Другие парни это замечают - а они тоже относятся к верхушке: сыновья врачей, адвокатов и биржевых брокеров - и тоже так хотят. И очень скоро большинство парней, сбившихся в маленькую компашку вокруг Рауля у Эль-Арбола - до сих пор они только демонстрировали каратэ да покуривали травку, - в наркобизнесе. Перевозят наркоту в Штаты, а не то заключают собственные контракты и отстегивают Раулю.
Новое поколение высшего общества Тихуаны - все в наркобизнесе по самые ноздри.
И скоро эта группа получает прозвище.
Хуниоры, то есть Младшие.
А Фабиан возглавляет группу Хуниоров.
Как-то вечером он болтается в Росарито и натыкается на боксера по имени Эрик Касавалес и его агента, парня постарше, по имени Хосе Миранда. Боксер Эрик, в общем, ничего себе, но сегодня вечером он пьян и явно промахнулся в оценке слабака яппи и как бы невзначай толкает его. Выплескивается спиртное, рубашки заляпаны, грубые слова сказаны. Покатываясь с хохоту, Касавалес выхватывает из-за ремня пистолет и тычет под нос Фабиану, прежде чем Хосе успевает увести его.
Касавалес, спотыкаясь, уходит, потешаясь над испуганным выражением лица богатенького молокососа, когда тот увидел пистолет. Он все хохочет и хохочет, а Фабиан между тем подходит к своему "мерседесу", вынимает из бардачка свой пистолет, разыскивает Касавалеса и Миранду - они у машины боксера - и убивает обоих.
Пистолет Фабиан бросает в океан, садится в "мерседес" и катит обратно в Тихуану.
Чувствуя себя превосходно.
Гордясь собой.
Такова одна версия этой истории. Другая, популярная в "Биг Бое Теда", - что стычка Фабиана Мартинеса с боксером была вовсе не случайна, что агент Касавалеса не соглашался на матч, нужный Цезарю Фелисадро, чтобы продвинуться наверх, и не пожелал подыграть им даже после того, как Адан Баррера лично обратился к нему с очень разумным предложением. В общем, какова истинная причина, никому точно не известно, но Касавалес и Миранда убиты. Позже в том же году Фелисадро все-таки участвует в матче за чемпионский титул в легком весе и выигрывает его.
Фабиан отрицает, что убивал кого-то вообще, но чем яростнее он отрицает, тем больше верят истории.
Рауль даже награждает его прозвищем.
Эль Тибурон.
Акула.
Потому что наверх он прорывается с целеустремленностью морского хищника.
Адан с малышами не связывается, он обрабатывает взрослых.
Люсия с ее происхождением и консервативным стилем очень ему помогает. Она ведет мужа к хорошему портному, сама выбирает ему деловые костюмы и неброскую одежду (Адан пытается заставить и Рауля переменить стиль, но ему не удается. Его брат, наоборот, стал одеваться совсем уж кричаще, добавив к своему синалоанскому гардеробу ковбоя-наркодельца еще и норковое пальто до полу). Люсия вводит Адана в частные клубы для власть имущих, ходит с ним во французские рестораны в квартале Рио, на вечеринки для избранных в частные дома Иподромо, Чапултепека.
Они посещают конечно же и церковь. Каждое воскресенье они на утренней мессе. Оставляют крупные чеки на тарелке для сборов, вносят щедрые пожертвования в фонд строительства, в фонд сирот, для престарелых священников. Они приглашают отца Риверу к себе домой на обед, устраивают барбекю на заднем дворе, они все чаще и чаще становятся крестными родителями у молодых супружеских пар. Супруги Баррера ничем не отличаются от других семей из высшего общества Тихуаны: он уравновешенный, серьезный деловой человек, владелец ресторанов - сначала одного, потом двух, пяти; она - молодая прелестная жена бизнесмена.
Люсия ходит в спортклуб, встречается за ланчем с другими молодыми женами, ездит в Сан-Диего делать покупки в "Долине Мод" и "Хортон-Плаза". Она поступает так из чувства долга перед бизнесом мужа, но для нее это только долг. Другие жены понимают: бедной Люсии хочется проводить больше времени со своим несчастным ребенком, она желала бы остаться дома, она так предана церкви.
Сейчас Люсия - крестная мать уже полудюжины младенцев. Ей так больно, что она будто обречена стоять с застывшей улыбкой, держа чужого младенца у крестильной купели.
Адан проводит время то дома, то в офисе или в задней комнате одного из своих ресторанов: пьет кофе и производит расчеты на желтых листах блокнота. Если не знать, в каком он на самом деле бизнесе, то ни за что и не догадаешься. Вылитый молодой бухгалтер, утонувший в цифрах. Если не видеть цифр, какие выводит его карандаш, то и не подумаешь, что это подсчеты "икс" килограммов кокаина, умножаемые на плату за доставку от колумбийцев, минус расходы на транспорт, охрану, жалованье служащим и другие накладные расходы: десять процентов для Гуэро, скидка в десять пунктов для Тио. Ведет он и более прозаические расчеты: стоимость говяжьей вырезки, льняных салфеток, чистящих средств и тому подобное для своих пяти ресторанов. Но все-таки основное время занимают более сложные подсчеты стоимости перевозки тонн колумбийского кокаина, сенсимиллы от Гуэро. И небольших партий героина - но это так, чтобы не пропадать с рынка.
Сами наркотики, грузы или клиентов Адан видит редко, если вообще когда-нибудь видит. Он занимается только деньгами - платит, подсчитывает, отмывает. Но не собирает их - это уже бизнес Рауля.
Взять, к примеру, дело двух перевозчиков-"мулов", которые должны были доставить двести штук баксов. Они перевозят их через границу, а дальше - вдруг едут в Монтеррей, а не в Тихуану, куда полагалось бы. Но мексиканские шоссе такие длинные, конечно же этих двоих придурков арестовывает рядом с Чиуауа федеральная полиция и держит под арестом, пока не приезжает Рауль.
Рауль очень недоволен.
Руки одного "мула" засовывают в бумагорезательную машину, и Рауль спрашивает:
- Разве твоя мать не учила тебя держать руки при себе?
- Да-да! - визжит "мул".
- Вот и надо было ее слушаться, - наставляет Рауль. И всем телом налегает на рычаг, острие врезается в запястья перевозчика. Копы быстро мчат парня, лишившегося кистей рук, в госпиталь: Рауль желает, чтобы парень остался в живых - как напоминание другим.
Второй "мул" до Монтеррея добирается, но в багажнике, в наручниках и с заткнутым ртом. Машину Рауль отводит на свободную стоянку, щедро поливает бензином и поджигает. Потом Рауль сам отвозит наличные в Тихуану, обедает там с Аданом и отправляется на футбольный матч.
После этого долгое время никто больше не пытается присвоить наличные братьев Баррера.
Адан никогда не вмешивается в такие грязные дела. Он бизнесмен; на нем экспорт-импорт: экспорт наркотиков, импорт наличных. И он занимается наличными, что тоже проблема. Но такие проблемы любому бизнесмену конечно же по сердцу - что мне делать со всеми этими деньгами? Какое-то количество Адан может отмыть через рестораны, но пять ресторанов не в силах справиться с миллионами долларов, так что он в постоянном поиске "отмывочных" заведений.
Но для него все это - только цифры.
Он уж много лет не видел никаких наркотиков.
И никакой крови.
Адан Баррера никого никогда не убивал.
Даже и не избивал никого в гневе. Нет, такое - для крутых парней, все это насилие, давление. Это все дело Рауля, и он, похоже, совсем не против, наоборот. При таком разделении труда Адану легче не признаваться, откуда на самом деле текут деньги в дом.
И оно ему требуется, чтобы заниматься делом, обеспечивать приток денег.
7
Рождество
Туберкулезные старики хрипят и
кашляют в "Нельсоне",
И кто-то двинется на юг,
Пока не утрясется все...
Том Уэйтс. "Маленькая перемена"
Нью-Йорк
Декабрь 1985
Кэллан обстругивает доску.
Одним длинным движением он ведет рубанок с одного конца до другого, потом отступает - осмотреть работу.
Получается красиво.
Он берет кусок мелкозернистой наждачной бумаги, оборачивает вокруг доски и принимается полировать края, которые только что обстругал.
Все идет ладно.
Скорее всего, потому, размышляет Кэллан, что до этого все обернулось так паршиво.
Взять хотя бы грандиозный кокаиновый счет Персика: результат - ноль.
Даже в минус ушли.
Кэллан не заработал на этом ни единого цента; кончилось тем, что весь кокаин осел в сейфах ФБР. Фэбээровцы, наверное, вели груз все время, потому что не успел Персик ввезти кокаин в район юрисдикции Восточного округа Нью-Йорка, как тренированные бойцы Джулиани слетелись на него, как мухи на навоз.
И Персику предъявили обвинение в хранении наркотиков с целью распространения.
Тяжкое обвинение.
Теперь перед Персиком маячит перспектива встретить кризис среднего возраста в Синг-Синге, если он вообще проживет так долго, да еще ему придется выложить залоговые денежки Карлу Сагану, не говоря уж о гонораре адвокату и о том, что, пока все перемелется, он ни цента не заработает. Так что Персик бросил клич "Раскошеливайтесь, ребята, время сборов", и Кэллан и О'Боп мало того что потеряли все свои вложения в "кокс", так им еще пришлось выложить баксы в фонд защиты Большого Персика, а это солидный ломоть от их отложенных денег, добытых вымогательством и ростовщичеством.
Но есть и хорошая новость: им обвинение насчет кокаина не предъявили. При всех своих недостатках Персик - парень стойкий, и Персик Маленький тоже, и хотя ФБР писало всю болтовню Персика на пленку, пока тот трепался с каждым мафиози про всех остальных, ни О'Бопа, ни Кэллана они не выудили.
А это, думает Кэллан, обалденное везение.
Обвинение в распространении "кокса" грозит тюрягой на срок от тридцати лет до пожизненного, и вернее всего светит пожизненный.
Так что это очень даже крупное везение.
А потому воздух кажется особенно сладким, кружит голову сама возможность его вдыхать и знать, что и дальше будешь.
Ты уже начал свой день.
Но Персик вляпался, и Персик Маленький тоже, и идет слух, будто ФБР замело и самого Коццо, и брата Коццо, и еще парочку других, и караулит момент, чтобы попытаться дожать Большого Персика и закрыть всех остальных.
Да, мне здорово подфартило, думает Кэллан.
Что Персик - парень старой закалки.
А парни старой закалки держатся стойко.
Но трудные времена - не самая крупная проблема для Персика, главное - ФБР предъявило обвинение Большому Поли Калабрезе.
Не за "кокс", там целый воз других обвинений. Большой Поли струхнул не на шутку, потому что всего несколько месяцев назад этот козел Джулиани уже упек за решетку других четверых боссов на сто лет каждого, и дело Большого Поли идет следующим.
Джулиани - большой хохмач; наверное, знает старинный итальянский тост "Cenfanni" - "Живи же ты сто лет", но только он перекроил его на свой лад: "Живи же ты сто лет в тюрьме". И он полон решимости отсечь головы всем старым Пяти Семействам. Так что похоже, что Поли - конец. Понятное дело, Поли неохота умирать за решеткой, и он в напряге.
Ему охота свалить часть своей agita на Большого Персика.
Помни, займешься наркотиками - ты покойник.
Но Персик с пеной у рта доказывает, что невиновен, что это фэбээровцы подставили его, что он и в мыслях не имел ослушаться своего босса и связаться с наркотой. Но до Калабрезе доходят упорные слухи про записи телефонных разговоров, где Персик толкует о "коксе" и ведет кое-какие подстрекательские речи о самом Поли Калабрезе. Однако Персик визжит: "Да ты что! Записи? Какие такие еще записи?" А Поли пленки ФБР не прокручивает, потому что пока не намерено использовать их как свидетельство в деле Калабрезе, но он не сомневается, что против Персика в его деле они их используют, так что у Персика они наверняка есть, и Поли требует, чтобы он принес их в дом на Тод-Хилл.
Делать этого Персику отчаянно не хочется: с тем же успехом он может засунуть гранату себе в задницу, постараться и выдернуть чеку. Ведь он на этих самых пленках болтает всякое-разное типа: "Эй, вы знаете ту горничную, которую трахает Крестная Мать? Представляешь, я слыхал, у него есть надувной член и он его использует..."
И другие пикантные штучки насчет Крестной Матери, насчет того, какая он дешевка, какой жаднющий засранец с вялым членом. А разная цветистая информация о порядке в Семье Чимино? А потому Персик вовсе не жаждет, чтобы Поли прослушал пленки.
И положение еще более острое оттого, что рак вот-вот унесет Нила Демонти, помощника босса в Семье Чимино, мафиози старой закалки и единственного, кто удерживал ветвь Коццо этой Семьи от открытого возмущения. А тогда не только исчезнет его сдерживающее влияние, но и освободится пост помощника босса, и у ветви Коццо большие надежды.
Пусть лучше Джонни Боя, а не Томми Беллавиа поставят новым помощником босса.
- Не буду я докладываться какому-то там хреновому шоферу, - бурчит Персик, точно он уже не ступает по тонкому, хрупкому льду. Точно бы ему представляется какой-то, черт его дери, шанс докладываться кому-то еще, кроме тюремного надзирателя или святого Петра.
Кэллану все эти сплетни вываливает О'Боп, который попросту отказывается верить, что Кэллан выходит из игры.
- Не можешь ты уйти, - твердит О'Боп.
- Чего это?
- Ты что, думаешь, ты вот так просто повернешься и уйдешь? Думаешь, тут есть такая дверь?
- Вот-вот. Так я и думаю, - отзывается Кэллан. - А что, ты собираешься закрыть ее грудью?
- Нет, - быстро говорит О'Боп, - но есть люди, у которых, знаешь ли, останется обида. Ты же не хочешь оказаться за дверью в одиночку.
- Именно этого я и хочу.
Хотя это не совсем точно.
На самом деле Кэллан влюбился.
Он откладывает доску и шагает домой, думая о Шивон.
Заметил он ее в пабе Глока Моры на углу Двадцать шестой улицы и Третьей авеню. Он сидит у стойки, попивает пивко, слушает, как Джо Берк играет на ирландской флейте, и вдруг замечает ее в компании друзей за столиком. Сначала взгляд его падает на длинные черные волосы. Потом девушка оборачивается, и он видит ее лицо, серые глаза... И он спекся.
Кэллан подходит и подсаживается к их столику.
Выясняется, что девушку зовут Шивон и она только что из Белфаста - выросла там на Кашмир-роуд.
- Мой отец был родом из Клоннарда, - говорит Кэллан. - Звали Кэвин Кэллан.
- Я слышала про него, - говорит Шивон и отворачивается.
- Что?
- Я приехала сюда, чтобы уехать подальше от всего такого.
- Тогда чего сидишь здесь? - удивляется Кэллан. Да ведь чуть ли не все песни, что тут поют, как раз обо всем таком: о мятежах в Ольстере, прошлых, настоящих или будущих. Вот и теперь Джо Берк, отложив флейту, берется за банджо, и оркестр заводит "Тех, кто за решеткой":
Солдатня, толкая в спины,
Мальчиков сует в машины.
Но все готовы встать горой
За тех, кто за решеткой.
- Не знаю, - говорит девушка, - ведь сюда ходят все ирландцы, правда?
- Есть и другие места. Ты уже пообедала?
- Я тут с друзьями.
- Ну, они не будут против.
- Зато я против.
Сраженный наповал, он летит вниз, объятый пламенем.
Тут Шивон добавляет:
- Может, в другой раз.
- "Другой раз" - это вежливый отлуп? - уточняет Кэллан. - Или мы назначаем свидание на другой раз?
- У меня выходной в четверг вечером.
Он ведет ее в дорогой ресторан на Ресторан-роу. Он за пределами Адской Кухни, но в границах их с О'Бопом сферы влияния. Ни единой чистой льняной салфетки не доставляется в этот ресторан без их с О'Бопом на то разрешения, пожарный инспектор не замечает, что задняя дверь вечно остается заперта, патрульный коп проходит мимо этого заведения, никогда не возникая, и порой ящики виски сгружаются прямо с грузовика без лишних проволочек в виде накладных, так что Кэллан всегда получает тут лучший столик и внимательное обслуживание.
- Господи! - Шивон бегло просматривает меню. - И ты можешь себе такое позволить?
- Да. Легко.
- Где же ты работаешь? Чем занимаешься?
Вопрос очень даже неловкий.
- То тем, то сем.
"Тем" - это рэкет профсоюзов, ростовщичество и заказные убийства, "сем" - это наркотики.
- Видно, это очень прибыльные занятия, - замечает девушка, - то и сё.
Он боится, вдруг Шивон встанет и уйдет прямо сейчас, но она заказывает филе камбалы. Кэллан ничего не смыслит в винах, но днем он забегал в ресторан и договорился, чтобы официант - что бы ни заказала девушка - приносил вино, какое полагается.
Тот приносит.
Угощение от ресторана.
Шивон бросает на Кэллана непонятный взгляд.
- Я для них тут кое-какую работу делаю, - объясняет тот.
- То, сё.
- Ну да...
Через несколько минут Кэллан встает, как будто в туалет, находит официанта и просит:
- Слушай, пусть мне принесут счет, о'кей?
- Шон, хозяин прибьет меня на хрен, если я вдруг подам тебе счет.