Огромный, мощный детина чуть за тридцать, с глазами голубыми, как у Синатры, и серебристыми волосами, слишком коротко для мафиози постриженными. Он и похож на мафиози, думает Кэллан, и в то же время вроде и не похож. На ногах у него тупоносые ботинки, начищенные до того, что блестят, точно полированный черный мрамор. Серьезный крендель, думает Кэллан.
- И кто таков? - спрашивает он у О'Бопа.
- Служит в "Зеленых беретах" дерьмовым полковником.
- Дуришь меня.
- И вовсе нет. И он гангстер. У него тонна медалей за Вьетнам. Если они решат сбросить нас со счетов, то Скэки вычитанием и займется.
Обернувшись, Скэки видит их. Отделившись от группы, он подходит к О'Бопу и Кэллану, улыбается и говорит:
- Джентльмены, милости прошу. Без обид, но мне полагается проверить, что под мышками у вас пусто.
Кэллан, кивнув, поднимает руки. Заученным движением Скэки обхлопывает его до самых щиколоток, потом проделывает то же самое с О'Бопом.
- Хорошо, - заключает он. - Ну что, пошли на ланч?
И ведет их в задний зал ресторана. Зал этот Кэллан видел чуть ли не в пятидесяти обалденных киношках про мафию. Фрески на стенах изображают безмятежные пейзажи солнечной Сицилии. Посередине длинный стол, накрытый скатертью в красно-белую клетку. Бокалы, чашки для эспрессо, маленькие брусочки масла, уложенные на тарелки со льдом. Бутылки красного, бутылки белого.
Хотя пришли они точно - минута в минуту, - парни уже сидят за столом. Персик, нервничая, знакомит их с Джонни Боем Коццо, Демонти и парой других. Потом открываются двери, и входят двое гангстеров-боевиков, грудь у обоих точно коровьи туши в мясной лавке, а за ними появляется Калабрезе.
Кэллан украдкой косится на Джонни Боя, ему кажется, что тот как-то злорадно ухмыляется. Но все обнимаются, целуются по сицилийскому обычаю. Калабрезе усаживается во главе стола, и Персик всех представляет.
Кэллану не нравится, что Персик испуган.
Персик называет их имена, Калабрезе поднимает руку и объявляет:
- Сначала пообедаем, а уж потом и о бизнесе потолкуем.
Даже Кэллану приходится признать, такой вкусной еды он в жизни не ел. Для начала подали щедрые порции закусок: проволоне , прошутто и сладкий красный перец. Таких тонюсеньких рулетиков из ветчины и крошечных помидорок Кэллану видеть не доводилось.
Официанты входили и выходили, точно монашки, прислуживающие Папе Римскому.
Когда с закусками покончили, наступила очередь пасты. Ничего необычного: так, маленькие пиалы со спагетти в красном соусе. Потом подали куриную пиккату - тонкие ломтики куриной грудки в белом вине с лимоном и каперсами и запеченную рыбу. Следом еще один салат и, наконец, десерт - огромный белый торт, пропитанный анисовой водкой.
Все это вносили и выносили вместе с винами, и когда официанты подали эспрессо, Кэллана совсем разморило. Калабрезе сделал длинный глоток кофе, после чего сказал:
- А теперь скажите, почему я не должен убивать вас, парни.
Ни хрена себе вопросик на засыпку.
Какая-то часть Кэллана рвалась заорать: "Ты не должен убивать нас потому, что Джимми Пиккони украл у тебя сто штук баксов, и мы можем доказать это!", но он прикусил язык, изо всех сил стараясь найти другой довод.
Тут он услышал слова Персика:
- Они, Пол, хорошие парни.
- Зато ты, Джимми, - улыбнулся Калабрезе, - нехороший парень. Был бы ты хорошим, то сегодня я бы обедал здесь с Мэттом Шихэном.
И, развернувшись, прошил насквозь взглядом О'Бопа и Кэллана.
- Я все еще жду вашего ответа.
И Кэллан тоже. Изо всех сил стараясь сообразить, то ли ломать голову над ответом, то ли попытаться прорваться между двумя мордоворотами, охраняющими дверь, выскочить в зал, выхватить пистолеты и вернуться, поливая всех огнем.
Но даже если мне это удастся, думает Кэллан, О'Боп к тому моменту будет мертв. Да, но зато я смогу отправить его на небо в переполненном автобусе.
Кэллан пытается незаметно передвинуться на краешек. Остался еще дюйм, теперь надо подобрать ноги, тогда он сможет враз сорваться со стула. Кинуться прямо на Калабрезе, схватить его и, пятясь задом, выскочить за дверь.
И куда потом? - думает он. На Луну? Куда можно смыться, чтобы Семья Чимино там не разыскала?
Вот хрен, думает он. Бегом за пистолетами, надо уйти из жизни, как подобает мужчинам.
Сидящий напротив Сол Скэки качает головой. Движение едва заметное, но Кэллану понятно: шевельнись - и ты покойник.
И он замирает.
Казалось, молчание длится чуть ли не час, но на самом деле пролетело всего несколько секунд в атмосфере, ну скажем, напряженной, и Кэллан всерьез удивляется, когда слышит пронзительный голос О'Бопа, тот верещит:
- Вы не должны убивать нас, потому что... Потому что... эээээ...
- ...мы можем выполнять для вас работу лучше, чем Шихэн, - подхватывает Кэллан. - Мы сумеем добыть для вас долю в Джевитс-центре, в местном профсоюзе водителей, в профсоюзе строителей. Ни один цементный блок не продадут и не поднимут без того, чтобы вы не получили своей доли. Вы получите десять процентов с каждого доллара ростовщика или добытого на улице, и все это сделаем для вас мы. Вам и пальцем не придется пошевелить или во что-то вмешаться.
Калабрезе обдумывает его слова, тянет, наслаждаясь, время.
Кэллан начинает заводиться. Он чуть ли не надеется, что Калабрезе рыкнет: "Да пошли-ка вы на хрен, ребята", и тогда можно будет отбросить всякую дипломатическую дребедень и приступить к драке.
Но Большой Поли роняет:
- Существуют определенные условия и правила. Во-первых, брать мы станем тридцать, а не десять процентов с вашего дохода. Во-вторых, возьмем пятьдесят процентов денег, поступающих от профсоюзов и строительства, и тридцать - от любой другой деятельности. А в обмен я предлагаю вам свою дружбу и защиту. Членами Семьи вы стать не можете, потому что вы не сицилийцы, но партнерами станете. Работать будете под надзором Джимми Персика. Он будет лично отвечать за все ваши действия. Возникнет у вас какая необходимость, обращайтесь к Джимми. Возникнет проблема, тоже обращайтесь к Джимми. И кончайте со всякими разборками, тут не Дикий Запад. Наш бизнес лучше всего работает в атмосфере спокойствия и тишины. Все поняли?
- Да, мистер Калабрезе.
Калабрезе кивает:
- Возможно, изредка мне будет требоваться ваша помощь. Тогда передам через Джимми, а уж он передаст вам. Я, конечно, рассчитываю, что в обмен на мою дружбу и защиту вы не повернетесь ко мне спиной, когда я обращусь к вам. Раз ваши враги будут моими врагами, то и мои должны стать вашими.
- Да, мистер Калабрезе. - Кэллан гадает: может, сейчас положено поцеловать его кольцо?
- И последнее, - заключает Калабрезе. - Занимайтесь своим бизнесом. Делайте деньги. Наживайте богатство! Делайте все, что желаете, но - никаких наркотиков! Такое правило установил Карло, и оно по-прежнему действует. Наркотики - это слишком опасно. Я не намерен провести в тюрьме старость, так что это запрет категорический: займетесь наркотиками - вы покойники.
Калабрезе встает со стула. Остальные тоже поднимаются.
Кэллан стоит, когда Калабрезе коротко бросает "До свидания", и два мордоворота распахивают перед ним дверь.
Кэллан напряженно соображает, что не так в этой картинке.
- Стиви, - говорит он, - Калабрезе уходит.
О'Боп смотрит на него, как бы говоря "Ну и хорошо".
- Стиви, этот человек уже выходит в дверь.
Они замирают. Персик в ужасе от такой промашки и говорит с фальшивой вежливостью:
- Дон всегда уходит первым.
- Что, какая-то проблема? - осведомляется Скэки.
- Да, - кивает Кэллан, - проблема.
О'Боп становится цвета мела. Персик вцепился себе в подбородок так крепко, что теперь пальцы гвоздодером не отодрать. Демонти уставился на них, точно на что-то совсем уже экзотическое, а Джонни Бою все представляется просто забавным.
А вот Скэки - нет.
- В чем дело? - спрашивает он.
- У нас на улице люди, - сглотнув, объясняет Кэллан, - и мы приказали убить первого, кто выйдет в дверь, если это будем не мы.
Оба охранника Калабрезе разом хватаются за оружие. Пистолет Скэки сорок пятого калибра оказывается нацелен точно в голову Кэллана.
Калабрезе смотрит на Кэллана и О'Бопа, покачивает головой.
Джимми Персик тщится припомнить точные слова Покаянной молитвы.
Но тут Калабрезе вдруг смеется.
Он хохочет, заливается так, что ему приходится достать из кармана пиджака платок и вытереть глаза. Мало того - он даже падает на стул. Отсмеявшись, Калабрезе смотрит на Скэки и произносит:
- Ну чего стоишь? Стреляй в них!
И тут же, очень быстро, добавляет:
- Шучу я, шучу. Вы, парни, что, думаете, выйди я в эту дверь, началась бы третья мировая война? Смех, да и только!
Он машет им на дверь:
- На этот раз вы - первые.
Они выходят, и дверь за ними захлопывается. Даже через закрытую дверь еще доносится хохот. Они проходят мимо Бэт и ее подружки Мойры на улицу.
Никаких признаков ни Бобби Ремингтона, ни Толстяка Тима Хили.
Только вереница - от угла до угла - черных "линкольнов".
И рядом с ними стоят гангстеры.
- Господи, - бормочет О'Боп, - наши не смогли найти место для парковки.
Позже Бобби, извиняясь, бормочет, что не успел он и пару раз проехать мимо ресторана, как один из мафиози тормознул машину и велел им проваливать отсюда на хрен. Они и убрались.
Но это будет потом.
А сейчас О'Боп стоит на улице и глазеет на голубое небо.
- Ты понимаешь, что это значит?
- Нет, Стиви. И что?
- А значит это, - О'Боп обнимает Кэллана за плечи, - что мы теперь короли Вестсайда.
Короли Вестсайда.
Недурная новость.
А плохая та, что Джимми Персик на сто тысяч баксов, которые теперь не надо никому отдавать, купил наркотики.
И не обыкновенный героин, доставленный по обычному маршруту Турция - Сицилия. И не через канал в Марселе. И даже не по новому Лаосскому, организованному знаменитым мафиози Санто Траффиканте. Нет - купи он наркотики через какой-то из этих источников, Калабрезе прознал бы об этом через пятнадцать секунд, а еще через неделю раздувшийся труп Джимми Персика пугал бы туристов на Серкл-Лайн. Нет, Джимми Персику пришлось найти новый источник.
Из Мексики.
3
Калифорнийские девушки
Вот бы все девушки были калифорнийскими.
Брайк Уилсон. "Калифорнийские девушки"
Ла-Холла
Штат Калифорния
1981
Норе Хейден было четырнадцать, когда ее в первый раз трахнул мужчина. Один из друзей ее отца. Он подвозил девочку домой после того, как она отработала нянькой у его сынка-капризули, и вдруг он взял ее руку и положил себе на бугор. Нора хотела ее вырвать, но была загипнотизирована выражением его лица.
И чувством, которое возникло у нее самой.
Власти.
И Нора оставляет руку. Не обводит выпуклость, ничего такого, но, похоже, ему хватает и того, что ее ладонь просто лежит там. Девочка слышит, как он пыхтит, и видит, как лицо у него становится напряженным, а глаза такими чудными, что ее тянет расхохотаться, но что-то словно удерживает ее.
В следующий раз он кладет свою руку поверх ее ладони и водит ею по кругу. Нора чувствует, как растет его бугор под ладонью. Чувствует, как он дергается. Лицо у него такое нелепое.
А в следующий раз он тормозит у обочины и просит ее вынуть "это".
Ей вроде как полагается ненавидеть этого мужика, верно?
Ее тошнит от него, но она делает все, как он показывает, потому что у нее такое чувство, что главная при этом все-таки она, а не он. Ну, типа, она может его дергать и дергать, то прекращая, то начиная снова.
- Прям не пенис, - делится Нора со своей подружкой Элизабет, - а поводок какой-то.
- Нет, даже не поводок, а щенок, - возражает Элизабет. - Ты ласкаешь его, гладишь, целуешь, кладешь в тепленькое местечко, чтоб поспал, а он тебе притаскивает всякое-разное.
Норе четырнадцать, но выглядит она гораздо взрослее. Ее мама все видит, но что она может поделать? Живет Нора то у мамы, то у папы - это "совместное опекунство" - термин, имеющий в данном случае оттенок очень пикантный. Потому что каждый раз, как она живет у отца, они совместно курят травку.
Папа похож на какого-то растафарианца , только белого, без дредов и религиозных убеждений. Эфиопию папа не сумеет отыскать даже на карте Эфиопии, но травку он обожает. Вот эту часть растафарианства он принимает целиком и полностью.
Мама выше этого, и это основная причина, почему они развелись. Этап хиппи она переросла, бросившись из одной крайности в другую: из хиппи превратилась в яппи, и все ровно за пять секунд. Папа так и таскает "Биркенстоки" , будто они приросли к ногам, а она зашагала дальше.
Короче, мама получила очень хорошую работу в Атланте и хочет, чтобы Нора жила с ней, но Нора отнекивается: "Нет, ты сначала покажи мне хоть один пляж в Атланте, тогда поеду". В конце концов дошло до суда, и судья спросил Нору, с кем из родителей она желает жить, девочка чуть не выпалила "Ни с кем", но вслух ответила: "С папой". Так что в пятнадцать лет она ездит в Атланту только на каникулы и на один месяц летом.
Что вполне терпимо, если прихватить с собой достаточный запасец хорошей травки.
Ребята в школе дразнят ее "шлюшка Нора", но ей плевать, да и им, по правде, тоже. Это не столько презрительная кличка, сколько констатация факта. Что еще можно сказать об однокласснице, которую после уроков увозят в разных "порше", "мерседесах" и лимузинах и ни одна из машин не принадлежит ее родителям?
Как-то днем Нора, совсем обалдевшая от травки, заполняет какой-то дурацкий опросник для наставника-руководителя и в графе "Занятия после школы" пишет "минет". Прежде чем замазать ответ, она показывает бланк своей подружке Элизабет, и обе хохочут.
И давай, не сворачивай "лимо" к "Микки", где еду выносят прямо к машине. И никаких "королевских бургеров", "тако белл" и музыкальных автоматов. У Норы, слава богу, такое лицо и фигурка, что она достойна "Лас Бризаса", "Гостиницы в Лагуне", "Эль Эдобе".
Желаешь Нору, так угости ее вкусной едой, хорошим вином и беспримесной дозой.
У Джерри Болвана кокаинчик водится всегда супер.
Он хочет, чтобы Нора поехала с ним в Кабо.
Еще б ему не хотеть. Сорокачетырехлетнему наркодилеру, у которого больше воспоминаний, чем возможностей, а у нее в шестнадцать тело как сама юная весна. Так почему бы ему и не захотеть провести с девушкой грязненький уикенд в Мексике?
Нора все принимает невозмутимо.
Ей шестнадцать, но она не сентиментальная размазня.
Она прекрасно понимает, что этот козел вовсе не влюблен в нее. А уж она в него и подавно. Точнее точного. Вообще-то она считает, что он болван болваном в этом своем черном шелковом пиджаке и в черной бейсболке, прикрывающей редеющие волосы. В выгоревших джинсах и "Найках" на босу ногу. Нет, конечно, Нора очень даже понимает его: козел в ужасе перед подступающей старостью.
Не бойся, козел, думает она. Чего уж тут трепыхаться.
Ты уже старый.
У Джерри Болвана только два преимущества.
Но они классные.
Это деньги и кокаин.
Что, в сущности, одно и то же. Потому что Нора знает, если у вас водятся деньги, то будет и кокаин. А если у вас есть кокаин, то есть и деньги.
Она делает ему минет.
Что немножко затягивается из-за кокаина, но она не возражает, все равно развлечений никаких. А растаивать "мороженое на палочке" у Джерри все-таки лучше, чем болтать с ним. А не то еще хуже, его слушать. Не желает она слушать всякую нудятину о его бывших женах, детях - да она двоих его детей и так знает, получше его самого. Она с ними учится в одной школе. А еще про то, как он сделал победный удар в чемпионате лиги софтбола.
Перестав пыхтеть, он спрашивает:
- Так ты хочешь поехать?
- Куда?
- В Кабо.
- О'кей.
- А когда хочешь? - спрашивает Джерри Болван.
- Да без разницы, - пожимает плечами Нора.
Она уже выходит из машины, когда Джерри протягивает ей пакет, полный отличной травки.
- Эй! - окликает ее отец, когда Нора входит. Растянувшись на кушетке, он смотрит повтор "Восемь хватит". - Как прошел день?
- Отлично. - Девочка швыряет бэгги на кофейный столик. - Джерри тебе прислал.
- Для меня? Ну класс!
Так классно, что отец даже встает с кушетки, вдруг превращаясь в настоящего Мистера Инициативу, и сворачивает себе чудесненькую тугую самокрутку.
Нора проходит к себе в комнату и закрывает дверь.
Прям не поймешь, что думать про папочку, который за дозу продает собственную дочь.
В Кабо у Норы происходит встреча, перевернувшая всю ее жизнь.
Она знакомится с Хейли.
Нора лежит у бассейна рядом с Джерри Болваном, а эта дамочка на шезлонге, по другую сторону бассейна, явно рассматривает ее.
Такая уверенная, такая вся из себя леди.
Лет под тридцать, коротко стриженные темно-каштановые волосы под солнечным визором. А две черные тонюсенькие ленточки купальника открывают стройную худенькую фигурку, слепленную в спортзалах. Красивые украшения - золотые, неброские, дорогие. Каждый раз, когда Нора поднимает глаза, сталкивается взглядом с этой дамой.
А у той эдакая улыбочка, почти усмешка.
Дама постоянно возникает рядом.
Смотрит Нора со своего шезлонга - она рядом. Гуляет по пляжу - вот она, невдалеке.
Обедает в зале отеля - дама тут. Нора избегает встречаться с ней взглядом и всегда первой отводит глаза. Наконец Нора не выдерживает. Дождавшись, пока Джерри погрузится в обычную сиесту после секса, она выходит к бассейну, садится на шезлонг рядом с женщиной и заявляет:
- Вы за мной следите.
- Все правильно.
- Меня такое не интересует.
- Ты даже не знаешь, - смеется женщина, - что такое то, что тебя не интересует.
- Я не лесби.
Ну, типа не любит она женщин, впрочем, как и мужиков. Тогда остаются только кошки и собаки, но кошек Нора терпеть не может.
- И я нет, - откликается женщина.
- Тогда?..
- Позволь спросить тебя. Ты получаешь деньги?
- Э?..