Простившись с Субботиным, Пластов поехал домой. Хржанович, пришедший точно к обеду, принес новость: денежный перевод на имя Ермиловой был отправлен шестого июля с Василеостровского почтового отделения. Вместе они тщательно изучили карту Васильевского острова - никаких сельскохозяйственных угодий в этом сугубо городском районе не было. Таким образом, история с исчезновением Ермилова становилась еще запутанней. К вечеру, когда Пластов должен был уже выходить для встречи с Лизой, позвонил Субботин: эмблема трезубец на фоне шестеренки принадлежит немецкой промышленной фирме "Шуккерт и К°" с отделениями в Берлине и Данциге. Об этом ему сообщил Гервер; Гервер же сказал, что месяц назад эта фирма открыла в Петербурге, на Невском, 42, торговое представительство.
18
Ожидая Лизу у цирка Чинизелли, Пластов попытался оценить события. Фирму "Шуккерт и К°" надо проверить, но ясно - это ширма. Впрочем, если дело касается шпионажа - проверка наверняка ничего не даст. Единственное, он может выяснить, какая банковская группа финансирует фирму, но и в этом случае рискует наткнуться на обычные подставные счета. Вдруг понял: предстоящая встреча с Коршакеевым становится, может быть, самой важной, ведь, несмотря на явный поджог, у него пока нет не только адреса, куда бы он мог предъявить обвинение, нет ни одной прямой улики, только домыслы. Он не знает, кто сманил Ермилова и куда тот делся, не знает, по чьему наущению его самого пытались убить на пустыре, не знает, кто за ним следит, не знает, кто положил в почтовый ящик записку. Все неясно. Если даже ему удастся определить, кем завербован фельетонист, то, по крайней мере, он попробует выяснить расстановку сил. Собственно, пока зыбки и подозрения в злом умысле Коршакеева… Может быть, просто светский лев решил поволочиться за Лизой - только и всего? Подумав, Пластов все-таки пришел к выводу: Коршакеев появился неспроста. Игра достаточно крупная, наверняка к делу привлечены большие силы, большие газеты и - большие деньги. Возникают еще два имени Ступак и Гервер. По его собственным ощущениям, сомнительно, чтобы эти люди были замешаны в преступных событиях, но теперь - в свете остального - почему бы и нет? Фирма "Шуккерт и К°" или те, кто действует под ее вывеской, вполне могли подкупить Ступака или Гервера. Хорошо, рано или поздно он это выяснит, сейчас же главное - Коршакеев.
Лиза подошла точно к половине седьмого. Она была одета по-вечернему и, хотя ему показалось, что девушка не в духе, выглядела прекрасно. Пока Лиза шла к нему, Пластов поймал несколько предназначавшихся ей восхищенных взглядов и ощутил досаду. Взял на углу пролетку, в пути объяснил Лизе, как следует себя вести с фельетонистом. Без четверти семь они вошли в роскошное здание стиля ампир на Крюковом канале, рядом с Мариинским театром. Под карнизом трепыхалось огромное полотнище с красными буквами: "Оперетта "Веселая вдова", начало в 8 1/2 вечера!" Ниже виднелась сделанная мелким золотым шрифтом приписка: "С 11 час. веч. в зале ресторана состоится гранконсьер паризьен под упр. Н. Ф. Бутлера. 25 первоклассных №№. Ресторан открыт до 3 час. ночи".
Пройдя мимо одетого графом Альмавивой швейцара, Пластов при взгляде в огромное зеркало усмехнулся про себя. Кажется, они представляют прекрасную пару. Он сам, подтянутый и уверенный, Лиза - юная и полная скрытого достоинства, но что из этого? Лизу с ним связывает всего лишь дело о страховке отца. Всего лишь - и только.
Вычурно стилизованный под ампир зал казался пустым обычно ресторан "Казино" заполнялся лишь к концу спектакля. Подумал было, что они пришли первыми, но поднявшийся из-за столика в углу человек, глядя в их сторону, поклонился. Вглядевшись, адвокат понял это и есть Коршакеев. Одет по-клубному, высок, строен. Судя по сдержанности движений и по взгляду, прекрасно воспитан. Да, этот Коршакеев выглядит совсем не так, как описал его Четин, но так и должно быть, в Петербурге умеют носить маски. Посмотрел на Лизу, она кивнула:
- Это он. Помните, вас зовут как моего кузена - Алексей Дмитриевич Лавров.
- Только не забудьте это сами. - Пластов пропустил Лизу. Еще раз: мы немного говорим, потом я ухожу примерно на час слушать оперетту, и вы остаетесь с ним. Не подкачайте. И не очень распространяйтесь об отце, чтобы не подвести его. Только самые общие сведения.
Двинувшись вперед, Лиза кивнула:
Я должна узнать, для какой редакции Коршакеев готовит материал, так ведь?
- Помните, осторожно. Очень осторожно.
- Хорошо, Арсений Дмитриевич, постараюсь. - Тут же улыбнулась: - Простите, забыла - Алексис. - Замолчала; они были уже близко.
Подойдя к столику Коршакеева, Лиза протянула руку: - Добрый вечер, Петр Константинович. Не взыщите, я со своим кузеном. Ходить одной по городу… Вы уж меня простите, хорошо?
- Елизавета Николаевна, ну что вы. - Коршакеев поцеловал руку, помог Лизе сесть, повернулся к Пластову. Взгляд бесстрастно-доброжелательный, ничего больше. Петр Константинович Коршакеев.
- Алексей Дмитриевич Лавров.
- Рад познакомиться, господин Лавров, прошу, сегодня вы мои гости.
Официанта подозвал движением бровей; опереточный персонаж тут же оказался рядом, раскрыл блокнот с золотыми виньетками. Пока Коршакеев заказывал ужин, Пластов подумал: вряд ли такой человек будет связываться с маловлиятельной газетой выгод это ему не сулит. Да и, по сути, речь может идти только о серьезных изданиях; тем, кто поджег завод, для прикрытия нужна кампания в центральной печати. Таких газет сейчас три: официоз "Санкт-Петербургский вестник", газета деловых кругов "Биржевые ведомости" и орган октябристов "Новое время". Решая, на кого работает Коршакеев, он должен выбирать из этих трех. Впрочем, если он убежден, что здесь сговор страхового общества "Россия", фирмы "Шуккерт и К°" и одной из редакций, вряд ли это рупор германофоба Гучкова "Новое время". Конечно, он должен учитывать и этот желтый листок, но скорее материал Коршакееву заказала какая-то из оставшихся двух газет. Сейчас он спросит об этом прямо и увидит реакцию. Подождал, пока официант отойдет; так как разговор завязался сам собой, непринужденно, Пластов, обменявшись несколькими общими фразами, спросил:
- Петр Константинович, от Лизы я слышал, что вы работаете в печати. Наверное, это очень интересно, да? Расскажите, пожалуйста?
- Известный вопрос… - Будто не почувствовав за словами Пластова подвоха, Коршакеев улыбнулся: - Громко сказано, пытаюсь иногда что-то писать. Увы, несмотря на потуги, кажется, до настоящего профессионала мне далеко. В общем же, вы правы, с Елизаветой Николаевной меня свело желание написать о ее отце, одном из подвижников, развивающих нашу промышленность. Тема мне кажется интересной.
А. И. Гучков, председатель партии "Союз 17 октября", был известен как противник всего немецкого. Весной 1912 года Гучков опубликовал в органе октябристов газете "Новое время" так называемую "Беседу", в которой обвинил в шпионаже в пользу Германии полковника контрразведки Мясоедова. Мясоедов вызвал Гучкова на дуэль, поединок состоялся 20 апреля 1912 года; после того как подслеповатый Мясоедов промахнулся, отлично стрелявший Гучков выстрелил в воздух. Поднятая прессой волна сенсации бросила имя Гучкова в первые полосы газет, вызвав множество сплетен и пересудов.
- Замечательная мысль, ведь о Николае Николаевиче пишут, насколько я знаю, очень мало… Если не сказать, вообще не пишут. Не считая, конечно, известного вам несчастья. Для какого же органа, если не секрет?
Коршакеев поднял ладонь:
- Подчеркиваю еще раз, я любитель, а не профессионал. Любитель, который никогда не загадывает, для кого он будет писать тот или иной материал. Да и вообще, не знаю, получится ли у меня что-то.
- Противник достойный, подумал Пластов, кажется, ему самому ничего из этого типа выцарапать не удастся. Встал:
- Петр Константинович, вы не против, если я пойду послушаю часть первого акта? Лиза подтвердит, это мое любимое место.
- И, вернувшись, расскажете, как пел Шершневский.
- Обязательно, вы же не заставляйте скучать Лизу.
Пройдя в зрительный зал, Пластов легко нашел свободное кресло. Вглядываясь в эскапады "Веселой вдовы", подумал: Лиза осталась с журналистом наедине. Опасно… Коршакеев может узнать многое, ни о чем не спрашивая. Но пренебречь "ходом" он не мог, это единственная возможность хоть что-то выяснить о Коршакееве. Немаловажно хотя бы то, что он его увидел и теперь представляет примерно, что это за человек. Лишь бы Лиза вела себя правильно и не наговорила лишнего. С трудом дождавшись конца первого акта, вернулся в ресторан; пробираясь среди оживившихся в антракте столиков, еще издали увидел Коршакеева и Лизу. Они о чем-то тихо беседовали. Неужели все в порядке? Вот Коршакеев спросил что-то, Лиза кивнула, журналист как-то по-особому интимно налил вино. Впрочем, идиллией это казалось только издали. Стоило подойти, как Лиза незаметно сделала жест бровями: больше не могу. Коршакеев улыбнулся:
- Как Легар?
- Прекрасен сам по себе, и прекрасно пел Шершневский. Что у вас?
Лиза изобразила улыбку:
- Алексис, все в порядке.
- Я рад.
- Петр Константинович прекрасный собеседник. - Повернулась: - Так ведь, Петр Константинович? Но, правда, мне надо домой. Алексис, надеюсь, ты меня отвезешь?
- Можешь не сомневаться.
Коршакеев отвел глаза, тронул губы салфеткой:
- Вот видите, я навел на вашу кузину скуку.
Нахмурилась:
- Просто мне в самом деле нужно домой, я ведь объяснила, в эти дни я должна чаще бывать с родителями.
Коршакеев встал:
- Не смею задерживать, Елизавета Николаевна. Поверьте, я действительно был счастлив провести с вами вечер. Я провожу вас?
- Не беспокойтесь, меня проводит Алексис.
Поклонился:
- Всего доброго. Надеюсь, мы с вами увидимся?
- Я тоже надеюсь.
19
На улице, когда они сели в пролетку и лошадь тронулась. Пластов спросил:
- Ну как?
Делая вид, что еле сдерживает гнев, Лиза закрыла глаза, сказала комическим шепотом:
- Кошмар… Не знаю, как я все это вытерпела… - Что-нибудь случилось?
- Ничего, если не считать, что, как только вы ушли, этот тип начал ко мне приставать.
- Приставать? И больше ничего?
Отодвинулась в притворном ужасе:
- А вам мало?
- Нет, но я думал…
- Вы думали…
Оба рассмеялись, она фыркнула:
- Вы думали, он будет задавать вопросы? Никаких вопросов, ничего - только трагический шепот: "Вы знаете, Лизочка, когда я вас впервые увидел… это счастье, что мы остались одни, я должен воспользоваться… хочу надеяться на взаимность… надеюсь, мы друг друга поймем, мы современные люди…" Подобную чушь этот кретин нес все время, даже когда появились вы. Идиот.
Нет, подумал Пластов, Коршакеев далеко не идиот, скорее всего он сразу понял, в чем дело, и выбрал единственно правильную роль, изобразил безудержное ухаживание. Ухаживать никто не запрещает, с ухажера взятки гладки. Вот только удалось ли узнать что-то самой Лизе?
- Неужели не задавал никаких вопросов?
- Никаких, клянусь.
- А вы? Узнали что-нибудь?
- Я старалась, как могла. Честное слово.
- Ничего не вышло?
- Знаете, я делала все, даже пошла на авансы… Сначала пыталась выведать, с какой редакцией он связан, исподволь, потом спрашивала чуть ли не впрямую. Все зря.
- Все-таки что же он? Хоть что-нибудь говорил?
- Ничего. Бубнил свою лесть, снова начинал липнуть. Сначала просто переводил разговор, один раз сказал: если хотите, я напечатаю о вас очерк в журнале "Красивая женщина". Увы. Я ведь говорила - я ужасно тупая.
- Лиза, надеюсь, с ролью вы справились прекрасно, дело совсем не в этом.
- В чем же?
- Разве вы не поняли? Это опасный противник.
- Да, это я поняла. То, что мы ничего не узнали, - плохо?
- Плохо, но будем надеяться, что обойдем их в чем-то другом.
Повернулась, посмотрела в глаза:
- Арсений Дмитриевич, обойдите! Вы знаете, я почему-то верю, вы обойдете! А?
Проводив Лизу, Пластов, прежде чем сесть в ту же пролетку, помедлил; обернувшись к ее дому, увидел: в окне появился силуэт и поднялась рука. Что ж, и на этом спасибо. Чуть погодя, уже в пути, усмехнулся: он сам себе создает иллюзию. Впрочем, может быть, эта иллюзия ему и нужна?
Сойдя на Моховой и отпустив извозчика, не спеша пошел к подъезду; вдруг услышал шепот:
- Арсений Дмитриевич… Арсений Дмитриевич, осторожней… Тсс… Тише!
Повернулся - Хржанович; смотрит, высунувшись из арки. Вот махнул рукой: сюда!
- Что случилось, Вадим?
Хржанович втащил его в подворотню, зашептал:
- Не входите в подъезд, они могут быть там… Наверху.
- Кто они?
- Не знаю… Их двое, они уехали… Но вдруг у них сообщник?
- Какой сообщник?
- Они подъехали на автомобиле. Черный "фордзон".
- Ну и что на автомобиле. Они спрашивали меня?
- Нет, но я вошел в подъезд, услышал, как один сказал: "Может, подождем?" Второй ответил: "Ничего, от нас все равно не уйдет". Я сразу понял, что это о вас. Тем более у подъезда стоял черный "фордзон".
- Что дальше?
- Я сделал вид, что поднимаюсь, они прошли вниз.
- Не заметил, русские?
- Кажется, да. Один из простых, коренастый, второй похож на такого петербургского гуляку.
- Гуляку?
- Да, в спортивном пиджаке и котелке. Высокий, лет тридцати. Вышли, я остановился и услышал, как отъехал автомобиль. Давайте на всякий случай походим. Рядом, по Моховой.
- Зачем?
- Пожалуйста. На всякий случай.
- Глупо. Впрочем, если хочешь, изволь.
Они двинулись по Моховой; Пластов подумал: кажется, "гуляка" похож на того, кто следил за ним на Съез-женской. Поймал себя на мысли: сейчас его больше волнуют не эти двое, а то, с какой редакцией связан Коршакеев. Шел одиннадцатый час, прохожих было довольно много; идущий рядом Хржанович хмыкнул:
- У вас нет пистолета?
- Нет, он мне и не нужен.
- Но разрешение… как у адвоката? Слушайте, купите пистолет! Рано или поздно эти двое до вас доберутся… Это были явные бандиты…
- Во-первых, у меня нет разрешения, оно кончилось четыре года назад.
- Вы его не продлили?
- Мне его не продлили. Во-вторых, зачем мне пистолет?
- Как зачем? - Хржанович хлопнул себя по коленям. - Купите без разрешения! Обязательно, Арсений Дмитриевич! Это бандиты!
- Чтобы испортить все дело? Меня отдадут под суд, только и всего.
- Но они же вас прикончат! Разве вы не видите? - Хржанович остановился.
Пластов мягко взял его под руку:
- Подожди. Вадим, ты же сам предложил пройтись? Так пойдем.
Двинулись дальше.
- Тебе не кажется, если они хотели бы меня убить, они давно бы это уже сделали? Причем не помог бы никакой пистолет.
Но ведь вы сами рассказывали - на пустыре… Ведь то, что было, - явное покушение на убийство…
- Там было совсем другое. Уверен, те двое меня не ждали, здесь же… Согласись, вряд ли убийцы будут приезжать на черном "фордзоне" у всех на виду.
- Почему бы и нет?
- Потому что лучше сделать это втихую. Скорее, кто-то просто хочет меня запугать.
- Возможно… Арсений Дмитриевич, не ругайте меня, а? Я хотел как лучше.
- Ты о чем?
- Представляете, от нечего делать зашел сегодня в торговое представительство фирмы "Шуккерт и К°". На Невском, сорок два.
- Зачем? Ведь был уже вечер.
- Не удержался, хотел посмотреть, что это такое. Сказал, ищу работу, предложил услуги. Секретарша явно из Петербурга, торговый агент, скорее, немец, хотя по-русски говорит чисто. Они меня довольно быстро выпроводили. Мест нет и не предвидится даже в отдаленном будущем.
- Естественно, ты там был совершенно лишним. Ч-черт…
- Вы о чем?
- Проверить бы их банковские счета. Все бы отдал за это.
- Я бы рад - меня просто не пустят в банк.
- К сожалению. Впрочем, попади ты туда, толку все равно будем мало. Хочешь проделать один эксперимент? Зайди завтра в три редакции - "Петербургский вестник", "Биржевые ведомости" и "Новое время".
- Что, просто зайти?
- Загляни в отдел фельетонов… Нет, лучше в секретариат и скажи фразу: "Я от Коршакеева, он просил передать, что материал о Глебове задерживается".
- И все? Одну фразу?
- Все, если не считать, что после этого ты должен сделать главное - запомнить, что тебе скажут в каждой редакции. Все до последнего слова. Не надеешься на память, запиши. И идем домой, уверен: если кто-то и стоял наверху, он давно ушел.
20
В Василеостровском почтовом отделений царило обычное утреннее затишье. За столом в зале не спеша перелистывал подшивку газет старичок в пенсне, юноша в форменном сюртуке, сидящий за конторкой, что-то писал. Войдя в зал, Пластов направился к нему; юноша отставил перо. Адвокат благодушно улыбнулся, протянул листок:
- Милостивый государь, у меня к вам величайшая просьба. Здесь номер и число денежного перевода, вы не могли бы проверить: действительно ли этот перевод был отправлен? Именно этого числа и именно этим номером?
Юноша взял листок, двинулся к конторке; Пластов добавил вслед:
- Фамилия переводящего - Ермилов.
Подойдя к Пластову, юноша показал запись:
- Вот. Номер и число те, что указаны в вашей записке. Ермилов. Отправлен денежный перевод на имя Ермиловой. Двадцать рублей. Пятого числа-с.
На улице Пластов еще раз проверил адрес. Почтовое отделение располагалось на Шестнадцатой линии. Пройдя немного, он перешел мостовую, потом в сквере, расположенном в центре линии, сел на скамейку и развернул на коленях карту Петербурга. Долго изучал верхний левый угол карты, ту часть, где были подробно обозначены как геометрически выстроенные линии, так и незастроенные места Васильевского острова. Сейчас Пластова не интересовала геометрия мест, густо заселенных горожанами, он внимательно просматривал вольные линии пустырей, берега и особенно верхнюю часть, называемую Голодаем. Пустошь, на которой были обозначены два квадратика, адвокат тронул указательным пальцем; помедлив, твердо подчеркнул ногтем название: "Натальинская ферма". Принялся изучать теперь уже всю карту. Изучение это было дотошным, но сколько Пластов ни всматривался, найти в городской черте еще одно место, которое называлось бы так - "ферма", - ему не удалось. Вздохнув, сложил карту, спрятал в карман. Оглянулся Шестнадцатая линия, на которой находилось только что проверенное им почтовое отделение, вела прямо к Голодаю.
"Ферма"… Конечно. Он должен был понять это раньше. "Ферма", которую, по всей видимости, поручили охранять Ермилову, не имела никакого отношения к сельскому хозяйству.