10
Машина судьи стояла на обочине, чуть подальше перекрестка. Уже возились гаишники, замеряя расстояния, след торможения. Носов подошел к капитану Мингалееву:
- Привет, Юра. Где остальной народ?
- Зырянова я в наше ГАИ отправил, объяснение писать. А потерпевший - в больнице, его "скорая" моментом умчала. Ты к нему не торопись - он пьяный вдубаря.
- Вон чего…
- Ну конечно! Ханыга… Поперся на красный свет, а судья на скорости шел, чтобы успеть перекресток проскочить: ему как раз был зеленый. Ну и долбанул…
- Сильно?
- Со скоростью шел, я же говорю! Перелом-то точно уж есть.
- Так… свидетели?
- Двое. Я объяснения взял коротенько, но они то же самое толкуют: "жигуль" шел на зеленый, а тот тип сунулся прямо ему под колеса.
- Ну и что за необходимость была тогда следователя вызывать? Берите и отваливайте материал сами - тут ведь чистый отказной.
- А семьдесят третий пункт?
Это… это да… "Водитель обязан предвидеть последствия действий или бездействия, приведших к нарушению настоящих Правил". Сам по себе пункт житейски и юридически ничтожен: человек не может все предвидеть, иначе он уже не человек, а сверхсущество. По этой логике, зыряновский "жигуленок" должен был тащиться в предвидении того, что ему наперерез выскочит пьяный хмырь, со скоростью детского велосипеда. Но ведь зеленый сигнал для того и горит, чтобы на него ехали быстро! Тем не менее - коли этот пункт существует - он правовая категория, на него ссылаются суды… Неужели и вправду придется возбуждать?..
С протоколом осмотра они справились довольно быстро; корпели уже над чертежом, когда завыла "сирена" и милицейский "москвич" притормозил у обочины. Из него вышли начальник отдела Монин, Байдин, начальник ГАИ майор Тарареев и сразу направились к "жигуленку". Остановились перед ним, стали рассматривать чуть заметную вмятину на капоте.
- Налетели вороны, - сказал Носову Мингалеев. - Я же тебе говорил…
- Ладно, работай давай. У них свои дела, у нас свои.
Не тут-то было: начальство моментом приперлось к ним и начало въедливые расспросы о причинах и обстоятельствах наезда. Отвечал капитан, Михаил больше помалкивал; вдруг Монин спросил:
- Вы-то как, Михаил Егорович, оцениваете ситуацию? Набирается на уголовное дело или нет?
Следователь развел руками:
- Если бы все зависело от меня - я вынес бы постановление об отказе в возбуждении. Потерпевший был пьян, полез на красный свет наперерез машине - у Анатолия Геннадьевича не было возможности ни затормозить, ни сманеврировать.
- На алкоголь его проверяли?
- Возил в вытрезвитель, сказали - все чисто, - ответил Мингалеев.
- Кто сказал? Фельдшер? - взорвался подполковник. - Вы мне кончайте тут!.. Немедленно везите его в клинику, к врачу. Еще влипнешь с этой вытрезвительской справкой: сами, скажут, написали да печать шлепнули!.. А дело, товарищ Носов, все-таки придется возбудить. Во избежание нездоровых разговоров: мол, председателя суда выгораживают - свой человек, то, се…
- Ну и что - председатель? У нас перед законом все равны.
- Равны-то равны… А только будь на месте Зырянова другой гражданин - мы с майором Тарареевым сейчас по домам телевизоры смотрели бы, а не здесь околачивались. Нет, со следствием будет спокойнее. И нам, и ему. Так что возбуждайте. С Бормотовым на этот счет я уже толковал.
Они уехали; Мингалеев толкнул Носова в бок:
- Это называется - цапанули судью… У нас на него еще материал есть - почитаешь потом. Вот соберем все до кучи, да еще прокуратура сверху упадет - глядишь, и свалится мужичок.
- Тебе-то что за радость от этого? - буркнул Михаил. - Да и врешь ты, не свалится он от таких пустяков. Ну, возбудим дело, ну и что дальше? Все равно ведь прекращать придется.
- Если оно есть - значит, человек под подозрением, под следствием. Это, брат, что-то да значит… Но лично у меня к нему своя претензия.
11
Поставив "москвич" под окнами ГАИ, капитан сказал Носову:
- Подожди меня. Я сейчас.
Вернувшись, протянул бумагу:
- Читай.
Так… Рапорт инспектора дорожного надзора… "Докладываю… патрулируя… в 21–40 заметил а\м "жигули", номер… следующую на повышенной скорости. На сигнал… не реагировал… продолжил преследование… была задержана… Водитель Зырянов А. Г., с ним также такой-то… такой-то… пояснили, что взяли машину у ресторана "Отдых" и "шефа" не обидели… О чем и докладываю…"
- Да-а… - засопел Носов. - Признаться, не ожидал. Но ведь криминала-то здесь нет, верно? Кому какое дело, чем он занимается на собственной машине, кого возит?
- Нет, не та-ак… Ему нельзя…
Михаил и сам не был уверен, что прав.
- Ладно, давай мне эту бумагу. Может, сгодится.
В тесном помещении ГАИ, занимающем двухкомнатную квартирку в цоколе пятиэтажки, сидели дорожный инспектор лейтенант Гавриков и председатель суда Зырянов. Анатолий Геннадьевич был бледен, глядел в окно, мял кисти рук. Носов поздоровался.
- Здравствуй, - откликнулся судья. - Вот ведь - скажи, какая беда, а?..
Заехали в клинику - там у Зырянова взяли пробу на алкоголь; в отдел домчались уже на "жигуленке" - Михаил велел гаишникам отдать судье права и ключи. Закончив допрос, Носов протянул ему рапорт инспектора дорнадзора:
- Не хотите ознакомиться?
Анатолий Геннадьевич прочитал, напрягся. Вдруг начал быстро рвать бумагу, клочки рассовал по карманам.
- Зачем вы это? - укоризненно спросил следователь. - Напрасно, напрасно… Такие вещи быстро ведь восстанавливаются, разве вы не знаете? Ответственный работник - и взяли, уничтожили документ…
- Я… я… - голос Зырянова дрожал, - прошу вас… Михаил…
Ясно: из него теперь можно вить веревки - пойдет на все, лишь бы не узнали о рапорте. Зато когда дело будет прекращено - месть судьи может оказаться жесткой, с последствиями. Поэтому надо быть очень осторожным - не бежать, не кричать во всю мочь о том, что случилось - а избрать свою собственную линию, тактику.
- Ступайте, - сказал он. - Так и быть, я постараюсь об этом больше не вспоминать. Правда, не знаю, как получится - есть ведь еще люди, знающие о рапорте.
- Буду… очень благодарен… - проскрипел судья. Ему каждое слово давалось с трудом.
После его ухода Носов написал постановление о возбуждении уголовного дела, заполнил карточку на совершенное преступление. Бросил папку в сейф - пускай лежит себе, все сделается со временем. А дело так и так окажется в его производстве: он считается в отделении специалистом по дорожным происшествиям. Живи, гражданин Зырянов. Спустим на тормозах. Ради Машеньки Киреевой, золотой души - так и быть, поспособствуем. Пусть и дальше катится ваша любовь. Если так хочет Маша.
Он достал из сейфа еду, открыл банку сардин, бутылку с газировкой. Но зазвонил городской телефон, ругнувшись, он сорвал трубку.
- Следователь Носов слушает!
- Алло, Миш! Привет.
- Привет, Лиль. С праздником!
- Ладно… Мы должны послезавтра купить диван.
- Ага… Почему диван? Почему послезавтра?
- Ты пойми: я не могу долго жить без положительных эмоций. Рассчитывала на сегодняшний день - и с утра вдруг такая депрессия… На работе дурь сплошная, дома тоже - то ты пьяный, то Димка болеет, то унизят, как вчера… Значит, надо покупать вещи. О них можно сначала думать, потом выбирать, потом ставить, переставлять, любоваться…
Диван, безусловно, нужен: старый, купленный сразу после женитьбы, совсем уже плохой. Вытертый до блеска, до ниток, записанный Димкой, спавшим на нем с рождения, продавленный…
- Я думала сегодня все утро - и вот, решила… Возьмешь днем справку на кредит, и вечером поедем в магазин. Ты чем занимаешься? Хочешь, приеду?
- Чего тебе здесь делать? Воров да шарамыг не видала?
- Ладно, полечу за Димкой. Ах, Мишка… Одно только от тебя и слышишь: воры, шарамыги, тюрьма. Дома не ночуешь. За сто пятьдесят чистыми - не лишка ли? А? Ты подумай.
Сказать ей про Клюеву, Мухина, аспирантуру? Нет, чур! Можно спугнуть удачу.
- Что думать… Ведь я аттестованный человек. У нас это не так просто. Потом - на какую еще работу я могу рассчитывать? Другой я не знаю.
- Чепуха. Я согласилась бы, если бы ты даже шофером пока устроился.
- И пять лет учебы - псу под хвост?
- Не боись, все пять при тебе останутся… Ты думаешь, долго проторчишь в работягах? Двигать начнут. И совсем не обязательно при этом тратить жизнь на пьяниц, шарамыг твоих, воров, тюрьму… н-ненавижу, пфу!..
- Если сюда попал - уйти очень трудно. Разве что преступление заломишь или - алкоголизм кромешный, особо крупный аморал. Народу не хватает, и никто не идет. Потом - я теперь незаменимый специалист, растущий кадр.
- Придумай чего-нибудь. Не выходи на работу, проживем сколько-то на мою зарплату, старики помогут.
- Ладно, давай кончим пока этот разговор. Есть ужас как хочу. До завтра…
В последнее время Лилька била на увольнение отчетливо и методично. Если не брать в расчет вариант с аспирантурой - куда уйдешь? Да ему совсем не улыбалось снова корячиться в гараже, выбивать ходки, заискивать перед диспетчерами, механиками. Дело ведь не в куске хлеба, как она не понимает… Следователь, когда дело в его производстве - человек самостоятельный, почти любые решения может принимать. Все время новые люди, новые случаи, мужская работа. И - здесь он специалист, делает главную службу ведомства, к которой его долго готовили. А в любом другом месте он будет все-таки пришей-пристебай, полунужный человек - хорошее ли это дело!
12
В коридоре Носов столкнулся с дежурным инспектором уголовки Вовиком Синицыным. От Вовика пахнуло перегаром. С утра он возился с вором, укравшим мопед, отвез его в КПЗ - и пропал. Поди узнай, где он был, чего делал.
- Зарядился? - Носов щелкнул себя по кадыку. - Где был-то?
- Тут рядом… Ты выпьешь?
Восьмой час. Теперь, наверно, маленько можно…
- У тебя есть, что ли? Где?
Вовик подмигнул, кивнул головой и двинулся к лестнице. Носов сразу понял, куда тот ведет его: в детскую комнату, размещенную в пристрое. Там работала лейтенант Ленка Заморина, его подружка, любовница.
- Вместе праздник отмечали? - спросил Носов.
- Ну разумеется…
Ленка сидела за столом и орала на худенького, коротко стриженного мальчишку лет двенадцати-тринадцати. Увидав Носова, поздоровалась и снова стала орать. Лицо у нее было красное: видно, и от злости на мальчишку, и от выпитого, и от недавнего свидания с Синицыным.
- Сколько еще можно терпеть твои подвиги! Вот же твоя расписка, вот твое подлое обещание! Что тут написано? Что ты обещал мне? "Не буду больше совершать побеги из детского дома". Так ты слово держишь? Третий день уже в бегах, подумать только! Чем ты питался это время, ну-ка говори! Воровал? Где, что воровал? Будешь молчать - сдам в уголовный розыск, там тебе покажут! Вон видишь - следователь с оперативным работником пришли?
Мальчишка оглянулся, и лицо его показалось Михаилу знакомым.
- Ну какого черта, скажи, тебя туда тянет?! Хочешь, чтобы тебя отчим насмерть уделал?
- Я его сам убью, - жалко усмехаясь, сказал пацан. Потер щеку рукой, верхних козонков трех пальцев не было на ней. Носов подошел к столу, сел напротив.
- Тебя Сергеем зовут? Сын Галины Барановой?
Тот кивнул.
- А меня узнаешь?
- Ты мамкино дело вел.
Гальке-мошеннице дали четыре года, признали рецидивисткой.
- Зачем же из детдома-то бегать? Государство там тебя кормит, одевает, обувает, а ты, вместо благодарности…
- Не могу я там… Они там… они там все бьют меня… И воспитки злые…
Заплакал в голос, уткнувшись в стол.
Михаил повернулся к Ленке:
- Куда его теперь?
- В детприемник отправлю, оттуда позвонят в детдом, пускай приезжают, забирают… Пошли, Сергей.
Мальчик пошел за ней - шаркая, горбясь, всхлипывая.
- На следствии я видел его, - сказал Носов Вовику. - Он тогда понравился мне: тихий такой, умненький парнишка.
- Тихий, умненький - значит, добрый будет вор. Из таких знаешь какие мощные урки получаются!
- Жалко будет… А ты не каркай, чего каркаешь!
- Нет, этот сломается, по нему видно.
Вернулась Ленка.
- Что, безнадежный случай? - спросил Михаил.
- А ты как думал! - зло бросила она. - С таких лет по детприемникам… думаешь, там хорошему учат? А, ч-черт с ними со всеми! Вы выпить пришли?
Достала из сейфа бутылку водки.
- Пейте, я больше не буду. Может, и тебе хватит уже? - обратилась она к оперативнику.
- Да ладно! - отмахнулся он, пластая колбасу.
- Так ты, значит, здесь и куковал целых полдня? - спрашивал Носов Вовика Синицына.
- А чего? - отвечал тот. - Разве плохо? И рядом, и никто не видит. Закрылись - и порядок.
- А если бы происшествие? Ты мог бы порядочно подзалететь.
- Не волнуйся. Фоменко знает, где искать. И про тебя знает, где ты теперь кукуешь.
- Прыткий ты, оказывается… С самим Фоменко договорился. А если продаст?
- Н-ну! Мы ведь тоже не такие простые люди, кое-что и про него знаем. Ладно, хорош трепаться, бери стакан.
Бутылку они усидели быстро. Вовик побагровел, взгляд у него стал тяжелый, воспаленный; у Носова же только чуть завязалось, поднялось настроение, захотелось действия, общения. Казалось, что для общего счастья осталось еще совсем немного: чуть-чуть только добавить еще.
- Где бы достать, Вовик? - тормошил он оперативника. - Ты не знаешь, где достать?
- Знаю, - забубнил тот. - На участке у Гришки Матусевича. Мы с ним собирались вчера один шалман тормошить, взяли загодя бутылку, чтобы после посидеть - да пришлось вместо того в КПЗ ехать, одного типа разрабатывать… Сейчас, позвоним… Гриша? Привет. Как обстановка? Давай действуй… Слушай, как у тебя та, которую брали-то - на месте стоит? У-у, родная… Давай даванем ее, а? Вместе с Мишкой Носовым, следователем. Он свой парень, свой. Ты звякни дежурному, организуй нам вызов. Да, придумай чего-нибудь. Грабеж, скажи, заявляют. Понял, да? Миша, иди одевайся.
Прежде чем ехать, Михаил написал в дежурке рапорт с просьбой о задержании Балина и отдал его Фоменко:
- Надо съездить.
- Ну и езжай сам, если надо, - лениво откликнулся тот. - Кто тут должен тебя обслуживать? Сам отпустил, сам и лови.
Пр-роклятая лягавая контора! Попробовал бы он так поговорить со следователем прокуратуры. Никогда и не решился бы на такое. А ведь там работают носовские однокурсники. Поди ж ты, какая несправедливость.
Задерживать Балина все равно надо. И так дело приостановлено из-за того, что он скрывается от следствия.
Через неделю после появления Аньки с подругой с просьбой о "закрытии" дела сожитель так отметелил ее, что она попала в больницу. Выяснилось, правда, что Коскова опять явилась пьяная под утро - однако это уже не имело особенного значения: дело возбуждено, и данный факт лишь добавлял в него еще один эпизод, свидетельствующий об агрессивности преступника. Балина тут же решено было арестовать - но он исчез, и все попытки найти его были пока безрезультатны. Где вот он скрывается? Что намеревается делать? В принципе у Носова только два адреса, по которым он может находиться: Коскова и мать. По обеим тамошний участковый время от времени посылает внештатников - а толку нет. В то же время, по оперативным данным, Балин появляется в поселке. Пусть пощупают и сегодня… Вдруг повезет!
- Может быть, ты съездишь, Веня? - спросил Михаил у шофера-милиционера, когда неслись на "уазике" к участку Матусевича.
- Да съезжу, конечно! - отозвался старшина. - Как не помочь старому корефану! Кого задерживать-то?
- Женобой, истязатель…
- Алкаш? Этой публике надо давать по мозгам.
- Черт знает… У него, видишь, жена якобы гуляет еще…
- Вон чего! Тогда разбираться надо. У меня тоже была такая штука в прошлом году. Гляжу - баба сначала несколько рубах домой принесла. Потом брюки - тоже подстирать там, подштопать… Я тогда взял эти брюки вместе с рубахами, и на ее глазах ножницами испластал. Она в рев, в ругань, - а я ей спокойно: "Куда ходишь, там и стирай, и штопай. И себя при мне, при ребятах не позорь". Вот так надо их воспитывать.
- Ну и как, помогло?
- По крайней мере, чужой одежды я дома больше не вижу.
Ну, а насчет всего остального - баба есть баба, это хитрые бестии, ими черт крутит, в душу им не влезешь, они тебя всегда вокруг пальца обведут, да еще и надсмеются…
- Как отец-то твой, квартиру не получил еще?
Престарелый Венин отец жил один в какой-то немыслимой по своей трущобности каморке в деревянном доме с печным отоплением. Там было сыро, в углах заводилась разная нечисть. Однажды на дежурстве шофер рассказал об этом Носову, и следователь предложил: "Давай напишем письмо в Москву, в Комитет ветеранов войны. Давай, не жмись! Я сам сделаю, ты только объясни, как там и что - жилищные условия, где воевал, есть ли ранения, какие награды, имеются ли благодарности от Верховного. И пошлешь заказным письмом. Палкой в лоб никто не ударит, а польза может выйти". И вот недавно старшина сказал: письмо вернулось в горисполком с какой-то сопроводиловкой, на дом к старику приходила комиссия - кажется, дело сдвинулось.
- Обещают, вообще-то… может, к дню Победы дадут. Это ведь ты все сделал, Миша. Храни тебя Бог! Давай-ко приди как-нибудь ко мне в выходной - я винца возьму, закусочки хорошей наделаю…
- Ты давай себе квартиру пробивай теперь! Шестнадцать лет на очереди - мыслимо ли?