстро. Обстроенный со стороны территории дачи какими-то кладовками, душем, санузлом, а с двух внешних сторон закрытый забором и заросший малинником, крапивой и еще какими-то дикими кустами, сарай не просматривался на всю глубину. Сейчас же, когда Дедковский после разговора с милиционером вошел внутрь, ему стало все ясно. Он прошел к задней стене и стал искать в ней дверь. Она оказалась не в задней, а в левой боковой стенке, была имитирована под старые доски, будто наложенные стопкой у стены. Дедковский попробовал открыть. Не удалась. Видимо, здесь был какой-то секрет. Он велел позвать Сумадзе.
- Сведите нас, пожалуйста, в эту обитель. Интересно знать, что там?
- Ну и нюх же у вас, майор, - прошипел Сумадзе.
Делать, однако, ему ничего не оставалось, и он открыл дверь. Привычно нащупал в темноте выключатель…
Они оказались в просторном помещении без окон. Здесь стоял столярный верстак, висели две станковые пилы, лежал еще кое-какой инструмент. Около внутренней стены стояло нисколько высоких плоских ящиков, по форме напоминающих пианино. Дедковский подошел к ним. "Верх", "Низ", "Не кантовать", - прочел он нанесенные черными печатными буквами надписи.
- Так вы что же, и музыкальными инструментами промышляете?
- Нет, - глухо ответил Сумадзе. - Музыка здесь ни при чем. Это просто упаковка.
Когда ящики вскрыли, в трех из них оказались кожи, а в одном все те же лисьи шкурки.
- Зачем же такая своеобразная тара? - с недоумением спросил старший опергруппы.
- Наивный вопрос, - удивился Сумадзе. - Везут аккуратно, не кидают и не бросают. Сохранность гарантируется. А вы спрашиваете - зачем?
- Ну, может, на сегодня хватит? - устало садясь на огромный чурбан около сарая, проговорил Стежков. - У меня голова кружится от всех этих тайн и сюрпризов.
- Многовато их, это верно, - согласился майор. - Расскажи - не поверят! Но тайны кое-какие здесь еще остались, я уверен в этом. И все же на сегодня надо кончать, иначе нас самих товарищи с Петровки разыскивать начнут…
Дедковский доложил полковнику Каныгину о событиях, происшедших за последние несколько дней.
- Неотложным считаю задержание Кружака, заместителя директора фабрики имени 1 Мая, - заключил он свой доклад. - Он организатор всей этой кампании. Затем необходимо срочное этапирование в Москву из колонии Бугровой.
Каныгин в раздумье ответил:
- Возможно, вы и правы. Возможно… И все-таки… Какие есть доказательства вины Кружака? То, что он якшался с этими парнями в ресторане? Скажет, что случайно встретил. И все.
- Я вам добуду не одно, а несколько доказательств, но мне надо говорить с ним. Прямо и без обиняков.
- А зачем так спешить с Бугровой? Я не исключаю того, что она участница этой группы. А если это и не так, то халатность-то с ее стороны все равно была.
- Нет, не было.
- Ну, батенька, вы объективность теряете. Суд же был, это помнить надо.
- Бугрова не виновата. Но сейчас не о том речь. Она нужна нам для следствия.
- Вот что, майор, пока не будет явных доказательств, задержание Кружака и этапирование Бугровой в Москву считаю преждевременным.
Дедковский понял, что его строптивость не забыта.
Был один путь быстрого развертывания дела: признание Сумадзе и его подручных и, как следствие, разоблачение Кружака. Однако и Сумадзе, и парни, и Муравицкая пока плетут ерунду. Они пока на что-то надеются. Видимо, на Кружака. Конечно, зря надеются, но утопающий, как известно, хватается и за соломинку.
Дедковский вновь вызывает на допрос Сумадзе.
- Отар Давыдович, поговорим серьезно?
- Поговорим, гражданин майор.
- Надеюсь, вы понимаете, что мы не столь наивны, чтобы верить вашим версиям?
- Дело ваше, гражданин майор, но я рассказал все. Как на духу.
- Ну, что вы валяете дурака? Ездили по магазинам… Я понимаю, в магазинах можно купить пять, ну десять штук. Но полтысячи?..
- Чернобурка вышла из моды. Ее везде сколько угодно.
- Тогда какой же был смысл покупать?
- Мода - не молния. Ослепляет не всех сразу. Кое-где лисичек еще жалуют.
- Значит, пользуетесь нерасторопностью наших торговых работников?
- Это у них таки есть.
- Ну, что ж, Отар Давыдович, констатируем как факт вашу неискренность и нежелание чистосердечно рассказать следствию о своих преступных деяниях. А вам, как человеку опытному, должно быть известно, что это не шутка.
- Я это понимаю. И заявляю вам со всей искренностью. Лисьи шкурки купил в московских магазинах. Шевро - у Шамшина и Бугровой.
Дедковский откинулся на стуле.
- Отар Давыдович, креста на вас нет. Шамшин на том свете, Бугрова - в тюрьме. А вы их еще и черните?
- И, однако, это так, гражданин майор.
- Ну, что ж, тогда рассказывайте все подробно.
- Когда я работал в ателье на Семеновской, пришла женщина и спросила, не куплю ли я кожи. Сначала я не соглашался, но она очень просила. Купил пять штук. В следующий раз женщина пришла с полным высоким стариком. Тот тоже принес шевро. А месяца через два они предложили большую партию. Сначала это меня насторожило, но посетители шли на уступки, дело оказалось выгодным. Женщина и старик тоже не оказались внакладе, получили по десять тысяч. Вот и все.
- Ну что ж, Сумадзе, все, что вы рассказали, записано. Прочтите и распишитесь. Но должен вам заметить, что к своим преступлениям вы прибавляете еще одно: клевету.
Сумадзе отодвинул от себя листы допроса:
- Я еще подумаю.
- Подумайте. Это иногда полезно даже таким, как вы.
- А оскорблять меня, между прочим, вы не имеете права.
- А разве я вас оскорбил?
- Безусловно.
- Вот вы оскорбили двух, как я уверен, честных людей. И ничего. У вас даже ни один нерв не дрогнул. Да что там оскорбили? Вы один из тех, кто виновен в том, что эти люди оказались там, где находятся. - Дедковский с трудом поборол приступ гнева и неприязни к Сумадзе и продолжал допрос: - Есть у меня к вам один, если можно так выразиться, частный вопрос. Среди ваших бумаг была обнаружена копия чека на пять тысяч рублей за сапфировые серьги и брошь…
- Была такая покупка.
- Дорогой подарок, не правда ли?
Сумадзе вздохнул, опустив глаза:
- Дело это сугубо личное, интимное, и я очень просил бы…
- На этот вопрос, однако, ответьте: серьги и брошь покупали вы?
- Да, я. И вручил… кому считал нужным. Как и у каждого человека, у меня тоже есть слабости.
- Но актриса Вольская - обладательница этих драгоценностей - утверждает, что получила этот подарок… от гражданина Кружака. Вас же она… вообще не знает. Как вы все это объясните?
Сумадзе поднял голову, долго молча смотрел на Дедковского и наконец хрипло проговорил:
- Я устал. Прошу сделать перерыв в допросе…
- Сначала ответьте: вы знакомы с гражданином Кружаком?
Сумадзе нехотя выдавил:
- Да, знаком.
- Ну вот, теперь сделаем перерыв.
Уже несколько дней никого не вызывали на допросы. Дедковский, Стежков и другие работники опергруппы усиленно проверяли, уточняли все, что стало известно по делу, но требовало деталей, фактов, обоснований. Экспертиза подтвердила, что шевро, обнаруженное у Сумадзе, именно из той партии, что поступила на фабрику 1 Мая. Лисьи шкурки не из магазинов, а со складов пошивочной фабрики. Изучались и действующие лица этой истории.
Поэтому, когда Дедковский распорядился привести наконец Отара Давыдовича, тот начал с претензий:
- Почему так долго меня не вызывали? Несмотря на мои настойчивые требования…
- Понимаете, Отар Давыдович, честно говорить вы не хотите, приходится все проверять да уточнять. Вот и не получается со временем. Вы что-то хотели сообщить?
- Я хочу дать чистосердечные показания.
- Пожалуйста. И начинайте вот с чего: кто стоит во главе вашей группы? То, что вы звено важное, - это нам ясно, но кто "папаша"?
- Я собираюсь рассказать о своей жизни, своих ошибках и заблуждениях.
- Очень хорошо. Но имейте в виду, что морочить голову нам не надо. Мы вас уже знаем. Приговоры Тбилисского суда за махинации с валютой; народного суда города Нахичевани - но тем же статьям; третий приговор из Ростова за спекуляцию и, наконец, решение высшей судебной инстанции о вашем помиловании, учитывая чистосердечное раскаяние и желание искупить вину честным трудом, у нас имеются. Так что советую при жизнеописании меньше фантазировать, больше придерживаться фактов.
- После вашего вступления я должен подумать еще.
Долго оперативные работники ломали голову над загадками Бориса Черненко-Проскурина. И оказалось, что он не Проскурин и не Черненко, а Нахапетов, и не Борис, а Яков. В московские края приехал по отбытии пятилетнего срока за воровство и грабежи. Сначала работал в мостоотряде под Москвой, потом оказался в стройуправлении № 16.
До поры до времени вел себя аккуратно. Но когда управлению были поручены некоторые строительные работы на фабрике имени 1 Мая, старые наклонности проявились вновь.
Паспортов у Нахапетова оказалось несколько, на имя Проскурина и Черненко в том числе. На квартире у его приятеля Теплякова, жившего с младшим братишкой, которого Нахапетов частенько выдавал за своего брата, были обнаружены искусно сделанные три сотни самых разнообразных ключей. Среди них, отдельно связанные, - от склада закройного цеха. На них имелись четкие и ясные отпечатки пальцев владельца.
… - Итак, гражданин Нахапетов.
- Черненко я.
- Нет, не Черненко и не Проскурин, а Нахапетов. Имеем к вам несколько вопросов. Биографию не надо, знаем. Разные версии тоже не требуются - слышали. Будем говорить по существу. Ясно? Кому принадлежит мысль о хищении кож - вам или Кружаку?
Нахапетов криво усмехнулся:
- На бога взять хотите? Никакого Кружака не знаю.
- Ну-ну, Нахапетов. Я ведь вас предупреждал, что вести себя надо серьезно. Вы забываете, что у нас здесь Сумадзе, Бычков, Терехин, Муравицкая. Забываете и то, что вас взяли на даче у Сумадзе…
- И все-таки я здесь ни при чем.
Дедковский выложил на стол связки ключей, изъятые в квартире Теплякова:
- Узнаете?
- А чего тут узнавать? Ключи и ключи.
- Не просто ключи, а выточенные вами. А вот этими вы отпирали склад закройного цеха. Об этом, между прочим, свидетельствует и экспертиза. Вот заключение.
- Ловко, ничего не скажешь! - почти восхищенно проговорил Нахапетов. - А вы, оказывается, того, не лыком шиты.
- Спасибо за комплимент. Но вернемся к нашему вопросу: кто инициатор операции? Кто руководитель?
- Так вы, как мне кажется, все знаете. Зачем же воду в ступе толочь?
- Отвечайте на вопросы. Иначе разговор отложим. Дел у нас и без этого много.
- Но я не понимаю, какая разница, кто предложил, кто инициатор? Допустим, я.
- Хорошо, допустим. Откуда вы узнали, что кожи прибыли? И именно на этот склад?
- Ну, слышал.
- От кого? Где? Когда?
- Не помню.
- В ночь кражи состав из десяти порожних вагонов был задержан отправкой на станцию. Это было сделано для того, чтобы использовать задний вагон для погрузки кож. Как вам удалось задержать вагоны? Ведь диспетчерская вам вроде не подчинена?
Нахапетов молчал.
- Вот видите. У лжи всегда короткие ноги. Не надо брать на себя лишнего. У вас и своих грехов достаточно. А теперь рассказывайте.
- Вы, может, забыли про меня? - налетела Муравицкая на лейтенанта Стежкова.
- Нет, как видите, не забыли. Вопросы у нас те же, что и на первом допросе. Какие обязанности выполняли в преступной группе? Кто возглавлял ее?
Муравицкая замахала руками:
- Подождите, подождите. Я ведь не профессор какой-нибудь, чтобы так вот сразу все уразуметь… Ни в какой такой шайке я не состою. Я сама по себе.
- Откуда же меха? Может, это вы ограбили фабрику?
- Ну, что вы говорите такое? Черненко предложил мне реализовать их, эти шкуры. Мой дивиденд - десять рублей со штуки, на полу они не валяются. Я человек небогатый. Вот и все.
- Не все и не так, Муравицкая. Привез-то их вам Черненко, но не от себя, а от гражданина Кружака. И не по десять рублей за штуку ваш дивиденд, а сколько сумеете взять… Теперь расскажите о продаже туфель.
- Ну, это когда было? Весной. Он же - Черненко - принес. Пять пар.
- Один раз приносил?
- Один.
- Нет, не один.
- Ах да, еще было. Тоже, кажется, пять пар.
- А откуда вы знаете Черненко-Проскурина-Нахапетова?
- Этих я не знаю. Только Черненко…
- Это одно и то же лицо. Откуда же его знаете?
- Ну, знаю, и все.
- Вы продолжаете упорствовать, Муравицкая. А ведь хотели говорить правду.
- А я правду и говорю.
- Так откуда вы знаете Черненко?
- Один человек как-то прислал его. Вот и познакомились.
- А кто этот человек?
- Это мое личное дело. Прошу его не касаться.
- Можем, конечно, и не касаться ваших сугубо личных дел. Но прислал вам его Федор Исаич Кружак. Так ведь?
Муравицкая опустила голову.
Дедковский позвонил Стежкову и попросил зайти. Когда тот появился, он несколько торжественно произнес:
- Ну что ж, лейтенант Стежков, пойдемте к "папаше" - Федору Исаичу Кружаку. Вы готовы?
- Если можно, через час-два, мои железнодорожники разговорились.
- Что-нибудь новое?
- Да нет, детали уточняем.
- Уточняйте, но в девятнадцать ноль-ноль двинемся.
Когда Дедковский и Стежков вошли к Кружаку, он побледнел, сердце у него екнуло, опустилось куда-то вниз, и он вдруг почувствовал, как по всему телу отдались его глухие, лихорадочно-торопливые удары.
Весь этот месяц, с тех пор как арестовали Сумадзе, Муравицкую, Черненко-Нахапетова и парней с Товарной-второй, Кружак не находил себе места. Он понимал, что развязка неизбежно приближается, и каждый день, и на работе и дома, ждал то ли звонка, то ли вызова, то ли просто визита людей из МУРа. Он не мог работать; ел, не видя, что ест; засыпал только после принятия удвоенных, а то и утроенных доз снотворного. Бывало, что он тешил себя: "В сущности, что они мне могут предъявить? До этих самых кож и лисьих шкурок я даже не дотрагивался… Разговор с Черненко? Но я откажусь, и все. Мало ли что может придумать какой-то там прощелыга. Деньги, что брал у Сумадзе? Но расписок-то моих у него нет".
Однако мысли эти перестали успокаивать после того, как он встретился с Еленой Вольской. Всегда нежно и ласково встречавшая своего "толстячка", на этот раз она была обеспокоена и насторожена. А то, что сказала, будто острым ножом прошло по сердцу Кружака, наполнило гнетущей и уже не уходящей тревогой и страхом.
- Федюнчик, меня приглашали на Петровку. Спрашивали про серьги и брошь, что ты мне подарил. И про какого-то Сумадзе допытывались. Я сказала, что никакого Сумадзе не знаю. Что подарок этот твой…
Теперь Кружак окончательно понял, что встречи с муровцами ему не миновать и надо приводить в исполнение давно задуманное.
Документы на такой случай у него были уже заготовлены. Адрес у Сумадзе он взял тоже загодя. В Алазанской долине, на отрогах гор есть небольшое селеньице…
Федор Исаич застегивал туго набитый портфель, когда в комнату вошла жена.
- Ну, уложила чемодан? - не поднимая головы, спросил он.
- Федор, ты что-то скрываешь от меня. В командировки так не собираются. - Жена заплакала.
- Не канючь. Там кто-то звонит. Иди посмотри.
Через полминуты жена заглянул в полуоткрытую дверь:
- Там к тебе какие-то незнакомые мужчины.
В комнату входили Дедковский и Стежков.
- А, наши пинкертоны пожаловали, - деланно улыбаясь, проговорил Кружак. - Чем могу служить? Как дела на фронте борьбы с преступностью?
Федор Исаич бодрился, а у самого лихорадочно билась мысль: "Опоздал, опоздал…"